Бада-буды - жареное кукурузное зерно.
* * *
Утром ворвались ко мне в номер шесть человек. Три горничные и три полотера. Я не успел подняться и застегнуть тужурку, как горничные запорхали с метелочками и тряпками, а полотеры принялись откалывать на паркете какую-то невероятную лезгинку. Минута не прошла - комната убрана. Прямо балет какой-то, "грузинский ансамбль песни и пляски", а не работа.
* * *
Прейскурант батумской парикмахерской.
Бритье бороды плюс шея = 75 коп.
* * *
В Батуме, в "Турецкой кофейне" плакатик на стене:
"Обращайтесь с кельнершами вежливо и требуйте взаимности".
* * *
Широкая грудь моряка. Татуировка: сердце в тисках чешуйчатой синей змеи. Два кинжала. Якорь и крест. На сердце надпись:
"Не трожь его, оно и так разбито".
* * *
Познакомились на теплоходе.
Тимоша. Фабричный питерский паренек. Косоворотка, высокие сапоги, жиденький чубик. Закоптелый "от рождения". Работает помначполитотдела в Верхнеудинске. Трепло невозможное. Без шуточки слова не скажет.
- Я благородного происхождения. У меня отец на сыроваренном заводе работал - дырки в сыру делал. А дед - на арбузолитейном. Старшим подмастером.
* * *
Одесса. По Ришельевской улице едет извозчик. В пролетке сидит инвалид, безногий человек. Вместо ног у него деревянные, обитые кожей культи. А на плечах висят новенькие, с иголочки ноги (протезы). На лице инвалида сияние.
Страшновато...
* * *
Ребята жестоко побили товарища. Идет, плачет, из носа капает кровь.
Спрашиваю:
- За что вы его?
- Он - белый, а мы красные.
- Глупёхи! С чего вы взяли, что он белый?
- Дык у него ж все штаны в крейде.
* * *
- Если он мне так глубоко безразличен, зачем я, скажите, буду так остро реагировать?!.
* * *
Вечером сидел в сквере на Екатерининской площади. Вдруг - на улице шум, крики. Бегут люди. Женский отчаянный вопль. Верещит свисток.
- Что такое?
Рядом на скамейке старушка. Русская. Зевнула сладко и, зевая, махнула рукой.
- Тут часто убивают, - сказала она успокоительно.
* * *
Одесситка в столовой:
- Борщ абсолютно невкусный, но я так соскучилась за жидким...
* * *
На Дерибасовской подошел ко мне худенький, синий от холода пацаненок лет десяти-одиннадцати.
- Дядя, дайте пять копеек, я вам заспиваю за это.
Я не понял, в чем дело. Дал ему двугривенный.
- Заспиваты вам? - спросил он робко.
У меня не хватило мужества попросить его "заспиваты". Отказался. И, пожалуй, напрасно. Какие песни мог петь этот десятилетний малорос в латаном пальтишке и в рваной барашковой шапке?
* * *
Джентльмен в "Лондонской" гостинице. Развязен, напомажен, накрахмален. Приходит ужинать неизменно с толстенной книгой в ярчайшей суперобложке. Неестественно хохочет. Стучит ножом по стакану:
- Э-э-э! Любезный!..
Разговаривая с метрдотелем, вертит пуговицу на его, метрдотеля, фраке. Слушает музыку, "переживая", отбивая такт всеми десятью пальцами, на четырех из которых - перстни.
Позже встретил его на лестнице. Уезжает. Коридорный несет за ним маленький клеенчатый саквояжик. А казалось, что у него десятки сундуков и чемоданов - из свиной, крокодильей и прочих кож. Одних книг пять чемоданов. Одних суперобложек - два.
Чем не мистер Джингль из "Посмертных записок Пиквикского клуба"?
* * *