- Конечно, не дожил бы.
- А может быть, и дожил... Вот сволочи!
Я спрашиваю: кто "сволочи"?
И она рассказывает мне совершенно фантастическую историю.
- Ведь он был кавказский пленник. За ним жандармерия охотилась. Взяли его в плен...
И еще такой же и подобной ерунды - с три короба.
* * *
Из разговора:
- А разве Персия с Англией межует?
* * *
Концерт в железноводской Пушкинской галерее. Две певицы в красных сарафанах поют "частушки":
- Нынче я была в кино
И купила эскимо...
- А какой-то гражданин
Вместе с палкой проглотил.
Зрительный зал буквально сотрясается от ликующего хохота.
* * *
Генерал Верзилин, в пятигорском доме которого произошла ссора Лермонтова с Мартыновым, однажды на вопрос, сколько у него детей, ответил:
- У моей жены две дочери и у меня две, а всего три... Только три грации, а не четыре...
Загадка на первый взгляд кажется очень трудной. Все, кому я задавал ее, начинали морщить лоб, сдвигали брови...
А ответ простой: у Верзилиных была одна общая дочь и у каждого по падчерице.
* * *
Господин, говорящий очень важным и многозначительным тоном:
- Я согласен с вами миллион раз.
И еще раз - уже в упоении:
- Я согласен с вами миллион раз!..
* * *
Мой сосед по палате Николай Афанасьевич Василенко. Родился в 1901 году в большом (8000 жителей) селе на Украине. Родители рано умерли. Имущество продали за 300 рублей. Назначили опекуна. Николай Афанасьевич учился в министерском училище. Брат - в ремесленной школе. Старший брат - в учительской семинарии в Крыму. Деньги лежали в банке. Революция. Кинулись в банк - денег нет.
Н.А. рано вступил в партию. Работал военруком. На город наступали махновцы. В городе человек семьдесят советских работников. Паника. Н.А. на колокольне - наблюдает. Видит, как тачанки с его товарищами уходят... Спускается с колокольни - навстречу по улице скачут человек тридцать махновцев. Он - в церковную сторожку. Там псаломщик проводит спевку хора.
- А ну, прячься. Становись сюда, пой.
Петь не стал, при нем наган и винтовка. Полез на чердак.
Лестницу псаломщик убрал.
- Сижу не шелохнусь, слышу, копыта цокают. Приподнял черепицу, смотрю, подъезжают к сторожке. Слышу, заходят в сторожку, говорят чего-то, ругаются. Ну, думаю, кончено. С жизнью, одним словом, прощаюсь. Думаю - буду стрелять. А последнюю пулю - сюда вот. Между прочим, трясет всего...
Потом все замерло. Н.А. просидел на чердаке пять часов. Позже выяснилось, что в село ворвался лишь небольшой махновский разъезд. Их отогнали...
* * *
Другой мой сосед по комнате - Иван Васильевич Р. Неисправимое животное, карьерист, циник, человек ни во что не верящий и ни о чем не думающий чисто. Охотник до баб. Тупица. Ему двадцать девять лет. Шесть лет в армии. Старшина, заведует вещевым складом. Женат. Двое детей.
- Два пацана, - сказал он мне, - одной четыре года, другой еще двух нет.
- Какие же, - я говорю, - пацаны. Обе девочки?
Смеется.
- А я их все равно всех пацанами зову.
В санатории обольщает подавальщиц и сиделок. Говорит об этом грязно и пасмурно.
Перед сном читает - одну и ту же книгу: "Кавказские поэмы" Лермонтова. Когда спрашиваешь, что он читает, - прищелкивает языком и говорит:
- Нет, здорово это!..
"Кавказские поэмы" читает уже 23 дня. Прочитав полстраницы, крепко засыпает.
Много поет. Песни какие-то дурацкие, слышанные им в госпитале, где он лежал на излечении (у него камни в почках).
На обеих руках - наколки, татуировка. Я спрашиваю, когда он сделал их.
- А-а, не говори! Ваккурат мне двенадцать лет было. По дурости сделал. А вот теперь не знаю, как быть, как их вывести. Ты не знаешь? Одна еще ничего, а вот на левой - прямо опасная.
- А что там?
Показывает: