- Ну, так что же? Что тут опасного?
- Мало ли что в жизни случится. В плен попадешь или что... Так еще можно отвертеться, а тут, глядишь, под расстрел попадешь.
Симпатичный товарищ!..
* * *
Из песен Ивана Вас. Р.:
Падиспанчик - хорошенький танчик;
Его можно всегда станцевать...
И сразу же, перебивая себя, затягивает:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...
* * *
Оглушительно икает и говорит:
- Какая-то сволочь поминат.
* * *
Он же. Раз десять на дню:
- Так они и жили. Спали врозь, а дети были.
* * *
Из автобиографических рассказов И.В. Соблазнил девушку. Обещал жениться.
"Дома она белье грязное спрятала, говорит: "Маме покажу, когда запишемся, у нас такой обычай".
На другое утро надо в загс идти. А мне на кой он ляд этот загс.
Я до гастронома дошел, печенья купил, конфеток хорошеньких, прихожу, говорю:
- У тебя метрическая выписка здесь есть?
- Нет.
- И у меня нет. А без метрической выписки не регистрируют.
Она - в слезы"...
Между прочим, говорит сильно окая. Он - нижегородец. Николай Афанасьевич, слушая его, морщится, слегка даже постанывает, как от зубной боли.
* * *
Рентгеновский кабинет в санатории. Над входом красный фонарь, когда он горит - вход в кабинет закрыт, там совершается таинство. Больные сидят в коридоре на лавочке, думают о своих язвах, спайках и тому подобном, вздыхают, робеют, не могут даже переговариваться... Наконец кого-нибудь вызывают. Он входит в темную комнату и первые две-три минуты ничего не видит, идет наугад, растопырив руки, - туда, где у красного абажура сидят за столом какие-то белые (вернее, розовые) халаты. Через пару минут он уже слегка освоился, уже сидит на клеенчатом диване и торопливо расстегивает пуговицы на рубашке.
Рентгенолог - полный, немолодой уже человек (почему-то думаешь, что он был в свое время полковым врачом) - записывает результаты очередного просвечивания. Записывает по памяти, каждую фразу отчетливо произносит вслух, а его помощник, молодой человек с изможденным лицом (тут вспоминаешь, что рентген убивает гормоны, делает молодых стариками), этот несчастный пишет под диктовку копию рентгенограммы. Свет - розовый, слабый, как в лаборатории фотолюбителя. Но - алхимики в белых халатах привыкли.
Раздетый до пояса очередной больной поднимается на маленький эшафотик, перелезает через какие-то железные штуки и оказывается в огромной металлической кассете. Не то гильотина, не то гектографический пресс. В руку ему молоденькая сестричка сует граненый стакан с белой густой кашей. Выключается свет. Стрекочет аппарат. Рентгенолог сидит, широко расставив ноги, на низеньком табурете - перед экраном, на котором появляются смутные очертания человеческого нутра.
Рука в резиновой перчатке подлезает под экран и впивается в живот больного.
- Току! - кричит рентгенолог.
Что-то трещит, стрекот усиливается.
- Уменьшить! Току! - покрикивает врач.
Очередные больные толпятся за его спиной.
- Пейте! - приказывает рентгенолог. - Пейте сразу, как водку.
Пить эту известковую густую гадость залпом, как водку, невозможно.
- Надуйте живот. Знаете, как у попа.
Это пояснение одно и то же, из раза в раз, от больного к больному.
Больной не может надуть живота, он его инстинктивно вбирает. Рентгенолог кричит:
- Надуть! Как у попа.
Наконец:
- Аус!
Зажигается свет.
Эти "аус", "току" звучат очень страшно для тех, кто сидит за дверью, ожидая своей очереди.
* * *
Одна из любимых песен И.В.Р-ва (услышал он, и запомнил, и полюбил ее в госпитале в Комсомольске-на-Амуре):
Жена моя в роскоши ходит
И счету в одежде не знает,
Одну лишь черную юбочку