Хочу в безумье быть счастливым!
И не гасить страстей своих!
Весенним яростным разливом
Кипеть, бурлить у ног твоих!
Твое лишь имя повторю
И весь дрожу, огнем горю!
Лаура расцвела.
- О, мой поэт заслуживает награды, и пусть его место за нашим столом оказывается рядом с моим.
Принц Конде и герцог Бюфон смотрели на счастливца, готовые растерзать его, но зная, что тот уже не принимает вызовов на поединки, спрятали свои кривые улыбки в усы.
Ноде шепнул Сирано:
- Друг мой, вы превзошли в этом сонете самого себя, но, умоляю вас, будьте осторожны. Мне не нравятся некоторые косые взгляды в вашу сторону.
- Вы испытанный друг, Ноде, благодарю вас, - ответил Сирано.
За ужином вино лилось рекой. Не только спутники прелестных дам, но и сами дамы не уступали им в этом.
Подвыпившая принцесса Монпансье, желая отомстить принцу Конде за его комплименты в адрес Лауры, звонко выкрикнула:
В сражении я к пушке встать готова,
Но если бы сонет был мой,
Я без гостей его прослушала бы снова!
- Сама истина глаголет устами младенца или женщины, вкусившей опьянение, - шепнула Лаура Сирано. - А истине надо отплачивать дань. Не так ли? - И она подлила в бокал Сирано вина.
- Вино, клянусь вам, баронесса, подобно мышьяку, которым люди травят сами себя.
- О-о! Но это же испанское вино из погребов отца! Оно придает смелости в бою и дерзость при свидании с дамой! - И она звонко засмеялась, потом не без лукавства спросила: - И вы не хотите, чтобы я вас отравливала? Нет, не мышьяком, конечно!
Сирано сам не знал, что отвечал.
В особняке в Сен-Жерменском предместье в этот вечер не осталось места для салонной чопорности, баронесса собственным примером общения с Сирано освободила гостей от всех светских условностей. Ведь это было во времена Фронды, когда слово "свобода" использовалось каждым по собственному усмотрению. И после ужина гости веселились напропалую.
Герцог д'Ашперон, явно недовольный атмосферой, в которой оказался, сделал знак Сирано и Ноде о своем намерении уехать.
Баронесса Лаура, перехватив сигнал, превратилась в разъяренную тигрицу, у которой хотят отнять добычу.
- Ваша светлость, - обратилась она к д'Ашперону, - боюсь оказаться застенчиво-дерзкой, но в моем доме, как и в вашем замке, дверь для уезжающих открывается только после моего пожелания.
Герцог церемонно поклонился.
- Может быть, вы сделаете исключение, баронесса, для людей преклонного возраста и прикажете все-таки "поднять мост через ров"?
- Конечно, ваша светлость, если вы признаете, что не все, с вами приехавшие, успели состариться.
- Пусть паролем на выход будет наша седина, - заключил герцог, откланиваясь, беря под руку Ноде и оглядываясь на Сирано.
Сирано застыл, колеблясь. Сомнения снова охватили его, но колдовская близость Лауры лишила его воли и ясности ума.
Он знал, что не должен, не может остаться... и все-таки остался!
Они вместе с баронессой провожали в конце вечера гостей, а те с понимающими улыбками прощались с ними.
Под утро уже пешком, без кареты, возвращался Сирано в Париж, переживая минуты познанного счастья. Ему хотелось петь, кричать от радости, временами переходить на бег, словно спасаясь от кого-то. Ему казалось, что бочка водовоза, выехавшего поутру развозить воду по домам парижан, катится впереди сама собой (лошади из-за бочки не было видно), и он готов был вообразить, что бочка и есть лошадь, едущая в самокатящейся карете.
Все встречные улыбались ему, как вчера итальянские комедианты и цыганки, как сама Лаура.
Он был бы беспечно счастлив, если бы не вспоминал сказанные ему Лаурой загадочные слова:
- Вы - мое божество, Бержерак! Если у нас будет ребенок, он будет сыном неба и от него пойдут гиганты. Я правильно вспомнила Библию?
Что это? Опять совпадение, наваждение, предупреждение?
"Нет! Это просто вершина счастья! - бездумно обрывал сам себя Сирано. - Как бы то ни было, но познанное счастье выше всего на свете!" - И он переходил на шаг вприпрыжку.
Ранние прохожие оглядывались на него.
Глава шестая
ХУЖЕ СМЕРТИ
И хоть мой ужас будет скрыт
От осуждающего взора,
Но сердце гложет жгучий стыд
И боль несмытого позора!
С и р а н о д е Б е р ж е р а к
Предвкушая каждую вечернюю встречу с Лаурой, Сирано подолгу просиживал перед зеркалом, стараясь своей внешностью порадовать подругу.
Последнее время его раздражал досадный кашель, мешавший встречам с Лаурой. Непонятно почему, он тревожился. И когда, как обычно, к нему зашел добродушный Ноде, он не постеснялся, правда с шуточкой, показать свой платок со следами крови, сказав:
- Открываются старые раны. Это от избытка счастья.