Очнулась на поляне, я сидела, прислонившись спиной к какому-то дереву. «Как я здесь оказалась?» — никак не могла вспомнить. Мысли смешались, всплывали в голове несвязными обрывками события вчерашнего дня. Смутно и с большим трудом мне удавалось выстроить их последовательность в своей памяти. Всё тело болело, щипало кожу из-за покрывавших её царапин и ссадин, меня выламывало, словно у меня была повышенная температура, во рту сушило. Моя одежда превратилась в грязные лохмотья, но радовал факт, что я всё ещё жива. Голова болела и кружилась, поэтому мне с трудом удалось сфокусировать взгляд на человеке, приближающемся ко мне. У него в ногах вертелась собака, и я с облегчением выдохнула, решив, что все, что со мной приключилось — всего лишь страшный сон. Вернее, в это отчаянно хотелось верить. Но, как оказалось, я ошиблась, рассмотрев повнимательнее собаку и её хозяина.
Псина мордой и размерами была похожа на дога, но тело и её повадки больше походили на кошачьи. Кроме того уши представляли собой трубочки, расширяющиеся к краям.
Её хозяин оказался достаточно крупным человеком, примерно моего роста, но выглядел пропорционально несуразным — такие пропорции конечностей к длине тела можно наблюдать у карликов. Помимо этого у него была странная форма и размеры черепа, значительно превышающие людской. Оттого голова казалась несоизмеримо крупной, вдвое больше, чем у обычного человека. Это ощущение усиливалось за счет странного вида ушей. Они были удлинены вверх, а, выходя за пределы черепной коробки, к концам сужались. Одет он был в штаны-шаровары из очень грубой ткани и просторную рубаху, а так же поверх была накинута меховая безрукавка весьма поношенного вида. На его поясе оказался повязан ремень с прикрепленными к нему топором и набором разных форм и видов ножей.
Я вскочила на ноги и с приближением чужаков начала пятиться назад, а наткнувшись спиной на дерево, попыталась вжаться в его ствол. Мужчина остановился всего в нескольких шагах от меня и стал пристально разглядывать. Затем, сделав еще пару шагов навстречу, сказал мне что-то, но, конечно, я не смогла понять ни слова:
— Кхарм. У буэнм? — он выжидательно смотрел на меня, видимо, ожидая ответа.
Но я предпочла молчать. Тогда он подошел ко мне вплотную, и мне еле удалось сдержать крик страха, когда незнакомец схватил меня за подбородок, посмотрел в лицо и, словно пробуя слова на вкус, снова что-то произнес:
— Уу… Хаяни. — Потом повернул мою голову так, что она оказалась боком к нему, легонько провел своим указательным пальцем, с огрубевшей и чуть потрескавшейся кожей, по верхнему внешнему краю моего уха.
Вообще его кожный покров даже визуально был значительно плотнее и жестче человеческого. Хотя если он охотник, то постоянные ветра и солнце могли огрубить её, несколько уплотнив. Я пыталась хоть как-то цепляться за ниточки ускользающей надежды и веры в то, что нахожусь на Земле. Но неумолимо надвигающееся осознание случившегося отбирало ее, заставляя меня принять и поверить в невероятный факт, что нахожусь я на совершенно другой планете, в совершенно чуждом мире.
— У хаяни о буэнм, — в его голосе послышались нотки обреченности.
Сказав это, мужчина печально посмотрел на меня и, неожиданно развернувшись, стал уходить прочь. «Кто они? Это они вытащили меня из ловушки и принесли сюда? Кажется, что я вчера потеряла сознание в ней. Или всё же смогла самостоятельно выбраться, но просто не помню об этом?» Наконец, осознав, что мне не угрожает от него опасность, подумала, что, возможно, он и есть мой единственный шанс выбраться отсюда, по крайней мере, он первый разумный гуманоид, встретившийся мне на этой странной планете, а значит с ним можно попробовать договориться.
— Подождите! Подождите! — закричала ему в след, но тот не реагировал.
Поняв, что упускаю момент, я бросилась его догонять. В конечном итоге мне все же это удалось. А когда он остановился, я принялась его умолять:
— Прошу вас, помогите! Выведите меня в город. Я… я могу вам заплатить… Вот мой телефон, — сбивчиво и торопливо заговорила я, пытаясь заодно отдышаться после тяжело давшейся пробежки, и протянула предмет ему в руки. Это было единственное, что у меня оказалось с собой, и то, что я могла предложить ему в качестве оплаты. — Забирайте.
Он взял мой телефон в руки, с любопытством посмотрел на него со всех сторон и, оставшись безразличным к разрядившемуся к этому времени предмету, выкинул его в траву. Я, конечно же, бросилась его подбирать. А когда поднялась во весь рост, наткнулась на весьма озадаченный вид незнакомца.
— В город, прошу вас, отведите меня в город, — с искренней мольбой просила я его, теряя надежду быть понятой.
Но неожиданно он коверкано произнес:
— Гр-р-род.
Я очень обрадовалась и согласно закивала. Но вскоре осознала, что охотник меня так и не понял, и чего от него хочу — тоже. Еще пару минут длилась наша немая переглядка, а потом он махнул мне головой, словно приглашал следовать за ним и сказал:
— Унайн.
Не знаю, что это означало, но мы куда-то пошли. Точнее, он уверенно двинулся вперед в неясном для меня направлении, я же как могла спешила за ним, боясь потерять его из виду. Сначала мы брели через лес, а к появлению на небе второго солнца вдалеке показалась извилистая змейка протоптанной и накатанной телегами просеки, видимо, тянущейся сквозь всю лесную зону. Укрывшись в узкой тени дерева, он жестом показал мне сесть на землю, чему была безумно рада, после вчерашнего дня жутко болело всё тело и голова. За ним я следовала скорее по инерции, почти не чувствуя ног. Сейчас я больше всего мечтала об обезболивающей таблетке и покое, тело меня плохо слушалось, а мозг туго соображал. Мне безумно хотелось хотя бы глотка воды, горло пересохло и саднило.
Мой странный знакомый достал из мешочка на поясе два, весьма внушительных размеров, куска вяленого мяса, один кинул собаке, другой отправил себе в рот и принялся жевать. Потом достал какой-то предположительно фрукт и протянул его мне. Я попробовала укусить предложенное угощение, плод оказался мягким, как спелая груша, а еще сладко-терпким и вяжущим, кусок застрял в пересохшем горле, мою глотку свело спазмом, от непреодолимого желания пить, я начала задыхаться. Тогда мой провожатый, достал небольшую кожаную флягу, наполненную водой, и дал мне.
Я выпила почти треть и вернула её хозяину. На что получила мягкую понимающую улыбку. Попробовала разжевать еще один кусочек этого странного фрукта, а поняв, что он настолько сытный, что его много не съешь, положила остатки в карман.
Мы уже достаточно долго шли по лесной тропинке, когда собака выбежала из кустов, неся в зубах какую-то чудную птицу, мужчина одобрительно потрепал питомца:
— Слимвей, Нарн! Слимвей! — По его интонации я поняла, что он доволен и хвалит своего любимца.
Ближе к вечеру, когда на небе начало садиться большее солнце, наконец, вышли из леса вдали показался крупный населенный пункт, обнесенный высокой крепостной стеной. А я при виде него окончательно потеряла надежду на спасение — это было большое, но средневековое поселение, и никакого намека на современность. Наша тропа, выводящая из леса, как и многие другие с разных сторон, втекали в широкую мощеную булыжником дорогу, которая приводила путников прямиком в город, вход в который осуществлялся по перекидному через ров мосту, в поднятом состоянии заменяющий ворота.
По тракту тянулись редкие груженные разными товарами телеги, запряженные местными животными, напоминающими лошадей из нашего мира и выполняющие такую же роль, на самом деле ими, конечно, не являлись. Окраса они были разномастного, но в основном пегие или в редкую размытую полоску, словно нарисованные по коже животных мазками неизвестного художника, отметила у них особо заметные отличительные особенности: они были намного крупнее, а на лбу у каждой имелся внушительный рог.
Вообще, всех местных жителей отличал очень высокий рост, взрослые были явно выше двух метров, а то и все два с половиной, имели ширококостный скелет и достаточно мощную развитую мускулатуру. Они все были атлетичные и хорошо пропорционально сложенные. Их кожа даже чисто внешне была более плотной и имела бронзовые оттенки: у кого-то ближе к медному, у кого-то — к алюминиевому, с легким блеском проявляющемся в разной степени, словно отполированная. В повозках ехали мужчины и женщины, иногда даже с детьми. Из чего я сделала вывод, что мир, в котором оказалась, не сильно уж отличается от нашего, по крайней мере, здесь царило равноправие. В целом иномиряне имели вполне привлекательную наружность, а вот что мне показалось наиболее чудным так это их удлиненные уши, которые были у всех местных жителей встретившихся нам. Было странно, что мой провожатый сильно отличался от большинства встреченных уроженцев, выглядя на их фоне совершенно несуразным. Я сделала вывод, что это лично его отличительная особенность.
Подошли мы к городу, когда уже начало смеркаться. Конные обозы уже давно въехали и затерялись в городской черте, редкие единичные пешие странники подтягивались к входу, среди последних были и мы. Поселение окружала очень высокая крепостная стена из серого камня — с бойницами и башнями со смотровыми площадками. Во рву плавали весьма устрашающие рептилии, похожие на гигантских морских змей в мелкой чешуе, с плавниками и очень длинными острыми зубами. На наших глазах со стены им в ров скинули тушу и все три твари сцепились в схватке за лучший кусок. Идя по мосту я, цепенея от страха и одновременно с восторгом наблюдала, как извивались в воде их гибкие длинные, не менее семи или даже десяти метров в длину, тела. На мост долетали брызги от ударов их могучих тел об воду. Но чем закончится их схватка, узнать мне не представилось возможным, провожатый дернул меня за руку, уводя от края моста и что-то сказал. «Видимо поторопил» — догадалась я, когда в город зашли последние путники, и ворота с противным скрежетом и лязгом цепных механизмов подняли и их закрыли на массивные засовы.
Вечерний город гудел, словно осенний улей, все расходились по домам. Кто-то при этом забирал с собой яркие вывески магазинов, и глазу представала однотонная угнетающая серость строений. Проходя мимо одного из таких мест, я почувствовала, как из ещё приоткрытой двери потянуло пряным ароматом свежей выпечки. До самого места назначения этот момент стал единственным приятным впечатлением. В остальном в городе было много разбросанного мусора и грязи, особенно скопившегося в закоулках между домов и возле заборов, ограждающих некоторые из строений. От этих куч нечистот сильно воняло тухлятиной и кисляком, периодически в них было заметно шевеление мелкой живности и раздавался писк, похожий на мышиный.
Пришли мы, наконец, на уже закрытый рынок, представляющий собой несколько длинных рядов, образованных из домов-лавок, когда над поселением сгустились сумерки, и город вот-вот должна была окончательно накрыть темнота. Остановились напротив одного из них, вокруг которой суетился хозяин своей торговой точки, активно размахивая руками и что-то разъясняя парню, стоявшему рядом с ним.
— Кхарм, Бертэм, — первым начал разговор охотник.
Мужчина развернулся к нам лицом, цепким беглым оценивающим взглядом оглядел нас, и только после этого хозяин лавки ответил:
— Кхарм, айн нимарн. Хум унайм? — лукаво щуря глаза.
Мужчина, с которым я пришла, легонько подтолкнул меня ближе к этому иномирянину. Тот ожидаемо оказался на несколько голов выше меня ростом, но смотрелся несколько худощавым, относительно других аборигенов, которых успела увидеть в городе и на подступах к нему.
— Сим! Рунгутэ буэнм хаяни.
У владельца лавки оказались тонкие заостренные черты лица, а при виде меня странным блеском засверкали глаза, что предало ему зловещий вид. Меня охватило плохое предчувствие.
— Кхарм, хаяни, — попробовал заговорить со мной новый знакомый.
Решила даже не пытаться отвечать на вопрос, который, по-видимому, задали мне. Во-первых, я не знаю, о чем меня спросили, а он не поймет то, что я попытаюсь ответить. Во-вторых, я сама удивляюсь, как еще стою на ногах, впустую потратить последние крохи сил на то, чтобы открыть рот и попробовать что-то сказать — не хотелось.
— Ун бумбов, — пояснил ему что-то мой провожатый.
— Хум⁈
— Бертэм, айн нимарн, ундэм дайнарн слимвей ярд, — ответил ему мой проводник.
А затем меня передали молодому иномирянину, которого я определила, как помощника. Парень проводил меня в тёмный, но тёплый подвал. Здесь загороженные решеткой из крепких толстых металлических прутьев под замком сидели люди, во всяком случае, сначала они мне ими показались. Я не видела лиц, но по очертаниям фигур и одежды поняла, что это женщины, и хотя их фигуры были крупнее обычных людских, над их головами не было видно выпирающих длинных ушей. Меня втолкнули в клетку к ним. «Что это за место? Местная тюрьма?» — попеременно всплыли вопросы в моей голове.
Когда глаза привыкли к полумраку помещения, я смогла рассмотреть своих соклеточниц. Большинство из них оказались весьма молоды и красивы, насколько я могла судить о местной красоте иномирянок. Меня тревожило, что в глазах большинства, находящихся здесь, читалась обреченность, но на меня все смотрели весьма заинтересовано, что даже не пытались скрыть. Я со всей ясностью осознала, почему оказалась с ними, когда поняла, что у всех были обрезаны удлиненные кончики ушей. От этого наблюдения внутри зародилось неприятное предчувствие, но осознать его причины и проанализировать зарождающуюся в подсознании мысль я не могла, да и сил, чтобы на этом сконцентрироваться не оставалось. Так и не проходившая тошнота усиливалась от неприятного запаха, исходившего от помойного ведра с испражнениями, находившегося в дальнем углу непроветриваемого помещения. Адская головная боль не утихала ни на минуту вот уже несколько суток и начинала сводить с ума.
Через некоторое время многие узницы, осмелев, подходили ко мне вплотную, внимательно и удивлённо рассматривая с ног до головы, а кто-то даже норовил прикоснуться. Такое пристальное внимание было откровенно не приятным мне и раздражало, но понимала и то, что я для них странное создание. Единственное слово, которое так и крутилось вокруг и, как я догадываюсь, местные употребляли именно в отношении меня: — «хаяни». Одна из девушек даже пыталась заговорить со мной, но я показала жестами, что ничего не понимаю.
Видимо, поняв, что общение с окружающими я поддержать не смогу, интерес ко мне наконец-то иссяк, что меня несказанно обрадовало, и, полусидя на полу общей камеры, привалившись спиной к стене, мне удалось ненадолго задремать. Очнулась от того, что к нам в клетку кинули еще одну беснующуюся иномирянку:
— Хатэги! Хатэги! Айн блюмте! Айн блюмте! — женщина отчаянно хваталась за прутья решетки и безрезультатно пыталась сделать с ними хоть что-нибудь.
Похоже, что кончики её ушей отрезали только что, из свежих ран шла кровь, стекая так же тонкими алыми струйками по лицу. Она что-то кричала своим пленителям, но все попытки были безрезультатны. Осознав это, она обессилено опустилась на колени, и всё её тело сотрясалось в рыданиях.
И хотя я ни чего не понимала, но чувствовала, что её беспокоит нечто большее, чем обрезанные уши. Очевидно, что на продолжающую сочиться из них кровь она вовсе не обращает внимания. В глазах большинства отражалось молчаливое сочувствие, но ощущалось и то, что эта ситуация для них привычна. Леденящей волной ужаса меня накрыла догадка, что эти женщины — рабыни. И я среди них.
Оторвав изодранный рукав своей блузки, подошла к девушке и предприняла попытку остановить кровотечение. Затем я вытерла подсохшие красные тонкие дорожки, с её щёк. Женщина подняла на меня глаза полные боли и отчаяния, но еще в них промелькнула благодарность. Уткнувшись в моё плечо, она очень горько рыдала, повторяя одно и то же:
— Айн блюмте! Айн блюмте!