Помимо порнографии эротической, нам известны литературные манифесты, посвященные сексуальным отклонениям – садомазохизму, гомосексуализму, инцесту, трансвестизму и всем без исключения формам фетишизма. Садомазохистским извращением является флагелляция-порка. Мы уже описали, как ее применяли в Древнем Риме и в эпоху средневековья. Позднее, в девятнадцатом веке, порка стала так популярна в Англии, что на европейском континенте получила название "английский порок" (ie vice anglais).
Личностям, давшим свои имена двум самым известным извращениям, следует уделить особое внимание. Мы говорим о садизме – половом извращении, при котором для достижения удовлетворения необходимо причинение партнеру боли и страдания, и мазохизме, при котором для достижения оргазма человеку необходимо испытывать физическую боль или моральное унижение, причиняемые партнером, о французе маркизе де Саде и австрийце фон Захере-Мазохе.
Маркиз Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад родился в 1740 году в Париже и умер в 1814 году в Шарантонском доме для умалишенных, узником которого был многие годы, после долгого тюремного заключения. Он происходил из Прованса, из старинного аристократического рода. Юношей он пошел служить в кавалерию и именно тогда впервые почувствовал вкус к жестокости. Маркиз женился в двадцать три года, но предпочитал общество свояченицы, которую воспел в романе "Жюльетта". После ее смерти он окунулся в разврат, хотя реальные его поступки не были столь ужасны, как те, что он нафантазировал и описал в своих книгах. Самым серьезным преступлением маркиза стала жестокая порка тридцатишестилетней Розы Келлер, которая пристала к нему на улице и которую он заманил к себе. Привязав женщину к кровати, де Сад выпорол ее розгой, резал ее тело ножом и капал воск на раны. Несколькими годами позже в Марселе маркиз принял участие в оргии с поркой в обществе нескольких шлюх, которым он дал сильнодействующий наркотик. Девушки чуть не умерли, и дело получило огласку. Маркиза де Сада неоднократно заключали в Бастилию и другие французские тюрьмы.
Находясь в заключении, де Сад начал писать.
Забавно, но ни одного писателя не читали так мало, как нашего развратного маркиза. Его сочинения – романы "Жюстина" (1781), "120 дней Содома" (1785), "Алина и Валькур" (1788), "Философия в будуаре" (1795), "Жюльетта" (1796), "Преступления из-за любви" (1800) – X. Эллис называет энциклопедией сексуальных извращений.
Де Сад первым открыто заявил о приверженности к патологическому сексу. "Если чьи-то поступки шокируют благопристойных господ – писал он, – это вовсе не означает, что следует возвеличивать преступников либо наказывать их… потому что их пристрастия невольны, они зависят не от ума или глупости, уродства или красоты человека".
В сознании де Сада совокупление и жестокость были единым целым, он говорил: "Каждый блудник жаждет быть тираном".
Леопольд фон Захер-Мазох родился в 1836 году во Львове, город назывался тогда Лемберг и находился на территории Австро-Венгрии. По отцовской линии он происходил из родовитой испанской семьи Захеров, осевших в Праге в шестнадцатом веке. Мать – ее девичья фамилия была фон Мазох – родилась в аристократической немецко-русской семье. Уже в детстве Леопольд был склонен к жестокости; он любил рассматривать картинки, на которых изображались наказания, мечтал оказаться во власти жестокой женщины, которая заковала бы его в цепи и подвергла мучениям. В возрасте десяти лет мальчик оказался невольным свидетелем сцены, которая произвела на него неизгладимое впечатление: произошла она в доме распутной графини, родственницы его отца. Мальчик играл в прятки со своими кузинами и спрятался за платьями, висевшими в спальне графини. Внезапно в комнату вошли графиня и ее любовник и принялись заниматься любовью на диване. Чуть позже в комнату вломился граф с двумя приятелями. Женщина поднялась и нанесла графу такой удар кулаком в лицо, что тот покачнулся. Затем она схватила хлыст и выгнала всех мужчин из комнаты, испуганный любовник тоже сбежал. В этот момент вешалка упала, графиня схватила перепуганного насмерть Леопольда, швырнула на пол и стала безжалостно хлестать. Несмотря на сильную боль, мальчик испытал странное удовольствие. Потом вернулся граф и стал на коленях вымаливать прощение. Выбегая из комнаты, Захер-Мазох видел, как графиня пинает мужа ногами. Мальчик не мог противиться искушению и вернулся. Дверь была закрыта, и он ничего не видел, но слышал свист хлыста и стоны графа.
Получив степень, Захер-Мазох начал преподавать историю в университете, но вскоре оставил историю ради литературы. Он написал несколько романов, посвященных мазохизму, самый известный из которых – "Венера в мехах". Любимыми символами писателя были хлыст и мех, одно время его рукописи украшал рисунок русской боярыни в плаще, отделанном горностаем, с плетью в руке. Он был женат дважды и от обеих жен имел детей. Первая супруга, перчаточница из Граца, где он преподавал в университете, поначалу отказывалась сама пороть его и только присутствовала при экзекуциях, исполняемых ее служанкой. Однако Захер-Мазох все-таки заставил жену изменить убеждения, после того как служанку рассчитали. Говорят, что ежедневные порки плетью, придуманной самим писателем – с заделанными в ремень гвоздями, – больше всего вдохновляли его.
Захер-Мазох все время побуждал жену к изменам, помещая объявления в местной газете о том, что молодая красивая женщина желает познакомиться с энергичным мужчиной. Госпожа Мазох стремилась угодить мужу, но и ее самоотверженность имела пределы. В конце концов супруги расстались. Вторично он женился на своей секретарше, жизнь с которой сложилась вполне удачно. Если не считать эксцентричности в сексе, Захер-Мазох был добряком, не курил и не пил, обожал детей. Он сражался в австрийской армии во время итальянской войны за независимость и за храбрость, проявленную на поле сражения, был награжден. Писатель умер в 1895 году, когда австрийский психолог Крафт-Эббинг уже придумал термин "мазохизм" для описания симптомов подобного поведения.
Несмотря на романную форму, "Венера в мехах" – автобиографическое произведение. Это рассказ о молодом благополучном помещике Северине, решившем стать жалким рабом бессердечной любовницы Ванды (так звали первую жену Леопольда). Северин хочет, чтобы Ванда связывала его и избивала тяжелой собачьей плетью. "…Типа той, которой в России порют крепостных", – объясняет Ванда продавцу в лавке.
Северин соглашается сопровождать любовницу в поездке по Европе в качестве слуги и придумывает себе имя – Григорий. Приехав во Флоренцию, он подписывает документ, по которому становится рабом, которого женщина может в любой момент наказать, а за это обязуется "носить меха как можно чаще, особенно в присутствии раба, даже в самые жестокие моменты". Ванда заводит привлекательного грека-любовника, потом расстается с ним, но тот успевает напоследок жестоко избить Северина. Какое-то время спустя Ванда присылает Северину свой портрет в горностаевом жакете с хлыстом в руке – как напоминание о прошлом. "Надеюсь, вы выздоровели под моим хлыстом, – писала женщина. – Лечение было жестоким, но радикальным". Северин согласился. Он действительно выздоровел.
В заключительной части книги Захер-Мазох выводит мораль своей истории: "Женщина, какой ее создала Природа и какой ее воспитывает сегодня мужчина, является его врагом и может быть только либо рабой его, либо тираншей, но никогда – подругой, спутницей.
Подругой она может стать, только получив равные права, стать равной в образовании и труде.
Теперь же у нас один выбор: быть либо молотом, либо наковальней. И я был осел, что сделал из себя раба женщины, понимаешь?
Отсюда и мораль: кто позволяет себя хлестать, тот заслуживает этого.
Мне эти удары послужили, как видишь, на пользу…"
Порнографический шедевр Захер-Мазоха является возможно, самым откровенным среди подобных ему сочинений и, безусловно, самым известным. Впрочем, он не был первым мазохистом, решившимся описать свой опыт. Французский философ Жан Жак Руссо в своей "Исповеди" удивил читающую публику рассказом об опыте, который приобрел мальчиком в руках гувернантки. Ему было восемь, а гувернантке, мадемуазель Ламберсье, тридцать лет, когда он в 1720 году впервые был наказан ею за непослушание. "Довольно долго она ограничивалась лишь угрозами, и это казалось мне очень странным, но после того как мадемуазель ее осуществила, я нашел, что само наказание не так страшно, как ожидание. И вот что самое странное: наказание заставило меня еще больше полюбить ту, которая подвергла меня ему… потому что я обнаружил в боли и даже в самом стыде чувственность, вызвавшую во мне больше желания, чем страха боли. Несомненно, во многом был виноват проснувшийся половой инстинкт: то же наказание, полученное от брата мадемуазель, не показалось бы мне таким приятным".
Порка повторилась всего один раз: гувернантка заметила производимый эффект и немедленно прекратила сечь мальчика, хотя воспоминание о двух порках наложило отпечаток на всю жизнь Руссо. "Кто бы мог подумать, что это наказание… определит мои вкусы, мои желания, мои страсти, меня самого на всю оставшуюся жизнь?" – признавался Руссо. Ему нравились игры маленьких девочек, особенно та, где кто-то играл роль школьной наставницы, избивая остальных. В фантазиях Руссо каждая молодая женщина была или учительницей, или мачехой. Боясь признаться вслух, чего хочет, он наслаждался под плеткой воображаемой любовницы. Только стыд мешал ему воплотить мечту в жизнь.
Как мы уже писали, именно в Англии наказание поркой получило самое широкое распространение.
Дома, в школе, в борделе, во имя соблюдения уголовного права и военной и морской дисциплины трость и плеть были неотъемлемым элементом наказания. Об этом много писали, в частности, наблюдатели с континента отмечали прежде необычную приверженность школьных учителей к такому наказанию. Уже в 1676 году в пьесе "Виртуоз" драматург и поэт Томас Шедвелл изображает старого блудодея Снарла, который обращается к юной проститутке с просьбой выпороть его. "Странно, как это вы наслаждаетесь подобной гадостью?" – спрашивает она его. А он отвечает; "Я так привык к порке в Вестминстерской школе, что с тех пор не мог прожить без этого и дня".
В XVIII и XIX веках в Лондоне существовали многочисленные заведения для любителей порки, их посещали "сливки общества". Одним из них заправляла миссис Коллетт, известно, что по крайней мере один раз Георг IV посещал ее дом. "Королевой ремесла" была Тереза Беркли, владевшая домом № 28 по Шарлотт-стрит. Она в совершенстве владела искусством угождения клиентам, была очень деловой женщиной и сумела накопить значительное состояние. У Терезы было прозвище "лошадка Беркли", поскольку она изобрела специальное устройство для "порки джентльменов". Его описание мы находим в книге "Любовные дела школьной учительницы, или Игры с березой", изданной в 1810 году. Там говорится, что "лошадка" позволяла устраивать клиента самым затейливым способом. Коллекция инструментов для порки не имела себе равных.
Тереза всегда вымачивала розги в воде, чтобы были свежими и упругими.
Подробности о "березовых играх" приводятся в книге: "Бесчисленное количество старых генералов, адмиралов, полковников, капитанов, а еще епископов, судей, адвокатов, лордов, членов Палаты общин и врачей время от времени приходят, чтобы быть выпоротыми, разгорячить кровь и ощутить возбуждение, которым давно уже не могут похвастаться, равно как и победами над противоположным полом. Верно и то, что сотни юношей, чьи наставники укрепляли дисциплину розгой, пристрастились к определенным ощущениям и хотели теперь "выносить" то же наказание от рук прекрасных женщин…
Женщин, обеспечивающих удовлетворение странных прихотей, называют "госпожами", ибо они умеют то, что недоступно большинству. Недостаточно иметь розги и желание пустить их в ход, нужно знать, как взяться за дело. Необходимо интуитивно чувствовать малейшие нюансы и капризы мужской психики и быть готовой ободрить и утешить клиента…[17]" Умение женщин обращаться с розгой прославляется в сочинении "Веселые порядки Святой Бригитты: воспоминания об употреблении розги" Маргарет Ансон Йорк, которое считалось (скорее всего, ошибочно) свидетельствами французских аристократок времен II империи, любительниц порки. "В манере пороть существует много различий, – пишет автор. – Вряд ли можно насладиться ею, если розгу используют самым вульгарным образом. Но когда орудие наказания находится в руках элегантной утонченной женщины, и наказывающий, и наказуемый получают истинное удовольствие".
Ей приходилось, надев нижнее белье и ботинки на высоком каблуке, пороть взрослого мужчину. Ей платили 1 фунт стерлингов за каждый удар. "Скандал-63", 1963.
Клеланд включил в "Фанни Хилл" эпизод с поркой, это первое напечатанное подробное описание флагелляции. Дело происходит в заведении миссис Коул. Молодой человек улегся животом на скамью, Фанни привязала его ноги к скамье его же подвязками и высекла. Затем он в свою очередь высек Фанни, но не столь жестоко, и только тогда полностью удовлетворил свои желания. После всех этих игр миссис Коул сама подала им ужин, "что добавило изысканности блюдам и тонкости вкусу тщательно подобранных вин".
Мы уже знаем по "Виртуозу" Шедвелла, что розга в английских борделях употреблялась задолго до Клеланда. Хогарт в "Успехе шлюхи" описывает розгу, висящую на стене комнаты проститутки, но именно в школах – и для мальчиков, и, что удивительно, для девочек – розга получила наибольшее распространение, а потом мода распространилась на все слои английского общества.
Одной из самых популярных книг викторианской эпохи был "Роман о наказании", впервые вышедший в 1866 году с восемью цветными литографиями Дагдейла. В нем повествуется об ученице Бельведера, училища для юных аристократок. Автором книги был Джордж Сток, отставной лейтенант королевской гвардии. Он высказывает любопытное утверждение о том, что женщина, секущая другую женщину, также получает удовольствие и возбуждается. "Как правило, женщины редко бывают готовы прибегнуть к розге. Одни слишком мягкосердечны, другие – стеснительны, но, если уж возмездие неотвратимо, они не знают меры в жестокости и дают волю страсти".
В том же 1866 году Дагдейл выпустил в свет сочинения Селлока с литографиями, где одной из основных тем стало употребление розги в домашнем обиходе. Героиня "Леди Лавспорт" – горячая сторонница порки. Рассказ ведется от лица племянницы, выросшей в ее доме и не избежавшей знакомства с розгой.
Употребление розги дома жарко обсуждалось в газетах и журналах того времени, такие респектабельные издания, как "Королева" и "Домашний журнал англичанки", открыли у себя колонки для публикации писем подписчиков. Но объем корреспонденции превзошел все ожидания, и "Домашний журнал" вынужден был выпустить приложение с подборкой писем на тему: "По поводу порки девочек и телесных наказаний детей в целом", написанных в апреле-декабре 1870 года. Некоторые письма прислали шутники, но в основном люди писали их более чем серьезно.
Приложение ценой в два шиллинга раскупалось вовсю. Как после выхода "Венеры в мехах", вырос спрос на собачьи плетки, причем многие покупатели не были собачниками.
"Радость учителя – порка" – утверждает старинная баллада, приписываемая Томасу Грею, автору знаменитого "Сельского кладбища". Многие наставники в школах для мальчиков пользовались дурной славой из-за пристрастия к розге. Частные тьюторы и гувернеры также имели обычай сечь своих подопечных. Даже монархи в юности не избегали наказания. Джордж Баченен, наставник Джеймса 1, часто прибегал к порке Его величества. Когда сторонник Божественного права королей спросил, не боится ли тот бить помазанника Божьего, воспитатель отвечал: "Нет, ибо я никогда не касаюсь его "помазанного" конца".
Не только Грей, но и другие английские литераторы страдали от учительской розги, и печальный опыт получил отражение в их творчестве, так было с Кольрвджом, Лэмом, Нантом и Суинберном. Кольрвдж, например, посещал школу госпитальеров и бывал безжалостно бит учителем Боцером. Услышав о смерти бывшего наставника, Кольридж заметил, что "ангелам, вознесшим его на Небеса, повезло, что у них только лица и крылья, а то бы он им по дороге задал трепку!" Пожалуй, больше всех страдал душой и телом поэт Суинберн, для которого порка стала навязчивым кошмаром на всю жизнь, этой теме он уделил большое место в своих стихах. Одержимость поэта носила нездоровый характер, но он не был садистом, напротив, Суинберн был убежденным мазохистом. Его симпатии всегда на стороне мальчика, которого секут, он считает его героем, противостоящим мучителю.
Многие стихи Суинберна были опубликованы долгое время спустя после его смерти или остались ненапечатанными, при жизни поэт был анонимным корреспондентом "Записок о порке" – собрания заметок, издаваемого Стоком, автором "Романа о наказании". "Записки" впервые увидели свет в конце 80-х годов.
В неоконченном автобиографическом романе "Лесбия Брэндон", который был начат Суинберном в 1864 году и тайно ходил по рукам среди его друзей в семидесятые годы, а опубликован был только после смерти поэта, есть яркая сцена порки мальчика тьютором за то, что тот купался в море без разрешения. Дополнительную пикантность эпизоду придает то обстоятельство, что тьютор испытывает сильное влечение к старшей сестре мальчика. Разумеется, мальчика Суинберн писал с себя.
Садомазохистская литература викторианской эпохи и более поздних времен так обширна, но однообразна, что мы приведем всего несколько примеров. Упомянем "Гинекократию, или Изложение приключений и психологического опыта Джулиана Робинсона (впоследствии виконта Ледивуд) под женской властью, написанное им самим". Книга вышла в 1893 году в трех томах с парижскими и роттердамскими выходными данными, хотя в действительности печатали ее в Ливерпуле. Это одно из самых полных и подробных описаний жизни мазохиста. Анонимный автор был выдающимся писателем и ученым. Сочинение интересно как с психологической, так и с эротической точки зрения и не лишено художественных достоинств.
Следующая работа того же автора, появившаяся в 90-х годах, называлась "Главенство женщин, или Женская месть". Стоит назвать роман "Госпожа и раб", опубликованный в 1903 году на французском языке и мгновенно ставший модным. Тему подхватила книга "Мисс Высокие Каблуки, история богатого женоподобного юного джентльмена, находившегося под властью хорошенькой сводной сестры и ее тетки, написанная им самим по распоряжению сестры, с описанием наказаний, платьев, которые его заставляли носить, его окончательного подчинения и любопытной судьбы".
Впервые ее подпольно напечатали в Париже в 1931 году и до сих пор продают в книжных магазинах.
Заслуживает упоминания и книга на весьма специфическую тему: "Воспоминания Долли Мортон, рассказ о роли женщины в борьбе за освобождение рабов. Отчет о порках, насилиях и жестокостях, предшествовавших Гражданской войне в Америке, с любопытными антропологическими наблюдениями о существенных различиях в устройстве женского зада и каким образом различные женщины переносят наказание". Впервые книга увидела свет в Париже в начале XX века и часто переиздавалась в Европе и США. Считается, что автором был молодой писатель из Бретани Хьюго Рэбелл, друг издателя Каррингтона, очень интересовавшийся флагелляцией. На эту же тему он написал "Наказанных женщин" и между делом перевел на французский "Намерения" Оскара Уайльда, которые также издал Каррингтон. "Долли Мортон" – весьма интересная книга, живо передающая атмосферу плантаций, даже более убедительная, чем "Хижина дяди Тома". В предисловии к первому изданию отмечается – по-видимому, справедливо, – что это "самый прекрасный из существующих романов на тему порки".
Сюжет "Воспоминаний Долли Мортон" легко пересказать вкратце. В возрасте восемнадцати лет Долли, будучи сиротой, приезжает в Виргинию, оплот рабовладения, сначала в качестве компаньонки женщины, стремящейся спасать рабов, а затем, после того как ее, поправ все приличия, выпороли за помощь бежавшим рабам, она становится любовницей рабовладельца по имени Рэндольф, хозяина большой плантации. Она не только становится свидетельницей употребления плети и розог, но и сама подвергается порке, равно как и вынуждена участвовать в эротических забавах Рэндольфа и его друзей. "Ты с Севера, – объясняет ей хозяин, – так что тебе не понять, как мы, южане, смотрим на наших рабынь. Если они становятся жертвой нашей прихоти, мы с ними забавляемся, но не останавливаемся перед необходимостью выпороть их, если потребуется. Их тела принадлежат нам, и мы можем использовать их, как пожелаем.
Лично я не отличаю рабов от собак и лошадей". Он признается, что порка девушки всегда возбуждает его, и потом он часто овладевает Долли. В конце повествования героиня ускользает от Рэндольфа.
Она скопила немного денег, занимаясь древнейшей в мире профессией. Позже Долли выходит замуж за добропорядочного бизнесмена на несколько лет старше себя и погружается в жизнь обычной домохозяйки.
Сегодня очевидно, что по обе стороны Атлантики интерес к "английскому пороку" – порке – не уменьшается, что подтверждает огромный спрос на недавно вышедшую книгу Полин Реаж "Мудрость хлыста"[18], а притягательность порнографии, как это ни прискорбно, столь же велика, как в дни короля Георга IV:
Нет никаких сомнений в том, что гомосексуализм – самое распространенное извращение, однако посвященная ему литература далеко не столь обширна, как та, что написана о радостях хлыста.
Причина кроется в том, что гомосексуальные сцены действуют на среднестатистического любителя порнографии, являющегося гетеросексуальным мужчиной, менее возбуждающе, хотя гомосексуализм в англо-саксонских странах процветал уже в средние века. В Англии гомосексуальное поведение часто зарождалось в школе, и очень долго ради соблюдения приличий такая практика не пресекалась. Во время суда над Уайльдом в 1895 году В. Стид, издатель "Обзора обзоров", писал, что "если бы всех, кто разделяет "склонности" Уайльда, заточить в тюрьмы, мы наблюдали бы занимательный исход из Итона и Харроу, Рагби и Винчестера в Пентонвилль и Холлоуэвей". Все знали, что существуют многочисленные общества гомосексуалистов и содомистские клубы, особенно в Лондоне, но огласка бывала лишь случайной. Так случилось с "Кружком Вир-стрит" в 1810 году и "Скандалом Кливленд-стрит" в 1889 году.
Деятельность кружка на Вир-стрит была описана в "Фениксе Содома. Вереница веселий, употребляемых развратниками Содома и Гоморры в древности, дополненных и улучшенных новейшими достижениями в содомистской практике, в мерзостных воспоминаниях членов кружка на Вир-стрит".
Книга была издана Джеймсом Куком, хозяином публичного дома "Белый лебедь" на Вир-стрит, где обычно собирались гомосексуалисты. Кук оказался в Ньюгейсткой тюрьме по обвинению в содержании притона, но к нему проявили определенное снисхождение благодаря вмешательству богатых аристократов-покровителей. Несчастного приговорили к стоянию у позорного столба, где публика забросала его грязью и тухлыми яйцами.
Злополучный дом, о котором идет речь, был меблирован в соответствии с предназначением. В одной из комнат стояли четыре кровати, другая служила для переодеваний, там же находился туалетный столик с румянами и пудрой, третья комната называлась Храмом, там устраивались "свадьбы", иногда между "гренадершей" ростом под два метра и "господинчиком", чуть ли не вполовину меньше своей возлюбленной! Украшением "свадеб" были шуточки друзей "жениха" и "невесты". Для проведения "брачной ночи" в одной комнате часто объединялись четыре пары, которые совокуплялись на глазах друг у друга!
Громкий скандал на Кливленд-стрит не прошел незамеченным Фрэнком Харрисом. Он упоминает о нем в своих воспоминаниях, хотя не похоже, чтобы Харрис посещал это заведение. Но многие другие высокопоставленные члены общества бывали там, в том числе один из членов королевской семьи. Дело получило огласку благодаря одной газете, опубликовавшей список аристократических покровителей публичного дома, среди которых было имя графа Юстона, старшего сына герцога Графтона. Он был человеком традиционной сексуальной ориентации и на Кливленд-стрит оказался по ошибке, случайно.
Однажды после обеда у себя в клубе он прогуливался по Лейкестер-сквер, и какой-то человек сунул ему в руку карточку с адресом и надписью в углу "пластические позы". Юстон решил посетить Кливленд-стрит, где рассчитывал увидеть голых девушек. Обнаружив, что это заведение совсем другого рода, он немедленно удалился.
После газетной статьи он подал судебный иск, отрицая связь с гомосексуальным миром.
Считалось, что печатать материалы о гомосексуалистах – самоубийство для любой газеты. Однако Фрэнсис Барнанд, опытный и ловкий издатель "Панча", не согласился с этим мнением. Однажды, завтракая в обществе некоего пастора, он заявил, что дело прессы – печатать любые новости и комментарии, даже если они скандальные. "А как бы вы объяснили это происшествие супруге и дочери?" – стыдливо вопрошал пастор. "Очень просто, – ответил улыбающийся Барнанд. – Я бы сказал: "Моя дорогая, лорд Юстон решил отправиться поиграть в этот злополучный притон. Он думал, что сядет там за покер, но, увидев, что речь идет о баккара, ушел!" Многие английские писатели, бывшие, скорее всего, гомосексуалистами, например Кристофер Марло и Фрэнсис Бэкон, выразили свои наклонности в творчестве. В семнадцатом веке педерастия была распространена в придворных кругах, и Джеймс 1 и Вильям III были извращенцами. При Чарльзе II любовник короля Джон Уилмот, граф Рочестер, написал пьесу "Содом, или Квинтэссенция разврата", которую играли перед королем и придворными-мужчинами. "Национальный биографический словарь" в статье о Рочестере описывает содержание пьесы как "невыносимую грязь". "Содом" был опубликован в 1684 году в Антверпене, но первое издание до нас не дошло. Сохранились всего две рукописные копии, одна из них находится в Британском музее. Рочестер отрицал свою причастность к этому сочинению, и авторство приписали адвокату Джону Фишбурну, но современные исследователи сходятся во мнении, что автором пьесы был именно Рочестер.
Этого же предмета коснулись Гилберт и Салливан, сочинители непристойной оперы. "Содомская опера" не исполнялась при дворе, но многие годы нотная рукопись хранилась в архиве Сент-Джеймского дворца.
До начала следующего века гомосексуальная тема не поднималась в литературе, разве что в "Фанни Хилл", но в большинстве изданий этого эротического бестселлера соответствующая сцена опущена – вопреки намерениям автора. Фанни заявляет, что не одобряет содомию, – эту точку зрения разделял сам Клеланд.
Почти век спустя появилось произведение, открыто защищавшее содомию, – знаменитая поэма "Дон Леон", приписываемая лорду Байрону. Впервые ее 1465 строк издал Дагдейл в 1886 году, одновременно с другой поэмой – "Леон к Аннабелле", где поэт объяснял причины расставания с женой. Дагдейл купил рукописи, свято веря, что они принадлежат перу Байрона, и надеясь выудить из леди Байрон значительные деньги в обмен на сохранение тайны. От шантажа издателя отговорили, напугав возможностью быть привлеченным за клевету. Хотя поэмы написаны в "байроническом" стиле, в них есть намек на события, о которых Байрон не мог знать, ибо умер раньше, чем они произошли. Стихи все-таки опубликовали как принадлежащие Байрону и потом они часто перепечатывались издателями порнографии, в том числе известным Каррингтоном. В предисловии он отзывается о "Дон Леоне" как о вещи, "превосходящей "Дон Жуана" смелостью замысла и свободой языка". Что до второй поэмы – "Леон к Аннабелле.
Послание от лорда Байрона леди Байрон", – было указано, что рукопись нашли в домике у дороги в окрестностях Пизы, где бывал Байрон. Нет никаких сомнений – обе поэмы подделки, несмотря на умелую имитацию стиля великого поэта. В Англии в соответствии с "Актом о непристойных публикациях" издания этих поэм часто уничтожались.
Доктор Лашингтон, юрист, консультировавший леди Байрон в бракоразводном процессе, публично заявил, что "ее благородный супруг дал повод для развода, который никогда не будет назван вслух, принцип уважения к женщине не позволяет нам продолжать". Сорока годами позже, в 1856 году, леди Байрон поведала американской писательнице Гарриетт Бичер-Стоу, что причиной расставания стала кровосмесительная связь мужа с его сестрой, мисс Ли. Общеизвестно, как нежно поэт относился к сестре, и всетаки трудно поверить в эту историю, опубликованную Стоу после смерти обеих женщин. Кстати, и версия, изложенная в поэме "Дон Леон", будто бы Байрон содомизировал беременную жену, кажется абсолютно невероятной.
Пятнадцать лет спустя после выхода первого издания "Дон Леона", в 1881 году, увидела свет исповедь гомосексуалиста "Грехи Содома и Гоморры, или Воспоминания Мэри-Энн". Книга стоила четыре гинеи – довольно дорого для стостраничного издания. "Автор этих строк гулял однажды в солнечных полдень по Лейкестер-сквер и встретил женственного, очень привлекательного юношу. Тот шел, посматривая на витрины магазинов, то и дело оглядывался по сторонам, как будто хотел притечь к себе внимание. Костюм прекрасно сидел на его божественной фигуре, подчеркивая все достоинства. У него были изящные ноги, обутые и хорошенькие кожаные башмаки, свежее безбородое лицо с чертами, почти женскими, рыжеватые волосы и сверкающие голубые глаза, их взгляд был выразителен и понятен мне…" Так начинается эта книга. Герои заговорили между собой, и юноша охотно последовал за автором к нему на квартиру, где они разделили ужин. "состоявший из отменного мяса и устриц, увенчанных парой бутылок сухого шампанского", после чего начали любовный поединок.
Обнаружилось, что юноша – его звали Джек Саул – живет под именем Мэри-Энн. Он не только удбвяетворяет партнера, но и, если клиент пожелает, составляет рассказ о своем приключении. Повествование гомосексуалиста написано ярко и страстно, хотя язык бывает грубоват. Остальные герои книги рассказывают о том же самом, в том числе Фред Джоунз, бывший пехотинец: "В Лондоне есть множество домов, куда допускаются только солдаты – чтобы джентльмены могли лечь с ними в постель.
Лучший дом сейчас закрыт. То была табачная лавка, ближайшая к Олбанским казармам в Риджент-парке, ее содержала миссис Трумен. Когда к ней заходили господа, она давала нам знать. Теперь все это в прошлом, но я до сих пор знаю шесть подобных домов".
Джек Саул объясняет, как он попал в так называемый "клуб" на улице, берущей начало на Портланд-плейс: "В путеводителе по Лондону указано, что это обиталище "мистера Засунь" – имя более чем красноречивое. Постоянным членом заведения можно было стать, только заплатив вступительный взнос в сто гиней. А еще была ежегодная плата и вознаграждение мальчикам и юношам вроде меня". "Особые" вечера в клубе длились с часу ночи до шести утра в присутствии дюжины членов клуба и такого же количества юнцов, большинство которых переодевались в женское платье и принимали женские имена. Джек имел псевдоним "Эвелина". "Помните случай с Боултоном и Парком? – продолжает Джек. – Я присутствовал на балу в отеле Гакселла на Стрэнде. Скорее всего, хозяин отеля ничего не знал о характере нашего "веселья".
В доме были комнаты, где господа могли расслабиться в свое удовольствие. Боултон переодевался хорошенькой женщиной, я видел, как лорд Артур увивается за этой "красоткой"… Парк в роли "леди" танцевал с джентльменом из Сити, привлекательным греческим торговцем"[19]. Джек повествует о том, как лорд Артур сел рядом с Боултоном – "Лаурой" и, повернувшись к нему, сказал: "Разрешите мне представить вас друг Другу, дорогие мои. Мисс Лаура – мисс Эвелина". "Извинившись, он вышел, оставив нас вдвоем. Мне показалось, что Боултон сразу проникся ко мне симпатией", – замечает Джек.
Оба были трансвеститами, часто игравшими женские роли в любительских спектаклях. Они появлялись на публике в женских платьях с низким вырезом, нарумяненные и накрашенные. Они снимали квартиры в том же доме, что и лорд Артур Клинтон, депутат парламента, третий сын пятого графа Ньюкасла. Служанка лорда впоследствии показывала, что она принимала Боултона за супругу лорда Артура. Все трое были вынуждены соблюдать строжайшую тайну. Лорд Артур умер до суда в 1871 году, но двое других были осуждены.
Когда бал закончился, Джек проводил Боултона и Парка к ним домой и остался на ночь. "Добравшись до дома Боултона, я получил от него замечательное укрепляющее снадобье, разогревшее мою кровь до самых кончиков пальцев; затем мы отправились в постель и проспали до двенадцати часов, потом завтракали в женских платьях. (Думаю, что челядь приняла нас за потаскушек.) Боултон уверял меня, что на этой квартире не найдешь ни клочка мужской одежды, все причиндалы джентльмена хранятся в другом месте".
Позже Боултон и Джек стали близкими друзьями.
Хотя некоторые детали книги могут быть не слишком правдивы, сочинение в целом основано на фактах и совершенно достоверно передает картину тайной сексуальной жизни Лондона. Как отмечает автор, "распространенность педерастии в Лондоне между джентльменами и юношами достигла размаха, едва мыслимого для жителей иных мест".
Другой книгой, которую мы по праву можем назвать "гомосексуальной", является "Телени, или Оборотная сторона медали". Сочинение в двух томах было издано в 1893 году Леонардом Смитерзом.
История книги, как и вопрос об авторстве Уайльда, мало известны широкой публике.
Где-то в 1889 году француз Чарльз Хирис перебрался в Лондон и открыл на Ковентри-стрит книжную лавку "Парижская библиотека". Он много лет с успехом торговал французскими изданиями.
Среди его постоянных покупателей был Оскар Уайльд, обычно приобретавший сочинения крупнейших французских писателей, в том числе Золя и Мопассана. Позже, когда Уайльд понял, что может доверять Хирису, он стал заказывать книги особого жанра, которые называл сократическими.
Их книгопродавец раздобывал не без труда. Большинство было написано по-французски, и только одна, как вспоминал Хирис, была на английском, "Грехи Содома и Гоморры". Уайльд купил несколько непристойных книжек, якобы изданных в Амстердаме, но их грубость разочаровала поэта, и он вернул их Хирису.
Однажды, ближе к концу 1890 года, Уайльд вошел в лавку с небольшим аккуратным пакетом в руках. "Мой друг придет за этой рукописью и покажет мою карточку", – сказал он Хирису. Через несколько дней рукопись забрал молодой человек, которого Хирис прежде видел в обществе Уайльда.
Спустя какое-то время он вернул ее, сказав, в свою очередь: "Отдайте ее нашему приятелю, который спросит пакет".
Процедура повторялась три раза. Последний джентльмен был не так аккуратен, как другие, и вернул рукопись, просто перевязав ее лентой. Искушение было слишком велико, и Хирис недолго сопротивлялся. Рукопись оказалась романом о гомосексуалистах "Оборотная сторона медали". Хирис был поражен необычным количеством рукописных вставок, правки и дописанных строк, очевидно сделанных не одним человеком. "Мне стало ясно, – рассказывает книготорговец, – что несколько литераторов анонимно поработали над этой чрезвычайно интересной книгой".
Вскоре Хирис вернул манускрипт владельцу и почти позабыл о нем, пока его внимание три года спустя не привлеките издание Смитерзом книги ценой в пять гиней. Француз обнаружил, что содержание почти полностью соответствует таинственной рукописи, вот только действие было перенесено из Лондона в Париж. Описания обстановки и некоторых характеров были не слишком хороши – в оригинале действие происходило в Англии.
Вот описание Латинского квартала, по которому герой направляется в бордель: "Мы проделали бесконечный путь по узеньким улочкам, аллеям и переулкам, где в окошках убогих домов сидели накрашенные женщины в пышных платьях.
Было поздно, все лавки закрылись – кроме тех, где продавали жареную рыбу, мидий и картошку.
Они распространяли вокруг мерзкий запах грязи, жира и кипящего масла, который смешивался с вонью сточных канав и выгребных ям.
В темноте ярко горели красные газовые фонари у кафе-шантанов и пивных, когда мы проезжали мимо них, нас обдавало тепяое облако спертого воздуха, насыщенного парами алкоголя, табаком и пивным духом. Улицы были забиты разношерстной толпой. Там были пьяницы с хмурыми уродливыми лицами, неряшливо одетые бабы, бледные и не по годам развитые дети в лохмотьях, распевающие непристойные песни".
Хирису показалось, что все это происходит не на бульваре Сен-Мишель, а в окрестностях Сохо в Ист-Энде.
Несколько лет спустя Хирис указал на это и ряд других несоответствий английскому издателю, которого встретил на Парижской выставке 1900 года.
Смитерз признал, что несколько изменил текст и перенес место действия через Ла-Манш, чтобы не шокировать английских подписчиков, и добавил, что надеется опубликовать оригинальный текст.
Увы, он умер прежде, чем исполнил задуманное, Так или иначе, но оригинал рукописи оказался у Хириса, с него был сделан французский перевод, и книгу тайно издали в Париже в 1934 году. Предисловие к двум пухлым томикам написал Хирис.
Тем временем издание Смитерза перепечатала в Париже "Олимпия Пресс", в предисловии было указано, что авторство приписывается Уайльду.
Сюжет романа легко передать вкратце. Камилл де Грие, молодой человек из хорошей семьи, воспылал жгучей страстью к знаменитому пианисту Рене Телени. Особенно влияние на романтического юношу, посещавшего все концерты музыканта, производит манера исполнения Рене. Камилла представляют его кумиру. В первой части романа описываются чувства, мечты и галлюцинации юноши, первое и единственное посещение им борделя, изнасилование служанки матери, которая кончает с собой, выбросившись из окна.
Де Грие и Телени несколько раз встречаются, но обстоятельства не дают им возможности сблизиться. Юношу терзает ревность, и однажды после концерта он (как ему кажется – незамеченным) следует за музыкантом. Обнаружив, что тот мило разговаривает с какими-то юнцами, де Грие впадает в отчаяние и останавливается на мосту через Сену, намереваясь кинуться в воду. За миг до несчастья Телени, все это время державший юношу в поле зрения, оказывается рядом и удерживает его от рокового поступка.
Телени отводит де Грие к себе, и мечты наконец сбываются. Какое-то время они живут вместе, но потом де Грие убеждается, что его любовник имеет связь с женщиной. Прежние ревность и страх возвращаются. К своему ужасу и смятению, он обнаруживает, что женщина эта – его мать! Он снова устремляется к реке и на этот раз прыгает в воду.
Тем временем Телени, погрязший в долгах и связавшийся с мадам де Грие исключительно по финансовым соображениям, наносит себе удар ножом. Рана оказывается смертельной, и он умирает, но успевает прошептать склонившемуся к ложу де Грие трогательные слова прощания.
Хирис говорил, что, по его мнению, "Телени" написан друзьями Уайльда, а он лишь выправил рукопись и сделал кое-какие вставки.
Ряд писателей-гомосексуалистов, современников Уайльда выражали в творчестве свои пристрастия.
Уолт Уитмен, Бодлер, Верлен и Рембо не были порнографическими авторами. Современная литература уделяет больше внимания лесбиянкам, если не принимать во внимание книги типа "Странного культа" Джорджа Климента. Их вряд ли можно считать порнографическими, что, впрочем, не мешает властям принимать к ним меры. Так, в 1954 году было организовано судебное преследование книги "Человек под контролем" Чарльза Макгроу, в которой рассказана история семнадцатилетней девушки, соблазненной лесбиянкой. У книги есть шанс занять свое место на рынке, только если тема раскрыта серьезно и глубоко. Чемпионом издаваемости стал роман "Женские бараки", дневник француженки Терезы Торрес. Было распродано больше двух миллионов экземпляров английского издания в мягкой обложке, и это несмотря на осуждение Комитета по комплектованию библиотек США.
Некоторые книги и журналы создаются гомосексуалистами для гомосексуалистов и распространяются в очень узком кругу. Они не предназначены для широкого читателя, даже для обычного любителя порнографии, поэтому нет смысла на них задерживаться. Самая откровенная автобиография мужчины-гомосексуалиста – книга "Против закона" Питера Уайльдблада, впервые изданная в 1955 году. Это честное повествование о жизни человека со врожденной склонностью к гомосексуализму.
Публикация книги привела к сенсационному судебному процессу и заключению в тюрьму лорда Монтегю и лорда Майкла Пит-Риверза. Сочинение это не является ни порнографией, ни непристойностью, что не скажешь о "Черных дневниках" ирландского гомосексуалиста сэра Роджера Кейсмента, повешенного за государственную измену в 1916 году. Много лет британское правительство отказывалось открыть эти документы, и только в 1959 году ограничение было снято. Опубликовал "Дневники" Питер Синглтон-Гейс (в его руки попало несколько копий) в парижском издательстве "Олимпия Пресс" с коротким английским предисловием. Против публикатора не были приняты никакие официальные меры, хотя тексты были собственностью британских властей, а описания гомосексуальных актов по откровенности не могут сравниться ни с какими другими.
Такие сексуальные извращения, как инцест, страсть к дефлорации, эксгибиционизм, нимфомания, мастурбация, некрофилия, трансвестизм и всяческие формы фетишизма, в том числе страсть к женской обуви на высоких каблуках, корсетам и другим предметам женского туалета, хлыстам и шпорам для верховой езды, являются скорее предметом исследования психоаналитиков, сексопатологов и полицейских, но никак не литературных критиков, поэтому мы ограничимся всего несколькими примерами.
Инцест редко становился темой литературного произведения. Драматург начала семнадцатого века Джон Форд описал это явление в трагедии "Как жаль, что она шлюха", впервые опубликованной в 1633 году. Позднее, в том же веке, Рочестер описал инцест в весьма легкомысленной сцене в "Содоме".
Мы уже писали, что именно кровосмесительная связь Байрона с сестрой (по сведениям писательницы Бичер-Стоу) разрушила его брак.
Пожалуй, единственным порнографическим сочинением, целиком посвященным инцесту, являются "Письма парижского друга", вышедшие в 1874 году в Лондоне. Главный герой – фотограф – знакомится через приятеля-гомосексуалиста с французским семейством, состоящим из отца, матери, двух дочерей и сына. Все они состоят в кровосмесительной связи. Фотограф женится, у него рождается дочь, он лишает ее невинности и выдает замуж за собственного сына, создав новый кровосмесительный союз.
Одно время мода на дефлорацию юных девушек в викторианской Англии была почти так же широко распространена, как страсть к порке. Процветала торговля девственницами, которые после утраты невинности попадали в руки своден и знахарок, и те пытались хирургическим способом восстановить потерянное. Ужасающие подробности торговли девочками-проститутками предал гласности В. Стед в серии статей "Жертвы современного Вавилона", опубликованных в "Пэлл-Мэлл газетт" в июле 1885 года.
К несчастью для него самого, одержимость редактора сыграла с ним злую шутку: он объявил, что, желая доказать, как легко совершить омерзительное преступление, через сводню получил за три фунта маленькую Элизу Армстронг. Хотя он немедленно передал ее в руки Армии Спасения, его обвинили в похищении, осудили и посадили в тюрьму на два месяца. "Мне жаль, – заявил судья, – вы несколько месяцев наводняли страну потоками лжи. Боюсь, она оказала тлетворное влияние на души тех самых детей, которых вы так ревностно защищаете. Это просто позор для журналистики!" Дефлорация стала темой утонченного романа Владимира Набокова "Лолита", впервые изданного "Олимпией Пресс" в 1955 году. Книгу пытались запретить в Англии. Знаменитый писатель Грэм Грин высоко оценил литературные достоинства "Лолиты", но таможня задержала книгу, а Джон Гордон из лондонской "Санди экспресс" объявил, что это "гнуснейшая книга из всех, что я когда-либо читал.
Чистая, откровенная порнография". Только после выхода Акта о непристойных публикациях 1959 года были сняты ограничения на издание книги в Англии. Шедевр Набокова оправдали. Аналогичная история произошла с ".Политой" и в США, где в начале на издание "Олимпии Пресс" был наложен запрет. Следует заметить, что американский сексолог Альберт Эллис считают "Лолиту" образцом "самого убежденного обоснования гетеросексуального фетишизма – привязанности мужчины к девочкеподростку, – которое когда-либо было написано.
Повествователь не только описывает дикую страсть к своей нимфетке, он испытывает сексуальное вожделение и к другим девочкам".
Фетишизм, как и откровенная порнография, всегда служил убежищем от повседневности. Многие литераторы выбирали для себя фетиш – какую-нибудь женскую штучку. Ретиф де ля Бретон, например, обожал женскую обувь. Этой темы иногда касалось даже такое респектабельное викторианское издание, как "Журнал английских домохозяек". Помимо писем о телесных наказаниях детей в семье, журнал печатал впечатления читателей о туго зашнурованных корсетах, доставляющих "восхитительное наслаждение", и о шпорах наездниц.
Корреспонденция о корсетах, шнуровках и порке девочек была столь объемна, что ее печатали в специальных приложениях, они имели дурную репутацию. Письма о повальном увлечении "верховой ездой" попадали на страницы журнала и потому не приобрели столь скандальной известности.
Одной из характерных примет шестидесятых годов пошлого века были "хорошенькие любительницы лошадей", ездившие верхом и в колясках, наводнивших Гайд-парк, которым "покровительствовали джентльмены". Успех роскошных дам полусвета запечатлел музыкальный шлягер эпохи:
Вот что писал журналист Джордж Август Сала о "лошадницах": "О амазонки, кавалеристки, лошадницы! Что может сравниться с парком в четыре часа пополудни в разгар сезона? Смотри, как эти сильфиды летают в восхитительных опьяняющих шляпках: у кого традиционный цилиндр с разлетающейся вуалью, у кого проказливая широкополая шляпка или элегантный кавалерийский шлем с плюмажем. Когда радостная кавалькада проносится мимо, порыв ветра время от времени приподнимает чью-нибудь юбку и являет нашим глазам зрелище крошечного кокетливого башмачка с каблучком армейского образца, туго обхватывающего ножку в рейтузах".
Сала приписывали авторство порнографической "Тайны Вербенового дома", непристойной сказки о школе для девочек, где внимание читателей привлекало в основном описание женского белья. Забавно, но автор осуждает "женские рейтузы для верховой езды", "замшевые, с черными штанинами", он считает их неприличными, поскольку они, во-первых, сшиты по мужской моде, а во-вторых, слишком туго обтягивают тело. "Каблук военного образца" имел шпору, что вызвало вал корреспонденции, более года поступавшей в "Журнал английских домохозяек". Зачинщиками стали три автора, чьей задачей было спровоцировать эротический интерес. "Мартингал" представлялся австралийцем, "Эперон" – бывшим кавалерийским офицером, инструктором школы верховой езды для дам, "Эперон" – второй женщиной, не желавшей открывать свое имя. Про себя она поведала лишь то, что имела обыкновение пришпоривать "любую лошадь".
Первым прислал письмо "Мартингал", и стиль его письма заставляют думать о почерке Сала. (Он был очень разносторонним журналистом!) "Я совершенно убежден, что небольшая шпора – отличное дополнение к хорошенькому сапожку. Кстати, женские амазонки так коротки, что не прикрывают ногу, их носят из чувства приличия. Прочитав все о женской выездке, я пришел к убеждению, что нет ничего лучше для лошади, чем замаскированная сталь. Привыкшая к шпорам лошадь без них никогда не будет вести себя хорошо. …Нет способа проще и эффективнее, чем осторожно ткнуть лошадь острой шпорой – тупая не годится, никакой хлыст не производит такого эффекта, как легкое касание шпорой. Когда несколько дам попросили у меня шпоры, я перепробовал несколько моделей и нашел, что лучше всего та, что состоит из пяти очень тонких длинных лезвий. Это вдвое меньше, чем обычно, зато их длина в два раза превышает обычную. Я сделал их по описанию одной леди, очень авторитетной. Дамам понравилось мое изобретение, они нашли такие шпоры очень эффективными".
Неудивительно, что письмо вызвало недоуменный протест наивных наездниц, ведь подобные шпоры могли причинить лошади ужасную боль.
Сегодня, когда женщины сидят в седле по-мужски, столь жестокое поведение вызвало бы бурный протест, но во времена "хорошеньких наездниц" оно никого не шокировало.
Эти письма упомянуты нами как образчик завуалированной порнографии викторианской Англии.
Они полны эротических символов: лошадь, наездница-госпожа, садо-мазохистские аллюзии, фаллические символы – хлыст, шпора, женский сапог для верховой езды…
Следует отметить, что и в наши дни завуалированная порнография время от времени встречается в самых респектабельных журналах. Совсем недавно одна из самых известных английских газет поместила фотографию женщины в костюме для верховой езды, раскинувшуюся на траве в призывной позе, в руке она самым недвусмысленным образом держит хлыст. Это была реклама женского дезодоранта.
См. свидетельство проститутки Вики Барретт на суде по делу д-ра Стефана Уорда в Лондоне в июле 1963 года.
Книга впервые вышла в 1954 году в "Олимпия Пресс" под названием "История О". Полин Реаж – псевдоним, под которым, скорее всего, скрывается мужчина. Прим. авт.В последствии оказалось, что автор все же женщина. Прим. ред.
Эрнет Боултон – сын лондонского биржевого брокера. Фредерик Вильям Парк – сын члена Верховного Суда.