- Я думал, ты не будешь возражать, - сказал Дэл, возвращая холст, краски и кисти.
Берген задумчиво обводил взглядом раскиданное по полу хозяйство:
- А я и не возражаю. Я злюсь на свою старуху, которая вбила в голову, будто я еще ребенок. Я решил, что снова начинаю рисовать. Ума не приложу, чего это я забросил занятия. Я ведь всегда хотел стать художником.
Мольберт он установил у окна, чтобы видеть раскинувшийся внизу двор, усеянный рощицами деревьев-хлыстов.
Деревья эти вздымались на высоту пятидесяти метров - грозные, прямые как стрела исполины, в бурю они, словно трава, стелились по земле. И фермеры Равнин могли не бояться, что какое-нибудь дерево в сильный ветер рухнет вдруг на дом.
Берген наложил на холст две широкие полосы - зеленую и голубую. Дэл внимательно наблюдал за ним. Порой движения Бергена были неуверенны, но все же вскоре на мольберте возникла картина. Долгая разлука с искусством никак не отразилась на его мастерстве. Глаз стал вернее, а краски приобрели глубину. И все-таки он оставался обыкновенным любителем.
- Может быть, стоит добавить небу красноты. Пару мазков, вон там, под облаками, - предложил Дэл.
- К небу я еще вернусь. - Берген смерил его холодным взглядом.
- Прости.
И Берген снова обратился к картине. Все у него получалось - за исключением деревьев-хлыстов. Ему никак не удавалось поймать их форму. Они казались такими бурыми, такими массивными. Но ведь на самом деле они выглядели совсем иначе. А когда он попытался изобразить их гнущимися под порывами ветра, они и вовсе выпали из общей картины. Они выглядели нескладными, совсем не такими, как в жизни. В конце концов Берген громко выругался, выбросил кисточку в окно, вскочил на ноги и в ярости зашагал по комнате.
Дэл подошел к картине и сказал:
- Берген, сэр, все не так уж плохо. Наоборот. Очень хорошая картина. Вот только деревья...
- Проклятие, сам вижу, - прорычал Берген, взбешенный тем, что, впервые за долгие годы взяв в руку кисть, не сумел добиться совершенства. Он развернулся - и увидел, как Дэл маленькой кисточкой наносит изящные, верные штришки.
- Вот, может, так будет лучше, сэр, - сказал наконец Дэл, отступая на пару шагов.
Берген подошел к холсту. Деревья-хлысты, выглядящие точь-в-точь как в жизни, вздымались к небу; ожив, они стали самой прекрасной деталью на всем полотне. Берген не мог оторвать от них глаз - они казались такими легкими и такими легкими штрихами Дэл вписал их в пейзаж. Но так не должно было быть, это все неверно. Это Берген должен был стать художником, а не Дэл. Это нечестно, несправедливо, не правильно - Дэл не должен уметь рисовать деревья-хлысты.
Процедив в ярости какое-то ругательство, Берген размахнулся и что было силы ударил Дэла. Удар пришелся в челюсть. Дэл ошарашенно глядел на Бергена, оглушенный не столько ударом, сколько самим этим поступком.
- Раньше ты меня никогда не бил, - растерянно проговорил он.
- Прости, - немедленно ответил Берген.
- Я всего-то нарисовал деревья-хлысты.
- Я знаю. И прошу прощения. Обычно я не бью слуг.
При этих словах удивление Дэла переросло в ярость.
- Слуг? - холодно уточнил он. - Ах да, и в самом деле. Просто на какое-то мгновение я забыл, что я всего лишь слуга. Мы попробовали свои силы в одном и том же, и вдруг выяснилось, что я справился лучше тебя. Я забыл, что я слуга.
Берген опешил. Он ведь не имел в виду ничего плохого - просто похвалился тем, что обычно при обращении со слугами держит себя в руках.
- Но, Дэл, - растерянно произнес он, - ты и есть слуга.
- Вот именно. Я должен запомнить это на будущее. И ни в коем случае не побеждать. Я буду громко хохотать над твоими шутками, даже над самыми дурацкими. Буду придерживать поводья, чтобы ты мог обогнать меня. Буду всегда соглашаться с тобой, какую бы чушь ты ни плел.
- Этого я у тебя не просил! Я не хочу, чтобы со мной так обращались! крикнул Берген, возмущенный подобной несправедливостью.
- Но именно так должны вести себя слуги со своими господами.
- А я не хочу, чтобы ты был слугой. Я хочу, чтобы ты был мне другом!
- Да, я тоже думал, что мы друзья.
- Ты слуга, но вместе с тем друг.
- Берген, сэр, - рассмеялся Дэл, - человек может быть либо слугой, либо другом. Это два конца одной и той же дороги, два противоположных конца. Либо тебе платят за службу, либо ты поступаешь так, как поступаешь, из любви к человеку.
- Но тебе платят, а я-то думал, ты любишь меня!
Дэл покачал головой:
- Я служил из любви к тебе и думал, что ты кормишь и одеваешь меня тоже из любви. Когда мы были вместе, я чувствовал себя свободным.
- Ты и так свободен.
- У меня контракт.
- Стоит тебе попросить, и я немедля порву его в клочки!
- Это обещание?
- Клянусь своей жизнью. Ты не слуга, Дэл!
Тут открылась дверь, и в комнату вошли мать Бергена и его дядя.
- Мы услышали крики, - сказала мать. - И подумали, что вы здесь поссорились.
- Мы просто немножко подрались подушками, - ответил Берген.
- Почему же тогда подушки лежат на постели, будто их и не трогали?
- Ну, мы подрались, а потом положили их обратно.
- Тебе повезло, Селли, - усмехнулся дядя. - У тебя не сын, а служанка прямо. Какая экономия!
- О Господи, Ноэль, он ведь не шутил. Он все еще рисует.
Они подошли к картине и внимательно рассмотрели ее.
После долгой паузы Ноэль повернулся к Бергену, улыбнулся и протянул руку.
- Мне было показалось, что ты там просто хвастался.