Среди цветочного сада в широких плетеных креслах сидели двое, наслаждаясь ласковыми теплыми лучами летнего солнца. Мужчина с посеребренными висками и небольшим, уже обозначившимся брюшком, заметно нервничал. Его руки, казалось, жили отдельной жизнью: барабанили пальцами по спинкам, сжимались в кулаки, постукивали по коленям, расстегивали ворот белоснежной рубашки, поправляли складки черных брюк.
В отличие от него, второй мужчина — седой аксакал лет шестидесяти пяти сохранял абсолютную невозмутимость. Он был одет по-домашнему, в простую белую футболку, тонкие брюки такого же цвета и легкие летние тапочки. От фигуры старика веяло спокойствием и уверенностью.
Перед ними на круглом столе стояли два пузатых бокала на тоненьких ножках, наполненных кроваво-красным вином, откупоренная бутылка, тарелочки с нарезанными апельсинами и спелыми гроздьями белого винограда. На крупных плодах прозрачными жемчужинками сверкали в солнечном свете капельки воды, играя всеми цветами радуги.
— Папа, зачем ты разрешаешь общаться Ашоту с этим уголовником и сам постоянно принимаешь его в нашем доме? — раздраженно поинтересовался младший мужчина. — К чему все эти авантюры с перепродажей шмоток? Это плохо закончится. У нас есть своё налаженное дело, мы хорошо зарабатываем, неужели необходимо лезть в эту фарцу? Там быстро можем найти себе неприятностей. А этот урка… Я ему не доверяю. Заступился за Ашота в тюрьме, спасибо. Надо было денег ему дать и вежливо попрощаться. Не нужен он нам. Я недавно узнал, что они в «Арагви» с грузинами подрались. Слава богу, никто заявлять не стал. Грузины за разбитую посуду заплатили, я потом ещё сотку администратору дал, чтобы всё забыл. А представь, если бы менты явились? Нам бы пришлось снова Ашота отмазывать. Или его бы покалечили? Драку спровоцировал этот уголовник. За девку какую-то заступился.
— Ерванд, тон умерь, — в голосе старика явственно прозвучали стальные нотки. — Не забывай, с отцом разговариваешь.
— Прости, — смешался мужчина в рубашке, — но я действительно за сына волнуюсь.
— Я понимаю, — величественно кивнул аксакал. — Но и ты пойми. Ашот уже не мальчик. Он мужчина и сам вправе выбирать друзей. Что касается драки. Внук мне сам всё рассказал. Эти грузины плохо себя вели. Вот и получили. Что же теперь, я своего внука буду под стеклянным колпаком держать? Повторюсь, он мужчина, и должен уметь постоять за себя. И, кстати, деньги Михаилу я предлагал. Тысячу рублей, ещё на первой встрече. Как благодарность, что помог нашему мальчику в СИЗО. А он отказался.
— Отказался? — поразился Ерванд. — Эти урки за десятку убить готовы. А тут тысячу не взял. Быть такого не может!
— Представь себе, может, — усмехнулся Левон. — Целую речь закатил, сказал, что деньги ему очень нужны, но не возьмёт, потому что считает Ашота другом. Бумажки — тлен, а настоящая дружба — на всю жизнь. Её никакими деньгами не измерить, поэтому Левон-джан заберите ваши бумажки.
— И тебя это не насторожило? — вскинулся мужчина в белой рубашке. — Он же отпетый уголовник, весь в блатных наколках. И тут такие речи ведет, как будто не зек, а Д’Артаньян какой-то. Тьфу.
— Он был искренен, — спокойно ответил патриарх. — Мне уже немало лет, и я за свою долгую жизнь научился разбираться в людях. В тот момент Михаил не врал.
— Допустим, — кивнул Ерванд. — Но ты понимаешь, что все эти авантюры до добра не доведут? У них просто нет опыта и связей, чтобы так работать долгое время.
— Понимаю, — кивнул старейшина. — Поэтому и подстраховываю их, помогаю, чем могу. И вообще, скажу тебе, Ерванд, этот Михаил очень непростой парень. Он мне сказал, что скоро людям разрешат коммерческой деятельностью заниматься, кооперативы свои открывать.
— Да знаю я эти кооперативы, — отмахнулся Ерванд. — Мы же с тобой такую же квартиру Ашоту покупали, кооперативную. Люди или организации объединяются, создают ЖСК, получают деньги в Стройбанке, вносят свои средства на строительство, договариваются с подрядчиками и получают жилплощадь после сдачи дома. В одни руки, строго одну квартиру. Какая же это коммерция? Одно название, да.
— Ты не понял, — невозмутимо пояснил старик. — Я не о квартирах, а о том, что любой человек скоро сможет создать своё предприятие, торговать, шить или делать что-то, а потом продавать. Совершенно законно. И это мне Миша сказал. Говорит, лежал в больнице, когда его подрезали, с отставником гэбэшным, ну тот ему это и сказал. Я проверил, через свои источники в республике и Москве. Точно, готовится, что-то такое. Люди уже работают над законами о кооперации. В верхах принципиальное решение уже принято. Социализму недолго осталось. Будут у нас легальные частные предприятия, а потом и первые официальные миллионеры. Можешь себе представить, насколько ценна эта информация? А ты говоришь, «запрети общаться Ашоту с этим уголовником», да он одними этими сведениями уже большое дело для нас сделал.
— Подожди, так что, мы можем официально работать и расширяться? — оживился Ерванд. — И никакой ОБХСС-ШМСС не прицепится? Это же здорово.
— Да, так должно стать через пару лет, — довольно подтвердил старейшина. — Приготовления к принятию и запуску законов о кооперации идут полным ходом. Я тебе ещё одну интересную вещь скажу. Помнишь, мы с тобой обсуждали сделку по золоту? Там нам неплохой куш светит за посредничество. Я тебя еще попросил всех наших с охотничьим оружием собрать. До поры молчал, но сейчас скажу. Золото продавать Миша с друзьями будут. И у Ашота там доля имеется.
— Откуда они его взяли? Папа, ты что, не понимаешь? За такое количество рыжья нам могут голову открутить, — Ерванд даже подпрыгнул от возмущения на кресле.
— Сядь и успокойся, — холодно одернул сына Левон. — Всё относительно нормально. Обстановку пробивали, шухера никакого нет. Были бы люди серьезные, точно волна бы пошла. А её нет. Твой отец ещё в здравом уме. Поэтому первым делом с Мишей по этому поводу поговорил. Он мне кое-какие моменты прояснил. Я ему верю. Всё должно нормально пройти. А если нет, мы знаем за что рискуем. Чтобы ты не психовал, поясню, проблем быть не должно. Золото продаем надежным людям, я их знаю давно. Оно уедет на Кавказ, частично будет переплавлено, частично продано коллекционерам. Страхуемся во время сделки только потому, что у кого-то башня может упасть. Деньги от сделки ожидаются огромные. Но, как там у русских говорится? Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
— Подожди, — нахмурился сын. — А тебе не кажется, отец, что этого бандита к Ашоту в тюрьме банально подвели? Как-то это подозрительно всё. Выскочил как чёрт из табакерки, рассказывает такие интересные вещи, сделки крупные через нас проводит.
— Не кажется, — покачал головой патриарх. — Ты же знаешь, я умею разбираться в людях. Есть некоторые непонятные моменты, но пока я Михаилу верю. Но это не значит, что расслаблюсь. Буду продолжать за ним внимательно наблюдать и периодически проверять. Не волнуйся, всё под контролем.
— Ой, смотри, папа, — вздохнул Ерванд. — Может твой Миша хороший человек. Но чужой. Я ему не доверяю. Может всех нас под монастырь подвести. Сам понимаешь, ему о нас знать лишнего не надо.
— Ты меня учить вздумал? — усмехнулся Левон. — Я всех коммунистических вождей пережил, начиная со Сталина. Всякое было, но тюрьмы избежал. Именно потому, что разбирался в людях, никогда не ждал, когда за мной придут, а всегда действовал. Даже внуки всего не знают, чем занимался, через что прошел. Сейчас сижу перед тобой, наслаждаюсь солнцем на веранде в окружении цветущего сада. Хорошо пожил, оставил на земле большое потомство, посадил дерево, построил дом. Мои родные устроены, прилично зарабатывают и всем обеспечены. А ты поучать меня вздумал. Не много на себя взял, сынок?
— Прости, папа, — виновато опустил глаза Ерванд. — Просто переживаю за Ашота. Они всё-таки рисковым делом занимаются. Всякое может быть.
— Понимаю, — кивнул патриарх. — Но учти, Ашот уже совсем взрослым стал, настоящий мужчина.
Старик тепло улыбнулся, вспомнив внука, и продолжил:
— Нельзя парня постоянно прятать за маминой юбкой и за спинами родственников. Он тогда сам как женщина станет — слабым и беспомощным, не подготовленным к трудностям. При любом серьезном испытании сломается как спичка. Но это не значит, что я не позаботился о внуке. Ты только из республики приехал, поэтому не в курсе. Я с Ашотом в Одессу нашего Гурама отправил, на всякий случай. И инструкции ему дал, как действовать в любой ситуации. Так что, не беспокойся, сын, повторяю, всё под контролем. А с Мишей наш Ашот может многого достичь. У этого парня стальная хватка и отличная деловая сметка. Они уже солидные деньги зарабатывают. А будут ещё больше. Если так и дальше всё пойдет, твой сын и мой внук в будущем станет одним из богатейших людей страны. Я не шучу.
— Дай бог, отец, — Ерванд подхватил двумя пальцами ножку бокала, пригубил вино и отсалютовал отцу фужером. — Дай бог.
Просторная комната отличалась спартанской обстановкой. В углу сиротливо стоял небольшой шкаф с сияющими пустотой книжными полками. На потертом паркете раскинулся старенький тряпичный коврик. Середину помещения захватил круглый стол. На массивной столешнице гордо возвышалась бутылка «Пшеничной». Рядом примостились самодельная пепельница из консервной банки и тарелка, заполненная нарезанными кружочками солёных огурцов и ломтиками розовой вареной колбасы. Парочка стульев по бокам была небрежно отодвинута в стороны, на третьем сидел хозяин, с интересом рассматривающий стоящего перед ним гостя.
Пауза затягивалась, заставляя посетителя нервничать. Здоровенный бугай явно чувствовал себя не в своей тарелке: переминался с ноги на ногу и виновато отводил взгляд от болезненно худого мужчины с седой шевелюрой. А тот, в свою очередь, рассматривал визави с примесью легкой брезгливости — как какого-то особенно мерзкого таракана.
— И шо вы имеете мне сказать, Фима? — наконец прервал молчание хозяин.
Синие от наколок пальцы криминального авторитета нетерпеливо постукивали по столешнице, выбивая барабанную дробь.
— Они ушли. Положили наших и свалили, — обреченно выдохнул амбал в спортивном костюме «адидас».
— Фима, ты, мне тут бледный вид и розовые щечки не изображай, — угрожающе прошипел седой. — Я думал, ты — путевый бродяга. Старый стал, ошибся. Ты таки беспонтовый поц.
Здоровяк втянул голову в плечи и молчал, опустив голову.
— Не делай мне нервы. Ты же не целка на первом свидании. Колись, какие косяки упороли? Почему на въезде их не хлопнули? Тебе же Боксер на блюдечке всё принес, весь расклад дал. Мог же барыг с баблом тепленькими взять. Как можно было так лохануться, шоб твоя мама всю жизнь на одну пенсию жила?
— Так они на других тачках приехали, Кащей, — промямлил амбал. — Пацанов на всех дорогах расставил. Местных предупредил, чтобы приглядывали. Баблом зарядил чуток, чтобы резвее бегали. Пообещал лавухи прилично замаксать, если срисуют. Номер «шестерки» дал. А эти фраера на «ниве» и «рафике» приперлись. И чуть другим составом. Кто же знал?
— Кто же знал, что ты у мамы таким шлемазлом вырастешь, — передразнил здоровяка седой. — А на обратном пути что произошло? Ты же рубашку на своей волосатой груди рвал, что нашел отморозков, и они сделают всё как надо. Этим оторванным, даже не западло было погоны мусорские натянуть, чтобы барыг пощипать. И опять облажался.
— Барыги со стволами оказались, — пробубнил Фима. — И вторую машину, пропедалили, лоханулись. Они же везде на «рафике» ездили, шмотки загружали. А «ниву» мы не срисовали. Там бойцы со стволами были, «бобик» протаранили и шмалять начали. Двоих наших положили. Один башку раскроил, пока машина кубарем летела, ещё парочку задело, хорошо, смогли своим ходом свалить. И вообще, не такие уж они и простые. Заправляет там расписной, из сидявых. И корефан его тоже в мастях. Так что может быть и не барыги это вовсе. А братва тертая.
— Не гони беса, — поморщился седой. — Какая, нахрен, братва? Никто из бродяг и воров заниматься этой темой не будет. Снять лавэ с барыг — да, это без базара. Правильная тема. А самим шмотками торговать — зашквар голимый. Если бы пацаны ходили под уважаемыми людьми, общество бы заранее предупредили, попросили бы помочь, встречи с нашими организовать. Да и на общак бы чуток заслали, братву подогрели, как полагается. Дикие это, Фима. И никакие не блатные, даже не серьезные люди с баблом и связями, а мелкие гешефтмахеры.
— Сомневаюсь, Кощей, — вздохнул амбал. — Не такие это простые люди, как тебе кажется. На двух машинах, при стволах. И нас грамотно сделали.
— Знаешь, Фима, чем бордель отличается от бардака? — неожиданно спросил Кащей.
— Нет, — Ефим смутился и замолчал, ожидая продолжения.
— Бордель, Фима, это приличное заведение, где симпатичные и не очень девочки готовы подарить мужчинам немножечко удовольствия в обмен на пару красненьких или зелененьких купюр, — наставительно заявил седой, немного помолчал, налился краской, и рявкнул так, что собеседник испуганно отшатнулся:
— А бардак, это то, чем ты занимаешься. Постоянно срёшь в штаны, а потом ездишь мне по ушам без тормозов, на тему, почему от тебя так противно воняет.
Кащей помолчал и продолжил, уже тоном пониже:
— Твоя мама, тетя Соня, святая женщина, сто двадцать килограмм физической мощи и доброты. Ах, какой вкусной рыбой она торговала на Привозе. Стерлядь, бычки, ставрида. Я всегда пускал слюни, проходя мимо её прилавка. И однажды решил помочь тете Соне избавиться от товара и пораньше уйти домой. Попробовал тихо, чтобы не отвлекать мадам от азартной торговли, взять рыбешку килограмма на три и уйти, как гусары, не прощаясь. Как она влепила мне левой. Летел метра четыре, через прилавки, пугая дедушек, беременных женщин и октябрят. Потом меня несколько минут водой отливали. Твоя маман так испугалась, что сама расплакалась. Я чуть не захлебнулся в этом соленом озере. Думала, убила мальчонку. Потом, растрогалась, вручила мне эту злосчастную рыбу, не к ночи она будь упомянута. Взяла на руки и прямо так с рыбой, прижимая к своей могучей груди шестого размера, отнесла до хаты и вручила отчиму. Он так обалдел, что чуть папиросой не подавился. А я утром глянул на свою синюю рожу и два выбитых зуба, и возблагодарил бога и твою замечательную маман, что она не пустила в ход правую.
К чему говорю? Я тебя, Фимка, знаю давно, с самого детства. Но кабы бы не твоя маман, регулярно подкармливавшая голодного пацана вкусной рыбкой в послевоенные годы, отправил бы тебя на экскурсию в одну сторону до Валиховского переулка[1]. Клянусь твоими отрезанными яйцами.
Ефим побледнел, инстинктивно отшагнул назад, и прикрыл рукой причинное место.
— Не дергайся, — взгляд седого немного потеплел. — Будешь меня слушать ушами, сохранишь свои бейцалы в целости и сохранности. Ну а, если ещё раз офоршмачишься, не взыщи. Даже тетя Соня и мои ностальгические воспоминания о босяцком детстве тебя не спасут. Будешь жрать яичницу из своих причиндал и петь в синагоге фальцетом. Если конечно выживешь. Усёк?
— Усёк, — выдавил Ефим, вытирая подрагивающей ладонью вспотевший лоб.
— Слушай сюда, пока я добрый. Первое. Эти барыги рано или поздно снова объявятся. Их жаба задушит такой гешефт упустить. А страх постепенно проходит, когда перед глазами маячит солидный куш. Не жлобись, подкинь башмалы немного Боксеру из своих, пусть опять маякнёт, когда они возникнут на горизонте. Постарайся о них всё узнать, что можно и что нельзя тоже. Второе. Следующую акцию готовь тщательно, не торопись брать на гоп-стоп. Можешь даже разок отпустить из Одессы. Если будет возможность, отследи их до конца пути. А потом пробей, где гасятся, чем дышат. Судя по номерам «жульки» пацаны из Москвы. Есть у меня там пара авторитетных корефанов из старых бродяг. Я, в свою очередь, их подключу, попрошу пробить этих дерзких, как пуля резких. А ты братву собирай, оружие и машины готовь, операцию продумывай. Держи меня в курсе постоянно. В следующий раз они не должны уйти, все пути отхода надо перекрыть. Но аккуратно, чтобы менты не засуетились, нам лишнее внимание красноперых ни к чему. Есть у меня чуйка, что жирный кусок можем отхватить. Не знаю почему, но есть. А она меня ещё ни разу не подводила.
Кащей многозначительно помолчал, сверля Фиму выцветшими голубыми глазами. Его немигающий взгляд был пронзителен и так холоден, что здоровяка снова бросило в пот.
— Облажаешься, последствия сам понимаешь. Заранее примеряй деревянный макинтош. Я лучше Карабаса с его братвой подтяну к нашим раскладам. Они точно не накосячат. Придется, конечно, серьезно делиться, но хоть в результате уверен буду.
— Не облажаюсь, Кощей, отвечаю, — горячо заверил Фима. — Все будет как в лучших домах Парижа. Клиенты буду разогреты и готовы исполнить все твои желания, даже извращенные. Как Сонька-коса при виде зеленой «сотки».
— Дай бог, — задумчиво протянул авторитет. — Ладно. Канай, уже по своим делам. А я думу думать буду.
— Присаживайся, капитан, — начальник отдела по организации работы участковых инспекторов взмахнул ладонью, указывая место, и когда милиционер с виноватым лицом робко примостился на краешек стула, продолжил, повышая тон.
— Ты понимаешь, почему я тебя лично к себе вызвал?
— Догадываюсь, — вздохнул подчиненный.
— Что там у тебя, Нечитайло, на участке происходит? Совсем нюх потерял, капитан? Чем ты там занимаешься? Онанизмом? Не можешь и не хочешь работать? Так заявление напиши, так мол и так, не желаю служить в рядах советской милиции. Я тебе помогу, придам ускорение. Как пуля вылетишь из органов с волчьим билетом и без выходного пособия. Тебя после этого даже грузчиком в сельский магазин не возьмут.
— Товарищ майор, — попробовал вставить слово участковый, но начальник безжалостно оборвал подчиненного:
— Молчать! Говорить и задавать вопросы здесь буду я. А ты — на них отвечать, когда разрешу. Всё понятно?
— Так точно, товарищ майор, — побледневший участковый встал и вытянулся в струнку.
— Сядь и поясни мне, — тоном пониже продолжил начальник отдела. — Какого рожна на твоем участке, между Берендеевкой и Ленино происходит перестрелка, два трупа, горелая машина, один, как заявил эксперт, в милицейской форме, судя по обгорелой пряжке и звёздочкам, а мы узнаем об этом только спустя три дня? Почему никто из местных в милицию не обратился и тебе не доложил? Ты хоть представление о работе с людьми имеешь, участковый? Или хреном груши околачиваешь?
— Имею, — буркнул покрасневший капитан, отводя глаза. — Вы же прекрасно знаете, что только две недели на участке работаю. Сами меня назначали. Я только в обстановку начал вникать, с местными знакомиться, контакты налаживать. А по поводу этого происшествия, места там глухие. До ближайшего поселка — Берендеевки, километров семь, примерно. Сегодня на этом участке дороги мало кто ездит, с тех пор как там три с половиной калеки осталось. Только чтобы путь на Киев срезать. И то, далеко не все водители об этом знают. Да ещё «УАЗ» упал в низину. С дороги он не виден. Надо подойти к склону и глянуть вниз, чтобы его рассмотреть. О местном контингенте я вообще не говорю. Милицию совсем не уважают. Судимых, хулиганов и дебоширов с приводами хватает. А после того, как мой предшественник, капитан Макаров в порыве служебного рвения конфисковал самогонные аппараты и пойло у бабок, в Берендеевке и Ленино вообще со мной общаться не хотят. Косятся злобно, как партизаны на полицаев. Такое впечатление, что отвернешься, нож в спину всадят.
— Так в этом твоя работа и состоит, чтобы общаться захотели, — усмехнулся начальник. — Мне, что тебе азы рассказывать? Сам всё знаешь. Классический метод кнута и пряника. Кстати, насчёт машин. Их там несколько было. Видел, эксперты на месте работали?
Капитан кивнул.
— Там, судя по протекторам, ещё автомобили могли находиться. Сейчас сказать трудно, какие. Эксперты могут с уверенностью говорить только об одном — «жигули». Нашли опечаток, предположительно подходящий по времени. Остальные следы сильно запутаны и заезжены, их могли оставить машины, которые проехали позднее. Во всяком случае, некоторые опечатки шин были совсем свежие. Теперь послушай меня, Ваня, речь идёт о твоей дальнейшей карьере и спокойной службе. Сам понимаешь, двойное убийство, перевернутая машина, труп в горелой милицейской форме — преступление громкое. Вчера Корнейчук шефу звонил.
— Владимир Михайлович? — побледнел участковый.
— Именно. Лично, — подчеркнул майор. — Начальник УВД Киевского облсовета. А ведь он ещё, если ты забыл, заместитель министра внутренних дел республики. Уровень представляешь?
Подчинённый подавлено кивнул.
— Даже до него эта информация дошла. Дрючил нашего шефа. Без мыла и вазелина. А он, в свою очередь, имел меня. Вдумчиво, во всех позах, без смазки. Завтра прокурор пообещал приехать. Думаю, тоже захотел приобщиться. Опять Валентиновича будут сношать. А он оперов и меня.
И если ты не напряжешься и не принесешь мне хоть какую-то информацию в клювике для отчетности, иметь тебя буду очень жестко со всеми извращениями. Так, что небо в овчинку покажется. Понял?
— Понял, — вздохнул капитан. — Но там вроде уже опера из Главка вместе с нашими вовсю работают. Мне все равно с ними сотрудничать по этому делу.
— Опера, это отдельная история, — перебил начальник. — Работают, и нормально. А ты выполняй свои служебные обязанности. Сотрудничай с ними, никто ничего не говорит. Но и сам паши день и ночь, чтобы дать результат.
Майор на секунду замолчал, собираясь с мыслями, и продолжил:
— И если ты до сих пор не усвоил азы работы участкового, то я тебе подскажу, где копать. Сейчас лето, сезон сбора ягод. Весь народ с корзинками по окрестностям шастает. Так что, свидетели перестрелки вполне могли быть. Хоть носом землю рой, хоть руками нору как крот копай, но этот момент как следует проработай. Дальше. С машины сняли колеса, и не исключено, подобрали какие-то вещи, а потом её банально спалили, чтобы следов не оставлять. Берешь ноги в руки и вперед по своим отсидевшим поднадзорным, местным хулиганам и алкашам. Тащи их в участок, осматривай сараи или другие места, где они могут колеса хранить, сажай их на пятнадцать суток, но найди воров. Пусть всё от «а» до «я» расскажут. Какие вещи взяли, что видели и знают, как и когда колеса снимали. А потом поглядим, что дальше делать. Село, оно, Ваня, такое: Тамара на одном конце пару раз охнула, а на другом уже знают во всех подробностях, как Сема её в сарае пользовал. Так что, если постараешься, интересную информацию по этому делу сто процентов найдёшь. И ещё. На дороге были найдены следы крови, видел?
— Так точно, товарищ майор.
— И возле деревьев на обочине тоже. Так вот, если были раненые, не исключено, что далеко уйти они не могли. Их может кто-то увидел или помощь оказал, либо приютил на время, пока товарищи не забрали, если ранение серьезное было. Поработай по этому вопросу, опроси людей в ближайших деревнях. Я дам команду и твои коллеги на соседних участках подключатся. Возможно, что-то накопаем.
— Сделаю, Алексей Данилович.
— Вот и хорошо. Иди, работай. И без результата не возвращайся. Делай, что хочешь, но информацию мне достань.
— Будет исполнено, товарищ майор.
Начальник отдела помолчал и проникновенно добавил:
— Мне важно, чтобы ты дал результат. А то у меня уже шеф спрашивал, что это у тебя за участковые инспектора такие? Обстановкой на участках не владеют, ничего узнать не могут. Я, конечно, сказал, что ты только приступил к работе. Но все равно, выволочку получил. Так, что постарайся, Иван, поработай как следует.
— Сделаю всё что смогу, товарищ майор.
— Смотри у меня. Головой за результат отвечаешь.
На Валиховском переулке в Одессе располагался морг. Отправить в Валиховский переулок — обещание убить.