Слова Абрека меня заинтриговали и одновременно насторожили. Когда такой персонаж, как Тенгиз «хочет поговорить», жди неожиданных сюрпризов. И не факт, что они будут приятными.
С другой стороны, если бы у него имелись серьезные претензии, нас бы встречал не одинокий, дружелюбно скалящийся Абрек, а целая делегация отморозков. Ещё один плюс: кавказец всячески выражал расположение к нам.
Понятно, что он артист ещё тот, и может так же, приветливо улыбаясь, перерезать глотку «новым друзьям». Но смысла в подобном спектакле я не видел. Так что, будем надеяться, всё пройдет нормально.
Спереди притормозила черная «волга». Водитель опустил стекло. Наружу высунулась коротко стриженная голова Абрека. Он махнул рукой, приглашая ехать следом.
В окне замелькали огромные белоснежные корпуса санаториев. На открытых балконах с легкими ажурными ограждениями-балюстрадами, изображавшими раскинувшиеся во все стороны цветущие растения, деловито копошились и просто стояли люди. Женщина развешивала на веревке мокрый купальник, мужчина курил, облокотившись на перила. Старик лет семидесяти наслаждался окружающими видами, неторопливо прихлебывая чай из чашки. Мимо проносились аллеи огромных реликтовых сосен, величественных кипарисов, экзотических пальм с огромными мясистыми листьями, и другие, раскинувшиеся во все стороны зеленым ковром растения, названий которых я не знал. Город смотрелся очень красиво, и произвел на меня впечатление. Ухоженные уютные аллеи в окружении деревьев, благоустроенные скверы со скамеечками, галечные пляжи, где принимали солнечные ванны, плескались в море толпы отдыхающих. Люди были расслабленными, сверкали улыбками, ели мороженое, играли в бадминтон и волейбол. Ушлые фотографы снимали довольных папаш и мамаш с детьми, предлагая надеть бутафорские черкески или переодеться в пиратов, повязав косынки и кушаки. От всего этого, веяло такой беззаботностью, спокойствием и счастьем, что горло скрутил спазм. Всё-таки было в советской действительности семидесятых-восьмидесятых что-то теплое, искреннее, светлое, создающее неповторимую атмосферу, которую с ностальгией вспоминают миллионы пожилых людей, проживших часть жизни в СССР. И искренне жаль, что, в моей прошлой жизни, это ушло в небытие вместе с канувшим в прошлое первым социалистическим государством.
Через минут пятнадцать череда корпусов санаториев и жилых домов сменилась горными склонами и огромной рощей с нависшими над дорогой соснами-великанами. Машина Абрека, притормозила и повернула направо, заезжая на лесную дорогу, усеянную иголками и шишками. Мы повторили маневр, стараясь не выпускать из виду, маячащий впереди багажник «волги». Ещё пять минут поездки, и зрелище, представшее перед глазами, заставило Олега изумленно присвистнуть.
— Ни фига себе, — потрясенно пробормотал он. — Глазам своим не верю.
Перед нами, посреди сосен раскинулась огромная поляна. Двухметровый кирпичный забор с художественной облицовкой из горного камня, и фонарями-светильниками на миниатюрных башенках, напоминал крепостную стену. Перед ним простиралось безупречно ровная асфальтированная площадка способная свободно разместить десяток легковых автомобилей.
Но поразило Олега не это. За забором, среди огромных деревьев, виднелся дом, больше похожий на сказочный дворец или резиденцию средневекового монарха. Белоснежная штукатурка сверкала в ярких лучах летнего солнца, слепя глаза. Три этажа с огромными овальными окнами, громадная веранда, парочка полукруглых балкончиков, бледно-серая, явно зарубежная черепица, всё это создавало ощущение нереальности происходящего, учитывая, что на дворе лето восемьдесят шестого, КПСС по-прежнему ведет народ к победе коммунизма и показательно борется против воров, расхитителей социалистической собственности и подпольных деляг.
— Это звездец, — Олег всё не мог успокоиться, рассматривая открывшееся великолепие, обалдевшими глазами. — Скажите мне, что я сплю.
— А что тебя удивляет? — улыбнулся я. — Не ожидал? Понимаю. Всё дело в разнице менталитета.
— Посидыте зыдесь, мынут пят, — крикнул выбравшийся из «волги» Абрек, — Я Тэнгизу доложу, что приехали, и скажу, чтоби ворота открылы.
— Хорошо, — ответил я, приоткрыв дверь машины. — Мы подождем, сколько надо.
Абрек постучал в калитку, находившуюся справа от больших металлических ворот, украшенных причудливыми узорами. За воротами мелькнул темный силуэт. Бандит что-то коротко гортанно крикнул, щелкнул засов, калитка бесшумно приоткрылось, и кавказец одним кошачьим движением ловко просочился в образовавшуюся щель, не забыв прикрыть за собой дверь.
— И всё-таки. Как он на такое решился, даже если бабло есть? — десантник всё не мог успокоиться. — Это же готовый компромат. Зачем так палиться? Сам себя под монастырь подводит. Уголовную ответственность за нетрудовые доходы никто не отменял. Такой роскошный дом — готовая доказуха для ОБХСС.
— Я же говорю, не учитываешь разницу менталитетов, — тонко улыбнулся я. — Во-первых, то, что дико смотрится в глубинке РСФСР, вполне в естественно на Кавказе и в Средней Азии. Здесь веками царствовал феодализм в самой худшей его форме, наложенный на местную ментальность. Стоит только власти коммунистов чуть ослабнуть и местные царьки проявят себя в полной мере. Но даже сейчас они не шибко стесняются. Поясню на наглядном примере. О воровском законе слышал?
— Конечно, — ухмыльнулся Олег. — Я же не в вакууме рос. В каждом дворе были сидельцы, гопари, косящие под блатных, и вообще песни Розенбаума, Шуфутинского и Высоцкого о тюрьме и урках, из каждой форточки звучат. Лучше скажи, кто о нём не слышал?
— Отлично, — кивнул я. — Продолжим. Так вот, самые истинные ревнители традиционных понятий и воровских традиций — славяне. Тот же Вася Бриллиант, Корж, Бузулуцкий и многие другие урки старой формации. Они считают, что вор должен десятки лет провести на зоне и киче, не обрастать личным имуществом, не жениться, не заниматься «барыжничеством», не иметь дел с ментами и другими представителями органов и власти, скромно одеваться, поскольку настоящий авторитет проявляется делами и уважением братвы, а не понтами и так далее. За подобные косяки могут на перо посадить. А большинству кавказцев, то есть «пиковой масти», на эти ограничения плевать. Они любят понты, блестящие безделушки, вроде золотых цепей, красивые машины и дома. То есть, склонны к роскоши. Могут, если им выгодно, пойти на контакт с ментами, чтобы убрать конкурента. Не явно, конечно, чтобы не будоражить братву, а тайно. Также занести долю малую партийным чинушам или другим функционерам, если понадобится.
Воры старой формации считают, что барыг можно обносить, брать на гоп-стоп и всё, а «новые» авторитеты, без стеснения совести обкладывают их данью, защищают от других преступников, и активно сотрудничают с зубрами теневой экономики. Поэтому за ними будущее, как за более гибкими и жизнеспособными мафиози, не гнушающимися любыми способами зарабатывать большое бабло, обеспечивать свою безопасность и решать вопросы. Старые понятия и воровские законы уходят в прошлое. И, повторюсь, все эти нововведения начинались с «пиковых», то есть с кавказцев, и примкнувших к ним уроженцев Средней Азии.
Потому что, такие порядки у них были тысячелетиями. Дать уважаемому человеку подарок-взятку — вековые традиции, вписанные в подкорку головного мозга.
Почти семьдесят лет Советской власти изменить менталитет не смогли. Возвращаясь, к ситуации с домом Тенгиза. Это не РСФСР. Грузия, тем более Абхазия — территории маленькие, здесь правят несколько кланов. Партийные чиновники давно срослись с ворами и цеховиками и активно их покрывают. Все друг друга знают, предпочитают договариваться, и закрывать глаза на незаконную деятельность, отделываясь липовыми отчетами для союзной власти. На Кавказе и Средней Азии коррупцией пронизано всё общество. Повторюсь, взятки ментам, чиновникам и партийным боссам — это красивый, народный обычай.
А местная власть и спецслужбы плоть от плоти от своего народа. Чужаков сюда предпочитают не пускать, и стараются держать в стороне от своих разборок.
У Абхаза связи на самом верху. По слухам, сам Шеварднадзе приходится дальним родственником. Это, во-первых. Во-вторых, благодаря такой поддержке в том числе, он намного могущественнее и влиятельнее других воров. Думаю, к Тенгизу текут денежные потоки со всех крупных теневых дельцов Абхазии. Его уважают, и, как я понял из намеков Левона Суреновича, сильно боятся. В-третьих, он далеко не дурак. Уверен, Абхаз продумал каждую мелочь. Если вдруг произойдет невероятное, и сюда нагрянут важняки или гэбэшники из Москвы, всё документы оформлены так, что комар носа не подточит. Окажется, что дом принадлежит какой-то важной шишке. Например, великому республиканскому писателю, или знаменитому композитору, лауреату многочисленных премий, которые, теоретически, могут за десяток лет накопить на строительство подобной дачи. И вору так удобнее будет, по бумагам ему ничего не принадлежит, братва за имущество не предъявит. И менты ничего доказать не смогут.
— Дела, — озадаченно поскреб пятерней затылок Олег. — Думаешь, он так все и сделал?
— Уверен в этом, — ухмыльнулся я. — Я с Тенгизом общался немного. Но увиденного и услышанного хватило с лихвой, чтобы составить о нем мнение. Он темпераментный, но очень продуманный. Иначе бы не достиг своего положения. И Шеварднадзе здесь ни причем. Вором и влиятельным авторитетом Тенгиз стал сам. Думаю, не в последнюю очередь, благодаря своим лидерским качествам. Но даже если он с домом что-то не предусмотрел, окружение обязательно подскажет. У него, в силу специфики деятельности, всегда под рукой найдется ушлый и грамотный юрист, понимающий, как обезопасить себя, чтобы лишний раз не попасть под действие Уголовного кодекса.
Большие железные ворота со скрежетом начали расходиться. Показавшийся в проеме, похожий на медведя и такой же бородатый как Абрек, мужик, быстро развел створки и гулким голосом проревел, махнув рукой:
— Заезжайте.
Поставив машину, на асфальтовую площадку, слева от ворот, мы вылезли из «пятерки» и огляделись.
Вблизи особняк впечатлял не меньше, чем в отдалении[17]. На подходе к дому журчал ручейком миниатюрный круглый фонтанчик с улыбчивым кудрявым ангелочком, льющим из кувшина прозрачную струю. Посреди аккуратно подстриженного зеленого ковра змеилась дорожка, вымощенная серым, голубоватым и бледно-розовым природным камнем. Она огибала клумбу с морем цветов, доверчиво распустившим лепестки навстречу солнцу. Здесь были розовые петунии, красные гвоздики, белоснежные иберисы и ярко-синие лобелии, выстроенные в причудливые геометрические фигуры.
Дальше дорога раздваивалась. Одна половина шла прямо к центру дома, сливаясь с большой площадкой у подножия большой веранды с монументальными колоннами в центре особняка. Там же, у входа, стоял белый «мерседес» авторитета. Вторая половина отходила к ступенькам, ведущим к установленной на возвышении деревянной беседке. Бетонное основание, на котором покоилось строение, неизвестный дизайнер декорировал осколками горных пород.
— Круто, — восхищенно выдохнул Олег.
Ашот спокойно улыбался, разглядывая окружающую обстановку. Гурам остался полностью невозмутимым. Похоже, наших армянских друзей, подобными домами не удивить.
— Миаау, — резкий и отрывистый мяв, прозвучал как иерихонская труба, заставив меня развернуться.
Слева от беседки, прямо за рукотворной каменной вершиной, гордо вышагивал упитанный павлин. Птица грациозно изогнула блестящую темно-синюю шею, дернув сиреневым хохолком. С любопытством покосилась на нас темным круглым глазом. Затем встряхнула хвостом, разворачивая огромным веером роскошные изумрудные перья.
— Млять, — у потрясенного десантника больше не осталось приличных слов. — Это просто Шахерезада какая-то. Пипец. Живут же люди, как султаны в восточных сказках.
Я промолчал. Ашот улыбнулся, наблюдая за потерявшей к нам интерес и повернувшейся задом птицей. Гурам по-прежнему оставался невозмутимым.
— Парни, стволы есть? — раздался голос сзади. Бородатый медведь подошел к нам неслышно. А с другой стороны от дома возник уже знакомый тощий парень со стеклянными глазами убийцы. Он стоял под тенью раскидистой пальмы, сливаясь с деревом и наблюдал за нами. А потом просто шагнул вперед, обозначая своё присутствие. Бандит был в той же серой рубашке и темных штанах. Из-под пояса торчала рукоять «ТТ». Худой настороженно смотрел на нас, готовый в любой момент выхватить ствол.
— Есть, — Гурам вытащил «стечкин» из-за спины. В руках у тощего моментально возник «ТТ». В громадной лапе «Медведя» появился небольшой револьвер.
— Оружие придется сдать, — безапелляционно заявил бандит.
— Нет проблем, — согласился борцуха. Разжал ладонь, пистолет кувыркнулся рукоятью вперед, повиснув на указательном пальце. Гурам протянул оружие тощему.
— Только вернуть не забудь, — добавил он.
— Не забуду, — пообещал худой, ловко перехватывая пистолет свободной рукой.
— Больше ничего нет? — проревел медведеобразный. Похоже, он был в этой парочке главный.
— С собой, нет. В машине ещё пара стволов, — вмешался в разговор я. — Надеюсь, проследите, чтобы оттуда ничего не пропало.
— Не волнуйся, — пообещал бородатый. — Всё будет в целости и сохранности. Мы отвечаем.
— Надо бы их обшмонать, на всякий случай, — озабоченно пробормотал тощий.
Дверь дома распахнулась.
— Кого это вы шмонать собрались? — прогремел знакомый голос. На веранду шагнул улыбающийся Абхаз. Прикинут, как всегда стильно. Невесомая, тонкая как паутина и почти прозрачная бежевая рубашка, брюки стального цвета. За ним шагнул такой же довольный Абрек и остановился позади босса.
— Это мои друзья, — строго напомнил тощему вор. — Друзьям верят на слово. Шмонать никого не надо.
«Ага, ага», — мысленно усмехнулся я. — «Будем считать, что в этот спектакль мы поверили».
Уж больно вовремя дверь открылась. Как раз тогда, когда Гурам оружие сдал. И ведь «друг» Тенгиз, «верящий на слово», не распорядился вернуть ему «стечкин».
Нас мгновенно просчитали, когда мы вылезли из машины. Этот в серой рубашке, стоя в тенечке под деревом, сумел рассмотреть во всех подробностях наши фигуры в футболках, убедиться, что за исключением Гурама в рубашке навыпуск, огнестрела у нас быть не может. Поэтому и допустил к шефу, после того, как забрал ствол у борцухи. Сам Абхаз, наверняка, стоял вместе с Абреком минуты три под дверью, прислушиваясь. Недаром кавказец первый рванул к шефу, попросив нас подождать минут пять. Просто, чтобы доложить, получить дальнейшие инструкции, «пробить на наличие стволов» и избавить от них. Поэтому и допустили к телу босса, после отбирания ствола у борцухи. А Тенгиз, вместе с Абхазом ждали, пока Гурам стечкин сдаст. Заодно «медведь» и тощий внимательно наблюдали за борцухой и нами, прокачивая нашу реакцию. И только убедившись, что оружия на руках у гостей нет, авторитет вышел на порог. Продуманный и ушлый, как я и говорил Олегу.
— Здравствуйте, дорогие, — зычный голос Тенгиза, оборвал мои размышления. Абхаз лучился искренней радостью, как будто к нему приехали долгожданные, самые родные и близкие друзья. Артист.
Тенгиз обнялся с Ашотом. Затем заключил в свои объятья меня. Царственно пожал руки Гураму и Олегу и опять повернулся к нам.
— Я как раз хотел с вами перетереть. Есть одна тема интересная.
— Мы тоже, — улыбнулся я.
— Замечательно, — ухмыльнулся вор. — Значит, вовремя встретились.
— Махмуд, отведешь парней в домик для гостей. Распорядись, чтобы им поесть принесли, ну и всего, чего необходимо. Можешь поместье показать, в бильярдную проводить, пусть отдыхают, — скомандовал Абхаз. — А мы с друзьями пока побазарим.
Здоровяк кивнул.
— Пошли, братва, познакомимся, посидим, — пробасил он, развернулся и двинулся направо, по дорожке между беседкой и стеной особняка. Олег кинул на меня вопросительный взгляд. Я чуть кивнул, разрешая уйти. Десантник двинулся за маячащей впереди широкой спиной Гурама.
— Миша, Ашот, проходите в дом, — вор отодвинулся от двери, пропуская нас. — Обувь только в прихожей снять не забудьте. Тапочки прямо у входа стоят, выбирайте любые.
Ашот дернулся вверх, положив ладони на плитку. Бирюзовая гладь бассейна лениво колыхнулась. На лепном потолке заплясали бело-голубые зайчики. Парень подтянулся на руках, перевалился через бордюр и упал грудью на плитку, вытаскивая себя из воды.
— Ты что, нормально выйти не мог? — лениво поинтересовался я, повернувшись на бок, — лестница рядом, в паре метров буквально.
— А мне так захотелось, да, — бодро ответил армянин, тряхнув головой. На меня полетел веер брызг. Товарищ подхватил полотенце на стуле и принялся энергично вытираться.
— Пусть делает что хочет, — Абхаз широко улыбался, раскинувшись на лежаке рядом. — Молодость живет чувствами и эмоциями. Она быстро проходит и сменяется рассудительной зрелостью, а потом мудрой старостью. Только жизнь становится скучной и пресной, без былого огня и пылких эмоций.
— Согласен, — я отзеркалил улыбку. — Но, уважаемый Тенгиз, дай мне немного на него побурчать, на правах старшего. Чтобы не расслаблялся.
— Расслабляться вообще последнее дело, — кивнул Абхазец. — Тут ты прав. Поэтому я тоже периодически устраиваю разнос своим людям. Чтобы косяков не пороли и помнили обязанности. Так о чем ты спросить хотел?
— Может, начнём с твоей темы? — предложил я. — Ты всё-таки принимаешь нас у себя, и один из самых значимых людей в Грузии и Абхазии. Не правильно гостям, только приехав, начинать говорить о своих проблемах и заботах, не выслушав уважаемого хозяина. Это некрасиво. Правило вежливости для людей, чтящих обычаи предков и традиции настоящих джигитов: сначала выслушать гостеприимного хозяина, а потом говорить о собственных делах.
— Вах, как хорошо сказал, — восхитился Тенгиз и, запрокинув голову, басовито захохотал. Усиленный эхом смех глухо загремел, отражаясь от стен, покрытых голубой плиткой.
Из раздевалки выглянул обеспокоенный Абрек. Убедился, что всё нормально, сверкнул широкой улыбкой и опять пропал в недрах помещения.
— А ты хитрец, Миша, — успокоившийся Абхаз шутливо погрозил пальцем. — Хочешь сперва меня услышать, согласиться, и я тебе уже не смогу отказать. Нет уж. Давай, сначала тебя послушаем.
— Хорошо, — пожал плечами я и выложил вору нашу одесскую эпопею.
— И что ты от меня хочешь? — поинтересовался Тенгиз. Из глаз вора ушло веселье. Взгляд стал острым и пронзительным, лицо сосредоточенным.
— Нам нужно разобраться с одесситами. Чтобы спокойно работать, без ненужных шухеров.
Абхаз многозначительно помолчал, сверля меня глазами, и уточнил:
— А от меня что требуется? Ребята вообще в своем праве были. Разгрузить лохов, а вы именно ими в этой ситуации были, по понятиям.
— Прикрытия, — признался я. — Возможность сказать, что я твой человек.
— Это дорого стоит, — усмехнулся вор. — Как ты себе это представляешь? Что предъявлять людям? Вы приехали, обществу не представились, скупили шмотки, отвалили. Естественно, попали под растрату с криком[18]. Всё законно. А за вами косяк.
— Не совсем так, — скривил губы в ответной ухмылке я. — Во-первых, они нас сразу на гоп-стоп взяли. Даже не пробивали толком, кто такие. А ведь мы с Саней в мастях, видно, что люди с биографией, на киче чалились, зону топтали. Это бочина[19] с их стороны. Во-вторых, судя по засаде, готовились нас положить, прикрывшись ментовской формой. Это беспредел. И никому из местных авторитетов такой геморрой не нужен. Если бы удалось, мусора бы землю рыли, всех на уши ставили. В-третьих, зачем представляться обществу в данной ситуации? Форточниками работать мы не собирались. Щипачами на маршрутах — тоже. Хаты не обносили, гоп-стопами не занимались. То есть, по их темам не проходили. Ты же братве не докладываешь каждый раз, когда в магазин скупиться едешь, правильно?
— Складно излагаешь, — признал Абхаз. — Не докладываю, конечно. И как ты видишь ситуацию?
— Очень просто. Раскладка такая: твой старый друг попросил тебя присмотреть за внуком, поехавшим в Одессу прикупить шмоток. Ты дал ему в сопровождение пару человек, чтобы разрулить непонятки, если они там возникнут. Докладываться обществу не стали. Зачем лишний раз беспокоить авторитетных людей, если ничего на их территории делать не собирались? Просто совершили покупку и уехали к себе. Логично?
— Допустим, — кивнул Тенгиз. — Дальше.
— А дальше эти волки позорные решили нас вальнуть, а шмотки забрать. Толком не пробили, что за люди, а сразу поперли буром. Но справедливо обломались. Как не крути, мы везде правы. И можем им предъявить. Ещё и в ментов вырядились. А теперь представь, какой шухер бы поднялся: куча трупов, отморозки, переодетые в мусоров, пять человек завалили. И авторитетных людей серьезно бы напрягли, и твоих людей бы положили. Такая мокруха — голимое палево. Куча ненужных проблем и неприятностей для всех.
— Согласен. И чего ты хочешь?
— А хочу я одним махом решить проблему. Чтобы не искать по городу, кто на нас напал. Приехать в Одессу ещё раз и спровоцировать их повторно. Устроить засаду и на месте им предъявить. Мне их бабло не нужно, но ради принципа, можно чуток с них срубить за косяк.
— Если мною крыться будешь, беспредела быть не должно, — предупредил вор. — Валить никого без веской причины нельзя. Только в том случае, если по-другому нельзя.
— Я это понимаю. Так и думал сделать.
— Хорошо, — вздохнул Тенгиз. — Я тебя выслушал. В принципе, готов вписаться, если всё будет так, как ты рассказал. Я тебе должен за прошлое дело, и будем считать, что этим рассчитался. Но в следующий раз, придется полновесную долю отмаксать.
— Базара нет, — радостно согласился я.
— У меня тоже дело есть, к вам обоим, — ухмыльнулся вор. — На сто миллионов. Можно круто бабло поднять. Но придется поработать.
Я напрягся, и переглянулся с Ашотом. Друг выглядел заинтригованным и одновременно немного растерянным. Понятно, почему. Отказать такому человеку чревато, обидеться может, а вписываться в какую-то плохо пахнущую авантюру не хотелось. Впрочем, послушаем, что он скажет, а потом будем делать выводы.
— Говори, Тенгиз. Очень внимательно тебя слушаю.
Предвижу, что у читателей может возникнуть когнитивный диссонанс при описании дома Тенгиза, и эмоциональное возражение: «при Союзе цеховики/воры/бандиты так не жили и позволить себе подобные дома не могли».Рекомендую, почитать, какой при СССР (правление Мжанавадзе и Шеварднадзе) была Грузия, которую называли единственной «капиталистической республикой» в социалистическом СССР.Читателям, интересующимся уровнем жизни и возможностями грузинских цеховиков-миллионеров, советую поискать информацию об Отари Лазишвили, владельце трех (!!!) крупных подпольных фабрик, бывшим в то время, наверное, самым богатым человеком Советского Союза. И остальной Кавказ (от местности и города зависело) не особенно сильно отставал от Грузии.
Растрата с криком (феня) — разбой.
Бочина (феня) — крупная ошибка.