— Итак, — Гуменюк расслабленно откинулся на стул. — Все прошло как по маслу. Сначала собрал полную информацию на гражданина Филонова. Идеальный объект для работы. Вспыльчивый, с высоким самомнением, любитель распускать руки. Живет в отдельной квартире. Предки, как на пенсию вышли, ему жилплощадь оставили, а сами в деревню перебрались. У них там дача и бабкин дом рядом, большое поместье получается. Недалеко речка, природа — благодать. Впрочем, это к делу не относится. Сначала думал спровоцировать его на рукоприкладство по отношению к работнику милиции в штатском, потом передумал. Сделал всё проще и одновременно интереснее. Привлек одного наркомана. Гоша — человек пропащий, уже пару лет на игле и остальной дурью не брезгует. Одной ногой на том свете уже. Ему месяца два-три жизни осталось. Хочет помереть на свободе, и за дозу родную мать продаст. Живет в соседнем доме, ненавидит Филонова всей душой. Боксер неоднократно издевался над наркошей. То ногой пнёт лежачего, то дозу отберет и ползать на коленях заставит. Я этого несчастного подогрел немного.
— Откуда дурь взял? — поинтересовался я. — Барыгу какого-то ограбил?
— Перестань, — отмахнулся опер. — У меня в кабинете как раз большой пакет валяется, как вещдок. Пара граммов туда, пара сюда, никто ничего не заметит. В крайнем случае, всегда можно на усушку или утруску списать. Наркоша очень доволен был, тем более, я пообещал, что остаток жизни на воле проведет, если сам фигни не натворит. И он с большим удовольствием написал на Андрюшку заявление под мою диктовку. Мол, эта сволочь ему дурь поставляет, а ещё является маньяком-извращенцем, любит совращать и трахать малолеток, в общем полный набор.
Заявление я на время положил себе в папочку, и пошел пообщаться с одной малолетней шалавой. Нинка с соседнего района, но несколько раз со мной пересекалась. На вид чистый ангелочек. Милое личико, девочка, как с картинки. Восьмой класс закончила, пятнадцать недавно исполнилось. Но шалава и стерва ещё та. Её полрайона поимели. От одноклассников и пэтэушников, до местных гопников и блатарей. Всем давала с удовольствием и расстановкой. Я ей денежек немного подбросил, помощь в разных ситуациях пообещал, она и согласилась поучаствовать в комбинации.
Нашего клиента из машины Нинке показал, когда он после тренировки выходил. Инструкции детальные дал. Утомлять тебя подробностями не буду. Взял с собой участкового и пошел с ним к Андрюшке, проверять заявление. Нинка уже там была, и знала, что делать. Ровно в половину третьего, когда мы к квартире подошли, заорала как резаная. Участковый за ручку двери схватился, а дверь открыта. Вломились в хату, там девка голая, белье порвано, плачет, а это чудо с членом наперевес, подушкой прикрывается. Состав преступления налицо. Андрюшка орёт, что всё по взаимному согласию, никого не насиловал. Сама попросила одежду порвать, мол, это её возбуждает, и вообще не знал, что она школьница, с такими сисяндрами выглядит как совершеннолетняя. А Нинка, естественно, кричит, наоборот, обманом завлек домой, накинулся как бешеный, угрозами заставил раздеться, белье изорвал.
Я парочку своих ханыг под рукой держал. Они рядом с домом прогуливались, вот и стали понятыми. В ящике тумбочке в прихожей обнаружили пакетик с коричневым концентратом, предположительно, опием-сырцом и пару патронов к «макару».
— Школьница подкинула? — усмехнулся я.
— Зачем тебе это? Много будешь знать, плохо будешь спать, — осклабился капитан.
— Перестань, мы в одной лодке, мне сказать можешь. Хотя и так понятно.
— Она самая, — признался опер. — Когда жаждущий девичьего тела клиент прошел в комнату, «чтобы подготовить обстановку», Нинка задержалась в прихожей, снимая туфельки. Быстро достала из сумки гостинец, сунула в ящик, аккуратно открыла замок. Действовала, строго по моим инструкциям, чтобы не оставлять следов. Перед операцией я ей все мозги на эту тему выел.
— А если бы не получилось задержаться в холле?
— Все продумано. Тогда бы убежала «на секундочку» в туалет.
— А потом что?
— А потом, — горделиво подбоченился Гуменюк. — Наша несовершеннолетняя жертва заяву об изнасиловании написала. Фактура налицо. У этого урода спина и лицо расцарапаны, одежда порвана, следы изнасилования и полового акта имеются. Я участкового и девку попросил подождать на кухне, а этому кадру красочно обрисовал перспективы, отдыха в СИЗО и на зоне. Рассказал во всех деталях, как его радушно примут заключенные, узнав об инкриминируемых статьях УК. Особенно, об изнасиловании несовершеннолетней и половых извращениях. Этот боксер только с виду крутой. Когда понял, что его ожидает, чуть не разрыдался. Умолял, чтобы не давали делу ход. Я пошел ему навстречу. Заявление о желании сотрудничать с органами правопорядка он собственноручно написал и подписал. Потом, по моей настоятельной просьбе много интересного рассказал. Сдал одного кореша, тоже боксера, но бывшего, который выпивших вырубает и карманы обчищает, назвал квартирку, где краденое принимают, ещё пару мелких фарцовщиков сдал. Я, пока он не очухался, заставил всё в письменном виде изложить и подписать свои доносы. Теперь это чудо никуда не рыпнется, гарантированно. Компромата на него выше крыши. Будет делать то, что я скажу. В общем, раскрутил клиента на полную катушку.
— Чтобы ко мне больше не лез, сказал? — поинтересовался я.
— Через пару дней встретился с Андрюшкой. Дал ему переварить инфу в спокойной обстановке, и осознать, что спрыгнуть не получится. Посмотрел на состояние клиента. Он полностью морально раздавлен. Принес очередную инфу в клювике. Борется с преступностью на невидимом фронте, помогает мне повышать раскрываемость, агент два нуля, — хохотнул капитан. — Вот тогда и сказал, чтобы тебя десятой дорогой обходил, иначе обзаведется дырявой ложкой и поедет валить лес в Магадане. Все документы у меня пока полежат. Регистрировать их не буду. Но боксеру четко дал понять, любой шаг в сторону, гарантированная поездка в СИЗО со сливом стукача ворам. Андрюша проникся до самой печенки. Думаю, он тебя больше никогда не потревожит.
— Будем надеяться, — вздохнул я. — Я вижу, ты с папочкой пришел. Заявы и прочие документы там?
— А как же, — довольно подтвердил капитан. — Сам понимаю, что слова надо подтверждать. Всё тут лежит. Показывать?
— Конечно, — кивнул я.
Гуменюк торжественно открыл папку и вручил мне несколько листов.
Я пробежался глазами по документам. Заявление потерпевшей об изнасиловании и извращенных действиях фигуранта с несовершеннолетней. Протоколы допроса потерпевшей и изъятия вещественных доказательств (патронов и наркотиков) с подписями понятых. Признание подозреваемого вообще феерично. Куча слезливых соплей, размазанных по бумаге.
«Раскаиваюсь, осознал всю тяжесть своих противоправных действий, готов искупить самоотверженной работой на благо страны». Только «Прошу понять и простить» не хватает.
Интересно, как капитан этого добился? Видимо, боксер совсем морально раздавлен был.
Что там дальше? Письменное согласие Андрюшки сотрудничать с правоохранительными органами. То, что надо. Рапорт опера на имя начальника РОВД с приложенным к нему заявлением наркомана. Рапорт участкового о проверке заявления, попытке изнасилования и обыске в жилье. А вот самое интересное, доносы боксера на своих дружков и знакомых. Ничего не скажешь, отличную работу проделал капитан.
— Есть несколько вопросов, — заявил я, возвращая бумаги. — Ты слишком много людей подключил к операции. Не боишься, что протечет?
— Не должно, — категорично заявил опер. — Все, кроме Нинки неоднократно проверены в разных делах. Понятые ещё мне и постукивают. Ничего такого, они к криминальному миру косвенное отношение имеют, в основном мелких нарушителей сдают, но раскрытия боятся. А малолетней шалаве, как и участковому, я денег дал, помощь свою пообещал и тоже на сотрудничество раскрутил. Она много чего интересного о местной шпане и уголовниках рассказала. Участковый тоже свой человек. Провел со мной операцию по вербовке стукача, получил два пузыря «Столичной» и доволен как слон. Так что, никто ничего говорить не будет. Не в их интересах.
— Дай бог, — с сомнением согласился я. — Боюсь, если эти документы ввести в систему к тебе сразу много вопросов возникнет. Например, почему этого Андрюшку после заявления брала не группа захвата из оперов, а вы с участковым? Это неправильно. И вообще, не соблюдены процедурные действия. Ты должен был доложить начальнику, зарегистрировать бумаги, он — сформировать группу захвата для задержания. А тут самодеятельность какая-то.
— Ты смотри, разбираешься, — в глазах капитана мелькнуло уважение. — На самом деле, все легко объясняется. Во-первых, заявление от наркомана, само по себе, сомнительно. Я должен был проверить его подлинность. Вдруг мы невиновного человека будем прессовать? Нельзя же так. Вот и решил, перед регистрацией заявления подключить участкового и провести оперативные действия. Пока побеседовать с подозреваемым, неформально. Чтобы составить личное впечатление о фигуранте. При этом о содержании заявления не рассказывать, а найти другой предлог для разговора. И заодно, заставить правонарушителя нервничать, суетиться и делать ошибки. Только мы пришли, сразу на совершение преступления удачно попали. Ну а дальше тебе уже рассказал.
— Не знаю, — я с сомнением покачал головой. — Как-то всё чересчур складно получается. В жизни так не бывает. И понятых быстро нашли, и изнасилование очень вовремя произошло, в тот момент, когда вы туда пришли. Твой же начальник будет сомневаться. А матерые опера точно решат, что всё шито белыми нитками. Да и вообще вещдоки нужно в течение суток в журнале зарегистрировать. А ты этого не сделал.
— Перестань, — отмахнулся капитан. — Мы же не собирались давать делу ход. Все эти бумаги нам нужны, чтобы успокоить Андрюшку. Вот мы его и успокоили. Я участковому сказал, что заява подлинная, но мне стукач нужен, а не подсудимый. Важнее получить оперативную информацию о преступниках — поставщиках и покупателях наркотиков и иметь постоянного осведомителя в их среде. При необходимости, и начальству повторю. Поэтому документы попридержу, и никто ничего мне не сделает. Официально, у нас такие методы работы, сам понимаешь, публично не озвучиваются, но негласно одобряются. Ничего плохого не будет в любом случае. Мы прикрыты со всех сторон. Начальству важнее палки рубить, показатели раскрываемости на высоком уровне поддерживать. Опера, сами такие же. Если не будут агентов вербовать, и прикрывать, ни хрена не узнают, что на земле творится. Это только в кино, преступления раскрываются гениальными сыщиками, владеющими дедуктивным методом. В реальности восемьдесят процентов убийств, грабежей, краж, разбоев выявляются с помощью стукачей.
— Андрюшка по заявлениям совершил тяжкие преступления, — усомнился я. — Обычно опера покрывают мелочевщиков каких-то, а за серьезные правонарушения схлопотать можно.
— Эту ситуацию можно повернуть и другим боком, — пояснил капитан. — Заявление наркомана сомнительно само по себе. Показания малолетней шалавы, которую полрайона поимело, тоже. На наркоте отпечатков пальцев нет. Любой хороший адвокат на суде обвинение с дерьмом смешает. Поэтому лучше завербовать агента, чем шить дело. Так начальству объясню, если понадобится. И оно мои действия полностью одобрит. Можешь не сомневаться. Но это так, вариант для подстраховки, на всякий случай, если дело всплывет. Мы же давать ход бумагам не будем, правильно? Ты поставил задачу, сделать так, чтобы гражданин Филонов обходил тебя десятой дорогой? Задача выполнена.
— Ладно, — согласился я. — Ты опер, тебе виднее. Но есть ещё один нюанс. Мне нужны копии некоторых документов. Согласие Филонова на сотрудничество и его доносы на друзей.
— Это ещё зачем? — нахмурился опер. — Не дам я тебе ничего. Если бумаги всплывут, ко мне вопросы возникнут.
— Мне оригиналы не нужны, — терпеливо начал объяснять я. — Документы просто сфотографирую. Пленка у меня полежит. Так, на всякий случай.
— Нет, — решительно мотнул головой капитан. — И не проси. Я не могу так рисковать.
— В чем риск? Мало ли кто их мог заснять? Он же свои пасквили на имя начальника РУВД писал. Если захочешь, можем даже инициалы понятых бумагой прикрыть. Мне главное иметь доказательство, что Андрюша стукач.
— А потом, когда его прирежут, меня к ответственности привлекут? — прищурился опер. — Не пойдёт. И не проси.
— Сто пятьдесят рублей сверху, плюс компенсация расходов, — решительно заявил я. — И мое слово, что никому ничего показывать не буду. По крайней мере до того момента, когда Андрей совсем страх потеряет и решит снова докопаться до меня. Бумаги — моя страховка. К тебе никаких вопросов не возникнет. Документы не зарегистрированы. Ты нигде не фигурируешь. И потом, мало ли кто и с какой целью мог их сфотографировать? Тебе никто ничего предъявить не сможет.
— Ладно, — вздохнул опер. — Двести сверху, плюс полтинник на расходы и я согласен.
— Вот и отлично, — повеселел я.
Приподнялся, вытащил из кармана джинсов тонкую пачку сторублевок. Сотню аванса дал раньше, значит с меня ещё шестьсот пятьдесят. Отсчитал шесть купюр. Полез в другой карман и добавил ещё два четвертака. Положил на стол деньги и подвинул их к оживившемуся оперу.
— Держи.
Гуменюк лихорадочно пересчитал купюры, и засунул их во внутренний карман пиджака.
— С тобой приятно иметь дело, — ухмыльнулся он, — Фоткать когда будешь?
— Прямо сейчас, — улыбнулся я и поманил пальцем скучавшего за стойкой небритого восточного мужика в несвежем белом халате. — Серго, принеси «Зенит» из подсобки, пожалуйста.
— Харашо, — расплылся в улыбке небритый, — сейчас принесу.
— Ты что, ещё фотоаппарат сюда притащил? — с подозрением глянул опер.
— Ага, — кивнул я.
— Предусмотрительный. Надеюсь, не украл?
— В комиссионке купил. Могу даже квитанцию показать. Двести рублей с лишним выложил. Аппарат бомба — «Зенит-12», экспортный вариант.
— А чего в подсобку спрятал? — ухмыльнулся опер.
— Чтобы тебя лишний раз не пугать, — пояснил я. — Опера всегда настороже, работа такая. Мало ли чего тебе в голову могло прийти, при виде фотоаппарата. Ещё решишь, что я сдуру тебя запечатлеть решил. Поэтому и попросил Серго подержать у себя.
— Логично, — признал опер, взял жирный золотистый чебурек с тарелки, макнул уголок в пиалку с томатным соусом. С аппетитом захрустел поджаренной корочкой. По подбородку капитана потек мясной сок.
— Ммм, вкушно девают, — прочавкал он, дожевывая остатки чебурека. Подхватил кончиками пальцев салфетку в стаканчике и неторопливо вытер блестящий от жира рот.
— Знаю, — улыбнулся я. — Давид и Серго отлично чебуреки готовят. Можно сказать, душу вкладывают. Я и сам у них периодически заказываю и домой забираю.
Улыбающийся Давид принес фотоаппарат, положил его на стул рядом и тихо испарился.
— Ну что, приступим, освещение хорошее, снимок должен получиться, — я щелкнул кнопкой, откинул футляр, вытащил из кучи нужный документ, и прицелился в него объективом. Щелкнул кнопкой пуска, «Зенит» согласно клацнул. Приблизил фотоаппарат и сделал повторный снимок.
— Отлично, первый готов. Теперь доносы запечатлею, и можем разбегаться…
Матушка встретила меня в прихожей.
— Евочка звонила, — радостно сообщила она. — Сказала, что дома будет, просила набрать её.
— И всё? — уточнил я. — Больше никто не звонил?
— Ой, совсем забыла, — всплеснула руками родительница. — Ещё парень какой-то. Сергеем представился. Просил передать, что с Германом договорись, ждут тебя в Ленинграде.
Мама замолчала. Нахмурилась, подумав о чем-то своем. Глянула с тревогой на меня.
— Вижу, ты спросить что-то хочешь, — заметил я. — Не держи в себе, спрашивай. Смогу, отвечу.
— Сынок, — неуверенно начала родительница, запнулась, собираясь с духом, и решительно продолжила. — Ты точно к старому не вернулся? Я боюсь за тебя. Какие-то новые друзья, непонятные дела, мне страшно, что опять в тюрьму попадешь.
— Не должен, мам, — уверенно ответил я. — Во всяком случае, с пьянками, хулиганством, гоп-стопами точно покончено. Ты же знаешь, я новую жизнь после больницы начал. Встречаюсь с хорошей девушкой, работаю. От тюрьмы до сумы в нашей стране, конечно, никто не застрахован. Жизнь может повернуться по-всякому. Но я делаю всё возможное, чтобы этого не произошло.
— Дай бог, — вздохнула матушка, — Ева девушка неплохая, хотя язвительная и с характером. Всегда такой была с малых лет. Но, во всяком случае, лучше твоих прежних подружек, особенно этой алкоголички и прошмандовки Верки, глаза бы мои её не видели.
— Вот видишь, — улыбнулся я. — Значит, все правильно делаю. С Игнатом, кстати, общаться перестал. Встретились, поговорили, я ему пояснил, что завязал и начинаю новую жизнь.
— И как он это воспринял? — встревожилась матушка. — Игнат — парень горячий. Сначала делает, потом думает. Через это всю жизнь и страдает.
— Нормально воспринял. Я же всё грамотно сделал. Сначала его расслабил, пивом угостил, начал общаться. Потом пару рублей дал для поддержки. Объяснил, что после ранения, решил изменить жизнь. В общем, у него никаких претензий не осталось.
— Дай бог, — повторила родительница. — Ладно, снимай обувь, и руки мой. А я пока блинчики с творогом разогрею.
— Не надо, — отказался я. — Только недавно хорошо перекусил в чебуречной. Сейчас Еве позвоню, и пойду с нею повидаюсь.
— Ну смотри, делай как знаешь.
Матушка ушла в свою комнату, а я прошел к себе, подхватил маленький синий блокнотик, купленный по случаю в газетном киоске. Раскрыл, нашел взглядом квадратик с буквой «Е» и направился к телефону, находившемуся на тумбочке в прихожей…
— Алло, я вас слушаю, — улыбнулся, услышав знакомый звонкий голос златовласки. На душе стало спокойно, уютно и тепло. Влюбляюсь, что ли? Рановато, для прожженного циника, прожившего в прошлой жизни чуть больше полувека, считавшего себя знатоком женщин, и гордившегося холодным и расчетливым мышлением. Может просто гормоны в молодом теле шалят? Впрочем, об этом, как говорила главная героиня культового романа «Унесенные ветром», «я подумаю завтра», а пока просто рад слышать свою девушку.
— Привет, — тепло поздоровался я.
— Привет, — откликнулась Ева. — Ты куда пропал? Сказал, дня на четыре уедешь, максимум, на пять, а уже полторы недели прошло. Мне же скучно. Даже в кино не с кем пойти. Сижу, как дура, тебя жду.
— Нет мне прощения мадемуазель, — картинно начал я. — Гореть моей душе черствой в геенне огненной за это страшное преступление. Готов искупить свою вину кровью. Или может обойдемся шампанским в хорошем ресторане? Второй вариант мне как-то ближе. Поверьте, прекрасная леди, моя кровь и я вам ещё пригодятся.
— Ой, да ну тебя, — надулась девушка. — Ты всё прикалываешься.
— Нисколько, — возразил я. — Абсолютно серьезно. Куда хочешь поехать? В «Прагу», «Арагви», «Арбат»? Или есть другие предложения? Готов выполнить любое пожелание своей принцессы.
— Не надо в ресторан, — отказалась девушка. — Заходи ко мне. Родители уехали в санаторий на две недели. Сейчас лежат в Гурзуфе и нежатся у моря на летнем солнышке, а я здесь тебя жду. Ко мне подружка пришла, из кружка танцев. Кассету принесла с американским фильмом. «Бриолин» называется. Говорит — кино бомба.
— О, любви небось, — скептически поинтересовался я. — Будет там Траволта телом дергать, непристойные танцы изображать, а мы смотреть на это непотребство?
Я сделал секундную паузу и повысил голос, добавив надрывного драматизма:
— Как вы можете? Простые советские девушки, будущие матери, юные строительницы коммунизма, потакают своим низменным инстинктам и морально разлагаются под тлетворным влиянием Запада. Боюсь представить, что будет дальше. Сегодня ты смотришь «Бриолин», а завтра начнешь посреди улицы бешено дрыгать ногами, задрав юбку под заводное «диско»? Какой ужас!
— Мишка, хорош прикалываться, — начала Ева и резко замолчала. До неё дошло.
— Я тебя уже бояться начинаю, — пробормотала она. — Где ты смог фильм посмотреть? Его же у нас не показывают. Видеомагнитофон — редкость, в Москве фильм смотрели человек сто-двести максимум. Не каждый из них его фамилию вспомнит, а ты сразу назвал.
— Так не бояться, а гордиться надо, — усмехнулся я. — Видишь, какой я у тебя образованный и многознающий. Другого такого днем с огнём не найдешь.
— Ладно, — девушка благоразумно решила не вступать в полемику. — Так ты идёшь?
— Конечно, — ответил я. — Как я могу отказать такой красотке? Конечно. Даже не иду, а лечу к тебе на крыльях любви. Вот только присутствие подруги меня смущает. Зачем нам третья лишняя?
— А она с тобой хочет познакомиться. Интересно ей очень увидеть моего парня, — саркастично хмыкнула Ева.
В трубке раздался возмущенный девичий писк, перешедший в лихорадочное перешептывание.
— Ценю твою откровенность, — хмыкнул я, с интересом ожидая продолжения.
— Не беспокойся, она недолго будет. Немного посидит с нами и уйдёт. У неё свои дела имеются, — категорично заявила златовласка.
— Фильм мы, — Ева сделала многозначительную паузу, — посмотрим сами.
— Это замечательно, — с чувством воскликнул я. — Всегда мечтал посмотреть этот замечательный фильм именно с тобою. А диван у тебя мягкий? Нам удобно будет на нём… сидеть?
— Придешь, я тебе продемонстрирую, — зловеще пообещала подруга.
— Уже лечу к тебе, любимая. Жди меня и я приду.