- Нет, - беззаботно ответил Дудка, - вернее сказать, не совсем.
Старик весь напрягся, и его пронзительный взгляд словно готов был просверлить Яна насквозь.
- Объясни!
- Видишь ли, - улыбнулся Ян, - раньше я действительно считал себя человеком, но когда я попал к своему сержанту Барсуку Бомбасу, он мне быстро разъяснил, что человеком мало родиться - им еще нужно суметь стать. У меня пока еще нет таких достоинств, как у моего достославного сержанта, Барсук - тот был настоящий человек. Но с тех пор я тоже кое-чего повидал в жизни и кое-что уяснил для себя. Надеюсь, что в будущем тоже стану человеком, как Бомбас, хотя думаю, что это будет еще не скоро.
- Ты человек, - задумчиво проговорил незнакомец, - плоть от плоти. Как тебя зовут?
- Зовут меня Дудкой, от ловкости в музыке, - сказал Ян, - именем Януарий, а кличут Коростелем. А ты кто будешь?
- Долго объяснять, - сухо молвил старик, - да и времени, похоже, в обрез. - С минуту он молчал, затем вновь поднял на Яна глаза. - Я ранен, причем гораздо серьезнее, чем кажется. Помочь ты мне вряд ли сумеешь, у меня и самого ничего не выйдет... Все, что ты сможешь сделать, - принести миску воды. У тебя есть колодец?
- Есть, а что? - не понял Ян.
- Зачерпнешь воду из колодца, лучше из глубины, но не со дна, а так, из серединки.
- Да у меня и в доме вода есть, теплая, кипяченая, ею-то лучше, если что промыть или чего еще! - недовольно воскликнул Ян. Ему не очень хотелось бежать на холод, во двор.
- Промывать ничего не надо. Лучше делай что говорят, тогда быстрее человеком станешь, - молвил старик и почему-то тяжело вздохнул.
Выскочив на крыльцо, Ян даже присел от неожиданности: ему показалось, что какая-то тень метнулась через двор. Поразмыслив, однако, он понял, что тень была его собственной: в черном небе высоко стояла полная луна. Зачерпнуть ведро воды и наполнить миску было делом минуты. Пока Ян нес миску через двор, вода светилась в лунном сиянии и погасла, только когда он вошел в дом.
- Ты все сделал, как я сказал? - спросил старик.
- Все, - обиженно буркнул Ян, - а теплой было бы все же сподручнее, больно вода ледяная.
- Спасибо, - неожиданно смягчился старик, - давай ее сюда, а сам отойди в сторонку, смотреть туда тебе не стоит.
Он принял миску в руки, подождал, пока Ян отойдет, и, отвернувшись, проговорил тихим, протяжным голосом что-то непонятное.
<Словно бы пропел>, - подумалось Яну. Затем раненый сжал миску покрепче и посмотрел в воду долгим неподвижным взглядом.
Ничего не произошло. Во всяком случае, Ян из своего угла ничего не разглядел. Старик легко коснулся поверхности миски кончиками пальцев и, что-то коротко прошептав, замутил воду. Затем он опять тихо пропел непонятное (Яну вдруг стало не по себе) и снова посмотрел внутрь миски. Черты его лица пришли в движение, и внезапно оно приобрело выражение страха, или это только показалось Яну. Затем мало-помалу лицо незнакомца прояснилось, и он обессиленно откинулся на подушку. Пальцы его продолжали, однако, крепко сжимать миску.
- Забери ее, - глухо проговорил старик, - воду выплесни куда-нибудь в траву, а миска еще в хозяйстве сгодится.
Дудка осторожно принял миску, выскочил на крыльцо и не удержался заглянул внутрь, на дно. Но то ли луна закатилась, то ли звезды изменили свечение - ничего Ян в миске не увидел, вода в ней была темна. Он поставил миску на притолоку, пристроил, чтобы не опрокинулась. <Завтра морковку полью>, - подумал Ян и стремглав кинулся в дом - вдруг еще какая помощь понадобится.
- Ты живешь здесь один? - спросил старик. - У тебя хороший дом. Давно ли ты тут? Где твои соседи?
В словах незнакомца не чувствовалось задней мысли, но Дудка тоже был не лыком шит - в людях немного разбирался.
- Тебя интересует, не видел ли кто ночью? Ближайшие соседи за лесом, там, где дубовая роща. Задавай сразу все свои вопросы, да поскорее, потому что потом буду спрашивать я, а уж от моих вопросов ты не отвертишься, будь уверен.
- Тогда начинай, только тоже поскорее - время мое истекает, - молвил старик, и Ян вдруг понял, что ему не хочется ни о чем его выспрашивать. Словно чей-то невидимый голос шепнул ему на ухо: <Молчи! Не твоего ума это дело. Уложи спать, а завтра оклемается - отвезешь в город, к лекарю. Был - не был, через неделю и не вспомнишь>. Яну даже подумалось, что это, может быть, впервые отозвался на его мысли дом. Но, будучи хозяином, Ян считал прежде всего себя в ответе за все, что происходит в его доме. Поэтому он ласково и бережно погладил бревенчатые стены комнаты и присел поближе к изголовью кровати.
- Расскажи, как ты сюда попал, что с тобой случилось? Ты кто - бродяга, пилигрим, странствующий рыцарь? По одежде вижу - ты человек нездешний, язык твой мне незнаком, хотя по-нашему ты говоришь, как и я.
Некоторое время старик внимательно изучал Яна. О чем думал он в те минуты, на что решался - догадаться было невозможно.
- В малом знании - большое спокойствие, от большого знания мало счастья, усмехнулся старик, но глаза его, доселе полуприкрытые веками, вдруг сверкнули и словно прожгли Яна насквозь. - Я не хотел раньше времени отягощать твою душу ненужным знанием. Оно может оказаться для тебя обременительным, а кое-что - и непосильным. Имя мое, наверное, очень скоро уже ничего не будет значить ни для меня, ни тем более для тебя. Я серьезно ранен, и более того, чувствую, что умру. Возможно, еще до рассвета.
Он предостерегающе поднял руку, кратким жестом прерывая восклицание Яна.
- Раны мои не поддаются врачеванию таких, как ты, да я и не знаю лекаря, который бы за меня взялся. Смотри!
Он распахнул плащ, и Ян с ужасом увидел на груди старика рану с обожженными краями, из которой толчками выбивался серый дым. Запаха его, однако, Ян не почувствовал. Он растерянно смотрел на старика и чувствовал, как какое-то тошнотворное, вязкое бессилие обволакивает его. Коростель вдруг отчетливо представил свой дом сверху, словно чьим-то взглядом, и они со стариком показались ему маленькими песчинками в безбрежном океане весенней ночи, ставшей вдруг не то враждебной, не то равнодушной к нему. Впервые теперь он почему-то не чувствовал своего дома, будто был в гостях в чужом месте, в чужой стране.
- Да, земля шире, чем ты думаешь, - проговорил старик, словно прочитав то, что творилось в душе Яна. - И многие из нас на этой земле только путники, хотя как знать... Я в этой жизни избрал дорожный плащ и коня. Судьба распорядилась так, что мой земной путь закончился у твоего порога, в этом я вижу предопределение, мне самому еще во многом неясное. В соседних лесах, где мне довелось проезжать, на меня неожиданно напали. Произошла стычка, из которой мне не удалось выйти победителем. Я сумел вырваться, однако при этом получил смертельную рану. В исходе можно не сомневаться, ибо я узнал оружие. Не скрою, душа моя теперь в смятении, и даже не близкая смерть тому причиной.
Некоторое время Ян подавленно молчал, не в силах выговорить ни слова. Старик спокойно смотрел прямо перед собой. Страдание словно высветлило его лицо и глубоко запавшие серые глаза, в которых тихо угасал свет, сменяясь лихорадочным блеском, подобно тусклой зимней заре. <Не жилец...> - с какой-то внутренней тоской понял Ян.
- Что же беспокоит тебя теперь, когда все так печально и уже предопределено тобою? - с горечью прошептал Дудка, склонившись над незнакомцем. - Могу ли я помочь тебе? Что я должен сделать?
- Помочь мне ты не в силах, но все равно - спасибо! - промолвил старик и печально улыбнулся. - Однако я чувствую исход, силы меня покидают. Поэтому кое-что сделать тебе все же придется. Где мой конь?
- Он в стойле, когда я его заводил, он уже спал.
- Глаза его были закрыты? - полуутвердительно покачал головой старик и теперь уже горько усмехнулся. - Так я и думал, - тихо прошептал он и осторожно коснулся руки Яна холодными пальцами. - Когда я перестану откликаться на твои вопросы, посади меня на моего коня и отведи в ближайшую рощу. Там позови меня еще раз, и если я не откликнусь, немедленно уходи. Постарайся сделать так, чтобы тебя никто не видел. И еще... - Пальцы старика крепче сжали руку Яна. Что бы ты ни увидел - не оглядывайся.
- Но почему? Почему я должен бросить тебя одного в лесу? Извини, но в наших краях умерших хоронят. Ты хочешь, чтобы твое бездыханное тело мыкалось вместе с конем по лесам и холмам, стало добычей диких зверей?
- Пусть тебя это не беспокоит. Кое с кем из этих, как ты выражаешься, диких зверей у меня заключен договор, - полушутя-полусерьезно проговорил старик, - а оглядываться вообще никогда нельзя - плохая примета, знаешь ли. Ухожу я в непокое, - вздохнул он. - Ибо хоть я и узнал оружие, которым меня ранили, но кто это сделал, чья рука держала клинок - мне неведомо. Враги мои в общих чертах мне известны, но их поблизости я не ощущаю, а многие находятся очень далеко отсюда. Кстати, есть среди них и твои соседи.
- Мои? - удивился Ян. - Всех своих соседей я знаю наперечет.
- Большинство своих соседей ты не замечаешь, хотя тебя они держат в виду постоянно. Они везде - в лесных дубравах, речных плесах, в небе над головой, в подземных норах и ходах. Чувства твои закрыты, такими уж вас сделал Создатель.
- А тебя каким он сотворил? - обиделся Ян.
- Немного покрепче, чуть позрячей и малость поумней, - усмехнулся старик. - Тем не менее я очень благодарен тебе за то, что ты приютил меня. Если только я разбираюсь в вас, людях, наша встреча, быть может, не пройдет для тебя бесследно.
Сердце Яна на мгновение замерло:
- Постой-постой, как тебя понимать? Ты сказал - <в вас, людях>. А ты что же это, не человек, что ли?
Старик пристально посмотрел в глаза Яну.
- Теперь уже почти нет. Так что мы с тобой, Януарий Дудка, не совсем еще человек, вдвоем как раз за одного полноценного человека и сошли бы. Эх, как все могло быть иначе... Ну да ладно, - немного помолчав, добавил он. - Все равно сейчас уже ничего не исправишь, так угодно Создателю. А сейчас иди-ка ты, друже Януарий, а то я немного устал с тобой беседовать. Иди-иди, не беспокойся, если что - кликну.
Он повернулся лицом к стене и закрыл глаза. Когда дыхание старика стало спокойнее, Ян поднялся со стула и тихо вышел за дверь. Там он сел на крыльце и поднял глаза. Скоро должно было светать, но небо по-прежнему было усыпано звездами. Они были повсюду, куда ни кинь взор, и Ян вдруг опять представил свой двор с высоты этих звезд: один, на черной земле, у одинокого дома, он смотрит вверх, но не видит себя там, среди мерцаний, сияний и сполохов мироздания. Он кричит, он зовет себя сверху, из звездных россыпей, но тот Ян, внизу, не слышит, медленно встает и уходит в дом. Открывается дверь, он оборачивается и улыбается кому-то...
Ранний весенний жук рассек тишину, деловито гудя куда-то в сторону рощи. Звук его полета был шершавым на слух, мохнатым, как его лапы, деловитым и равнодушным к сидящему на крыльце человеку. Яну захотелось что-нибудь сыграть, как-то нарушить эту подзвездную стынь, наполненную клейкими запахами молодой тополиной листвы и прорезающейся лесной травы. Но дудочка была в доме, а Яну не хотелось тревожить покой старика. Далеко по реке журчали неугомонные лягушки. <Скоро черемуха закипит>, - подумал Ян и вдруг ощутил странность, нереальность картины: он сидит ночью на крыльце, далеко вокруг разносится в темноте малейший шорох обитателей весны. В комнате лежит умирающий человек, а он не знает даже его имени.
<Что же это такое со мной, что за наваждение? - беззвучно прошептал Дудка. - Ведь сейчас нужно кричать, бежать, искать кого-то, кто может помочь. А я вместо этого торчу тут на ветру, готов на дудке дудеть - словно кто чары навел, но не на меня, а просто так, вокруг и походя. А я просто попал под них, как под снег или дождь? Мне было бы затруднительно сдвинуться с места сейчас, когда звезды столь ярки и притягивают всего меня, мою сущность, мою волю. Хорошо, что он сейчас спит там, в глубине дома. Дом охранит его лучше меня... Пусть все идет своим чередом, глядишь, все и образуется, и все останутся при своих>.