Трое воинов тут же навалились на пленника. Он рычал и извивался, но силы были не равны. Его голову прижали к земле, кинжалом раздвинули крепко сжатые зубы. Один щипцами вытянул язык, а другой молниеносно махнул ножом. Миг и окровавленный кусок мяса полетел в сторону, где сидели два огромных пса, нетерпеливо повизгивая и высунув длинные языки.
От боли скиф потерял сознание. Его подхватили под руки и утащили обратно в клетку, где и заперли.
«Варвары они и есть варвары. Чувствую, война с ними будет затяжной и долгой. Посмотрим, выполнит ли Томирис своё обещание и отведёт войска от берега вглубь своей страны», - Кир смотрел, как потерявшего сознание скифа волокут прочь от костра и опять неприятный холодок коснулся его груди. Он посмотрел вдаль. Пока она этого делать явно не собиралась. Весь противоположный берег был усыпан скифами...
...Двое воинов, тяжело пыхтя, втолкнули Тавра в клетку и задвинули засов. Они перекинулись парой слов со стражей, и отошли прочь. Тавр остался один. Он хотел вскочить и кинуться на врагов, но потерял сознание и опрокинулся на спину.
Пленный очнулся, когда солнечный диск почти скрылся за горизонтом. Он был в полубессознательном состоянии и плохо соображал, где находится. Тавр поднял голову от пучка соломы, заменявшей ему ложе, мутным взглядом осмотрелся вокруг. Вспомнив всё, замычал и уронил голову на пол, выплюнув изо рта горячий сгусток крови. Немного полежал, стараясь утихомирить боль, рвавшее всё тело изнутри. Вся нижняя часть лица напоминала одну большую, открытую рану. Тавр подумал, что эта боль была, сродни той, которую он получил два лета назад. Он закрыл глаза и чтобы не думать о боли припомнил тот случай, едва не стоивший ему жизни…
...Тогда он и ещё двое из племени подняли медведя из берлоги. Зверь был огромный и к тому же злой. Тавр по неосторожности приблизился к нему слишком близко и медведь, молниеносно махнув лапой, располосовал ему весь бок. Когда его принесли в кочевье, он был уже на полпути в потусторонний мир, и видел души предков, звавших его к себе. Но племенной шаман вернул его с того света, травами и заклинаниями поднял Тавра со смертного ложа...
...Сейчас боль была подобна той, и Тавр замычал, переваливаясь на спину. Проклятые персы лишили его языка, и теперь он стал похож на бессловесное животное. Но лишив его языка, они не забрали главного – тяги к свободе. От этого хотелось рвать на части ненавистных врагов. Ещё горше становилось оттого, что погибла его Агапия. Она сама увязалась за ними в ту злополучную разведку с передовым дозором. Тавр не хотел её брать, как будто предчувствовал недоброе. И оно случилось. Когда погиб верный Аксай, а их связали, он понял - живым им не уйти. Тогда он отвлёк внимание врагов на себя, а ей шепнул, чтобы убегала. Но кони персов оказались быстрее бедной Агапии. Он видел, как её голова отделилась от тела и, в бессильной ярости, чуть не помутился рассудком. Теперь её душа никогда не найдёт успокоения, а тело останется без очищения.
Боль стала понемногу стихать, Тавр поднял голову и огляделся сквозь деревянные прутья клетки. Его телега стояла недалеко от берега. До спасительной воды было всего-то несколько сотен локтей. Мимо часто проходили персидские воины и посмеивались, разглядывая необычного пленника. Один раз подбежала ватага ребятишек и стала дразнить его, показывая языки. Он не обращал на них внимания и отвернулся. Но спрятаться было негде, и они обступили его со всех сторон. Кто-то, самый смелый, кинул в него камень, и он больно ударил по ноге. Но это было ничего по сравнению с той болью, что жила в нём. Ребятня бы ещё долго издевались над пленным, но воину, который его охранял, в конце концов, надоел этот гомон и он отогнал их от клетки.
Один раз Тавр заметил, как к клетке подъехал воин и остановился, рассматривая его. Что-то ему показалось знакомым в облике этого, не молодого, перса. Наконец, вспомнив, он бросился на клетку, стараясь дотянуться руками до ненавистного перса. Воин даже не сделал попытки отъехать подальше, а также молча наблюдал за ним. Это разозлило скифа ещё больше. Он тогда ещё не был безъязыким и посылал на его голову проклятия, на языке своего народа. Ведь это он, взял его в плен и был виновен в смерти Аксая, Агапии и всех его соплеменников. Когда охранник ожёг его плетью, он не переставал кричать, в злобе пытаясь перегрызть прутья клетки. Перс никак не выразил своего отношения к нему, а вдоволь налюбовавшись, молча отъехал прочь.
Тавр вспомнил это и понял, что надо бежать. Если он умрёт, то навсегда останется в тайне смерть их дозора. И кто тогда отомстит ненавистным персам за смерть Агапии? Когда его вели к царю, он успел кое-что заметить. Войско персов было огромным. Ещё никогда такие несметные полчища не вторгались на земли, где издавна кочевали скифские племена. Царица наверняка не догадывается, как их много. Они как саранча, будут идти вперед, и уничтожать всё на своём пути. Надо немедленно ей сообщить об этом, а то будет поздно.
Эти мысли отвлекли Тавра от безысходного положения, в котором он оказался. Он решил дождаться ночи и под её покровом попытаться скрыться и добраться до родного берега.
Ночь, как и всегда на юге, опустилась быстро и незаметно. Стражу к неудовольствию Тавра усилили и теперь его охраняли двое, старый и молодой. Старый воин был безучастным ко всему, видимо немало повидавший на своём веку. Он заметно прихрамывал и, скорее всего, это и послужило причиной того, что он был определён стеречь пленного скифа. Да и бежать тому всё равно было не куда. Молодой всё косился в сторону пленного скифа, весело скалясь. Воины разожгли костёр и сев спиной к Тавру, стали негромко переговариваться. Из котла, подвешенного над костром, приятно потянуло пищей. У Тавра затрепетали ноздри, но он унял чувство голода и ста ждать. Он не понимал, почему его не убили ещё там, у шатра персидского царя, а отволокли обратно в клетку. Значит, они придумали для него более мучительную казнь. Выходит, сегодняшняя ночь остаётся единственным шансом на спасение.
Воины принялись есть. Один отвернулся от костра и кинул ему кость. Тавр был настолько голоден, что, схватив её руками и обжигаясь, попытался вцепиться в неё зубами, забыв, что во рту у него рана. От дикой боли скиф замычал, замотал головой и отбросил кость в сторону. От костра послышался смех. Воины потешались, видя, как он страдает. Один взял копьё и, просунув между прутьев, подвинул кость опять ближе к Тавру. Глаза его при этом горели любопытством. Тавр уже давно не ощущал на своих губах вкуса мяса и поэтому опять взял в руки подвинутую ему кость. И стал осторожно, губами снимать мясо с кости и, превозмогая боль, проталкивать внутрь желудка. Так, по капле, он ободрал всю кость и утолил первый голод. Персы уже не смеялись, а с ненавистью смотрели на него. Тавр отвернулся, пряча злой огонь в глазах. Скоро он выйдет отсюда. Как, Тавр ещё не знал, но что это случится сегодняшней ночью, он знал наверняка.
Когда воины опять уселись около костра, Тавр потрогал прутья клетки. Колья были связаны между собой льняной верёвкой, и нечего было и думать разорвать её. Если бы не чудовищная боль во рту, то Тавр попытался бы перегрызть её, но сейчас это было невозможно. Единственная надежда была на то, что кто-то из воинов рискнёт подойти к клетке. Да так близко, чтобы Тавр смог дотянуться до него руками.
И боги услышали его молитвы. Один из сторожей встал и направился в его сторону. Другой в это время продолжал сидеть. Тавр затаил дыхание и даже закрыл глаза, чтобы не испугать перса лихорадочным блеском. Скиф почувствовал, как его ткнули в бок копьём. Тавр открыл глаза и замычал. Воин был молод, и любопытство толкнуло его подойти близко к клетке. Он заговорил, показывая на свой рот. Тавр кинул взгляд на костёр. Воин, оставшийся там, не обращал на них внимания и даже, как будто, задремал. Тавр перевёл взгляд на перса. Тот продолжал говорить. Скиф весь подобрался, затолкнул боль в самую глубину своего сознания и метнулся вперёд. Перс всё-таки был начеку, но успел сделать назад всего два шага. Тавр поймал его за ворот кожаной рубахи и притянул к клетке. Другой рукой он обхватил перса за шею и резко дёрнул на себя. Раздался негромкий хруст, и тело в его руках обмякло. Тавр нащупал у мёртвого воина на поясе ножны и вытащил короткий меч. Стараясь не шуметь, опустил тело на землю. Не спуская глаз с костра, разрезал верёвки, раздвинул колья и выскользнул наружу.
Тавр присел в тени телеги, выбирая направление. Лагерь затихал, но надо было торопиться, в любую минуту могли появиться вражеские воины. Сторож у костра не шевелился. Тавр хотел уже ускользнуть прочь, но, вспомнив, как тот громко над ним смеялся, припал к земле и пополз к костру.
Персидский воин действительно спал, разморённый сытным обедом. Он так и умер во сне, не успев ничего сообразить и наказанный за свою беспечность. Тавр вытер меч об траву, прислушался, и пополз к реке, стараясь держаться в тени и не попадать в отсвет костров. Боги были благосклонны к Тавру и дали ему беспрепятственно достичь реки.
На берегу ему встретилось ещё одно препятствие, едва не стоившее жизни. Неожиданно из темноты под ноги Тавру кинулось два лохматых пса. Одного он успел полоснуть по глотке и тот, захлёбываясь кровью, уполз в темноту. Но другой вцепился в одежду, едва не достав до тела человека. Он повис на Тавре, прижимая своим весом к земле. Тавр сумел рассмотреть его. Пёс был тигрового окраса с короткой мордой и довольно устрашающего вида. Если бы не меч, то человеку пришлось бы довольно не просто совладать с этими собаками, везде сопровождавшими персидское войско. Они и выведены были специально для того, чтобы охотиться на людей... Тавр изловчился и всадил меч в бок животного. Зверь заскулил и, наконец, свалился с человека. Человек присел, восстанавливая дыхание. Невдалеке, у костров, послышалось какое-то шевеление. Тавр увидел, как три воина поднялись и направились в его сторону. Видимо у костров услышали шум его борьбы с животными и заподозрили что-то неладное. Скиф повернулся и бросился бежать.
У самой воды он в последний раз оглянулся на лагерь персов. Везде, насколько хватало глаз, виднелись точки от горящих костров. Они уходили за горизонт и терялись вдали. Тавр ещё раз поразился, насколько их много.
Запоминая эту картину, скиф без всплеска ушёл в воду. Он проплыл под водой столько, сколько смог. И всплыл тогда, когда лёгкие уже стали разрываться от нехватки воздуха. Вокруг находились вражеские корабли и плоты, готовые к переправе. Тавр осторожно лавировал между ними и, наконец, выплыл на середину Аракса. Могучая река в этом месте была особенно широка, и Тавр грёб медленно, стараясь экономить силы. Неожиданно поднялось волнение. Большая волна захлестнула Тавра с головой и потащила на дно. Он отчаянно боролся, но сумел выплыть. Ещё несколько раз его накрывало с головой, но он всё время, каким-то чудом, выплывал на поверхность. Руки одеревенели, всё тело отказывалось повиноваться человеку, но он продолжал упорно грести, по капле продвигаясь вперёд. Тавр уже почти потерял сознание, когда почувствовал под ногами дно долгожданного берега. Он, шатаясь, вышел на берег и упал на песок родного берега. Последнее, что он услышал, это было ржание лошадей и тёплый, шершавый язык, лизнувший ему лицо. После этого Тавр окончательно потерял сознание.
-Смотри, человек, - произнёс негромко скиф, из передового дозора, соскакивая с коня. Он наклонился, пытаясь рассмотреть лицо утопленника.
-Наш или перс? – его товарищ сидел на коне, тревожно вглядываясь в темноту.
-Если по одежде, то наш.
-Ну, тогда давай, погрузим его на запасную лошадь и отвезём в кочевье.
Вдвоём они взвалили незнакомца на лошадь, крепко привязали и поскакали в ту сторону, где кочевали массагеты, возглавляемые царицей Томирис...
...На следующий день Кира разбудил шум за пологом шатра, у коновязи, где стояли кони вестовых. Слышался крик и ругань. Он толкнул ногой раба, спящего прямо у ног повелителя, и велел узнать, в чём там дело. Раб вскочил и выскочил за полог шатра. Через минуту он вернулся и, униженно кланяясь, произнёс:
-Начальник ночной стражи хочет тебя видеть, великий… Стража его не пускает, а он рвётся к тебе.
-Пусть ждёт, - сказал царь. – Вели одеваться.
Одевшись с помощью слуг, царь в сопровождении охраны вышел из шатра.
-Говори, - грозно спросил он у начальника ночной стражи, который ведал охраной всего войска, когда оно располагалось на ночлег или на длительную стоянку. Предчувствуя недоброе, царь грозно сдвинул брови.
-Солнцеликий, царь царей и владыка четырёх стран, - перс наклонился и Кир вспомнил, что он какой-то дальний родственник Гарпага. Кир посмотрел по сторонам. Но верного военачальника нигде не было видно. Не желая попадаться на глаза разгневанному царю, тот посчитал за лучшее на время уйти в тень.
-Говори, - повторил царь.
Перс, склонившись ещё ниже, произнёс:
-Пленник сбежал. Зарезал двух охранников и под покровом ночи ушёл.
Кир сузил чёрные глаза и вперил взгляд, в котором промелькнула лёгкая тень безумия, в начальника стражи. Свита, стоявшая по обе стороны от царя, замерла. С каждым годом царь становился всё раздражительнее и свирепее. Сановники чувствовали - сейчас могут полететь головы. Тем более что царь своими указами ужесточил законы. Теперь казнить могли не только за преступления против государства и царя, но и за менее тяжкие. Например, за оставление солдатами своих знамён или даже за неблагодарность.
-Стражу повесить, в назидание другим… А тем, кто был рядом и не заметил, как варвар проскользнул к реке, выдать по пятьдесят палочных ударов, на глазах у всех.
-Разреши спросить, великий, - сбоку приблизился визирь. Получив разрешение, кивнул головой на родственника Гарпага. – Что с этим делать?
-Я же сказал, всех кто виновен в том, что варвар убежал – отдать войсковому палачу.
Херасмия дал знак воинам, те подхватили под руки упавшего на колени бывшего начальника стражи и уволокли с глаз долой.
Казнь проходила на глазах у всего войска. Полки, тысячи и сотни были построены полукругом. В центре был сооружён большой помост, чтобы из самых дальних рядов могли разглядеть то, что творится в центре. Была объявлена вина провинившихся и палач принялся за своё кровавое дело. Кроме начальника стражи, к отрубанию головы приговорили ещё трёх воинов. Остальных десять человек, костры которых находились в непосредственной близости от клетки, в которой держали пленника, приговорили по приказу царя к палочным ударам.
Воины были рады неожиданному развлечению и находящиеся в самых дальних рядах, вытягивали головы, чтобы лучше видеть. Стража притащила первого, отчаянно орущего, приговорённого. Это оказался родственник Гарпага. Сам военачальник стоял за троном царя и смотрел на казнь. Недоброжелатели хотели увидеть хоть малейшую тень недовольства на его лице, но лицо старого воина было непроницаемо. Черты лица затвердели, губы крепко сжались.
Палач взмахнул огромным, обоюдоострым мечом и голова отделилась от тела. С глухим звуком она упала на землю и покатилась, орошая всё вокруг кровью. Над войском пронёсся вздох. Палач поднял за волосы голову, показал сначала царю, потом всем остальным и бросил в большую корзину. Затем наступил черёд двух остальных.
Приговорённых к палочным ударом, привязывали между двух столбов. Специально отобранные воины приступили к наказанию. Долго ещё слышались над войском крики осужденных. Двое провинившихся не выдержали наказания и испустили дух прямо под ударами палачей. Остальных, окровавленных, оттащили к магам и те занялись их врачеванием.
Когда показательная казнь была закончена, царь велел огласить через глашатаев, что завтра войско выступает в поход. И переправляется на тот берег.
Вынужденное бездействие и отдых для персидского войска закончился. Впереди ожидали неведомые земли и неведомые враги.
Нет в Азии народа, который сам по себе
мог бы устоять против скифов,
если бы они были едины.
Фукидид (404г. до н.э.)