Ариант обрюзг, появился огромный живот, и он уже с трудом влезал на коня, что было позором для скифа. К тому же Арианта ничего не интересовало, кроме охоты и пирушек. Он мог целыми днями не вылезать из-за стола, напившись хмельного кумыса и горланя песни. Под восторженный рев дружков-бражников в один присест съедал упитанного барашка. И запивал всё это бесчисленными бурдюками кумыса или бузы. Вскоре он совсем забыл дорогу в шатёр к Томирис. Томирис уже не единожды ловила на себе зловредные ухмылки, кидаемые скифянками как бы вскользь, невзначай. И в конце концов он ей стал противен.
К тому же в управлении царством Ариант совсем не принимал участия и постепенно совсем отдалился от государственных дел, доверяя все вопросы решать Томирис. Спаргапит, видя, как обстоят дела, только хмурился, но ничего не говорил непутевому родственнику.
Так продолжалось до самой смерти отца Томирис. И когда его не стало, она осталась одна. Ариант, погрязший в пьянстве и разврате, был не в счёт. Сын ещё слишком молод и неопытен, чтобы встать рядом с матерью, а больше ей не на кого опереться. Верные люди не раз докладывали царице, что среди знатных воинов и вождей племён, ведутся ненужные разговоры. Хуже всего то, что их поддерживает каста жрецов, ещё не забывшая что отец Томирис мало прислушивался к их нравоучениям. Идут разговоры о смене царя. А Томирис не может позволить, чтобы прервался род Таргидая, сына Зевса и родоначальника скифов. Дело пахло заговором. И в этот момент, как будто боги решили до конца испытать её, на границе появилась грозная сила, грозившая всему царству скифов-массагетов.
Поэтому и металась царица по шатру, звеня браслетами и не зная, что ей делать, у кого испросить совета. Томирис вспомнила, как получила первую весть о надвигающейся на её царство опасности...
...В тот день дозоры донесли о появление на левом берегу Аракса войска царя мидян, Кира. До скифов уже не первый год доходили слухи о завоевательных походах этого царя, появившегося неизвестно откуда. Ещё её отец, Спаргапит пристально и настороженно смотрел в сторону, где Кир подводил под свою руку одно государство за другим. Спаргапит был дальновидным царём и умным политиком. Он понимал, что когда-нибудь этот лев бросится и на них. Не допустит мидянский царь, чтобы под самым боком у его государства жили такие беспокойные соседи, как скифские племена.
Через торговцев, которые вели дела со степью, скифские цари всегда находились в курсе тех событий, что происходили по ту сторону Аракса. Они видели, как растёт мидяно-персидское государство. Он, а за ним и Томирис, лелеяли надежду, что Кир всё-таки не пойдёт в скифские степи. Что ему здесь делать? Нет в царстве массагетов ни больших городов, ни несметных богатств. Ничего, что могло бы прельстить персидского завоевателя. Кругом одни бескрайние степи да курганы.
Временами какой-то племенной союз отваживался на набег на вавилонские, а теперь уже персидские земли. Скифская конница, как смерч, проносилась по селениям и небольшим городкам. Хватали все, что попадётся под руку. Что не удавалось взять – безжалостно сжигалось. Достаточно пограбив, они уносились обратно в степь, исчезая среди барханов. Долго потом похвалялись воины у костров, скальпами, снятыми с убитых врагов и теперь используемых в качестве полотенец.
После таких удачных набегов, племя срывалось с места и уходило дальше в степь – опасаясь возмездия со стороны персидского царя. Но проходил год за годом, а ничего не менялось. Вожди племенных союзов осмелели, и набеги стали происходить всё чаще. Спаргапит и Томирис пыталась образумить зарвавшихся в своей алчности вождей. Не дело дёргать льва за усы – когда-то может наступить расплата. Те и слушать не хотели, и в тайне от царя набеги продолжались.
Время шло и персидское государство расширилось настолько, что подошло вплотную к границе со Скифией. И вот случилось то, от чего предостерегали Спаргапит и Томирис – персидский царь стоит на границе и грозит войной. Но нет уже рядом мудрого Спаргапита и некому помочь Томирис советом.
Как только такое случилось вожди, эти трусливые собаки, стали потихоньку откочёвывать от неё и уходить дальше в степь, стараясь затеряться среди её бескрайних просторов. Царский стан таял на глазах, и она могла остаться один на один с грозным царём. Часть племён ей удалось вернуть, запугивая вождей и призывая к их чести. Но шесть племенных союзов исчезли, растворились в степи. Гонцы отправились в разные стороны, и найдут они их или нет, об этом знает одна великая Табити. Степь велика, и затеряться в ней очень просто.
На седьмой день от персов пришли послы. От имени царя Кира выступал седой старик. Он говорил долго и напыщенно, перечисляя подвиги своего повелителя. Некоторые из старейшин откровенно стали зевать, показывая этим своё пренебрежение к послу мидян. Это старца не остановило и, перечислив всё, что хотел, он сказал главное. Когда до Томирис дошёл смысл сказанного, она подумала что ослышалась, настолько необычно было предложение царя Кира. Он предлагал ей стать его женой.
Первым её желанием было казнить послов и отослать царю их головы. Она подавила в себе это желание и усилием воли заставила себя рассмеяться в лицо послу. Она сказала, что негоже ей быть женой персидского царя. Ей, которая без промаха стреляет из лука и водит в битву воинов, ехать в обозе, как последняя наложница царя. Эти слова покоробили посла, но он смолчал и тогда, потихоньку, смех овладел всеми. Смеялись даже воины охранной сотни. Персы стреляли вокруг глазами, но слова супротив сказать не посмели. Царица их не останавливала. Она хотела чтобы послы поняли одно: их тут не боятся и пояса ломать перед ними никто не будет.
Когда опять воцарилась тишина, Томирис добавила: «Ступайте с миром. Ваш царь умный и хитрый человек. Но каким бы хитрым он не был - я разгадала его хитрость. Не я ему нужна, а мое царство. Не царица Томирис, а скифы-массагеты. Идите и скажите это Киру».
Когда послы удалились, собрался совет из вождей племенных союзов. Стали рядить да думать, что делать дальше. И, главное, как отреагирует мидянский царь на то, что план его разгадан.
Первая эйфория прошла. Старейшины разделились на два лагеря. В одном были те, кто поддерживал царицу. В основном вожди, чьи исконные родовые кочевья всегда находились рядом с царским станом. В другом лагере те, кто не хотел большой и долгой войны и готов был в любой момент откочевать от Томирис. Хотя они и подчинялись царице массагетов, но привыкли жить по старинке и думать своей головой. Когда ещё жил и правил Спаргапит, они не отваживались на открытое выступление, побаиваясь его бурного нрава. В горячке Спаргапит мог и зашибить огромным кулаком. Когда его не стало, они распрямили плечи и начали, чуть ли не в открытую, выражать своё недовольство.
Возглавляли лагерь противников два вождя - Камасарий и Аргота. Камасарий был тучным мужчиной с вечно трясущийся бородой. Ходил он, тяжело дыша, опираясь на суковатую палку. И при каждом удобном случае пускал её в ход, поколачивая рабов и прислугу. Аргота был прямой противоположностью Камасарию. Высокий и сухопарый, его лицо с упрямыми скулами было будто вырублено из камня. Между густых бровей пролегла резкая и глубокая черта. У них двоих были наиболее многочисленные племена, и с этим приходилось считаться.
Когда персидское войско расположилось станом на том берегу, Камасарий и Аргота, тайно, ночью, увели свои тысячи. Не поставив царицу в известность, они решили напасть на персидские обозы. Близкая добыча щекотала им ноздри и начисто лишила рассудка. Около трёх тысяч воинов они положили в той ночной битве и еле сами смогли уйти живыми. Вернулись обратно, как побитые собаки и уползли в свои стойбища зализывать раны. Томирис думала, что это их чему-нибудь научит, но просчиталась. Оправившись от поражения, они опять начали мутить воду и подбивать нерешительных вождей на сопротивление царице.
И вот, с их стороны стали раздаваться робкие голоса, что может быть, надо было принять предложение царя Кира. Тем самым избежать кровопролитной войны и жить дальше как жили. Началась свалка между сторонниками Томирис и её противниками. С трудом, но всё же удалось утихомирить разбушевавшихся вождей. В конце концов, она взяла верх, и последнее слово осталось за ней.
Через три дня дозорные сообщили, что персы приступили к постройке плотов и мостов и готовятся переправиться на скифский берег. Томирис поняла, что Кир от своего не отступится, и тогда решила последний раз вразумить его. Она послала к нему двух послов с гневными и мудрыми словами и с нетерпением ждала, что они привезут. Она предлагала царю мидян выбор того места, где они смогут помериться силами. Или на левом берегу Аракса, или на правом. Здесь она решила схитрить. Томирис рассчитывала, что перс пустит её на свой берег, а там она сможет показать силу своего войска.
Вскоре явились послы и своим ответом, разочаровали её. Кир предлагал ей отступить от берега и пустить персидское войско во владения массагетов. Делать было нечего, и Томирис приказала воинам, которые всё время дежурили на берегу отступить вглубь степи. Но велела оставить дозоры, чтобы те незаметно наблюдали за движением персидского войска и слали вестовых к царскому шатру...
...Раздвинулся полог, и просунулась голова русой девчушки. Её Томирис держала около себя для мелких поручений.
-Чего тебе? – недовольно спросила Томирис, всё ещё находясь под властью воспоминаний.
-Пришёл достопочтенный Канит, - произнесла служанка, низко кланяясь разгневанной царице. – Просит дозволения предстать перед твои светлые очи.
-Достопочтенный, - передразнила Томирис. Черты её лица смягчились. – Доберусь я когда-нибудь до них… Ладно, зови.
Вслед за служанкой Томирис прошла в комнату, где обычно принимала послов. Села на трон, на котором ещё сиживали предки, начиная с Анахарсиса и кончая её отцом, Спаргапитом. Он был сделан из слоновой кости и инкрустирован драгоценными камнями. Подлокотники трона украшали искусно вырезанные львиные головы.
Камит вошёл неслышно и замер на пороге. Царица мгновение разглядывала его, потом поманила пальцем. Когда он подошёл, спросила:
-Ты хотел меня видеть?
-Да, царица, - Камит ещё раз поклонился. – Дело у меня к тебе.
-Говори.
-По твоему повелению, - Камит выпрямился и пригладил большую, седую бороду. – Я отправил дозор, на тот берег, следить за вражеским войском. Но случилось несчастье. Они столкнулись с персидскими воинами, и все полегли в неравной битве…
-Ты пришёл мне об этом сказать старик, - перебила царица. – Удел воина сражаться и умирать в положенное время. Что может быть счастливее смерти с акинаком в руке? Таких воинов великий Арей набирает в свои тысячи.
-Нет, царица, не за этим я к тебе пришёл, - с достоинством ответил Канит, - я пришёл тебе сказать, что один из моих воинов выжил. И побывал во вражеском плену. Ему удалось бежать. Ночью он переплыл Аракс, и его подобрали воины из племени дахов. Но… Проклятые враги, вырвали ему язык, и теперь он может объясняться только на пальцах.
-За что он заслужил такую немилость?
-Насколько правильно мы смогли его понять, я не знаю. Но, по-моему, он оскорбил самого царя мидян и за это лишился языка.
-Воины твоего племени всегда славились непокорностью, - в словах царицы послышалось одобрение. – Впрочем, как и все скифы, мои подданные… Что он смог объяснить?
-Врагов бесчисленное множество и они уже готовы переправиться на этот берег.
-Ну, это мы и так знаем… Что ещё?
-В войске персов, помимо пеших воинов и конницы ещё есть очень много колесниц. Тавр, так зовут моего воина, их сам видел, когда его вели к царю.
-Значит, царь мидян настроен решительно. Война будет долгой и изнуряющей. Постарайся у него узнать что-нибудь ещё. Может быть, ещё чего вспомнит, - она посмотрела на Канита. – Ступай… А воин твой, за то, что пострадал за родичей, пусть проведёт остаток жизни в почёте и уважении. Выдай ему лучшего коня и лучшее вооружение… Такова моя воля… Всё, иди.
Канит, поклонившись, вышел. Томирис опять осталась одна. Она встала с трона, крикнула двух рабынь. С их помощью разоблачилась, оставшись в привычном, лёгком одеяние.
«Отец, отец!!! Где же ты, - мысленно воскликнула она. – Как же ты мне необходим. У кого мне испросить совета, к кому преклонить голову. Вожди обложили со всех сторон. Шагу не дают ступить, чтобы ногу не подставить. Жрецы плетут свои интриги… Муж мой, Ариант погряз в пьянстве и обжорстве».
Спаргапит молчал. Он видел с потустороннего мира, как мечется, страдает его дочь, но советов не давал. И тогда царица поняла. Это испытание ей предопределено богами – великой Табити, охранительницей всего живого. Томирис опустилась на колени перед домашним алтарём и протянула руки к статуе Арея, в виде огромной кучи хвороста, на вершине которой возвышался железный меч. По преданию этим мечом их великий предок Таргитай отрубил голову гигантскому Змею.
-Великий бог, помоги, - воскликнула она. – Дай совет. Как мне выйти из мрака и увидеть свет? Как спасти всех массагетов?
Внезапно Томирис почудилось шевеление, в том месте, где возвышался алтарь. От светильников на стене заплясали причудливые тени. Переплетаясь друг с другом, и постоянно дрожа, они создавали орнаменты, чем-то похожие на очертания людей. В одном из них Томирис узнала облик своего отца. У Томирис пополз холодок страха между лопаток. Она не могла оторвать взгляда от стены, где дрожала тень Спаргапита.
В этот момент в голове царицы возник голос. Он родился из ниоткуда, но звучал явственно и отчётливо. По стенам шатра продолжали метаться тени.
-Собирай войско, царица. Пошли к тиграхаудам, и они тебе помогут. Опасайся людей, которые тебя окружают. Не у всех чисты помыслы и не все хотят тебе добра. Помни об этом и будь осторожна, – голос стал затихать и вскоре совсем пропал.
Томирис очнулась. Она лежала на полу, у самого подножия алтаря. Свечи погасли, а в комнате царил полумрак. Все сомнения у царицы ушли. Она поняла - боги услышали её и дают знак. Она почувствовала себя вновь молодой и окрепшей. Теперь ей ничего не страшно, раз боги на её стороне.
Томирис крикнула людей. Вбежавшим рабыням приказала:
-Передайте глашатаям, чтобы созывали все племена на общий сход. А жрецы пусть готовятся к большому жертвоприношению.