По крайней мере, выпив сразу стакан водки, я согрелся, а после второго стакана даже проглотил несколько блинов и пельменей.
Майор сидел рядом, машинально жевал. Мы говорили о покойном, чей портрет с черным крепом висел посреди голой стены.
Он был добрым и безобидным стариком. Он даже писал стихи - вдова прочитала несколько. Стихи о Родине и о любви.
Он был хорошим.
Но с его смертью земля переполнилась. Здесь, под нами, в этой горькой земле слишком много рождалось мертвых. Слишком много.
И слишком долго. Почти триста лет.
* * *
Потом кто-то ушел, кто-то повалился спать - в алькове, на кухне, в прихожей, и даже в сортире.
Востроносая девушка, рывшаяся в шкафах с книгами, вдруг сказала:
- Постойте. Вот оно. Я нашла.
Она развернула сборник стихов польских поэтов, поправила соскальзывавшие с длинного носа очки и прочла:
- Земля
колыбель мертвых
полная ими
как соты медом
могила к могиле
они почили
от нас так близко
оторванные от жизни
будто уста
* * *
Майор снова стоял у окна и курил. Я подошел, и он сказал:
- Они все еще наступают. Слышите?.. Сваи под городом. Сотни тысяч, миллионы свай. Они выскакивают из переполненной земли - им не хватает места.
- Да. Это не их колыбель...