- Нет, у соседей но лестничной площадке. Какой-то молодой пары. Я их не знаю. Абрамов пришел в гости к соседям Щнесрзона. Они поужинали, выпили, позже зашел Шнеерзон. Тоже сел к столу, выпил, все вроде миролюбиво. Потом страсти накалились, стороны разругались, И Шнеерзон стал требовать с Абрамова эти пять или три тысячи долларов, Абрамов высмеял его и сказал, что никогда не хуя ему денег не отдаст. Шнеерзон убежал к себе, взял револьвер, вернулся к соседям и пристрелил Сашку Абрамова... Нет больше Сашки Абра-мова.
Физиономия Кирилла сияла. Он любил ужасные происшествия, а его образование, начитанность и насмешливость всегда помещали Кирилла в отдалении от проблем и страстей эмигрантской массы. Он, как и я, впрочем, смотрел на них, как исследователь на курьезное пле-мя, обнаруженное в закрытой от мира долине Новой Гвинеи. Я поду-мал, что Леня Косогор, по всей вероятности, присутствовал при том, как косоглазый и плоскостопый Шнеерзон, сопя, вгоняет пулю за пулей в большое тело морячка. Может, Косогор даже пытался оттащить монстра с револьвером. Косогор был спокойным сутулым типом, повидавшим фронты и лагеря и множество трупов. Он был способен на оттаскивание. "Ты шо, сдурел, Лешка! Прекрати немед-ленно!", может быть, кричал Косогор с симферопольским акцентом.
- Вот тебе и мирный дисидент, бля, а, Кирюша... Плюралист. Официально, в интервью газетам, они все распинаются о своей демократичности, но неофициально, на московских кухнях я не раз слышал: "Если мы придем к власти, всех коммунистов к стенке и из пулеметов...".
- Шнеерзон в Союзе вначале в психдоме сидел, ты знаешь Эдичка? Невинная жертва репрессивного тоталитарного режима...
- Интересно, какой у него диагноз был? Чокнутым я бы его не назвал. Внешность у него, конечно, монстровидная, но я думаю, он не шизофреник и не параноик, Кирюша. У него скорее всего тяжелая психопатия был диагноз. В советских психбольницах тяжелых психопатов держат на буйных отделениях. Они считаются опасными для окружающих. Во время приступа тяжелый психопат горло перегрызет. Но шесть дней в неделю он может быть нормальным типом, даже симпатичным. У Шнеерзона есть хорошие качества, я ему до сих пор благодарен, к примеру, за то, что он меня на welfare устроил. И даже oi, что он со святым Эдиком Бруттом дружил, тоже в его пользу говорит. Эдик ведь был исключительно добрый человек.
- Угу, - ухмыльнулся циник Кирилл. - Ненормально добрый. Ты знаешь, что Брутт в американской психушке уже успел полежать. Что он теперь social security пенсию в 35 лет получает? Ты думаешь пенсию в Соединенных Штатах сейчас, когда все бюджеты для бедных, больных и неимущих Рейган урезал, так вот, за красивые глаза дают? Нет, Эдичка, нужно быть очень больным для этого...
- Пусть я и испытываю удовлетворение, что мои предчувствия ii поводу того, что Шнеерзон когда-нибудь оправдает свою внешность, реализовались, все это очень грустно, Кирюша, разве нет? Смерти убийства, social security пенсии... Хоть бы кто-нибудь из людей того времени богатым стал!
- Вот я стал богатым, - сказал Кирилл. - Я теперь real estate удачно спекулирую. Ты еще не знаешь, где я остановился. На rue Beauo-Arts. В отеле, где умер Оскар Уальд. Я в той спальне, где он умер сплю. Поехали ко мне в отель, Эдичка...
И мы поехали к нему в отель. Он заказал пару бутылок "Дом Периньен", и мы выпили их на террасе над городом Парижем на крепком августовском солнце. За упокой их душ.
"ТЕ САМЫЕ..."
Пухлый Сева Зеленич был в Москве фотографом "Литературной газеты". В Америке у него жили родственники - целых четыре дяди. Взяв жену Тамарку, кота, фотокамеры и архивы, Сева уехал с Америку, в Нью-Йорк. Самый богатый дядя, мультимиллионер Наум, полюбил Севу и Тамарку и поддерживал их существование первые два года. Очень заботливо и основательно поддерживал. Сева жил на Аппер-Ист Сайд, в Иорк-тауне в квартире из пяти ком-нат, в доме с двумя doormen, и придерживался крайне реакционных взглядов. Еду Сева покупал в магазине "Забарс" на Вест-сайде, и, встречаясь со мной, отстаивал Америку от моих нападок. Когда у Севы кончались аргументы, он говорил, что таких, как я, нужно ставить к стенке.
Неожиданно дядя Наум, Найман по-американски, умер. Ни с того, nil с сего, в возрасте всего лишь сорока девяти лет, от инфаркта. Три оставшиеся дяди были менее богаты и менее щедры, но Севу они не оставили. Собравшись на семейный совет, дяди решили купить Севе loft. Apartment из пяти комнат в Йорк-тауне в доме с двумя doormen стоил Науму больше тысячи долларов в месяц. Оставшиеся дяди не могли себе позволить подобный расход в ожидании, пока Сева сам сможет заработать такие деньги фотографией.
Ожидая вначале решения дядей по его поводу, затем ежедневно выезжая с дядями на осмотр lofts. Сева заметно похудел. И даже поб-леднел. Еду он уже покупал не в "Забарс", но в обыкновенном supermarket. Политические же взгляды его можно было уже охарак-теризовать как "умеренные".
Loft был приобретен. И очень не слабый loft. Старое, перегорожен-ное на множество клеток помещение, не где-нибудь, но на Мэдисон и 20-х улицах. Заплатив за loft, дяди вежливо предоставили Севе и сред-ства на его перестройку. Посчитав предстоящие расходы и сравнив их с предоставленными средствами. Сева решил перестраивать loft сам. Сломав несколько перегородок, он, однако, понял, что одному такая работа не под силу, и нанял меня в помощники за четыре доллара в час. Почему меня? Абориген-американец не согласился бы вкалывать менее, чем за десять долларов в час; "свободных", без работы русских вокруг в то время не было. Еще одна гипотеза: "реакционеру" захоте-лось нанять "революционера" из садо-мазохизма. Мы были знакомы еще в Москве, .и в Нью-Йорке, встречаясь время от времени в квартире общего приятеля, схлестывались в поединках. Сева считал меня "рево-люционером" и говорил, что "катить бочку" на Америку, как это делаю я, подло. Что Америка меня "приютила". Я же, смеясь, отвечал, что Америка поимела на мне куда больше, чем истратила, политический
капитал, например. Ну, если не на мне лично, то на всех refugees* в совокупности.
* Беженцы (англ.).
Он оказался чрезмерно аккуратен. Так не работают. Я указал ему на его ошибки. Он рубил квадратный ярд стены целый день, медленно, стамеской с молоточком. Я сказал ему, что нужны две кирки. Что нужно рубить и крушить, дом старый и крепкий, выдержит. Если он желает закончить хотя бы жилую часть loft в обозримом будущем, он должен принять мой метод.
Сева заворчал. Сказал, что он этого и ожидал от меня, что я разрушитель, exterminator. Да, подтвердил я: "Distruction is creation"*. Но он вышел, и купил две кирки в магазине, где у него был дискаунт. Дяди уже дважды просили его поторопиться, освободить скорее apartment в доме с двумя doormen. И вначале я, а потом и он робко, но все злее, стали крушить, рубить и разрушать. Разрушать было хорошо, приятно. Только разрушение дает много пыли. Пришлось держать открытыми окна на Мэдисон, и далеко в задней стене, открыть окна во двор, мутного стекла и зарешеченные. За теми окнами обнаружилось переплетение ржавых лестниц и черные, мрачные задницы ньюйоркских зданий. Столпившись задницами друг к Другу, физиономиями здания были обращены на улицы.
* Разрушение суть созидание (англ.).
Вскоре loft очистился, а ближе к входной двери образовались две супер-кучи. Могучие части старых индустриальных швейных машин, полиэстеровые ткани всевозможных расцветок и узоров (даже с пейзажами, как на открытках), лампы дневного света в металлических обшивках, камни, штукатурка, поврежденные киркой части скелетов перегородок. Даже искусство было представлено в супер-кучах. Съехавшая неизвестно куда мастерская по пошиву рубашек для пуэрториканцев и черных ("Кто еще станет покупать подобную дрянь?" - заметил Сева) оставила свой архив - рисунки, экскизы, модели.
Сева отыскал в yellow pages раздел "Getting rid of*", а в нем - рекламы компаний по уборке мусора и контактировав все их, обнаружил компанию, чей сервис стоил чуть дешевле. Так учили его дяди, Сева договорился с компанией о бизнесе. Положив трубку, он важно объяснил мне, что очень нелегкое это дело - вывезти мусор, особенно строительный мусор из города. Что это стоит очень недешево, что, например, похоронить человека обходится дешевле, чем вывезти из Нью-Йорка тонну строительного мусора. А дяди сообщили ему, что "мусорный" сервис принадлежит в Нью-Йорке мафии.
* "Избавление от..." (англ.).
- Мы должны успеть разрушить все последние перегородки до их приезда, до завтра, - заключил Сева. - Успеем?
На следующий день они явились. Резко взвизгнув тормозами и корпусом так, что завибрировали стекла, они остановились внизу на Мэдисон. Не видя, что это их мусороуборочное чудовище, мы, однако, не засомневались в этом. Большой человек в шляпе и полиэстеровой куртке - розовое лицо бугристо и толстокоже - "человек-корова", на-звал я его про себя, корова весом не менее трехсот pounds, в руке его воняла сигара - вошел в сопровождении еще двух. Один - жилистый парень в клетчатой куртке и джинсах; блондинистые мелкие кудельки волос падали на шею. Нагловзглядый, с решительными движениями. От него воняло едким потом. Второй - дубликат, чуть уменьшенная копия человека-коровы, но без шляпы.
Войдя, "корова" пыхнул сигарой. Сева вежливо улыбнулся и, поп-равив очки московского интеллигента, сказал:
- Hello. Вы думаете, вы сможете забрать все за один раз?
-Я думаю? - Человек-корова прошелся вдоль куч и, схватившись за лампу дневного света, напрягшись вместе с сигарой, вытащил ее из кучи.
- Take all of them, - бросил он своему уменьшенному двойнику.
- Yes, sir, - бодро вскрикнул двойник.
Он и кудрявый взяли из мусора по лампе каждый, и грохоча желе-зом, вышли.
- Я тебе скажу, что я думаю, - "корова" поглядел на Севу невесело.
- Я тебе скажу... Я ожидал, что у тебя тут десять тонн вывозить, а у те-бя вывозить нечего. - И, вынув сигару изо рта, он сплюнул на кучу. Сегодня у меня нет времени заниматься твоим дерьмом, завтра ребята заедут и заберут.
- Но, мистер... мусор мешает нам работать, - сказал Сева.
- Я же объяснил, что завтра ребята уберут... - "Корова" вынул блокнот и что-то отметил в нем. Взяв сразу две лампы, обшивка одной была повреждена, цепь волочилась за другой, задев ими о входную дверь, "корова" ушел. Возвратились "ребята" и забрали оставшиеся лампы. Танк, задребезжав стеклами в севином окне, укатил.
- Shit! - сказал Сева. - Мы теряем день. Если бы они забрали му-сор сегодня, мы бы начали завтра ставить новые стены. Shit!
- Shit! - согласился я. - А зачем им лампы?
- Дневной свет они перепродадут. - Сева вздохнул. - Дяди сове-товали мне загнать дневной свет. Лампы, мол в хорошем состоянии... Но кому я их продам? Надо знать людей, у меня их никто даром не возьмет... Ты заметил, как они похожи на мафиози? Настоящие... Те самые... - Голос у Севы был грустный.
Назавтра они не приехали. Чтобы занять время, мы стали отбивать штукатурку стены в рабочей части loft, где Сева предполагал
разместить фотостудию. По плану он собирался делать эту работу позднее и один. Не спеша, уже переселившись, живя в жилой части.
Они появились через два дня, когда мы уже отчаялись дождаться их, и Сева собирался звонить, отменять заказ, чтобы вызвать другую компанию. Знакомо завизжав, тяжелый танк остановился на Мэдисон. Подбежав к окну, мы с Севой увидели, что с танка, как фрукты с дере-ва, упали на мостовую пятеро. Вооруженные лопатами и пластико-выми баками для мусора, они ввалились в loft.
"Коровы" среди них не было. Предводительствовал кудлатый. Ясно было, что "корова" слишком большой начальник, чтобы присутство-вать при удалении нашего - miserable* мусора.
* Несчастный (англ.).
- Hello, boys! - воскликнул Сева, довольный, что наконец оста-новившие нашу работу кучи будут ликвидированы.
- Fuck yourself... - тихо ответил кудлатый.
Я расслышал, что он пробурчал. Понял и Сева. И расслышал. Но сделал вид, что нет. Кудлатому Сева явно не нравился. И кудлатый не собирался этого скрывать. Ему не нравилась или севина большая, на-чавшая лысеть голова, или севины очки московского интеллигента, или его добродушное усатое лицо, или же его сократившееся в разме-рах после перехода с "Забарс" на supermarket и все же заметное брюш-ко. Или кудлатому не нравилось все это вместе.
Они швырнули свои дряхлые пластиковые баки в мусор и стали неряшливо наполнять их. Пыль поднялась до потолка, и Сева с гру-стью поглядел на только что окрашенную им белую раму окна. Краска не успела высохнуть. Севе не терпелось иметь loft. Сева спешил скорее начать работать фотографом. Кудлатый, вместе с уменьшенным двойником коровы взяв полный бак за ручки, ушли, привычно, но с натугой, передвигая ноги. Сева обратился к улыбающемуся черному с лопатой (двое из пятерых были черными).
- А где ваш босс? Его что, не будет?
- Зачем тебе босс? - Черный с удовольствием оставил лопату. И улыбнулся еще сильнее. Черные всегда улыбаются, даже когда им не-весело, или когда вынимают нож, - Босс занят в другом establishment... Есть сын босса.
- Худой blond?