— Я тебя спрашиваю, что ты вяжешься к ней?
Куликова легонько взяла Нюрочку за плечи и, сделав общеизвестный жест коленкой, заставила ошеломленную бабенку пробежать по инерции несколько шагов.
— Лягуша накрашенная. За мужика отца с матерью продаст… А ты плюнь ей в рожу, если будет лезть со своим Мишанькой.
Даша подошла к столу, где сидела бригада Вороновой, и, найдя Лиду Векшу, что-то шепнула ей. Лида поднялась из-за стола, и обе они направились к двери.
— Ты куда, Лидка? — окликнула ее Маша.
— Со мной пойдет. Дело есть, — отозвалась Куликова.
Завтракали с аппетитом.
— Вот как…. Что значит попоститься. Всё уминают, — одобрительно сказала Маша. — Видно, все тряпочки кончились — менять нечего.
Марине было уже известно, что, несмотря на все запреты, на обыски, обязательные при выходе бригад за зону и при возвращении в зону, на строжайшее запрещение выносить с территории лагпункта вещи «с целью обмена на продукты», этот обмен происходит чуть не ежедневно. Как удавалось бригадам, работающим за зоной, обманывать бдительность дежурных, какие тайные тропы они находили для того, чтобы где-то там в лесу или на картофельном поле, под носом у стрелков, встретить «вольняшку» — какую-нибудь тетку из соседней деревни — и получить от нее стакан самосада или пол-литровую банку пшена, — для неискушенной Марины Вороновой было тайной.
Заметив, что Лида вышла из столовой с Дашей Куликовой, она спросила Машу, не собирается ли рыженькая Векша произвести очередной обмен и не даст ли это возможность двум-трем девчонкам опять не явиться к обеду или к ужину.
Маша махнула рукой:
— Какие там у них тряпки! Спасибо, что их здесь одели-обули… Нечего им менять. А воровать по баракам… это им только раз удалось. У нас дневальные — как милиционеры на этот счет. Да и не пойдет Дашка на «темные» тряпки.
«Темными» в лагере называли ворованные вещи — это Марина уже знала.
В столовую пришла опоздавшая бригада, начался спор из-за столов, потом надо было раздавать кашу — по распоряжению капитана несовершеннолетним с сегодняшнего дня будет даваться к завтраку дополнительное блюдо — ложка каши или котлета, больше похожая на лепешку, слегка подсушенную в духовке, чем на изделие из мясного фарша. Кстати, «котлеты» были тоже из каши.
Неожиданное подкрепление вызвало оживление среди девчонок, они даже крикнули «ура!», и Марина забыла о Лиде Векше и Даше Куликовой.
А бригадир сельхозбригады говорила тем временем Лиде:
— Вот так, детка… Поняла? Но чтоб Маше Соловью — ни слова. Если догадается — все пропало. Мы же в дурочках и останемся. Дело это надо провернуть тонко… Бегайте туда осторожненько. Поняла, где местечко?
— Так ведь все равно узнают, — возразила Лида, но лицо ее уже сияло от предвкушения будущей операции.
— Факт — узнают! Да уже поздно будет — хочешь узнавай, хочешь нет, а дело сделано. Ну, иди, девочка, да смотрите, чтоб дело выгорело.
Лида уверила Куликову, что все поняла и «дело провернут на все сто», подпрыгнула от удовольствия и побежала обратно в столовую, где только что произошел небольшой инцидент, не замеченный ни Мариной, ни Машей, но имевший свои последствия, когда бригада, доев «котлеты», стала проталкиваться к выходу.
Там всегда была толкучка, и, конечно, Марина не обратила внимания на то, что Нюрочка была каким-то образом оттерта от своих группой девчонок и ее, стиснутую со всех сторон, вытолкали на крыльцо, где снова окружили и прижали к стенке — буквальным образом. Лида Векша подбежала к крыльцу в тот момент, когда ее приятельница Нина, придерживая Нюрочку руками у стены, спрашивала ее сладким голосом:
— Значит, тебя Анной Петровной звать?
Нюрочка беспокойно озиралась — чуяла недоброе, хотела освободиться от тесного кольца девочек, но они стояли «мертво», и кто-то еще предупредил: «Не вздумай пикнуть — хуже будет».
— Мы же с тобой, Анна Петровна, по-хорошему… — ласково мурлыкала Нина Рыбка. — Ты хоть и назвала нас подзаборницами и побирушками, но мы тебе худого не желаем… Девочки, кто слышал, как Анна Петровна подошла ко мне и прошипела, что мы подзаборницы и побирушки? Все, девочки, слышали, верно? Видишь, Анна Петровна, все пацанки слышали, все подтверждают…
— Отвяжись ты от меня, пропусти… — на лице Нюрочки через румяна проступил пятнами естественный румянец.
— Так нам с тобой чикаться тоже времени нет. Мы хотим тебе пару ласковых сказать, чтоб ты до конца срока помнила, какие мы подзаборницы, — это раз. И чтобы бригадира нашего не цепляла — это два. Кипяточек в бане не только в твоей шайке будет, это ты тоже учти…
— Рыбакова! В чем дело? — услышала Лида голос Марины. — Что вы там столпились на крыльце?
Воронова хотела пробраться к ним, но в дверях теснились женщины из других бригад, а Нюрочки, прижатой к стенке, Марина не видела. Зато Лида Векша моментально поняла, что к чему, и активно вмешалась в действие.
— Вы ее подталкивайте, подталкивайте… Вот сюда, сюда, — азартно командовала она, — мы сейчас ей морское купанье устроим…
— Я тебя хотела предупредить, Анна Петровна, что насчет Мишки-парикмахера ты напрасно хлопочешь и убиваешься… — продолжала Рыбка и, заметив сигналы Векши, чуточку потеснила Нюрочку влево, туда, где перила, огораживающие высокое крыльцо столовой, были сломаны. — Я тебе по-честному скажу, что Мишанька вчера вечером мне делал предложение. «Ты, говорит, молоденькая и хорошенькая, а эта старая раскрашенная стерва мне надоела…» И еще велел Мишанька, чтобы ты ему к вечеру кило масла и котелок пшенной каши приволокла…
Все получилось вполне естественно: девчонки освободили выход из столовой, на крыльцо стали выходить женщины. Они потеснили девчонок, те подтолкнули Нюрочку, потом Нина сделала рукой легкое движение, и Нюрочка, потеряв точку опоры, плюхнулась с высокого крыльца в большую лужу.
— Счастливого плаванья!
— Пиши нам, тетенька!
— Привет Мишаньке!
Девчонки сбежали с крыльца и увидали перед собой коменданта.
— На работу, девушки? — спросил он. — А бригадир где?
— На работу, гражданин комендант!
— Мы теперь перековались! Сегодня норму дадим.
— А бригадир — вот она! Маришка, тебя комендант спрашивает.
Нюрочка тем временем успела подняться. Вид у нее был плачевный. Зоркий взгляд коменданта подметил и странную позу Нюрочки, стоявшей в луже с растерянным видом, и грязные лепешки, облепившие ее телогрейку, и брызги грязи на лице, и руки, с которых стекала серая жижица.
— Что это с тобой, Якунина?
— Она, гражданин комендант, грязевые ванны принимает… Есть такие — Сочи — Мацеста, без пересадки от самой Москвы.
— У нее котелок упал, вот она за ним и полезла…
Комендант подозрительно покосился на девчонок, особенно на Лиду Векшу, стоявшую ближе всех и сиявшую радостной улыбкой.
— За каким котелком? — строго спросил он Лиду.
— За обыкновенным, гражданин начальник, — с готовностью ответила та. — Несла Мишке-парикмахеру пшенную кашу и оступилась. Знаете — как ворона на дереве: каркнула, а котелок, то есть сыр, выпал. А вот и бригадирша наша! Маришка, так мы в цех пошли.
И они шумной гурьбой направились к производственной вахте.
Ничего не подозревавшая Марина услышала, как Свистунов придирчиво допрашивает Нюрочку:
— Где у тебя котелок, Якунина? Ты что, не знаешь приказа начальника лагпункта — всю личную посуду ликвидировать в целях санитарии. Опять по баракам будете заразу разводить?