«Что же делать червячку,
Чтобы жизнь свою пройти?
Чтоб увидеть яркую звезду
После трудного пути».
… Как часто выстраиваемые целую вечность планы в мгновение рушатся от одного неверного шага. Как часто судьбы бесчисленного множества миров меняются от единственного импульсивного движения того, кто никогда не сможет понять ни сокровенный смысл этого зачастую нелепого, а порой и совсем неприметного поступка, ни суть вызванных им изменений, о которых он даже не подозревает…
Don`t know what you`re doin`,
But you`re doin` somethin` I think I like
Not sure what I`m feelin`,
But it feels like somethin` so right
The sound of your sigh, the touch of your skin
Is takin` me places I`ve never been
I wanna go there again and again
`Cos you give me
Очнулся я от неприятного покалывания в подвернутой ноге. Открыв глаза, почти свыкшиеся с темнотой, я разглядел над собой лицо. Странные превращения разглаживали морщины, округляли вытянутые черты, уменьшал размеры. Возможно, я еще спал.
Разогнув ноги, я снова зажмурился. В этот момент на мой лоб опустилась прохладная, почти невесомая ладонь. От легкого толчка чужой руки глаза мои раскрылись. Ничто теперь не напоминало в лице склонившейся надо мной девушки ночного кошмара, который я лицезрел минуту назад.
Я согнул обе ноги и с помощью рук медленно поднялся, с опаской поглядывая на обладательницу пышных белых волос. Незванная гостья вскочила с колен, не отводя взгляда от моих глаз. В открытый проем двери выплыл огонек, двигавшийся на высоте полутора метров. Ужасы продолжались. Меня покрыл холодный пот, оставивший мокрые следы в подмышках. Вампиры? Оборотни? Призраки? А я кто? Не жертва ли для мрачного ритуала? Надо было ущипнуть себя, но я и во сне мог чувствовать боль. Проверять реальность мрачных событий таким образом бесполезно.
Однако, надвигались уже не ужасы. Вслед за огоньком свечи в проеме показался силуэт, в котором без труда угадывался Александр Гаврилович непоседливый старичок из тридцать пятой квартиры.
— Что, сосед, и у вас свет исчез? — осведомился он, подозрительно оглядывая белую незнакомку, не обратившую на него никакого внимания. Видимо, он остался недоволен фактом присутствия в моей квартире посторонней блондинки в столь позднее время. Слова напрочь отказывались вспоминаться и выстраиваться в строгие предложения, и я только судорожно кивнул. Александр Гаврилович удовлетворился ответом и скрылся за дверью.
— И на третьем тоже нет, — донеслось до меня, прежде чем в подъезд вернулась тишина.
Честно говоря, я не знал, что делать дальше. Глупо было спрашивать, зачем она появилась здесь. Надо будет, скажет сама. Явной угрозы я не чувствовал. Но что делать сейчас? Тем более, что все слова застряли у меня в глотке. Вернее, вообще не было никаких слов. Поэтому я повернулся и, запнувшись об нашедшийся стул, вернулся обратно в гостиную. Там я рухнул в кресло. Моя гостья приземлилась на диван и прямо-таки буравила меня своим пристальным взглядом.
Теперь я мог получше разглядеть ее, насколько это было возможно во тьме. Она обрела лицо девушки восемнадцати-двадцати лет. Губы несколько полноваты. Линию носа словно вычертили по линейке. Цвет глаз неразличим, затенен мраком.
Волнистые волосы закрывали чуть ли не пол-лица. Определенно, я где-то уже видел эту блондинку. А при каких обстоятельствах? То, что я не встречался с ней раньше, не подлежало ни малейшему сомнению.
Длинное боле платье до пола скрывало фигуру девушки. Не видно было даже краешка ступней. Двоякое чувство росло во мне. Внезапное таинственное появление интриговало, хотя и пугало, но присутствие в доме незнакомой личности вызывало тихое раздражение.
Вы возмутились? Как, у тебя в квартире возникла прекрасная незнакомка, а ты теряешься и… Да кто Вам сказал, что она прекрасна? Заурядное лицо, каких тысячи. На звезду Голливуда наша красавица явно не тянула. Раз уж в мой дом вторглись сверхестественные силы, то где сексапильная ведьмочка с вечной любовью? Где? Ну почему именно мне опять не повезло? Если на нас вдруг свалился принц, то мы готовы смириться с любым убогим дворцом и ничтожным состоянием, но он должен по крайней мере нравиться с первого взгляда. Иначе кому он такой нужен? Почему, почему меня так обделили? Почему мне не досталась пышная брюнетка с изумрудными глазами, обладающая превосходным бюстом, мрачной властью и волшебством? Я бы свалился ей в ноги, поцеловал краешек туфельки и попросил унести меня отсюда, из этого скучного мира в какой-нибудь горный дворец, одиноко темнеющий причудливым силуэтом на фоне голубого неба. Там мы наблюдали бы восходы и закаты, а на досуге излазили бы тот мир вдоль и поперек. Но нет, судьба повернулась ко мне хоть и не спиной, но боком.
Незнакомка, не отрываясь, изучала мое лицо. Черт побери, может, ей выделили меня и она тоже недовольна? Вот и хорошо. Пусть посмотрит на меня и растворяется во тьме. Вдруг да появится девушка посимпатичнее? Конечно, она не уродина, но я продолжал оставаться не в восторге от ее лица. Мне горячо хотелось кого-нибудь получше.
Ну и что дальше? Она молчала. У меня тоже отсутствовало всякое желание разговаривать. Разумеется, с красивой девушкой я нашел бы, о чем поговорить (может, и не нашел бы, но это уже отдельная тема). Ну о чем с ней говорить? О погоде? О видах на урожай? Вряд ли ее это интересовало. Вот и отлично.
Раздражение во мне начинало разрастаться. Что ей нужно от меня? Какие причины привели столь непонятное существо сюда? Меня это занимало все меньше. Я хотел только знать, когда все завершится и можно будет лечь спать.
Вы опять возмущаетесь? Как можно вести себя подобным образом по отношению к даме? Ну не вышло любви с первого взгляда, прояви хотя бы элементарную вежливость. Ладно, не будем спорить. Как бы Вам понятнее объяснить. Это вроде как Новый Год. Вы уже твердо настроились на велосипед, но обнаруживаете под елкой всего лишь совок для игры в песочнике. И думаете про себя: «Ну его, этот Новый год! Лучше бы его вообще не было!» Одним словом, обломись козе капуста.
Кроме того, скажите-ка, какую вежливость надо проявить к не слишком симпатичной даме, без спроса вторгшейся в квартиру при полном отсутствии света. Может, предложить даме сесть? Так она уже сидит без всякого приглашения, между прочим, и смотрит, не отрываясь, до того пристально, что и глаза поднять боязно.
Поэтому мы молча сидели в темной тишине. Чем занималась сверхестественная блондинка, мне неведомо. Я внимательно изучал едва видимые узоры на ковре и мысленно дорисовывал к ним новые.
Внезапно я понял, что кроме нас двоих в комнате есть еще кто-то. Взглянув к окну, я увидел дрожащий сгусток, напоминающий белую каплю с нечеткими рваными краями. Мерцали тусклым светом треугольные глаза с черными зрачками.
Отвратительный провал рта изгибался, словно извергал неслышимые мне слова.
— Говори на их языке, — промолвила девушка. В мою сторону она уже не смотрела.
Надо сказать, что голос ее мне понравился. Да, голос был первым, что меня увлекло в этом сверхестественном существе. Никогда, ни до, ни после я не слышал ничего подобного. Низкий голос, но не грубый, нет. Пронзительный, пронизывающий все. Достаточно его услышать один раз, чтобы сохранить в своей памяти до самой смерти. Словно приоткрылись двери, ведущие в потайные миры, и проскользнула сквозняком гамма неведомых звуков. Всего несколько коротких мгновений, но каких! Только так его можно понять и оценить. Я уже не обижался на ночное вторжение. Оно стоило того. И вообще, кто мне дал право оценивать внешность незнакомки. Она такая, какая есть. И вовсе не обязана соответствовать моим ожиданиям.
— Плохая весть, королева, — пропищала белая капля.
Королева? Раздражение мгновенно сменилось любопытством. В конце концов, не каждые сутки в Вашей квартире объявляется королева. Королева чего? Какой страны? Какого народа? Неважно. Главное, королева!
— Что случилось, Ыккщщер? — вновь зазвучал тот притягивающий голос. Голос сплетенных в единое целое тревожных и грустных нот.
— Война! Напали черные призраки! Желвин погиб, пробираясь сюда. Нельзя терять ни минуты. Все сейчас зависит только от твоего участия.
«Война! Вот оно что!» — пронеслось в моем мозгу. Теперь мне дадут меч (или бластер), призовут под знамена королевы и поведут в бой. Я одержу победу на неизвестных землях и отыщу свою очаровательную ведьмочку.
Королева вопросительно взглянула на меня и вновь обратилась в мерзкое чудовище. Вот кто заглядывал ко мне в окно июньской ночью! Однако, я уже не грохнулся в обморок. Нельзя, ведь мне предстоят великие дела…
… Лаура вновь перевела взгляд на Ыккщщера. Что ж, приходилось признать, что ничего не получилось. Она построила свой стеклянный замок на песке. А чего надо было ожидать? Что тот, ради кого она покинула свой мир, бросится к ней, обрадуется, улыбнется и раскроет свою душу? Холодный разум королевы замутили бессмысленные фантазии. Но она так надеялась, что они сбудутся. Что она проникнет сюда и удержится с Его помощью. Не вышло, помощь не пришла. И с чего ей взбрело в голову, что помощь вообще будет? Никто не обязан делиться с ней своими чувствами. И никому нет дела до ее собственных чувств. Желвин оказался прав. Королева не сумела обрести человеческое начало, но в бесплодных поисках растратила свою призрачную сущность. Почему из дворца все казалось простым и осуществимым? Две души обязаны встретиться согласно древнему пророчеству. Но почему она решила, что это ее душа? Стеклянный замок рухнул под напором ледяных волн.
Он даже не обрадовался встрече, а смертельно напугался. А почему он обязан поступать иначе? Кто ему Лаура? Так, никто, случайный эпизод нескольких минут жизни. Людям не дано понять призраков, не дано понять то, что отличается от них. Все это приходилось принять к сведению, как ни грустно. Она подставила под удар свой мир, и этот удар не замедлил обрушиться. Уже погиб Желвин, и ей надо скорее лететь назад, чтобы спасать остатки былого королевства. Ну, ничего. Очень скоро мир людей останется для нее лишь красивым и печальным воспоминанием. А мир призраков звал свою королеву обратно…
… - Сожалею, но мне придется тебя покинуть, — холодно отчеканила королева, а ее спутник уже метнулся к окну.
Как же так! Ведь они сейчас улетят, а я останусь в пустой комнате. Так для чего же они появились здесь? Неужели я не подхожу для великой Миссии? Мой, вероятно, единственный шанс уплывал безвозвратно. Едва это дошло до меня, как я ринулся к своим странным гостям и заорал:
— А мне нельзя с вами?
— Зачем? — угловатый провал рта Ыккщщера недоуменно изогнулся.
— Так ведь война! — воскликнул я, все еще надеясь, хотя бы на меч.
— Это война призраков. Людей она не касается, — ответила мне королева. Ну что за колдовской голос! Неужели я никогда больше его не услышу? Неведомые миры и грандиозные подвиги ускользали. Но я был не согласен.
— Я пригожусь, вот увидите, — заверил я их обоих.
— Хорошо, — неожиданно согласилась королева. — Летим.
— Не совсем чтобы летим, — осторожно заметил я. — а по земле нельзя как-нибудь?
— Ах да, я и забыла, — спохватилась королева. — Следуй за нами, только не отставай.
Они вылетели в проем так и не закрытой с полуночи входной двери и бесшумно спланировали вниз. Я бросился за ними, но потерял две секунды на мучительные раздумья о том, стоит ли закрывать второй замок. Вдруг мое отсутствие затянется? В конце концов, я рискнул, не стал терять время и загрохотал по ступенькам.
Путь наш лежал через двор. Трава сминалась под подошвами кроссовок на липах (некогда было возиться со шнурками). Оба белых силуэта неслись в полуметре надо мной. Внезапно королева резко затормозила и с каким-то отчаянием произнесла:
— Где же она?
— Кто? — рискнул поинтересоваться я.
— Дорога! Дорога в мой мир. Теперь мы не сможем вернуться обратно.
— Дорога не здесь, королева, — мрачно проронил Ыккщщер. — Черные призраки искривили ее. Но я знаю, где она выходи в мир людей.
— Тогда вперед, — и мы быстрым темпом последовали за резко изменившим курс белым сгустком.
Не знаю, легко ли летать, а вот бегать я не мастер. Мы уже добежали до площади Дружбы, и я порядком запыхался. Теперь мы неслись к цирку на полных парах, благо, улица пустовала, даже автомобили исчезли все до единого. Голова закружилась, ноги болели, нетренированная дыхалка не справлялась с неожиданной нагрузкой. Пожалуй, началось мое приключение не слишком удачно.
Я почувствовал, что меня очень скоро вырвет. Мне уже не хотелось ни меча, ни подвигов, а лишь передохнуть минут так двадцать в горизонтальном положении.
Шанс оказался не сильно-то и легким. Чтобы не отставать, я погрузился в раздумья. Вы удивляетесь, что я вместо того, чтобы отправиться в психушку, бегу вслед за явными галлюцинациями? Вот сейчас я должен остановиться и признать, что приобрел сдвиг по фазе. Как бы не так!
Я никогда не верил в существование потусторонних сил, но с пионерских времен ждал момента, когда, наконец, они обратят на меня свое пристальное внимание. И вот оно, свершилось! Пусть все произошло не так и не тогда, как я надеялся.
Главное, что ждал-то я не зря. Пускай даже над моей головой кружатся видения свихнувшегося разума. Я готов следовать за ними и дальше. Жизнь вырвалась из русла привычных событий и потекла в гораздо более интересном направлении.
Когда мы добрались до цирка, я порядком поотстал. Королева сочувственно приостановилась, а Ыккщщер всем своим видом выражал презрительное недовольство. Мол, летать не умеет, бегать тоже, зачем он такой нам понадобился. Пробегая мимо поста ГАИ, я хотел посмотреть, какое впечатление произведут на милиционеров два призрака. Но то ли они не заметили нас, то ли вообще отсутствовали. У цирка мы свернули налево, пронеслись мимо пятиэтажного дома и, снова взяв влево, чуть не врезались в гаражи.
— Жди нас здесь, — приказала королева и скрылась между железными коробками. Я рухнул на сырую траву, ухватившись слабыми руками за ограду детского сада.
Пусть разбираются, мне и здесь хорошо. Невдалеке высились две хрущевки, почти сходящиеся углами, а над ними вздымалось в небо оригинальное здание какого-то НИИ. Прозванное народом «Зуб дракона», оно напоминало мне горку из красного льда. В нем не виднелось ни единого огонька, а в жилых домах полутонами горели окна подъездов. Свет успокоил меня всего, кроме бешено стучащего сердца и легких, продолжавших перекачивать огромные объемы воздуха. Прямо надо мной в ночном небе весело мигали звезды. Становилось холодно. Ветер приятно овевал разгоряченное лицо. Потные руки продолжали цепляться за холодный металл решетки. Обстановка приобретала обыденность. Вот только я не должен был сейчас лежать на земле в этом месте и в это время.
Бесшумно передо мной появились мои спутники, которых я уже не думал увидеть.
— Дорога закрыта! — в отчаянии крикнула королева. — Мы погибли. Первые же лучи солнца убьют нас. Черные призраки победили.
После перенесенной нагрузки я не сразу въехал в курс дела:
— Почему убьют?
— Потому что белые призраки не выносят солнца. Они или погибают, или чернеют.
Мы — дети ночи.
А я-то всегда считал, что дети ночи — это вампиры. И только тут до меня дошло, что приключение подходит к концу. Я безмерно удивился, но мне НЕ ХОТЕЛОСЬ расставаться с моими новыми знакомыми. И если надо что-то предпринимать для сохранения их жизней, то я готов, мне не трудно.
— Опасны только солнечные лучи?
— Да, — вздохнула королева.
— Тогда вот что. В моей квартире четыре прекрасных встроенных шкафа. Там Вас не тронет ни один солнечный луч. А если не подойдет шкаф, то в мой коридор солнце никогда не заглядывает. Пересидите день там, а следующей ночью…
— Согласна, — кивнула королева. Ыккщщер не проронил ни слова, но не собирался же он бросить свою повелительницу. Похоже, я брал судьбу приключения в свои руки. Об этом я радостно размышлял на обратном пути, когда брел, едва переставляя негнущиеся ноги. Призраки терпеливо парили надо мной.
С трудом поднявшись по лестнице, я обнаружил, что Ыккщщер, не дожидаясь меня, нырнул сквозь дверь королева собиралась проделать то же самое, но… не смогла и испуганно взглянула на меня. Признаюсь, я даже не думал, что такая отвратительная физиономия может выглядеть испуганной.
— Я не могу пройти сквозь нее.
— Я тоже, — скептически вырвалось у меня. И лишь потом я сообразил, что призраки ДОЛЖНЫ проходить сквозь любые твердыни, обязаны! Что-то неладное происходит с королевой, если она не может преодолеть не слишком толстый кусок дерева.
— Сейчас, сейчас. Все будет в порядке, — я мигом перемахнул оставшиеся ступени, открыл дверь и пропустил королеву вперед. Мы снова собрались в моей гостиной, как и (я быстро отметил расположение стрелок на циферблате) почти полтора часа назад. Мне не удалось вступить в пределы иных миров, но их жители сидели вместе со мной в темной комнате. Вернее, сидели мы с королевой, а Ыккщщер сновал между люстрой и потолком…
… КХ величаво вознесся к серому беспросветному небу и обозревал с высот свои новые владения. Почти по двум третям территорий мира белых призраков сновали его черные легионы. Все шло по плану. Южная граница рухнула под могучим ударом черной дуги. Бесчисленные скопища сгустков с огненными глазами хлынули в наступление. Мощным порывом они смели гарнизон, отчаянно защищавший обломки некогда грозной цитадели. Быстрые группы бегунков призрачных червей — перехватывали всех, кто уцелел после черного штурма и теперь пытался донести эту весть до остальных войск.
Не останавливаясь ни на минуту, черные полчища перерезали все дороги, разорвав все связи между белыми крепостями. Основная масса армии КХ охватила дворец со всех сторон. Тут всесильную армаду ждала первая остановка. Генерал, став номинальной главой правительства, справился со своей задачей блестяще.
Королевский дворец оказался твердым орешком. Руководя взводом волшебников, он умело наносил удары то потоками лавы, то голубыми молниями, то огненными шарами, взрывающимися миллионами колючих смертоносных игл. Тысячи, десятки тысяч черных воинов исчезали, превращаясь в темный пепел, укрывший всю серую равнину в несколько слоев. Удушливый запах пронизывал воздух, но такие мелочи безвредны и несущественны для призраков. Уничтожить их может лишь резкая смена температуры, да потеря энергии. Генералу некогда было использовать неспешное могущество холода. Он выбрал огневую мощь запредельных температур.
Любая обычная армия давно потерпела бы неудачу. Но КХ не зря сделал ставку на послушных исполнителей. Их не надо ни уговаривать, ни убеждать. Приказ — главное для исполнителей. Над приказом не размышляют — его безукоснительно выполняют. Исполнители не имеют разума, за них думаю командиры. В этой битве им отдали один-единственный приказ: продвинуться как можно дальше. Поэтому отовсюду, словно бабочки на огонь свечи, к королевскому дворцу слетались исполнители — сгустки, штопоры, бегунки, стрелки, спирали, мерцающие диски, мельчащие призраки, напоминающие греческую букву «x», и многие другие. После жестокой и непрерывной двадцатичасовой битвы дворец пал. Резиденция для нового правителя готовилась к встрече с ним.
КХ благоразумно искривил дорогу так, что пройти по ней удавалось только в очень короткие промежутки. Все остальное время дороги не существовало. Белой королеве не суждено было возглавить свою армию.
За нее это сделал Тэйпор — командующий северной крепостью, автоматически принимающий командование в случае отсутствия королевы, первого министра и министра обороны. Он вывел свои войска и укрепил их в преддвериях горной гряды. Черные волны разбивались об скалы на небольшие группки, которые без особого труда уничтожались белыми воинами из тайных укрытий.
В этот момент КХ понял, что наступательный порыв иссяк, и сменил приказ на переход к оборонным действиям. Армия черных призраков вросла в землю, не собираясь сдвигаться ни на шаг. Территория, остававшаяся у белых призраков, напоминала полумесяц с изломанной вогнутой стороной. Началось противостояние.
Оно тоже входило в планы КХ. Время играло на его стороне. Если у каждого призрака имелась собственная звезда, то звезда КХ вспыхнула этой ночью с яркостью сверхновой…
… Тем временем королева Лаура проводила Совет. От правильности принятых решений сейчас зависела судьба всего ее мира. И это были не громкие слова.
Ыккщщер тоже был крайне озабочен. И только Он пока еще ничего не понимал.
Наступала пора воспользоваться магией с помощью небольшого количества оставшейся энергии. Но почему она не смогла пойти через дверь? Неужели путь назад закрыт, и она перестала быть призраком? Королева прислушалась к своему сердцу. Оно… создавало силу! Неведомая Лауре энергия начала свой путь, растекаясь внутри окончательно затвердевшего тела королевы. Что-то дрогнуло в груди Лауры, и зародилась надежда. Она сможет остаться в этом мире, изменить королевскую внешность на земной облик и не бояться солнечных лучей. Вот только нужна ли она здесь? Стиснув клыки, Лаура выгоняла ненужные мысли из головы, укрепляла надежду, строила из крохотных кирпичиков стену уверенности. В конце концов, он не остался в стороне, а рискнул пойти с ними, не испугавшись неведомого. Надо искать, искать тропинку в лесу его души, чтобы пробраться к яме тьмы. Разве королева сдается, уколовшись об острые шипы первого же кустарника? Никогда! Может, исчезновение дороги — это знамение, дающее знак, чтобы она ни в коем случае не сворачивала с выбранного пути, а искала контакты, строила мосты через пропасти, разъединяющие их. Сейчас они вместе, и королева сделает все, чтобы так продолжалось, пока будет возможно. Втроем можно рискнуть и выиграть решающую битву. Лаура сжала свои длинные пальцы в кулаки и начала Совет словами:
— Прежде всего нам нужна дорога…
… Все крутилось вокруг дороги. По крайней мере, у призраков. Я чувствовал себя лишним, хотя меня никто не прогонял. Наоборот, моего участия ждали, но что я мог им сказать. У них началась война. Но как я мог поверить в этой спокойной тишине, что где-то далеко, в ином мире бушевали сражения? Да что далеко ходить! Войны в Африке, на Ближнем Востоке, в суверенных республиках были в полном разгаре. Что до них нам, узнающим о кровопролитиях лишь из газет да теленовостей. В нашем городе боевые действия не ведутся, а значит, нас волнует лишь возросшая преступность, низкая зарплата, высокие цены, отсутствие горячей воды, да дождливая погода за окном (помните москвичей из девятой главы? Так вот в этом отношении мы ничуть не лучше их). Каждый глядит на мир из собственной сковородки. Неудивительно, что проблемы белых призраков не слишком занимали мое внимание. Глаза стали слипаться, но магический голос королевы отогнал сон. О чем она там говорила? Ах да, о дороге!
— А другого пути в Ваш мир не найдется? — выразил я свое живейшее участие в разговоре.
— Я создала лишь один путь. Надо искать его.
Ну что я тут мог добавить?
— Вызови предсказателя, королева, — предложил Ыккщщер.
— Придется. Но у меня осталось слишком мало силы.
Тем не менее, королева бегло осмотрела комнату и обратилась ко мне:
— Поставь стол посредине.
Я рад был принести хоть малейшую пользу и усердно ухватил стол. Не прошло и десяти секунд, как он оказался в самом центре гостиной.
— Вам поставить сюда, королева?
Она резко крутанула своей головищей назад и спросила:
— Здесь есть еще королевы?
— Пока только Вы.
— Что значит «Вы», если я одна?
— Ну так у нас все говорят. Так принято, королева.
— Мое имя — Лаура. Можешь им пользоваться. И называй меня на «ты», иначе я беспокоюсь о прибытии других особ королевского сана.
Лаура — солидное имя для королевы. Не какая-нибудь там Келли, Шелли или тому подобные. Видимо, стол я поставил, как требовалось, ибо королева, не говоря ни слова, воспарила над креслом и, нагнувшись над столом, начала руками выписывать в воздухе фигуры. Они мерцали красноватым, постепенно исчезающим светом. И вдруг над столом засиял шар, размером со школьный глобус. Сначала там сменяли друг друга белые сполохи. Затем на голубом фоне возникло коричневое сморщенное лицо с уставшими глазами и твердо сжатым ртом.
— Зачем побеспокоила меня, королева, — проскрипел высоким неестественным голосом появившийся новичок.
— У меня две проблемы. Потеряна дорога и захвачен мой мир. Помоги их решить.
— У тебя две проблемы, но и закрытая дорога, и нашествие — одна из них и проистекает из другой. Другая сложна, и даже мне не дано знать финал ее. Но решив вторую, ты без особого труда избавишься от первой. Ты избрала путь верный для одной и неверный для другой, но не меняй его, ибо вторая проблема лежит в конце его. Ты стоишь у того самого, что, думаешь, потеряла. Но найдя его, возможно, потеряешь что-нибудь еще. Две звезды, летящие друг от друга, не ухватишь, как ни старайся. Ты покинула королевский путь и вступила на дорогу потерь и находок, поражений и триумфов. Ищи талисман.
Королева внимательно слушала скрипучий голос, а я тем временем обошел стол кругом. Из любой точки усталые глаза смотрели прямо на меня.
— Как мне освободить хотя бы свой мир? Какой отыскать талисман?
— План у тебя в руках, королева. Добавить нечего. Только один совет: идя по дороге из света и тьмы, следи, чтобы последняя полоса оставалась белой. И второй: талисман вблизи музыки, но не в ней и не рядом.
Голубой шар вместе со своим обитателем растворился во тьме. Честно говоря, я не увидел в предсказании даже намека на будущее. Первая проблема, вторая. Я-то опять в стороне.
— Дождемся прорыва призраков в мир людей, — сказала Лаура. Похоже, план у нее действительно имелся. Но не в руках, а в голове. Впрочем, в такой огромной голове что только не поместится.
— А не опасно ли это, королева? — попробовал возразить Ыккщщер.
— А что тут опасного? — не выдержал я неизвестности. — Пусть приходят. Какой вред они несут? Пугают только. Ведь призраки бесплотны. Ну, за исключением Вас… королева.
— Ты знаешь, как устроено твое тело? — спросила Лаура, не обратив внимания на мой очередной прокол.
— Ну, в общих чертах. Сердце перекачивает кровь, легкие — воздух. Ткани растут, обновляются…
— Что есть чувства? — перебила меня королева.
— Ну, реакции в мозгу. Я не медик и не психолог. За счет энергии, вырабатываемой из воздуха и пищи…
— Остановись. Энергия и требуется черным призракам. Энергия чувств. Все твои ощущения и чувства, зарождаясь, покинут тебя в этот же миг. Все, что делают люди, они совершают для того, чтобы испытать или ощутить. Если чувства исчезнут, то и сама жизнь будет вам не нужна. Призракам неведомы чувства. Это обязательное условие их существования. Люди без чувств не превратятся в призраков, но прекратят свое существование.
— Да зачем черным призракам наши чувства?
— Чтобы погрузиться в величие. Это единственная их цель. Они используют любую малейшую возможность, чтобы испытать это. К сожалению, во многом виновата я сама. Их армия прорвала ослабленные мной границы из своего мира. Укрепившись в нем, они войдут в ваш мир по моей дороге.
— Что они будут делать в нашем мире? Как похитят энергию чувств?
— Мы никогда близко не контактировали с черными. Поэтому мне неизвестны их конкретные действия. Дорога закрыта. Значит, у нас есть шанс, единственный шанс: дождаться их здесь и устранить предводителя. Простые исполнители не страшны.
Предводители. Исполнители. Кто бы объяснил, что это такое. Королева и Ыккщщер углубились в разработку планов. Мне же предложить было нечего. Я тоже пораскидывал мозгами, но ничего вразумительного в мою голову так и не пришло.
— Надеяться надо только на себя.
— Ты забыла про своих подданных, королева. В мире людей сейчас находится семнадцать белых призраков. Они придут к нам на помощь по первому зову.
— Точно! Я совсем про них забыла. Тогда задача упрощается. Остается только найти талисман до нашествия черных. Талисман укажет на их предводителя. С его гибелью вновь откроется дорога, воссоединится наш мир, а после мы начнем великую чистку.
— Хватит ли у нас силы, королева?
— Я чувствую в себе новую силу. В сообществе с талисманом я смогу сразиться даже с Черным Королем, — в запале крикнула Лаура, но после тихо добавила. — По крайней мере, мне так кажется.
Ыккщщер повернулся к окну, и лицо его перекосилось:
— Восход! Солнце убьет нас!
— Тогда в шкаф, — вступил в разговор я. — Туда солнце уж точно не доберется.
Ыккщщер рванулся в коридор, но завис, обращаясь к Лауре:
— Не медли, королева.
— Я остаюсь, — медленно произнесла Лаура. — Я уже не призрак. Я верю, что выдержу солнце.
Она повернулась в мою сторону, словно спрашивая разрешения.
— Не советую так поступать, королева, — замотал я головой. — Не стоит рисковать своей жизнью.
Кроме того, если она умрет, то куда я дену ее тело, скажите-ка? Но, честно говоря, мне действительно НЕ ХОТЕЛОСЬ, чтобы она погибла. Я уже чувствовал уважение к любому из белых призраков, а королева находилась вне конкуренции. И сейчас, стоя с ней у двери на балкон, я с ужасом смотрел на разгоравшийся рассвет.
Ыккщщер скривил рот, но, бросив еще один взгляд в окно, нырнул за дверцу шкафа в темном коридоре. Небо за окном приобрело бледно-голубой оттенок. Алая полоса прокатилась по горизонту, видневшемуся в разрывах крыш. Где-то на границе синего с голубым протянулась кавалькада желто-серых облаков. Утро вступало в свои права.
Я посмотрел на Лауру. Вместо монстра там снова оказалась девушка. Изменения не претерпели только густые роскошные волосы. На бледном лице лежала маска томительного тревожного ожидания. Глаза были закрыты, королева не могла в секунду отбросить тысячелетние представления о Солнце — Смерти для любого белого призрака. Руки ее напряженно вцепились в подоконник.
Красная полоса на северо-востоке нестерпимо запылала. Показался краешек темно-багрового светила. Оно выкатывалось, осматривая свои владения, меняя цвет на более светлые оттенки, словно расставалось с безудержным гневом и спокойно принималось за свою обыденную работу.
Краешком глаза я осторожно косил на королеву, боясь самого худшего. Лучи солнца упали на ее лицо, окрасив его в нежные розовые тона. В эту минуту Лаура ничем не отличалась от нас, людей. Опасность миновала. Солнце приняло под свою опеку королеву чужого мира.
Давайте жить, давайте жить
По солнечным часам,
Чтоб стало на земле
Еще светлее.
Лаура с тоской смотрела на Его полусогнутую фигуру возле окна. Она никогда еще не чувствовала такой боли. Даже та, изнурительная, разрушающая боль, когда энергия из границ призрачного мира срывалась с места и вливалась в тело королевы, не могла сравниться с этим всепоглощающим отчаянием. Прошлая, по крайней мере, закончилась и ушла далеко в забытье, а новая только еще начиналась и, судя по всему, конца ей даже не предвиделось. Когда-то она хотела бросить все и оказаться здесь, рядом с Ним. И что? Вот он, стоит рядом.
А толку? Ведь мысленно он далеко-далеко. Лаура присмотрелась, ища глазами предмет его внимания. Так и есть. Его взгляд не мог оторваться от двух стройных фигурок симпатичных девушек, дружно шагавших по залитому солнцем асфальту. Она ему совершенно не нужна. Почему? Ведь Лаура так стремилась проникнуть в Его душу. Временами королеве даже казалось, что это у нее получается. Но здесь совсем другая жизнь. И в ней нет места для чужестранки.
Нет, и все тут. Да, она сейчас рядом, а Ему хорошо и спокойно. Но легче ли от этого королеве? Нет, ей еще больнее, еще изнурительнее. Он с ней постольку поскольку. Смысл рифмы ускользал от королевы, но Лаура чувствовала, что он соответствует текущему положению дел. Почему она никак не может стать для него нечто большим, чем все вокруг? А кем королева является сию минуту? Неким предметом обихода, с которым можно поговорить, опереться, послушать о чем-то необычном, а можно просто выкинуть из своей души и забыть навсегда. Хотелось сказать так много, но не находились слова, а если бы и нашлись, то все равно никому не потребовались бы, как ни грустно. И ничего тут уже не поправишь. И никто не в силах помочь. Ни ее воины, ни Ыккщщер. Даже чудом вернувшийся из небытия Желвин не смог бы вытащить королеву из под груза навалившихся проблем.
Нет, сейчас ей никто не нужен. Никто и ничто! Только… Ну, хватит о несбыточном. Королева встряхнулась, но боль никуда не ушла. Тягучая, странная боль, от которой вроде бы ничего и не болело. Она как будто жила сама по себе и, тем не менее, покидать королеву явно не собиралась. Где-то там, в глубинах пульсаций зажглись и замерцали таинственные черточки, складывавшиеся в строгие фигуры. Лаура чувствовала, что они еще потребуются, пригодятся непременно.
Надо было только их зафиксировать, зарисовать. Но нужны четкие контуры. Теперь Он должен помочь ей. Пусть не чувством, не словом. Пусть просто сидит рядом и смотрит на нее, не видя боли, правящей скорбный бал в душе королевы…
… - Сядь за стол, пожалуйста, — донесся до меня голос королевы. Я с сожалением оторвался от окна. Эх, когда же мне доведется пройтись по улице с прекраснейшей из девушек, вроде тех, только что скрывшихся за углом соседнего дома. А вдруг по окончании миссии королева перенесет меня в мир, наполненный прекрасными принцессами? Тогда не надо отвлекаться, и ноги сами затопали в гостиную к столу, так и оставшемуся посредине комнаты с той знаменательной ночи.
Королева на этот раз села не напротив. А рядом со мной. Она положила перед собой лист бумаги, взяла в руки прозрачную японскую ручку с черным наконечником и задумалась. Неужели она собралась писать кому-то неведомому срочное послание? А я в таком случае зачем?
— Сейчас я нарисую план, — сказала королева, словно прочитав мои мысли.
— Какой план?
— Не знаю, — пожала плечами Лаура. — Но он пригодится.
Что ж, план так план. Искоса поглядывая на меня, королева выводила черточку за черточкой. Неожиданно в моей голове потеплело, и ласковые волны охватили все, что только можно. Я замер, боясь прогнать их. Неужели за всю мою жизнь окружающие так мало для меня делали, что я поплыл лишь оттого, что кто-то начал рисовать для меня какой-то неведомый план. Лично для меня. Неплохо звучит. Именно так: для меня, а не для остальных. Капелька участия мгновенно растопила мой мозг. И теперь я уже не хотел ничего, только чтобы чертеж, выполняемый Лаурой, никогда не кончался, чтобы линия прибавлялась к линии, и листок, который вручит мне королева, заполнялся до бесконечности. Ведь стоит только появиться последней точке, как очарование растает и затихнут теплые волны. А когда я еще дождусь, чтобы хоть кто-нибудь нарисует для меня подобный план или напишет письмо, пронизанное участием и чувствами? Я так хотел, чтобы кто-то искал встреч со мной, чувствовал бы, когда мне плохо, и старался бы хоть капельку улучшить мое настроение. Такого не бывает, это уж точно! Но пока мне достаточно того, что рядом сидит Лаура и продолжает старательно выводить все новые линии исключительно для меня…
… Лучи солнца упорно старались добраться до нас сквозь непрерывно колышущуюся листву тополей. Деревья безуспешно стремились уберечь нас от навязчивого света. Под ногами в пока еще густой зелени травы пестрели яркие детали разбросанного кем-то детского конструктора. Где-то далеко протарахтел мотоцикл и разлаялись собаки.
— Тепло, — тихо выронила королева.
— Удачное лето, — согласился я. — А бывает и так, что все три месяца дожди.
Тогда и лето не в радость.
Лаура и я тихо шли через поляну, чудом сохранившуюся в обрамлении серых пятиэтажек. Широкая дорога расположилась в метре от нашего курса, но королева пожелала идти не по камню, а по траве, пересекая разбегающиеся во все стороны тропинки. Молчание затянулось. Требовалось срочно найти тему для разговора.
— Лето — мое любимое время года, — вдруг захотелось раскрыться мне. Я никому не сказал бы раньше этих слов. Но теперь я не изливал душу, а словно давал некие экскурсионные пояснения, искренне надеясь, что никому они не покажутся навязчивыми. — Если стоит хорошая погода, то лето — праздник жизни. Солнце.
Чувствуешь его жаркие лучи? А можно взять и спрятаться в тень, — я махнул рукой в сторону пятиэтажек, оставшихся за спиной. — Какое-то странное чувство.
То же голубое небо. Яркая, освещенная трава совсем рядом. Но здесь уже не так.
Посмотри: темно-серые кирпичи, темно-зеленые листья, темная белизна простыней на балконах. Тень объединяет все, лежащее в ее границах. И сам я чувствую, что нахожусь в некоем укрытии. Но у меня свобода! Захочу останусь, а нет — так пять шагов вправо — и вот тебе опять солнце.
— Пройдемся по тени? — повернулась ко мне королева. Оказывается, она слушала мои слова! Я даже растерялся немного. Честно говоря, моя речь произносилась только для поддержания разговора. Я ведь так, номер отрабатывал. Кто мог подумать, что Лаура искренне заинтересуется?
— Обязательно, но немного дальше, — я чуть не повернул обратно, но вовремя вспомнил, что любой дом отбрасывает тень.
Мы шли по направлению к школе, огороженной невысоким деревянных заборчиком зеленого цвета, к стандартному трехэтажному зданию из серого кирпича. Нет, не серого. Солнце передавало серым стенам частичку своего света. Каждый кирпичик из тех, что не прятались в тени, излучал тепло. Какой же цвет имели стены школы № 116 в три часа пополудни? Желтый? Вряд ли. Золотистый? Ну уж нет!
Светло-серый? Никогда! Палевый? Может быть, хотя… не могу сказать, но яркий, располагающий к себе, уютный. Возможно, Лаура метко охарактеризовала бы его.
Но это уже ее личные впечатления. Зачем же сбивать положительный настрой глупыми вопросами.
На не застроенной по каким-то причинам территории, где ступали наши ноги, росли раскидистые деревья и густые, непроницаемые кусты. Общий объем их хотя и не тянул даже на редкую рощицу, но создавал хорошее настроение. По крайней мере, мне. Поэтому я и привел сюда Лауру, и, судя по всему, ей понравилось это место. Она пыталась легкими толчками своих хрупких рук столкнуть с места шершавые морщинистые стволы, бережно и осторожно прикасалась к листочкам кустов, нагибалась и внимательно рассматривала стебельки травы. Ее удивляли и кошки, и собаки. Королева не могла вникнуть в то, что и длиннющая низкая такса, и могучий сенбернар, и свирепо-отважная лайка являлись по сути одним и тем же существом. Для меня же все вокруг оставалось привычным, но настроение взмывало ввысь, стремилось в недостижимую голубую даль. Я горел желанием показать королеве как можно больше красивых мест, и первое же из них захватило и очаровало ее. Я не думал, что кто-нибудь в наше время мог так увлеченно впитывать в себя все краски, все запахи, все оттенки. Я замолк. Разговор уже не требовался, он мог только спугнуть зарождавшуюся на глазах сказку. Королева призраков познает мир людей (не без моего участия, между прочим).
Несколько горделивые мысли прогнало ласковое прикосновение к моему плечу.
— Как ты думаешь, где спрятан талисман?
Просто «Ну, не знаю» тут не подходило. От меня ждали идею. Раз уж я сам напросился на приключения, то идея должна быть высказана.
— Музыка, — глубокомысленно произнес я. — Может, все дело в звуках? Хотя бы в твоем голосе.
— Нет, — не согласилась Лаура. — Мой голос не имеет к талисману ни малейшего отношения.
— Почему так категорично? — попробовал было поспорить я, так как идей больше не возникало.
— Каждое слово я проверяю, твое тоже.
— У тебя есть детектор лжи?! — восхитился я.
— Я не знаю, что такое «детектор лжи». У меня есть тьма, и есть цель. Если слово повернуто к цели, то становится светлее.
— Игра «холодно-горячо», — отметил я.
— Не играла. Хотя смысл поняла. Хорошо, будем пользоваться твоими определениями.
— Тогда, — я задумался, — инструменты! Музыкальные инструменты.
— Холодно.
— Жаль. Что там у нас есть еще? Ноты!
— Нет.
— Да, голос я уже называл. Дискотеки? Концерты?
— Стой! Маленький лучик. Слово вблизи истинного направления.
— Концерты, концерты… А, билеты!
— Нет.
— Ну, здания, что ли. Здания, где проходят концерты.
— Светлее!
— Отлично! Стадион?
— Нет.
— Как нет? Тогда дворец культуры, цирк, дом политпросвещения, клуб…
— Да, клуб.
Тут следовало затормозить. Значит, талисман находится в клубе. Я порадовался за нестандартные способности королевы. Страшно подумать про миллиарды вещей в миллионном городе, каждая из которых могла быть талисманом. Сейчас же круг заметно сужался. Очень неплохо.
— Клуб имени Дзержинского, клуб железнодорожников, — стал перечислять я известные мне очаги культуры, но на каждое название следовал решительный отказ королевы.
Пришлось приниматься за решение проблемы с другой стороны. Может, определить сначала название вещи, а уж потом выяснять, в каком клубе она имеется.
— На концерты в клуб собирается тусовка, — продолжал я выдавать слова.
— Не совсем, — с напряжением выдавила Лаура. — Что есть тусовка?
— Народ!
— Светлее.
Неужели придется обыскивать каждого зрителя?
— Зритель?
— Не лучше, не хуже.
— Фэн, поклонник?
— Клуб поклонников! — радостно сверкнули голубые глаза королевы.
Надо же, а разве такие есть? По крайней мере, в нашем городе. В этот момент я понял, что название вещи выяснять придется на месте, так как даже местонахождение любого клуба поклонников было покрыто тайной.
Я вновь обратился с вопросами к себе, а Лаура продолжала созерцание островка природы. Возможно, в будущем деревья эти срубят, прямо посередине взметнется в небо шестнадцатиэтажная свечка, помогающая решить жилищную проблему. И кто-то (в том числе и я) будет вспоминать свою молодость, косясь на оставшиеся зеленые насаждения и упорно отводя взгляд от высотного здания, а может быть и двух. Время всегда берет свое. Но пока жил еще этот кусочек тополиных и березовых стволов, шелестели листья и стояла возле меня самая настоящая королева.
Правда, вид у нее теперь, прямо скажем, был не королевский. Разумеется, я не выпустил ее подметать пыль своим шикарным белым платьем. Ткань его высший класс, но покрой… мало того, что длина до земли, так еще рукава и низ заканчивались рваными лохмотьями. Только всеобщего внимания нам не хватало, рискни Лаура выйти в таком виде на улицу. Возможно, модель завоевала бы главный приз в Париже или, на худой конец, в Москве, но у нас так ходить по городу не принято.
Однако, Вы-то, может, и забыли, а я помнил, что не далее как вчера мои капиталы пополнились более чем на полторы тысячи. Кроме того, с утра я сбегал к Борьке и притащил ему имевшуюся у меня кучу левых коричневых «Maxel» и желто-черных «CONCEPT» — приобретения предлиберализационного периода. Все лишние деньги тогда я вложил в кассеты. Вот и настал их черед.
От «Консептов» Борис сразу отказался, заявив, что такого добра у любого идиота хватает, а «Макселки», подумав, принял. В городе чувствовался недостаток кассет. В соответствии с рыночными веяниями это указывало на то, что кассеты в скором времени появятся, но уже по новым ценам. «Макселки» имели неоспоримое достоинство в виде надписи «West Germany», что для неискушенного пользователя связывалось с высшей степенью доверия. Конечно, дома клиент обнаруживал довольно посредственное качество ленты, но «купленный товар возврату и обмену не подлежит».
Денег как раз хватило на таиландскую юбку-варенку черного цвета, черную блузку с белой отделкой на воротнике и манжетах и как бы итальянские колготки, опять же черные. Туфельки, слава богу, подошли мамины. Но когда я принес покупки домой, Лаура заупрямилась.
— Я не могу это надеть, — отрицательно покачала головой королева.
— Почему? — удивился я.
— Черный — это цвет врага. Я была и останусь белым призраком.
Пришлось вести долгую полемику, упомянув о том, что черный — это цвет ночи, что так легче замаскироваться при случае среди черных призраков, что, в конце концов, к призракам может грязь и не пристает, а к людям липнет сразу и надолго. Времени же стирать и сушить единственную одежду ежедневно у нас не было и не будет. Не знаю, что именно убедило Лауру, но доводам моим она вняла.
Форсируя успехи, я тут же потащил королеву в магазин одежды. Там я завел ее в женский отдел и, используя в качестве наглядного пособия фотографию эффектной девушки на рекламе от колготок, пояснил, какие недостающие части одежды ей следует приобрести самостоятельно. Пока я от нечего делать рассматривал небогатый выбор джинсовых моделей, Лаура успешно справилась с поставленной задачей. Затем мы поспешили домой, дабы завершить приведение в порядок нового облика королевы.
Юбка сидела на Лауре — что надо! Блузка тоже пришлась впору — чудом я угадал оба размера. Теперь я начинал понимать, что фигурка королевы мне нравится не меньше ее таинственного голоса. А ее стройные ножки восхитили бы кого угодно (тем более охваченные черными колготками). Да, если бы с нее сняли уменьшенную копию, то такая куколка потеснила бы своей фигурой Барби и даже Синди, не говоря уж об уродливых китайских дешевках. Но ни одна из самых престижных кукол не смогла бы сравниться с Лаурой прической.
Теперь с моей новой знакомой мы ехали на трамвае в центр города, где я надеялся обнаружить поклонников Виктора Цоя.
Говорят, на Арбате существует стена, на которой поклонники Цоя имеют право отметить любые свои мысли по поводу его трагической кончины. В нашем городе стены Цою не досталось. Я не беру в расчет слены домов, где его имя соседствует с «Modern Talking», непременными «Коля+Оля=Л.» и «Севка козел».
Зато у нас верные почитатели его таланта отхватили длиннющий деревянный забор вблизи улицы Горького. И всякий едущий на трамвае по данному маршруту мог пополнить свой словарный запас из скопища отчаянных криков души.
Королеве захотелось рассмотреть его не из окна трамвайного салона, а поближе.
Я не смог отказать ей в этой просьбе: кто знает, может, ей привидится талисман. Тогда цель будет достигнута одним махом, и мне не придется ломать голову над призрачными проблемами.
Мы быстренько отшагали полкилометра назад и начали осмотр местной достопримечательности.
У самого верха забора масляными крупными буквами, затмевая менее заметные надписи, значилось: «ЦОЙ УМЕР». Ниже тонкими меловыми каракулями кто-то дописал: «Ну и хорошо». Справа трехэтажными доходчивыми словами разъяснялось, что светит тому, кто рискнул выразить непочтение к усопшему. Ругательства терялись на фоне «15 августа», выполненного строгим наклонным шрифтом. Далее разухабистые буквы взывали: «Витюха-братуха, мы ждем перемен». На полметра правее констатировался факт: «Он любил ночь». С этим нельзя было поспорить, тем более, надпись выполнялась с душой — буквы неизвестный мастер выписал как по линеечке. Следом неведомый гражданин нашей Родины разместил воззвание к нам: «Люди! Виктор Цой погиб! Кино распалось! Сохраним в памяти его песни!» Тут же кто-то не слишком удачно попытался воссоздать облик певца, но потрет производил впечатление лишь старанием, но вряд ли можно соорудить что-нибудь удачнее при помощи грубой малярной кисти. Невдалеке от портрета выражалась надежда: «Цой жив! Цой с нами!» Ее подтверждала надпись пониже: «Я рад, что меня помнят». Завершало мемориал памяти название группы «КИНО», выполненное огромными желтыми буквами во всю высоту забора.
Лаура с интересом изучала надписи, обращаясь за разъяснением непонятных слов, не все из которых я смог перевести. Затем последовал вопрос, которого я ждал с первых же минут:
— А где сами поклонники?
Я уже давно сообразил, что вряд ли те, кто не мог забыть Виктора Цоя, изливали свои души в дневное время. Но объяснять Лауре, что расписывать красками заборы у нас вообще-то запрещено, — дело долгое, и я ограничился пояснением:
— Он любил ночь. Поэтому все надписи делались ночью. Значит, и поклонники собираются по ночам.
— Зачем же мы здесь днем?
Правильный вопрос. Но не говорить же королеве, что я не предусмотрел непременное отсутствие предполагаемых поклонников на выбранном месте. Однако, и ночью тоже не следовало тащиться сюда, тем более, с королевой. Вероятность встречи с поклонниками в ночное время стремилась к нулю. Впрочем, если черные призраки не поторопятся, то у нас с Лаурой имелся шанс дождаться того самого 15 августа.
Эта дата не отмечена в календаре скорбными комментариями. Но у многочисленных разнополых и разновозрастных представителей нашего разобщенного общества (короче говоря, фанатов) она навечно запечатлена в памяти. Многие справедливо обидятся за это определение. Добравшись к нам из-за рубежа, оно, как и другие иностранные неологизмы, несколько видоизменилось и окрасилось в нашей стране некоторым оттенком пренебрежения. Это на западе известные певцы и актеры в каждом альбоме и на каждой пресс-конференции передают неизменное: «Thanks a million to all my fans around the world!» У них там фэны, скажете Вы, а у нас фанаты и фанатички. Да, обозвав их именно так, мы словно провели невидимую границу между нами нормальными людьми и ими. Мы не хотим понимать, как можно во время концерта срываться с места, вопить в такт музыке и бесноваться у сцены. «Ведь я же вот не скачу, не свищу, не жгу всякие там бенгальские огни, а сижу тихо и спокойно, — говорим мы, не забывая назидательно добавить. — Так пусть и они сидят молча и не мешают». Нам уже не понять их, тех, у кого радостно блестят глаза от одного вида своих кумиров, автоматически тянутся руки, чтобы на мгновение дотронуться до НЕГО или до НЕЕ. А душа поет оттого, что они вместе, хоть и недостижимо далеки. «Да, не понять!» — подтвердим мы, обходя фанатов стороной, как неизлечимо больных. А симптомы болезни Вам ничего не напоминают? Неужели? Ну-ка, вспомните, как когда-то Вы спешили на встречу с любимым или любимой? Разве у Вас не блестели глаза от счастья, разве душа не пела, разве руки не сжимали красивый букет или подарок Тому, Кто Вас Ждет?
Разве где-то спрятанная от бдительных родительских глаз не лежала фотография самого дорого и любимого человека? Разве вы не горели желанием вот этими самыми руками свернуть горы по первой же просьбе предмета своего обожания или хотя бы увековечить его имя на запотевшем трамвайном стекле? Тогда почему мы не можем (или не хотим?) понять тех, кто рвется в Москву или далекий Узбекистан, просачивается сквозь милицейские кордоны, чтобы краешком глаза увидеть, краешком уха вживую услышать голоса своей любимой группы. Да, у них свой собственный мир, но такой же, как и наш. Только может там все преувеличено, как у Алисы в стране Чудес. И не надо их винить, что в этом мире есть место для стопочки горькой 15 августа и для тех сладостных минут, когда капли краски тихо падают на черный в ночи асфальт, а на тысячу лет не штукатуренной стене рядом с полустертыми надписями «John Lennon» и «В.
Высоцкий» появляется «В. Цой».
Однако королева все еще ждала ответа.
— Я просто хотел тебе показать, что поклонники существуют, и отыскать их — вопрос времени. А еще тут имеются красивые места.
Требовалось срочно чем-нибудь занять королеву. Взгляд мой уплыл вдаль, и хотя я не увидел то, что хотел, но отличнейшая мысль пришла мне в голову. Куда прежде всего водят иностранцев, а? В театры и в музеи! Стоило нам с Лаурой проехать одну остановку, и нашему взору открылось бы здание Академического театра оперы и балета. То, что «в области балета мы впереди планеты всей», в немалой степени достигалось и его стараниями. Отлично! По крайней мере, в этот вечер Лаура не будет скучать.
Я даже решил пройти остановку пешком. Королева не возражала. Однако, ближе к цели мои ноги шагали все медленнее. Ну как я не подумал! Ведь лето, значит, артисты либо в отпуске, либо на гастролях. Опять прокол. Да, лавры дедуктивного метода мистера Шерлока Холмса мне не светили.
Но видно в действие вмешались сверхестественные силы, чинившие ранее одни препятствия, а теперь содействующие почти во всем. В семь вечера планировался благотворительный спектакль «Лебединое озеро». На какие цели пойдут вырученные деньги, я не обратил внимания. Меня больше волновал вопрос: есть ли билеты в кассах. Билеты нашлись. Оставшиеся пятьдесят минут мы провели, сидя на желтых скамейках в сквере у театра возле неработающего фонтана. Солнце закатилось за крышу бывшего горкома ВЛКСМ, а я рассказывал Лауре, как красиво в этом сквере зимой, когда горят фонари, где и какие прожектора освещали раньше памятник Ленину, а также кто такой Ленин и Чайковский, именем которого назван наш театр. Не будь Петра Ильича, не сидел бы я сейчас с Лаурой в ожидании «Лебединого озера».
Ровно в шесть тридцать мы вошли в прохладный и торжественный вестибюль. Лаура тут же предположила, что это дворец нашей городской королевы. Я разуверил ее и хотел произнести пламенную речь о том, что искусство принадлежит народу, что все это нам дали наша партия и правительство, но вовремя прикусил язык.
Во-первых, театр построили еще до рождения партии. Во-вторых, такие разговоры теперь вышли из обязательной моды. В-третьих, пришлось бы долго объяснять, что такое партия и правительство.
Объяснять не пришлось, потому что выяснилось отсутствие у Лауры расчески. В обязательном наборе истинного джентльмена всегда имеются носовой платок, расческа и ручка, но я как-то не причислял себя к джентльменам и поэтому расческу и ручку оставлял дома. Утром я как мог уменьшил объем пышного облака королевских волос, но толчея в транспорте и несносный ветер свели мои старания на нет. А все женщины и девушки старательно поправляли свои привлекательные прически. Королева настоятельно требовала расческу. Я попытался выкрутиться, мол, не царское это дело, но Лаура не сдавалась. Она даже хотела вернуться обратно домой и захватить заодно свое платье, потому что ее визит во дворец требует королевского вида. Хорошо еще, что лицо королевы не обрело своего истинного облика.
Однако судьба послала мне спасение в лице сорокалетней дамы, любезно протянувшей Лауре свою расческу со словами:
— Возьми мою, милочка. И не обижай его, какой-никакой, а муж все-таки.
В возникшей ситуации я был готов стерпеть и не такое. Вдобавок, мой желудок напомнил, что сегодня я не завтракал, не обедал и, судя по всему, собираюсь пропустиь и ужин.
Лаура не обиделась на фамильярное обращение нашей спасительницы. Причесавшись, она тепло поблагодарила ее и повернулась ко мне.
— Лучше не бывает, — восхищенно похвалил я ее белые водопады волос, струящиеся волнами на всю спину. Отдельная тонкая прядь спиралью спускалась к груди. Я и не думал, что волосы могут быть так прекрасны. Эх, если бы еще и лицо изменить…
Я подхватил Лауру и потащил ее по ступенькам вниз, в буфет. Ужин в театральном буфете — не лучшее размещение своих капиталов. Но когда музыке из оркестровой ямы яростно аккомпанирует твой желудок, привлекая настороженное внимание соседей, то лучше запастись огнетушителем, дабы не сгореть со стыда. Тем более, если рядом с тобой находится королева.
Я взял бутылку лимонада и две пары бутербродов. Пока я разливал напиток по стаканам, Лаура недоуменно ткнула в свой бутерброд пальцем:
— Зачем это?
— Есть! Помнишь, ты рассказывала про энергию. Так вот отсюда энергия и вырабатывается.
— Призракам не надо есть.
— Королева! — зашептал я ей на ухо, благо, перед спектаклем публики в буфете всегда маловато. — Ты уже не призрак. Ты не смогла пройти сквозь дверь. Ты не боишься солнца. Значит, тебе нужна наша, человеческая пища.
Лаура скривила нос и посмотрела на бутерброды с отвращением, затем перевела взгляд на стаканы с лимонадом. Он ей, видимо, внушил больше доверия.
— Можно, я съем это?
— Можно, — согласился я. — Только не съем, а выпью. Это жидкость. Ее пьют.
Королева залпом осушила стакан.
— Исчезла сухость в горле, — раскрыла она глаза.
— Вот-вот, освежает, — кивнул я и принялся за бутерброды. Что такое четыре бутерброда для голодного студента. Кроме того, у бутербродов из театрального буфета вкус особый — это я всегда знал. Быстренько допив лимонад, я вновь взял Лауру под руку и повел на второй этаж, где в партере на восьмом ряду располагались наши места.
Чудесно подниматься по великолепной лестнице театра под руку с настоящей королевой. Стыдно сказать, но я уже несколько лет не бывал здесь. Мой зоркий глаз отмечал, что все осталось по-старому. Разве что исчезла с ложи № 3 вывеска «Ложа машиностроительного завода имени В. И.Ленина», а на ее месте возникла «Ложа товарной биржи».
Изумление Лауры при виде зрительного зала вообще не поддается описанию. Хотел бы я взглянуть на ее дворец. Неужели он у королевы целого мира похуже, чем наш театр. Мы едва успели отыскать свои места, как раздался третий звонок, медленно погас свет гигантской люстры и сотни светильников. Полилась музыка.
«Лебединое озеро» я смотрел впервые. Я не знаток классической музыки. Мою душу больше впечатляет зарубежная эстрада. Но редкие вылазки в театр мне нравились.
Конечно, опера меня всегда привлекала больше, чем балет, так как в ней легко прослеживался сюжет. Сюжет, содержание спектакля — вот что меня волновало в постановке. Поэтому я ценил красивые костюмы и эффектные декорации во всю стену. А вот драматические спектакли я смотреть не мог, потому что меня убивала неестественность обстановки. Художественный фильм по любой пьесе меня впечатлил бы куда больше, нежели спектакль. Но опера и балет — совершенно иное дело, да и вряд ли кому-нибудь удалось бы осуществить достойные съемки «Иоланты» или «Жизели». Вам не понятно? Вы не любите балет? Тогда сравните настоящую Эйфелеву башню с рекламной открыткой. Что? Зачем Вам башня? Ну ладно, замяли.
В перерыве я счел своим долгом спросить:
— Ну как, королева, понравился балет?
— Я никогда такого не видела, — задумалась Лаура. — Я скажу потом.
Выбор развлечений в нашем театре не богат. В буфете мы уже побывали, и я предложил Лауре подняться на самый верх и посетить музей. Королева выразила желание прежде осмотреть места второго яруса и долго глядела сверху на далекую сцену и наши с ней пустовавшие сиденья. Я же вспоминал веселую историю о том, как давным-давно за отличную работу пионерского звена мне с другом достались билеты в театр. Именно сюда, на боковые места второго ряда. Лично мне был виден только самый краешек сцены, поэтому сюжетную нить я утерял с самого начала. После антракта места перед нами неожиданно освободились, и мы, не колеблясь, захватили их. Однако, после пропущенного действия мой интерес к спектаклю значительно угас. От скуки я начал уставать и потому переключил свое внимание со сцены на билет. Я его и так вертел, и эдак, складывал из него самолетики, корабли и сложные геометрические фигуры, а потом случайно упустил его из рук. Моментально уставившись на сцену, я краешком глаза наблюдал за партером. Оттуда на меня уставилось удивленное лицо моего возраста, но умное, в очках. До конца спектакля оно еще раза три бдительно обозревало потолок, словно ожидая еще чьего-либо падения. А запасного билета у меня не оказалось.
В музее Лаура внимательно рассматривала афиши, словно никогда не видела ничего подобного (возможно, так оно и было). В короткий промежуток между вторым и третьим звонками я успел объяснить ей, что макеты теплоходов — это вовсе не кукольные домики, а копии сложнейших устройств, позволяющих путешествовать по воде. Начинался второй акт.
Декорации королевского дворца завораживали. Я рискнул осторожно взглянуть на профиль королевы. Она широко раскрыла глаза от изумления. Уж кому-кому, а королеве не следовало так удивляться. Ведь у нее тоже имелся дворец. На сцене чередовались танцы народов Европы, что никак не влияло на развитие сюжета.
Злой гений сидел рядом с королевой — матерью принца Зигфрида. Между ними шел неслышный разговор. Я же с нетерпением ожидал третьего кульминационного акта.
В очередном антракте мы стояли в просторном холле второго этажа. Лаура молчала, а я осторожно разглядывал девушек. Театр я еще ценю за то, что здесь собираются самые прекрасные девушки в самых красивых своих нарядах. Мимо как раз прошествовала группа из трех таких девушек. Я сразу же выделил светловолосую красотку в красном бархатном платье. Как только она исчезла за поворотом, мое внимание переключилось на стройную девушку с каштановыми волосами, одетую в джинсы и черный свитер. Затем мой взгляд остановился на симпатичной брюнетке в розовом платье, до того коротком, что не было слов. К тому же, она не стояла, а сидела на скамеечке прямо напротив меня. Мой взгляд принялся рассматривать коричневые занавеси, хотя ему и не хотелось покидать свое расположение. Но рядом со мной находилась королева.
Наряд Лауры диссонировал с вечерними туалетами собравшихся здесь дам.
Возможно, кстати оказалось бы ее длинное платье. Но войти в таком одеянии в трамвай не представлялось возможным. К нему идеально подошел бы автомобиль, а приобретение такового не значилось в моих планах на ближайшие две пятилетки.
Антракт пролетел незаметно, как и напряженное действие третьего акта. Артисты танцевали так хорошо, что даже было обидно за себя. При таком мастерстве главной исполнительнице светила сцена Большого театра. Оставалось только радоваться за нее и ожидать редких визитов в наш город с сольными концертами.
Зал гремел аплодисментами. На сцену летели цветы, и никто не спешил в гардероб.
Я снова посмотрел на Лауру. Она негромко хлопала своими нежными ладонями, внося свою лепту в грохочущий шквал, и улыбалась. Я впервые видел, как улыбается королева. Эта несмелая улыбка преобразила все ее лицо.
Настороженность и тревоги исчезли. В улыбке королевы сквозило откровенное счастье. В моей голове разлилась приятная теплота. Я правильно сделал, что привел ее сюда. Я испытывал радость от того, что Лаура была счастлива.
Наверное, неимоверно трудно забыть про свои проблемы и ухватить несколько минуток счастья. Королеве это удалось. Я же сидел рядом и чувствовал небольшую приятную усталость, словно после тяжелой, но отлично проделанной работы. И еще я донельзя был благодарен артистам за все эмоции, пережитые гостьей из иного мира.
Лаура улыбалась всю дорогу, не проронив ни слова. Я же открыл рот, только оставив за спиной трамвайные рельсы. Тихими дворами мы возвращались домой. Я вдруг испугался: ведь Лаура не знала сюжета! Неужели она смогла вникнуть во все коллизии, творящиеся на сцене?
— Надеюсь, ты поняла содержание? — начал я. — Дело в том, что возле королевского дворца было озеро. И как-то раз принц Зигфрид увидел над ним лебедей…
— Я не знаю, кто такие лебеди, — восторженно перебила меня Лаура. — Это легенда про нас, призраков.
— Как про призраков? — опешил я.
— Конечно. Принцу из мира людей предстояло выбрать себе невесту, но ни одна ему не приглянулась. Расстроенный человек ищет утешения вблизи границ, из-за которых в его мир врывается королева белых призраков со своим отрядом. Душа принца и сущность королевы, вырвавшись, объединяются. Но над этими землями властвует Черный Король. Когда его могущество всесильно, над Черным замком горит багровое сияние. Он разгоняет белый отряд и задумывает план подчинения королевства людей.
— Продолжай, — увлеченно воскликнул я. Моему воображению никогда не хватило бы фантазии повернуть сюжет под таким углом.
— Черный Король убивает короля людей и занимает его место, околдовывая королеву и принца. Но принца он убить не может, так как союз двух душ неподвластен его мечу. Тогда он решает отравить душу принца и представляет своего шпиона под видом Белой Королевы. Околдованный принц слишком поздно замечает подмену. Белые призраки теряют свою сущность, перерождаясь в черную армию. Замок злого короля торжествует победу. Человек понимает, что только решающий бой спасет и его избранницу, и мир людей. Любовь побеждает.
Колдовской замок рушится, а Черный Король отступает.
— Подожди, — не согласился я. — Если кто и погибает, то только черный король.
Так по сюжету.
— Нет! Он лишь вернулся в свой мир, — горячо возразила Лаура. — Ты видел, что он упал?
— Не видел.
Действительно, хотя в телевизионной постановке Большого театра Зигфрид сражался с Ротбардом мечом и убивал его, на нашей сцене боя мечами не было.
Следовательно, злой гений, потеряв власть, мог просто вернуться в свой мир.
— А ты видела, чтобы нашего короля убивали? Я что-то не заметил.
— Но это и так понятно! — удивилась Лаура. — Ведь Черный Король сидел в королевском дворце на троне и спокойно разговаривал с королевой, а ваш король так и не появился до конца.
— А может, его и не было вовсе? Может, отец Зигфрида умер задолго до этого?
— Кто такой отец Зигфрида?
Я не учел, что белые призраки не сильны в понятиях типа «отец — сын», «мать — дочь» и т. п. Однако…
— Зигфрид — это принц. А его отец и мать — это люди… ну, которые подарили ему жизнь! Отец Зигфрида — король, а мать — королева.
— А кто же тогда представлял Зигфриду невест в самом начале? - усмехнулась Лаура.
И в самом деле, я вспомнил, что в первом действии Зигфрида опекал некто в истинно королевском одеянии. Но ни во втором, ни в заключительном актах он ни разу не показался на сцене. Я как-то не обратил внимания на подобные тонкости.
А вот Лаура впитала в себя все до последней капли. Можно, конечно, было поспорить, что это и не король вовсе, а церемонеймейстер. Но легко рушить чужое, а вот строить свое… Никогда не следует ломать чужую сказку. Поэтому я удержался от дальнейших пререканий.
— Эту легенду я не слышала никогда, но, возможно, она хранится в наших летописях. Неужели Черный Король хотел замкнуть свой треугольник задолго до моего появления?
Я уже имел представление, что белый круг мог раскрыть замкнутые миры, а черный треугольник создавался для перекачки энергии. Также я знал, что в данный момент время в мире белых призраков бежит быстрее нашего, но предыдущий прорыв в наш мир осуществлялся триста лет назад по времени обоих миров. Значит, и наше время когда-то ускорялось. Затем я подумал, что человечество, наверняка, развивается по спирали. Значит, все события сегодняшнего дня уже происходили в другое время в другом месте с другими призраками и людьми. Вот только, как ни крути, я не тянул на роль сказочного принца.
Так, споря о сюжете всем известного балета, мы добрались до квартиры. В коридоре нас встретил Ыккщщер, давно покинувший свое темное убежище. Я едва переставлял ноги, да и Лаура устала. Пришлось бегло показать ей кухню, ванную и уборную.
— Вода? Зачем она здесь? — удивилась Лаура, потрогав пальцем холодную струю, заглянула в соседнюю дверь и снова спросила, глядя на непонятное для нее сооружение. — Зачем это?
Ну как ей было объяснять? Я горячо жалел, что у мня не было сестры. Она бы в такой ответственный момент дала бы королеве без сомнения правильную и доходчивую консультацию. Но не мог же я выступать в роли сестры.
Положение спас Ыккщщер. Он, вероятно, уже успел посетить близлежащие квартиры и вникнуть в потребности людей. Белый сгусток зашептал в ухо королевы бесшумные слова, отчего губы Лауры недоуменно скривились. Ей предстояло сделать еще бесчисленное множество открытий. Я тем временем усердно чистил зубы, брызгая во все стороны зубной пастой.
Вернувшись в гостиную, я чуть не разинул рот, как Ыккщщер. Настала наша пора удивляться. Подогнув ноги и сунув руку под голову, на диване спала королева призраков. В наступившей тишине до нас донеслось ее ровное дыхание. Черные туфельки ровно стояли у окна. Теперь Лаура отличалась от обычной девушки лишь снежно-белой кожей.
Намереваясь передохнуть, я рухнул в кресло, но встать уже не смог. Мое сознание мгновенно унеслось в глубокий сон без сновидений.
So we`re livin` like silent partners,
Sneakin` like thieves in the night
Can`t let it snow, gotta keep it low, so no one knows
We`re silent partners,
Never come to the light
It`ll never be right, whatever we do
You need me too much and I`m just not givin` up on you
Далеко-далеко внизу тускло мерцал лед под слабыми лучами дежурного освещения, с трудом проникавшими сюда из закоулков огромного помещения Дворца Спорта «Молот». Здесь тренировалась главная хоккейная команда города. И хотя на дворе стояло лето, до начала сезона оставались считанные дни. Мощные прожектора сейчас томились в бездействии. А в рабочие часы они без труда заливали своими лучами ледовую арену этого грандиозного сооружения, строившегося не один десяток лет.
Собственно говоря, дворцом спорта «Молот» стал совсем недавно. Многие годы на прилегающей к нему территории раскинулся одноименный стадион, крупнейший в этом районе города. В строгом соответствии с ГОСТом отвели место и футбольному полю, и волейбольной площадке, и беговым дорожкам с белыми разметками на асфальте, и гимнастическим снарядам, и уголку воина-спортсмена для сдачи норм ГТО. В те времена денег на массовый спорт не жалели. Но все же главный приоритет созданного стадиона отводился хоккею. Открытая площадка с трибунами вокруг и железными стойками прожекторов вполне отвечала спортивным стандартам тех лет. Но уже шел процесс разделения на любителей и профессионалов. Уровень мастерства на подобном поле повышать становилось все труднее. Мешало солнце.
Тогда и возникла высокая крыша, укрыв поле с искусственным льдом прохладной полутьмой.
В 1985 году город принял эстафету восьмой зимней спартакиады народов РСФСР. И вот тут-то выяснилось, что проведение матчей на продуваемом всеми ветрами стадионе оказалось под угрозой срыва. На прорыв были брошены все люди в округе, начиная от профессиональных строителей и заканчивая пионерами, разгребавшими производственный мусор вокруг площадки. В рекордные сроки вырастали стены из красного кирпича. Но время обогнало всех. В этом году стенам так и не суждено было соединиться с потолком по всему периметру стадиона. Отшумели хоккейные баталии, и реконструкция сооружения замерла, оставив свистящим ветрам пространство под самой крышей.
Вероятно, для завершения долгосрочного строительства город пригласил к себе четыре года спустя девятую спартакиаду. Пустые проемы в стенах исчезли, а сами стены обзавелись мраморной облицовкой. Так, спустя годы, заурядный стадион превратился в прекрасный дворец.
Тем временем наступили тяжелые времена. Ручеек денег, выделяемых на спорт, иссяк. Порвались и исчезли сетки на футбольных воротах. Загнулась одна из волейбольных стоек под чьим-то мощным ударом, да так и не выправилась. Дожди смыли разметку на покоробившихся и потрескавшихся дорожках. Лишь Дворец спорта оставался непоколебим, приняв на себя кроме спортивных и культурно-деловые функции, позволявшие цепляться за край финансовой пропасти.
Теперь львиная доля оваций отводилась не хоккейной дружине, а совершенно иным жанрам. В этих стенах пели София Ротару и Леонтьев, не говоря уже о множестве звездочек классом пониже. Ловкие ребята торговали в фойе заряженными фотографиями на целебных сеансах известных экстрасенсов. Здесь проводились презентации фирм, у которых не хватило финансов на вечерний откуп драматического театра. Дворец спорта жил и сдаваться не собирался. А впереди маячили времена аренды его площадей магазинами, страховыми компаниями и мелкими ТОО с АОЗТ.
В эту ночь его гулкое пространство совершенно бесплатно приютило у себя королеву белых призраков и семнадцать ее подданных, державшихся в этом мире уже третий месяц. Девятнадцатый в собрании призраков — Ыккщщер, неподвижно завис над правым плечом королевы. Двадцатым был я.
Подо мной находился желтый неудобный крепежный брус, вернее, рельс, так как сделан он был из металла. Один из сотен, поддерживающих крышу. Я осторожно поглядывал вниз, немного передвигался с места на место, так как холод металла и страх высоты проникали даже через плотную джинсовую ткань. Правая рука крепко сжимала уголок, ведущий к потолку. Ногами я не болтал, сидел тихо, потому что опасался потерять немного великоватые туфли, одетые по случаю всеобщего собрания. В темноте они казались черными, но я-то знал, что они темно-серого цвета. Сейчас невозможно было даже разглядеть их великолепную блестящую поверхность с мелкими дырочками. Да, отличное качество чехословацкого производства, доставшееся мне два года назад за двадцать восемь рублей.
В этом дремучем лесу из сплетения железных балок, прутьев, уголков, змеящихся оплеток кабелей я чувствовал себя крайне неуютно. Этому способствовал и морозец, поднимающийся от искусственного льда внизу. Уверенности не добавляла и многометровая высота. Однако, сидеть на холоднющей балке все же лучше, чем изнывать от неизвестности в пустой квартире. Под крышей стадиона царило безмолвие. Призраки общались на своем языке, звуки которого мне слышать не дано…
… Лаура взирала на своих подданных. Слишком уж сократилось ее королевство.
Да и будут ли существовать оставшиеся? Черные призраки не станут долго ждать.
Все упиралось в талисман. Что он и где он? Но даже при его отсутствии королева готова принять решающий бой. Да, королева! Пусть она уже не призрак и пока не человек. Однако, для восемнадцати существ, собравшихся здесь, она являлась единственной и подлинной королевой. Для девятнадцати! Лаура видела, что и Он считал ее королевой. Не владычицей, не повелительницей, но королевой — достойным объектом внимания и уважения. Вот и сейчас Он с ней. Не захотел остаться дома. Королева легко улыбнулась. Не сильно, чтобы не заметили подданные. Королева, влекомая чувствами — это уже не цитадель, а горсть песка, несущегося по ветру. Но она справится, и, может, именно чувства помогут ей победить.
Лаура шевельнула пальцами. Белое платье легко охватывало ее фигуру. Королева с радостью скинула жесткую, тесную, слишком уж облегающую черноту. Ее платье истинно белого цвета подстраивалось под ее половинчатую сущность, а одежду людей следовало постоянно контролировать. Лаура опасалась прорваться сквозь нее, оставить ее за спиной, оказаться в недопустимой ситуации. Она привыкнет.
Надо будет — привыкнет. Но где же талисман?
В эту секунду она чувствовала себя только призраком. Ветер вновь пронизывал ее насквозь. Как просто оказалось сделать несколько шагов назад к уверенности и спокойствию. Но до спокойствия ли теперь, когда потеряно почти все, и только двадцать существ могут противостоять черному нашествию, которое вот-вот произойдет. Дорога исчезла, талисман не найден, а время неуклонно бежит к тому мгновению, когда разверзнутся границы, и на ничего не подозревающий мир обрушатся армии врага. Впрочем, люди наверняка и не почувствуют прибытия черных легионов, а потом им станет уже все равно. Черный треугольник замкнется и заберет их чувства и эмоции навсегда. Чудеса! Всего год назад ей и дела не было до мира людей. Во вселенной каждую секунду рушится, перестраивается, вспыхивает какой-нибудь мир. Почему бы и людям не присоединиться к этому ряду без начала и без конца? Открыть свой мир, проведя кольцо через два параллельных она могла и в другой раз. Но она благодарила судьбу за то, что та раскрыла перед ней ворота чувств и подарила сердце.
Пока они вместе. Правда, это еще ничего не значит. Нет, значит! Он не бросил ее, не отвернулся, а принял и помог. Единственный импульсивный поцелуй подарил ей энергию, позволившую противостоять солнцу. Вернее, вступить в царство его лучей, стать своей в этом все еще непонятном мире.
Однако, пора приниматься за дело.
— Слушайте нашу задачу, — возвестила королева. — Пусть каждый узнает свое место.
Один за другим, туманной очередью, такие разные и все же чем-то схожие призраки подлетали к Лауре и, получив таинственные указания, возвращались на место. Безмолвные ряды выстроились перед королевой. Не было сказано ни единого слова о бесполезности предпринимаемых действий, о бессилии белой горстки перед черной армадой. Каждый из них мог улететь сейчас и переждать, затаившись.
Каждый из них предпочел остаться.
Наступала пора ночных дежурств. Трем из семнадцати каждую ночь предстояло, зависнув над городом, ждать появления вражеских войск. Еще двум отводилась роль гонцов, несущих сигнал опасности, чтобы собрать всех воедино. Так, сменяя друг друга, они должны нести службу до страшного момента вторжения. В эту ночь ответственность за нерушимость границ взяла на себя королева. Поэтому ей надлежало покинуть зал первой…
… - Хочешь летать? — спросила меня Лаура.
— Что за вопрос! — с жаром ответил я, так как устал сидеть в этом гигантском рефрижераторе. Собственно говоря, я уже сегодня летал. Вернее, меня таскали.
Перед приходом сюда Лаура взвилась на второй этаж, проникла сквозь стекло, открыла шпингалеты и вернулась за мной. Я и слова сказать не успел, как она меня крепко ухватила за плечи и вознеслась вверх. Воздух замер у меня в груди, но я уже стоял на крепком полу в сумеречном фойе.
— Ты хочешь пронести меня над городом, королева? А не устанешь?
— Это будет твой полет, — возразила Лаура. — Мы полетим вместе.
Не знаю, сказал ли я Вам, что от роду не умел летать. По крайней мере, королева от меня эти слова услышала в очередной раз.
— Ты подарил мне жизнь под солнцем, — был ее ответ. — Я подарю тебе полет.
Только…
— Что, королева?
— Тебе снова придется поцеловать меня.
Вы скажете: «Ну что ж, нам не привыкать.» Да, но Вам-то не видно, что королева снова обратилась в того самого противного монстра. Ума не приложу, с чего я решился поцеловать ее в ту ночь. Правда, тот поцелуй спас ей жизнь. Зажмурив глаза, я коснулся губами ее губ. Наощупь поцелуй казался прекрасным, словно очаровательная принцесса находилась передо мной, а не безобразный призрак.
Голова закружилась, перед сомкнутыми веками замелькали красные светлячки, в голове разливалась приятная истома. Губы королевы внезапно потеплели. Я впился в них и, обхватив девушку за талию, прижал ее фигурку к груди. В тот же миг холодная ладонь королевы легла мне на лоб и остудила внезапный порыв.
— Не слишком увлекайся, — зашептала она мне на ухо. — Вполне достаточно.
Я открыл гляделки и встретился взглядом с ее красными глазами. Так мы стояли несколько минут, чуть ли не касаясь лицами друг друга. Наши сжатые губы после поцелуя не проронили ни звука. Наступило хорошее молчание, когда слова не требуются, когда чувствуешь себя замечательно просто от того, что ты не один на этом свете.
Лаура улыбнулась, обнажив клыки, подхватила меня под руки и в мгновение ока поставила на карниз крыши. Сама же вернулась, чтобы закрыть окна и вновь просочиться сквозь стекло. Вот это меня и удивляло больше всего. Возможно ли спокойно проталкивать свое тело сквозь твердые предметы и тут же хвататься за них и совершать ими какие-либо действия? Воистину, призраки непостижимы.
Когда Лаура очутилась на крыше, я опасливо посматривал вниз. Высота не маленькая. Королева оказалась за моей спиной и вдруг шутливо толкнула меня вперед. Не ожидая подвоха, я дернулся и шагнул в пустоту.
Если Вы вывалитесь с пятого этажа, смотрите лучше в небо. Оно успокаивает. Оно всегда недостижимо далеко. Я же падал лицом вниз. Не передать словами, насколько удивительно это двойственное чувство свободы полета и ужаса смерти за те, оставшиеся еще секунды. Асфальт радостно рванулся ко мне, словно ждал нашей встречи много-много лет. В глазах помутилось, а когда зрение прояснилось, я увидел окурок.
Он лежал в метре подо мной, белый огрызок сигареты с золотым пояском, отделявшим фильтр от рабочей части. На белизне ясно виднелась неровная розовая каемка — след от помады владелицы этого заморского товара народного потребления. В безмолвном мире все замерло, как на картине.
Я не падал к окурку. Он тоже не стремился впечататься мне в лицо. Мое тело висело в воздухе, как космонавт в невесомости. Прервав неподвижность, я дернул руками и ногами одновременно, но с места не сдвинулся.
— Не умеешь, — зазвенел рядом чудесный голос королевы. — Держись.
В поле зрения показалась белая рука. Я ухватился за нее, но мои пальцы неприятно врезались друг в друга, легко пройдя сквозь призрачное препятствие.
Сверху раздался огорченный возглас, пальцы тут же раздвинулись теплым облаком.
Теперь я сжимал в своей ладони вполне реальную руку, присутствие которой прогнало чувство неловкой неестественности моего странного положения. Почти сразу же рука увлекла меня за собой. Асфальт метнулся в сторону, промелькнули черные прутья ограды, деревья на той стороне улицы. Мое тело приняло наклонное положение и дециметр за дециметром набирало высоту.
Наверное, человек, как и птица, все же создан для полета. И если он произошел не от обезьяны, как утверждают противники Дарвина, то уж точно от птицы.
Недаром всю жизнь люди стремятся летать, с давних времен изобретая машины, чтобы оторваться от земли и взглянуть на нее с высоты, охватить всю ее ширь, заглянуть за далекие горизонты. Ведь дошли же до нас легенды о летающих людях.
Возможно, далекие наши предки умели летать, свободно паря над бескрайними просторами. Но однажды, взяв в руки палку, первый птицечеловек сообразил, как много дел ждет его на поверхности. И, занявшись делами, он уже лишь по вечерам смотрел в небо, мечтая о том, что вот завтра… Но завтра предстоял сев, или уборка урожая, или мена того, что у тебя есть, на то, что надо. И крылья уже не были нужны для такой работы, зато требовались крепкие и сильные руки.
Текущие дела занимали все время. Появлялись планы на следующую неделю, месяц, год. Летящее завтра растворилось в череде заполненных бесконечной работой дней.
С тех пор человек многого достиг. Сменялись каменные и бронзовые века, уходили в историю рабовладельческий строй и средневековье. Тяжелый труд становился все легче с появлением множества полезных инструментов. Появилось свободное время.
Вот тут-то бы и летать! Ан нет, не выйдет. Где они, крылья?
Совершив грандиозный рывок в своем развитии, человек утратил прежнюю свободу.
Он может почти все: рисовать картины, писать путевые заметки, строить прочные каменные жилища, играть в футбол и теннис, совершать кругосветные путешествия на автомобилях, поездах и пароходах, вырываться за пределы Земли на космических кораблях, открывать неизвестные химические соединения, физические законы и математические теоремы. Может, ко всему прочему, получать за это уйму денег и покупать себе все, что заблагорассудится для своего удовольствия, благо, и в сфере потребления соблазнов ох как много. А летать с помощью своих конечностей? Может. Но только один раз.
Однако, презрев все законы физики, я летел, скользил по воздуху, не шевеля при этом ни руками, ни ногами. Крепко держа меня за руку, королева призраков осуществляла мои давние несбыточные мечты. Она мягко, но неуклонно рассекала воздух, а я, как прицеп, следовал за ней.
Но я летел, а не болтался мешком с картошкой. Не знаю, какая сила удерживала меня на воздушных гребнях, но такая существовала в природе, иначе не было бы этих тягучих и прекрасных секунд, этого ощущения беспредельного счастья и могущества.
Подо мной расстилались чередующиеся друг с другом автомобильные магистрали, детские площадки, серебристо-серые газоны с черно-желтыми взрывами деревьев, безлюдные тротуары и — самое интересное — крыши домов.
Наш путь лежал невысоко. Серый шифер или листы жести с ржавыми пятнами пробегали под самым носом. Я мог протянуть руку и ухватиться за телевизионную антенну или покосившуюся от ветра железную трубу. Но касаться их я опасался, чтобы не привлекать внимания закона всемирного тяготения, неизвестно почему выпустившего меня из своих объятий.
Плеяда крыш оборвалась, мелькнул квадрат газона с протоптанной наискось тропинкой, и мы (вернее, я) чуть не врезались в угол десятиэтажного института машиностроения. Приняв влево, Лаура заботливо предотвратила мою черепно-мозговую травму. Земля вздыбилась холмом и оборвалась. Теперь внизу разлилась беспросветная тьма. Где-то там, во мгле, неслышно журчала речушка, которую многие поколения пионеров безуспешно пытались привести в нормальное экологическое состояние.
Зашелестели серебристые волны листвы под лунным светом. Ветер колыхал листья, то загоняя их в черноту мрака, то вновь выпуская на поверхность, по которой торопились наши тени, чуть обгоняя меня с Лаурой. Деревья укрывали стройные ряды холодных столбиков из камня — солдатское кладбище времен последней войны.
Темнота без единого огня наполнила мою душу страхом. Сначала она придала особую остроту воздушному путешествию, но потом обезумевшие нервы не выдержали. Мне показалось, будто мы падаем в бездну мрака, где останемся навсегда. Далеко в стороне блеснула ниточка огней дамбы, охватившей реку туннелем.
— Летим вправо, — то ли прошептал, то ли подумал я.
Но Лаура услышала меня и тихонько развернула. Теперь вереница огоньков лежала прямо по курсу. Мы миновали башенку церкви, маковка которой темным маяком возвышалась над кронами деревьев, скульптуру скорбящей матери, поворот трамвайных рельс. Блики света пробежались по ним, стремясь успеть за нами, но тщетно. Теперь внизу проносились крыши двухэтажных кирпично-деревянных домишек начала века. В прежние времена городские власти намеревались взять этот микрорайон под охрану государства, организовав архитектурный заповедник.
Однако политический ветер смел один за другим несколько эшелонов властей, а идея успешно забылась. Теперь несостоявшиеся памятники русского зодчества год за годом разрушались под воздействием окружающей среды, а в планах очередной власти стоял вопрос о снесении списанных комиссией зданий и возведении на их месте делового комплекса с быстрой окупаемостью. Как-никак, а центр города все же. Но, помня о дефиците областного бюджета, каждый, лениво наблюдающий за древними строениями из окна трамвая, был твердо уверен, что до конца нашего века данный пейзаж изменений в лучшую сторону не претерпит.
Оставив позади редкие фонари, мы вновь погрузились во тьму. Слева мелькнул одинокий собор Петра и Павла, утративший колокольню после Великого Октября.
Справа простирался глубокий лог, усеянный дачными участками. А мы с королевой летели над старым трамвайным мостом, некогда соединявшим мой район с городом.
Мне почему-то никогда не верилось, что до постройки дамбы по нему ходили трамваи, хотя дорога, вымощенная специфическими кубиками, явно намекала на свое происхождение. В две секунды мы миновали мост и стали набирать высоту, следуя за метнувшейся в гору полосой, где давно уже не было ни единого следа трамвайных путей. Мимо дороги понеслись разномастные железные гаражи, не оставлявшие ни единой мало-мальски пригодной для обустройства щели. Когда дамба еще не существовала, трамваям приходилось описывать порядочный крюк.
Мы также проделали немаленькую петлю и возвращались к цирку. Слева закончились гаражи, рядом с нами очутились деревянные домишки. Их черные бревна, потемневшие от времени, поглощали свет луны. Несколько секунд они держались на одном уровне с нами, но затем плавно ушли вниз. На смену им пришли белые пятиэтажки, окрашенные луной в лимонно-желтые тона. Далеко справа мелькнул черный купол планетария, и тут же его скрыло уже знакомое Лауре здание, похожее на гигантскую горку. Прошмыгнул под нами шифер крыши. Правый ее скат серебрился в лунном сиянии, а левый мрачно серел ночной тенью. Антенны стремились уцепиться за платье Лауры и бросали свои тени наискось в надежде достичь затемненной стороны. Некоторым это удавалось. А на нас уже снова наплывало сборище гаражей, в мрачных щелях которого тупиком оканчивалась неведомая мне дорога призраков.
Великое чувство полета владело мной целиком. Казалось, что только я с королевой, да Луна неподвижно зависли в воздухе, а Земля бежит навстречу нам, словно рельефный глобус, словно серо-желтый мяч, катящийся по невидимой бесконечной дороге. Правда, соразмерив объем этого мяча и свой собственный, я должен был ощущать себя разве что клопом. А мне хотелось — орлом. Я уже прекрасно понимал летчиков в отставке, с тоской глядящих в небо. Не представляю, как можно расстаться с такой красотой. Правда, в ночи краски померкли, зато в бой вступили оттенки. Все пространство вокруг четко разграничивалось на зоны света и тьмы. Первая из них сверкала и переливалась с помощью ночного светила тысячами цветов от бледно-желтого до золотого и даже оранжевого. Вторая скромно темнела серыми, стальными, мрачно-коричневыми и абсолютно черными тенями. Красота ночи охватывала меня глубинами ничем не разбавленного кобальта с вкраплениями переливчатых светлячков звезд. Встречный ветер выдувал из головы тяжелые мысли, не трогая беспредельного счастья. В голове что-то приятно пульсировало, вибрировало, качалось. Совсем как на какой-нибудь вечеринке, когда вдруг удачно подберешь коктейль выпивки и закуски. Не больше, не меньше, а в самую точку. Однако, морозный воздух сохранял удивительную ясность ума. Я старался запомнить все до мельчайшего листика, на мгновение выскочившего на свет из темной глубины. Я знал, что это требуется сохранить в себе до самого что ни на есть конца. Человек живет воспоминаниями своих достижений и неудач, взлетов и падений. Разумеется, мой полет был вершиной — самой высокой вершиной с момента рождения.
Лаура увлекала меня дальше и дальше. Мы оставили позади круглую крышу цирка и полетели вдоль моей улицы, обогнав двух запоздалых автомобилистов. Я уже решил было, что полет подходит к концу, но после площади Дружбы Лаура взяла наискосок. Первый двор встретил нас привычной тишиной. Во втором кто-то пьяным голосом бубнил неразборчивую песню с балкона третьего этажа, постоянно срываясь на жалостливые ноты. На скамейке следующего двора виднелись три черных силуэта с мерцающими сигаретными угольками. Чтобы не рассеялось волшебство ночного полета, Лаура рывком увеличила скорость. Мы летели прямо на красные огни телевышки.
— Хочешь увидеть ее вблизи? — раздался ласковый шепот королевы.
— Спрашиваешь! — прошептал я в ответ.
Тут и говорить нечего. Сколько раз я мечтал побывать там, на самом верху.
Поглядеть на панораму всех районов города, почувствовать себя выше всех, попробовать дотянуться до облаков, может, даже разок плюнуть вниз и полюбоваться закатом в то время, когда дома накроют сумерки. Правда, осуществлять мечту я собирался в солнечный день, а уж никак не ночью.
Но уже не требовался миллион ни рублей, ни долларов. Желание само летело мне в руки. Мы достигли телевышки и восходящей спиралью закрутились вокруг ее мощного каркаса. Издалека она всегда выглядела хрупкой и изящной. Только в непосредственной близости ощущались ее размах и твердая непоколебимость.
Габаритные огни проносились красными кругами и стрелой летели вниз. Наконец, королева остановилась и предоставила мне возможность смотреть широко раскрытыми глазами.
Тогда во мне снова проснулся ужас. Телевышка скрылась за спиной, а вокруг не осталось ничего. Дома, деревья, люди утонули во мгле далеко внизу. Передо мной в пустоте холодного неба сиял бледный лик Луны. Ветер, ласково трепавший мои волосы, превратился в лютого врага, выстуживавшего во мне тепло уверенности.
Меня затрясло от страха и, поистине, не летнего мороза. И еще Луна. Не нравилась она мне такая. В городе она прячется то за дома, то за деревья, выполняя неблагодарную роль великовозрастного фонаря, коему надлежит неусыпно освещать вверенную территорию, передавая всю зарплату до копейки в фонд Мира.
Люди временами поглядывают на нее, думая преимущественно о своем. Но теперь сразу становилось ясно, кто здесь хозяин. Я чувствовал себя незваным гостем на холодном приеме у ледяных великанов с далекой планеты, которым не было никакого дела до меня.
Лаура почувствовала перемену во мне и потянула мою руку назад, скользнув между толстыми трубами стальной конструкции. Мои ноги ощутили твердую опору. Я стоял на восьмиугольной площадке с полусферами по углам — возможно, параболическими антеннами. Вблизи они выглядели очень внушительными. Надо мной находилась восьмиугольная плоскость, аналогичная той, в которую упирались мои ноги.
Уверенность мигом вернулась, и хотя ветер дул с не меньшей силой, крыша над головой создавала ощущение безопасности. Рука моя покоилась на холодной поверхности творения рук человеческих. Металлическая лесенка вела вверх.
Кто-то обязательно бывал уже и здесь, и выше. Такая мысль окончательно успокоила меня, и я, повернувшись спиной к негостеприимной Луне, стал вглядываться в сливавшийся с небом горизонт. Вдалеке пылали яркими точками факелы Нефтеоргсинтеза, а за ними неясно виднелось скопище крохотных огоньков — вероятно, аэродром.
— Вниз? — в полный голос спросила королева.
От пережитого волнения у меня перехватило горло, и я только кивнул. Мы на полминуты замерли на краю площадки, а затем шагнули вниз. Ощущения свободного падения я тоже никогда не забуду. Глаза мои непроизвольно зажмурились, ветер исчез и тут же встретил нас снизу, а в голове вертелась одна-единственная мысль: «Ускорение свободного падения равняется 9,8 м/с».
Я не знаю, закрывала ли глаза Лаура, но мы с размаху врезались в листву и плотно завязли там, сломав несколько крупных ветвей. Счастье, что на нашем пути не встретилось мощных веток. Нас овевало тысячекратными прикосновениями прохладное темное море. Кругом разлилась шелестящая живая темнота. И только повыше, слева сиял фиолетовый шар фонаря, крася сиреневыми тонами близлежащие листья. Мы рванулись сквозь это таинственное царство, заполнившее пространство между трехэтажным зданием телерадиокомпании и острыми прутьями забора, сгруппировавшимися в строгие шеренги, разделенные каменными столбцами, словно командирами отделений.
Чувствуя благодатное избавление от безжалостного взгляда Луны, я подумал о квадратной площадке на самом верху телевышки. Кольнула запоздалая жалость ее недостижимости, но пришло облегчение: слава богу, выше меня что-то да имелось, а вот на той площадочке… И появилась надежда, что, конечно, в этот раз побывать там не удалось (и хорошо), но, может быть, в следующий. А Лаура круто пошла на снижение, и мы совершили посадку на мой неподвижный, крепкий, прочный, соответствующий всем ГОСТам по технике безопасности балкон…
… Проснулся я только во второй половине дня. Ковер на диване сбился неудобными складками. Дверь в спальню, предоставленную в полное распоряжение королевы, была открыта настежь. На кухне негромко постукивали металлом о фаянс. Я быстро надел свои джинсы, фирменную рубаху «AVIS» и выглянул в коридор. На обозримом пространстве кухни, поджав ноги под себя, Лаура расположилась на венском стуле и неумело намазывала масло на хлеб. Я тут же присоединился к ней и мы молча стали пить чай. Эффектней, конечно, звучало бы «пить кофе», но на кофе я мог пока только любоваться, проходя мимо витрин. С моей стороны разговор опять не завязывался. Доброго утра желать поздновато, а говорить про хорошую погоду не стоило. Но тут Лаура прервала молчание неожиданным вопросом:
— В театре я видела очень много людей. Почему ты меня никому не представил?
— Но я ведь их видел впервые! — попробовал оправдаться я.
— Ты хочешь сказать, что никого из них не знаешь?
— Конечно.
— А почему тебе с ними не познакомиться?
— Ну, у нас так не принято, — сказал я, но тут же почувствовал, что суть не в этом. — Понимаешь, я не знаю, как знакомиться. Ну, спрошу я чье-нибудь имя, представлюсь сам, а дальше. Что дальше? Я не знаю, о чем с ними говорить. Люди все совершенно разные, и интересы у них тоже разные. Как подобрать тему? — я понял, что одного чая мне недостаточно и вытащил из холодильника три яйца. — Я ведь и с тобой говорю очень мало опять же поэтому. Конечно, есть люди, которые в два счета определят твою профессию и увлечения, найдут массу подходящих слов, — я зажег газ под правой конфоркой, — в нужный момент времени расскажут анекдот, ну, смешную историю, сумеют поговорить обо всем просто, понятно и не натянуто. А я не такой. Я вижу, чувствую, а сказать не могу. Да и стоит ли говорить? Бывают такие люди, что выслушают и не поймут, — я разбил поочередно скорлупу, вываливая в промежутках белок и желток на сковородку, — или, еще хуже, наплюют потом в душу. А это самое страшное. Человек узнал твою тайну, проник в самую глубину души, а потом взял, да и разрушил все, ударил по больному месту со знанием дела. Поэтому я и боюсь знакомиться.
— Люди разные? — поразилась Лаура.
— Разумеется, — я схватил ее за руку и потащил к книжному шкафу. Там я вытащил одну из шести ярко оформленных тонких книжек.
— Вот, смотри, — я начал объяснения, показывая картинки. — Это детская книга.
Она описывает мир Муми-троллей. Иногда мне дико хочется покинуть этот мир и очутиться там, среди них.
Тут мне пришлось бежать на кухню и перекладывать подгоревшую яичницу на тарелки.
— Кто они такие? — спросила королева. — Я слышала про троллей, но мне никогда не доводилось встречаться с ними.
— Это совсем другое, — горячо возразил я. — Сейчас я покажу тебе. В книге нет ни слова про людей, зато описаны все людские характеры. Каждое существо того мира несет в себе черты определенного типа людей. Смотри, вот Хемули. Они считают себя правыми во всем и несут тяжкую обязанность, которую сами же на себя и взвалили — учить всех остальных, как надо жить. Они делают что-нибудь исключительно одно — собирают коллекции или проверяют, не отстал ли кто от жизни, или воспитывают своих и чужих детенышей по своему образу и подобию. А это фильфьонка. Больше всего на свете она любит уют. Вещи, окружающие ее, переходят от поколения к поколению. Она живет в маленьком домике с фруктовым садом. Но главное для нее — найти существо, о котором надо заботиться, которое надо отыскать далеко-далеко или у себя под боком. Здесь — Гафса. Чем-то сродни фильфьонке, но как-то приземленнее. Ее интересы — свой дом, соседи, вещи, интерьер и окрестности. А что скрывается там, за горизонтом, Гафсу не волнует и не будет волновать никогда. Мюмла. Всегда пытается что-нибудь делать.
Воспитывать, например. Хотя и крайне безуспешно. Но делает она это не из самоцели, а старается участвовать в общих делах, приносить пользу. Хомса.
Работяга. Интересуется миром. Развивается, но не ввысь, а вширь, охватывая все новые территории выбранной области. Трудовые династии у них получаются отменные. Ондатр. Яркий пример, когда пытаешься выглядеть одним, а на самом деле совершенно другой. В глазах окружающих он — философ. Но никогда, размышляя о тщетности всего сущего, он не упустит возможности воспользоваться преимуществами материального мира. Кнютты. Маленькие существа. Они рождаются, живут и умирают, а никто не обращает на них внимания. Но они тоже умеют радоваться и огорчаться, понимать и чувствовать. Снусмумрик. Вечный путешественник, исследователь, искатель приключений. Он умеет делать выводы, не наигранные, как у Ондатра, а свои собственные. Снифф. Этот отправится путешествовать только в том случае, если удастся что-нибудь найти, выменять, приобрести. Пусть даже никому не нужное. Главное, пополнить свои богатства. И наконец, смотри, Муми-тролль и его семья. Мечтатели. Но в хорошем смысле слова. Всегда готовы поделиться, угостить, сделать чью-нибудь жизнь интересней и веселей. Если тебе плохо, то они тебя поймут и постараются решить все проблемы, невзирая на затраченные усилия и средства. Они избегают мелочных огорчений, а самое главное — умеют радоваться жизни.
— Так много характеров? — чуть склонив голову, Лаура смотрела прямо в мои глаза. — А ты на кого похож? На Муми-троллей?
— Не на них, — честно вздохнул я. — у меня нет такой широты характера и бескорыстности. К сожалению, такие люди очень редко встречаются в жизни.
Большинство живет по принципу «Ты — мне, я — тебе». Можно только завидовать муми-троллям, восхищаться ими. Жизнь стала бы исключительно прекрасной и доброй, если бы все имели такие характеры. Наверное, я больше похож на Филифьонку. Я не отказался бы от маленького домика, уставленного красивыми безделушками. — Я махнул рукой в сторону шкафа. — Вот кассеты. Они предназначены для записи музыки, но мне нравятся их яркие обертки. Поэтому они вряд ли будут когда-нибудь распечатаны…
— Но ведь ее сущность — заботиться о ком-нибудь.
— Да, конечно, — горестно вздохнул я. — Я бы заботился, было бы о ком.
— И все это описано в маленькой книжке? Можно мне прочитать ее?
— О чем речь. Читай. Только все, что я тебе рассказал, — мои впечатления. А ты увидишь всех героев в собственном свете. И характеры их покажутся тебе иными.
— Разве так бывает?
— Конечно! Ведь это художественная литература. Она воспринимается не разумом, а чувствами. Чем разнообразнее твоя гамма чувств, тем красочнее покажется тебе описанный мир.
— У меня есть чувства, — решительно кивнула Лаура.
Я молчал. Таких длинных речей моя глотка не выдавала с тех пор, как я читал доклад по организации и планированию производства. То есть в мае месяце.
Теперь мне удалось выговориться, и я пылал благодарностью к Лауре, выслушавшей меня с величайшим вниманием. Казалось чудом, что кому-то стало интересно мое мнение о детской книжке, а не результаты реальных дел.
— Пойдем на улицу, — предложила королева. — Я хочу почувствовать траву.
В коридорном шкафу завозился Ыккщщер. То ли он выражал свое несогласие, то ли просто устраивался поудобнее. Призрак призраком, а ведь постоянно что-нибудь ронял или рассыпал, отчего в шкафу образовался великий бардак.
Я быстренько помыл посуду, а Лаура тем временем переоделась в нормальную одежду, не забыв сделать новую прическу. С ее роскошными волосами можно экспериментировать бесконечно.
Мы вышли во двор. Он был наполнен звуками до предела. Проехал, надсадно фырча, «Москвич» с дядей Мишей. Чинно проследовали две старушки, громко костеря правительство и цены. Чирикали воробьи, захлопали крыльями голуби, покинув свое место у непросыхающей лужи. А малыш из шестьдесят пятой квартиры, безуспешно подбиравшийся к ним, обиженно скривил лицо. Дребезжал по асфальту сине-красный грузовик на трех колесах. Восторженно вопил Вован, обнаруживший последнего спрятавшегося приятеля. В соседнем дворе кто-то оглушительно выбивал ковер. Простучали сандалетами три десятилетних девчонки и скрылись за углом. И в этом гуле окончательно терялся голос Вячеслава Добрынина. Я уже интуитивно дополнял: «Не сыпь мне соль на рану, она еще болит».
Лаура, казалось, ничего этого не слышала, а находилась вне окружающего мира.
Она присела на корточки у начинавшейся гряды деревьев, заслонявших пятиэтажку напротив. Ее внимание привлек крупный черный жук, старательно преодолевающий препятствия на своем многотрудном пути. Королева наблюдала за ним и пять минут, и десять. Я мучительно старался проникнуть в ее мысли. Видимо, ей необходим этот жук, а может, его путь. Может, вычислив маршрут жука, королева отыщет затерянную дорогу. Я терпеливо ждал и вдруг вспомнил полет. Я хотел высказать Лауре слова благодарности, не прозвучавшие вчера, но не решился отрывать ее от дела. Да и речь моя споткнулась бы на середине первого предложения, застопорилась бы, выплевывая куски несвязных фраз, и окончательно увязла бы в моем смущении. Ну почему мысли так гладко складываются в голове, а вот язык, сдавленно ворочаясь, выдает лишь мешанину, готовую развалиться на суверенные составляющие? Вместо застрявших слов я посмотрел на телевышку и горделиво подумал: «А все-таки мы там были!»
Вот надоем я королеве, и исчезнет она вместе с Ыккщщером, найдет другое убежище и будет совершенно права. Ведь она подарила мне полет, а я не в состоянии даже поблагодарить ее за это. Почему потерять значительно проще, чем обрести.
— Ты знаешь, что такое тест?
Вопрос застал меня врасплох и я пробормотал:
— Э… тест. Какой тест?
— Я прочитала у тебя в книге множество тестов. Меня заинтересовали некоторые.
Они выявляют чувства. Можно мне взять ее?
Похоже, пока я спал, Лаура ознакомилась со сборником тестов, валявшихся на столе с периода предэкзаменационного затишья.
— Конечно, королева, — я-то всегда считал, что тесты выявляют способности.
Способности руководить, способности постигать, способности мирно жить с окружающими…
— Я даже изобрела свой тест, — скромно улыбнулась Лаура.
— Так испробуй его на мне, — сказал я, мысленно приготовившись отвечать на вопросы. — Только ручка дома осталась.
— Ручка не нужна, — королева обрела торжественный вид и взяла меня за руку. Я почему-то подумал, что мы сейчас взлетим, и собирался уже отговаривать Лауру от поступка, столь неразумного в дневное время. Но Лаура просто повела меня обратно к дому. Мы остановились у каменных блоков под раскидистыми деревьями вблизи от кирпичного кубика компрессорной с полустершейся надписью «ОГНЕОПАСНО! ГАЗ!»
Эти три серых блока валялись здесь со времен строительства моего дома, то есть всю мою сознательную жизнь. В далеком детстве в щель между ними ловко всовывался пластмассовый зеленый пулемет, и я самозабвенно строчил очередями, выискивая фашистов в окнах правой пятиэтажки. Или играл с девочками в кухню-аптеку-больницу, расставляя по всей поверхности камней крошечную посуду из алюминия, разноцветной пластмассы и даже фарфора. Я давно уже вырос, повзрослел, а они не ничуть не изменились, может, немного лишь вросли в землю.
— Имя теста — Наводнение, — объявила Лаура и вспрыгнула на ближайший блок. Я поднялся за ней и осмотрелся: не видит ли кто? К счастью, у всех имелись собственные неотложные дела, поэтому никто не обращал на нас недоуменных взоров.
— Приготовился? — прошептала королева.
— Да, — кивнул я.
В тот же миг обстановка изменилась. Правая пятиэтажка растворилась в туманной пелене. Левой тоже на месте не оказалось. На всякий случай я не стал оборачиваться назад. Туман поглотил и деревья вокруг нас. А у самых блоков заплескалась вода. Море травы обернулось самым настоящим морем. Спустя три минуты туман рассеялся.
Бескрайний океан воды окружал нас. Свинцовые волны катились из бесконечности в бесконечность. Серое беспросветное небо нависло над нашими головами. Ничего более не существовало кроме воды, воздуха, королевы белых призраков, меня и знакомой мини-рощицы за спиной.
Прямо за нами расположилось двойное дерево. Рядом вертикальной колонной уходил в небо одиночный ствол. Мощный конгломерат корней выкидывал в разные стороны шесть стволов, три из которых тянулись к блокам на полпути от исчезнувшей компрессорной. Далее высилось дерево, напоминавшее две буквы V, соединенные основаниями. С другой стороны из воды торчал тонкий скрюченный ствол, рядом взметнулись ввысь два ствола потоньше. И чуть ближе, между ним и блоками расположились еще два ствола с сухим обрубком, извивающимся змеей.
Все! Больше описывать было нечего за исключением того, что под нашими ногами лежали все те же непоколебимые блоки. Пустые горизонты действовали угнетающе.
Интересно, какие чувства Лаура сейчас читает на моем лице.
— Устраивайся, — сказала королева. — Мы в безвременьи. Наше пребывание здесь продлится бесконечно долго.
Я молча уселся на камень. Да, мир здесь бесконечно скучный. Затем я это произнес вслух.
— Это не мир. Это безвременье. Чтобы окончательно не испугать тебя, я создала уголок твоего мира. Возможно, так ты быстрее освоишься.
А может, это не тест? Может, это ловушка?
Я пристально вгляделся вдаль. Бесполезно. Ни пятиэтажка, ни прилегающие к ней деревья не появились. Мои пальцы коснулись воды. Холодная.
Можно было разораться, закатить истерику, утопиться, выяснять, кто здесь главный, повеситься, обругать всех и все. Можно было ничего этого и не делать.
На меня свалилось времени вагон и маленькая тележка. Следовало извлечь из него пользу в отсутствие средств передвижения, телевизора, радио, книг и инструментов. Выход, как ни странно, имелся.
— Королева, Ыккщщер говорил, что ты посещала множество миров. Расскажи хотя бы об одном.
Лаура словно ожидала от меня этих слов. Она спокойно улеглась в воздухе на уровне моей головы и начала свой рассказ. Сначала я слушал невнимательно.
Голову занимали совершенно иные проблемы. Скоро новый семестр. Не пропущу ли я его в связи с вынужденной эмиграцией? Затем нахлынули воспоминания о моем полете прошлой ночью. Да какой он, к черту, твой?! Наш полет. Наш! Если бы не королева, не состоялось бы вообще никакого полета. Лаура подарила мне полет, а я даже не соизволю вникнуть в суть ее рассказа. Это ведь не лекция для потока, не история для десятка приятелей, не анекдот для пары-тройки друзей. Рассказ для меня. Исключительно для меня. Specially for me. Она вовсе не обязана меня развлекать, а могла бы отвернуться, да спать в свое удовольствие. Правда, призраки не спят. Но Лаура уже умела спать, набирая силы в соответствии с нашей сущностью. Я закрыл глаза, и рассказ Лауры вошел в мою реальность.
Окончательно сосредоточиться я все же не сумел, поэтому картины иного мира заполнялись блеклыми красками, белыми пятнами и черными провалами. Да, Лаура рассказывала неплохо. Но мне-то что? Я-то ведь там никогда не побываю. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. И вдруг меня прорвало. Пусть я еще до конца не верил этим словам, но они все равно должны прозвучать:
— Королева, что тебя больше всего поразило в нашем мире?
— Наверное, солнце, — чуть подумав, ответила Лаура.
— Тогда считай, что я подарил тебе солнце. Ты подарила мне полет, возьми же солнце в знак благодарности. Даже больше. Ты подарила мне ночь, а я дарю тебе день. Весь, с травой, с ползучим жуком, с облаками, с синим небом, — я прекрасно понимал, что надолго запала не хватит. Сначала я возьму фальшивую ноту, потом с очередной фразой в разговор проникнет неестественность. Дипломат из меня еще тот. Но я продолжал говорить о том, что судьба всегда дает человеку шанс. Важно только этот шанс не упустить, а заметить. Поймать за хвост синюю птицу удачи. Что я считаю нашу встречу таким шансом. Что я не могу предвидеть последствий, но готов идти до конца, до края света. В смысле, сидеть с ней тут хоть до бесконечности. Что она подарила мне чувство полета, чего не смог бы сделать никто и никогда. И еще много всего.
Речь моя была сбивчатой, отрывистой. Я спотыкался на каждом предложении, терял связующую нить, пропускал слова, глотал окончания. Но Лаура улыбалась. И я, не задумываясь о хлебе насущном, уяснил, что, наверное, действительно готов остаться здесь навсегда. Просто сидеть и слушать. Проще сказать, мне уже было приятно смотреть на нее, ощущать ее рядом с собой и себя рядом с ней.
Лаура продолжила свое повествование. Я безмолвным собеседником внимал плавной, текучей речи. И, странное дело, провалы исчезли, пятна рассосались, а краски заиграли, словно блики на гранях драгоценных камней под яркими лучами солнца.
«Я не ангел, я не бес. И зачем сюда полез? — недоуменно пытается объяснить бомж Пахомыч невовремя подошедшему хозяину квартиры, а затем бьет на жалость. — Вспомни, ты сам был таким».
Газета бесплатных объявлений — занятная штука. Тысячи людей, горящие желанием купить, продать, обменяться, вырезают купон и на его немногочисленных строчках выражают свои волеизъявления. «Проигрыватель не новый, на запчасти, дешево».
«Старинные иконы, монеты, дорого». И даже «меняю ваучер на мини-трактор» в преддверии грядущей ваучеризации всей страны.
Особое место занимают объявления о знакомстве с непременными требованиями:
«… Без жилищных и материальных пролблем». «… Наличие автомобиля обязательно». «… Не ниже 175 см». «… Блондинку с местом для встреч». «… 23–27 лет. Овна или Козерога». «… Разведенным, судимым, лентяям, алкоголикам и сексуально озабоченным просьба не беспокоиться».
Их я просматривал обязательно, но безрезультатно, так как соответствовал разве что последнему требованию, да и то относительно, потому что ни в какую не стал бы строить гараж собственными руками, копать овощную яму или обрабатывать грядки на своем, слава богу, несуществующем садовом участке.
Обязательным атрибутом был раздел «Разное». На его страничке неведомые мне люди объяснялись в любви, изливали душу, жаловались на трудности, делились проблемами и интересами. Сюда-то и лежал мой путь. Ведь не искать же информацию о любительских фэн-клубах на страницах официальной хроники областных газет.
Повезло сразу. Между двумя бородатыми приколами от законспирированного «Веселого танкиста» я увидел: «Всем! Всем! Всем! Наш клуб им. В. Преснякова приглашает к себе тех, кому небезразличен выдающийся талант величайшего певца нашего времени. Ждем по адресу: ул. Академика Королева, 12».
В Москве по данным координатам располагается Центральное телевидение. У нас любой, прочитавший эти строчки, понимал, что придется забираться к черту на кулички. Мне же улица Академика Королева была до боли знакома. В пятом номере располагалась столовая студенческого питания, а двенадцатым, скорее всего, отмечалась девятиэтажка для сотрудников ППИ. Значит, сегодня, во время законных каникул, придется бросить все дела и ехать на комплекс. Приятным сие событие не назовешь.
Хлопнула дверь спальни, и на пороге появилась Лаура по полной земной форме одежды. Белое платье, видимо, продолжало отдыхать после полета. Лаура улыбнулась, увидев меня. Мои губы также расползлись в улыбке. Но черная тень нашествия незримо реяла над нами и прогнала вспыхнувшую радость.
— Ты не нашел больше никаких клубов?
— Нашел! — счастливо кивнул я. — После завтрака поедем.
— Хорошо, — легонько тряхнула волосами Лаура. — Тогда на кухню. Будешь учить меня готовить завтрак.
В коридорном шкафу опять что-то грохнулось с полки. Ыккщщер выказывал неодобрение. Он считал, что королева ни в коем случае не должна терять остатки своей сущности, следовательно, ей немедленно требовалось отказаться от всяких там завтраков, обедов и ужинов. Очистив картошку от кожуры, я залил сковородку маслом и высыпал на нее получившийся полуфабрикат. На этот раз все обошлось без происшествий.
— А это кто? — спросила наблюдавшая за моими действиями Лаура, кивнув на календарь, когда я выключил газ.
Кто это? Да разве были такие слова, чтобы выразить, что значили для меня изображенные на календаре? Впрочем, цифирки под названиями месяцев всегда оставались позади моего внимания, следовательно, календарь превращался просто в картину. Нет, не просто. Может, для Вас она и виделась кадром, выдернутым из мультфильма. Но для меня это было окном в запредельную реальность. Туда, где я был нужен, где для меня все становилось прекрасно и хорошо. Итак, для Вас слова нашлись. Теперь следовало объяснить их Лауре.
— Это команда спасателей, — начал я.
— Что значит «команда» и что такие «спасатели»?
Да, начало удачным не назовешь. Требовалось подойти с другой стороны.
— Они друзья, потому что всегда вместе. Вот это и называется командой.
Представь, ты прорвалась в новый мир и летишь над ним, а рядом с тобой те, кто тебе особенно дорог, кто тебя понимает и никогда не покинет ни при каких обстоятельствах. Представила?
— А если не рядом, а чуть-чуть позади?
— Королеве положено быть первой? — улыбнулся я. — Конечно, они могут лететь чуть позади.
Лаура улыбнулась в ответ. Судя по всему, картина у нее получилась яркой и впечатляющей.
— А спасатели они, потому что помогают другим выпутаться из трудностей, добавил я.
Королева помолчала, а потом спросила прямо:
— Неужели ты так хочешь оказаться там?
— Конечно! — наверное, со стороны любой мог видеть, как сверкнули мои глаза.
— А почему?
Ну вот, опять отсутствие нужных и убедительных слов. Эх, велик и могуч русский язык, но надо еще уметь им пользоваться.
— Там не бывает скучно. Каждый день что-нибудь новое и удивительное, а то и сверхестественное. Там нет нудных обязанностей, потому что они сами собой превращаются в интересные дела. Там то, что ты хочешь, и то, что надо делать, совпадают, а это, наверное, и есть смысл жизни. Я думаю, что любой из спасателей понял бы и простил мои недостатки. Они это умеют.
— И они приняли бы тебя в свою команду?
Я задумался, ища ответ, и еще раз пристально вгляделся в картину. Спасатели недовольно хмурились, только Вжик с Гайкой натянуто и неестественно улыбались.
Образы героев были искажены и скособочены. Художник не постарался. Судя по всему, для него данное произведение являлось очередной халтурой, и его не заботило ни правописание «resque rangers», ни дальнейшая судьба календаря, появившегося в отсутствие более достойных образцов. Но, глядя на спасателей, глаза мои отметали неточности, выправляли фигуры, придавали плоским образам объем и знакомые черты. И диснеевские персонажи виделись в истинном свете, затмевая свои неудачные копии. Рамки исчезали, и открывался проход в тот самый город, где происходили захватывающие приключения отважной пятерки. Границы разбегались вдаль, а передо мной развертывался целый мир со своей Америкой, Испанией, Англией и Китаем. Мир нарисованный, но все же реальный, надо только хорошенько присмотреться и увидеть. Нашлось бы там местечко для меня?
Наверное. А где? В команде Чипа и Дейла? Вряд ли. Нужен ли вообще шестой спасатель, когда и пятеро дружно и слаженно справляются со всеми испытаниями?
Я еще раз представил серьезного Чипа, улыбающегося Дейла, могучего Рокки, рыжеволосую красавицу Гайку и маленького Вжика. Расступятся ли их ряды?
Раздвинется ли стройная шеренга, чтобы впустить еще одного?
— Нет! — твердо и решительно сказал я.
— Почему ты так не уверен в себе? — возмутилась Лаура. — Подумай сам. Ведь ты говоришь «нет», а в душе надеешься, что тебе скажут: «Да брось ты, не волнуйся, иди скорей сюда, мы тебя давно ждем».
— Конечно, надеюсь, — вздохнул я. — Но для того, чтобы тебя приняли, надо быть хоть чуточку полезным и нужным.
— А ты сразу начинаешь считать себя ненужным и бесполезным? Ты ведь даже не считаешь так. Ты опять надеешься, что они сами увидят твои достоинства и бросятся разыскивать тебя, сломя голову.
— Не увидят, — вздохнул я.
— Могут увидеть, — возразила Лаура, но тут же согласилась. — А могут и не увидеть. А почему бы тебе самому не показать, что ты крайне необходим этой команде?
— Как? — вскричал я.
— Неужели ты думаешь, что кто-то будет наставительно перечислять тебе все возможные способы? Ведь ты можешь придумать их сам! Я даже уверена, что ты уже их придумал.
Я только судорожно глотнул и махнул рукой в угол. Там, в тумбочке лежала толстая тетрадь, до краев заполненная описаниями наших совместных приключений.
В ней шестой спасатель был нужен и зачастую оказывался крайне полезен всей команде. Вот только как прорваться сквозь реальность в их сверкающий мир?
— Да, твое желание велико, — мечтательно улыбнулась Лаура.
Я аж просиял от восторга. Ведь королева побывала в тысяче миров. А что, если она встретила тот самый! А что, если она забросит меня туда прямо сейчас!!!
Королева внезапно погрустнела.
— Извини, — тихо сказала она. — Я не смогу тебя туда отправить. Я даже не подозревала о существовании подобного мира до этой минуты. Но я думаю, что шестой спасатель все-таки нужен, и он сумел бы себя достойно проявить.
Ну вот, как всегда, облом. А я уже видел себя там. И все же…
Неужели мои чувства так явно проявились на лице, что королева прочитала их, как ежедневную газету? Но никто никогда не умел читать хоть что-то по моему лицу. И никому я не стал бы рассказывать про отважную пятерку. И когда я до последней секунды держался у телевизора, где самолет спасателей прорывался через пелену облаков, а мы уже точно опаздывали на дискотеку, даже Борька недовольно бурчал:
Но Лаура — иное дело. Даже если я действительно сдвинулся по фазе — она поняла этот сдвиг! И даже одобрила все мои действия, еще не зная про них! Да нет, так не бывает! Или все же бывает?..
… Через час с небольшим мы подъезжали к Сосновому бору, именуемому «легкими города» по официальным хроникам. Я сидел у прохода в полупустом по-летнему сорок первом, уступив Лауре место у окна. Автобус плавно катил по лесному массиву, выпуская шлейф выхлопных газов. Но Лаура не любовалась колоннадами деревьев, а смотрела себе под ноги. Лишь когда автобус миновал круглое здание компрессорной, Лаура окинула поредевшие островки корабельных сосен и, повернувшись ко мне, сказала:
— Знаешь, мне тоже нравится Филифьонка.
Хорошо, что королева всерьез заинтересовалась книгами, а если бы нет? Что мне делать тогда? Я живо представил повелительницу тьмы, внимательно вникающую в хитросплетения «Санта-Барбары». Нет, не то! А вот видео действительно пригодилось бы. И про приключения команды спасателей мне не пришлось бы рассказывать. Поставил кассету, нажал на кнопку, и Лаура все поняла бы сама.
Да, видео. Голубая мечта советского народа, глотающего слюни, когда речь в «Аргументах и Фактах» заходит о том, что в Арабских Эмиратах обеспечено видеомагнитофонами чуть ли не 92 % семей. Ведь так хочется догнать и перегнать.
И вот уже какой-то умный мужик выдвигает встречное решение: давайте отдадим Японии Курильские острова, а она взамен обеспечит видео каждой российской семье. Но острова остаются в наших владениях. Что, впрочем, радует. Ну, даже если выкупит их Япония, то российский народ получит не магнитофон, а «улучшение уровня жизни на 12–15 % в среднем по стране», что для одного конкретно взятого человека не сулит никаких перемен к лучшему.
Но мечта остается. А народ придумывает, как это обычно бывает, ласковые названия любимому предмету. Появляются «видаки», «видюшники», «видики», «видеомафоны» и прочее, и прочее, и прочее. Не появляется лишь сам вышеупомянутый предмет.
«А у кого родители работают в Бразилии?» — начинают смутно припоминать Вы.
Работают. Так что?! Сколько раз я просил и маму, и папу: «Ну привезите же! Ну не могу я без него!» Ответ мамы был категоричен: «Поставишь магнитофон — обворуют квартиру». А папа с ней не спорил. «Не обворуют», — с надеждой обещал я. Но мама только непреклонно качала головой, а папа опять не спорил. И на ту же сумму мне присылались экзотические фрукты, чтобы организм мой непрестанно укреплялся и не болел. Итак, витаминов мне хватало, но так не доставало видеомагнитофона…
… Часовая стрелка едва преодолела цифру двенадцать, а минутная подбиралась к двойке на моем циферблате. Солнце парило в голубом небе с редкими кучевыми облаками. Стройные стволы сосен укрывали нас от солнечных лучей, оставив лишь узкую полоску неба над дорогой. Дав Лауре полюбоваться лесными пейзажами, я осторожно подхватил ее под руку и повел к белым девятиэтажкам, выстроившимся в ряд. От руки Лауры исходило тепло, а мне почему-то казалось, что она сделана из хрупкого фарфора, который может треснуть от грубого прикосновения.
Стены двенадцатого номера сияли, и только в глубинах лоджий, густо заставленных вещами, прятались тени. Солнце сверкало, отраженное тысячью стекол, и сотни зайчиков лежали на асфальте, траве и сыром песке под сумрачным, чуть покосившимся грибком. Клуб Преснякова мы нашли почти сразу.
Полинявшая табличка голубого цвета с полуобсыпавшимися красными буквами возле одной из квартир первого этажа указывала: «Детский клуб „Орленок“.» Поверх сохранившегося изображения барабана с пионерским галстуком кто-то выцарапал более короткое и неприличное слово. Пионерская символика отошла в историю. На смену ей выдвинулись новые веяния, выражавшиеся золотыми строчками на черной пластмассе: «Клуб поклонников В. Преснякова» «Прием астролога. Время работы с 12–00 до 16–00. Выходные дни: Понедельник, Пятница, Суббота, Воскресенье». По счастью на дворе стояло двенадцатое августа — среда.
Открыв таинственную дверь мы оказались перед выбором. Пустой тесный коридорчик располагал еще двумя дверями кроме той, через которую мы вошли, и уводил куда-то за поворот. Лаура молчала, поэтому я предложил ту, которая стояла перед нами.
Дверь легко открылась внутрь. Перед нашими взорами предстал солидный двухтумбовый стол темно-коричневого цвета. За ним в мягком кресле на роликах, легко меняющим угол наклона, восседал мужчина лет сорока довольно крепкого телосложения. Пальцы его правой руки крепко ухватили козлиную бородку. Глаза из-под круглых позолоченных очков внимательно изучали собеседника. Им являлся ничем не примечательный мужичонка в сером потрепанном костюме, если не считать лица, испещренного синяками и пластырем. Он негромко бубнил, уставившись в стекло столешницы, под которым в единый круг сплетались символы света и тьмы из китайской мифологии. Там же красовалась крохотная цветная фотокарточка Софии Ротару.
— Вот вы говорили, — послышалось там, — что второго августа у меня будет удачный день. Звезды там, то, се. А мне, между прочим, по морде надавали.
— Конечно, удачный, — перебил его обладатель золоченных очков голосом, не терпящим возражений. — Подумайте сами, ведь вас могли убить. Понимаете, убить!
Но расположение звезд плюс прохождение Сатурна через ваше зодиакальное созвездие смягчили неминуемое. Я считаю, что каких-то два выбитых зуба пустяк по сравнению с бесценной жизнью, которую вам удалось сохранить благодаря моему предсказанию.
— Но ведь про битье звезды ничего не говорили, — пробовал еще наступать мужик, уже начинавший догадываться, что деньги ему никоим образом не вернут.
— Звезды не предсказывают всякие пустяки, они лишь указывают нам путь, астролог копался во внутреннем кармане жилетки своей дымчатой тройки, словно сошедшей с обложки «Burda-moden». Глаза его переметнулись на книжную стенку, так как выжать новых деньжат из клиента возможности не предвиделось.
— Два зуба — это пустяки?! — возопил к небу клиент. Затем он покинул обшарпанный стул, метко плюнул в угол и оглушительно захлопнул за собой дверь.
Внимание астролога переключилось на нас.
— Гадание по картам, по ладони, по кофейной гуще? — посыпались предложения. — Предсказание наилучшего дня для зачатия ребенка согласно ваших знаков зодиака?
Гороскоп на следующую неделю? Если вам обоим, то скидка — десять процентов.
— А где здесь клуб Преснякова? — спросил я.
— Левая дверь, — презрительно процедил астролог, моментально утратив к нам всякий интерес.
Мы снова выбрались в коридор и толкнули левую дверь. В отличие от ухоженной комнаты предсказаний здесь нас встретили полумрак и запустение. Под потолком тускло горела лампочка в двадцать пять ватт без всякого абажура. Дневной свет едва пробивался в комнату сквозь серые стекла давно не мытого окна. В комнате витал влажный затхлый запах. Казалось, даже крючья для гардины покрылись ржавчиной. Половину комнаты заскладировали сломанными стульями. Обстановку второй половины составляли стол и шкаф с оторванной дверцей. При ближайшем рассмотрении стол оказался партой, списанной с какого-то ущербного факультета, так как его поверхность заполняли похабные рисунки и четверостишия, пересыпанные матерными словами. Упоминаний о Преснякове рядом с ними не наблюдалось. О назначении сего помещения говорили разве что плакаты кумира, в огромном количестве крепившиеся на облезлых обоях посредством желтого и синего пластилина. Изображения Вл. Преснякова-мл. различных размеров и качества сошли сюда со страниц «Собеседника», «Смены», «Сельской молодежи», «Комсомольской правды», «Ровесника» и других периодических изданий. Сюда же неведомым образом затесалась фотография Юры Шатунова и красочная панорама военного оркестра на фоне Кремля.
Осторожное пошмыгивание носом напомнило нам, что мы тут не одни. За партой обнаружилась высокая худенькая девчушка, уставившаяся на нас огромными глазами.
— Это клуб Преснякова? — решил я подтвердить свою догадку.
— Да, Володи! — восторженно прошептала девочка. — Володенька Пресняков советский Майкл Джексон.
Я не стал возражать, а шепнул Лауре на ухо:
— Смотри. Увидишь талисман — скажешь.
Лаура кивнула и принялась проницательно осматривать вещи.
— А вы корреспонденты? — с надеждой спросила девочка.
— Нет, — ответил я, но, решив не огорчать хозяйку полностью и бесповоротно, добавил. — Пока не корреспонденты.
Королева чуть заметно качнула головой из стороны в сторону, показывая полное отсутствие такой необходимой нам вещи.
— А зачем тогда вы пришли?
— Узнали, что есть такой клуб. Решили зайти, посмотреть, — нашелся я. Может, еще и других певцов клубы имеются. Хотелось бы два-три адреска.
— Не певцов, а артистов, — поучительно заметила девочка. — Талькова еще есть клуб. Где-то у ДК Профсоюзов. Точно не знаю. Но Володя лучше! Тальков все, а Володеньке еще петь да петь.
— Спасибо, — кивнул я и отступил на шаг к двери.
Увидев, что мы собираемся уходить, девочка решительно выскочила из-за стола.
Ее нога зацепила невзрачный проигрыватель старого образца и стопку пластинок с густым слоем пыли на них. Вещами этими давно уже не пользовались.
В мгновение ока девочка преградила дорогу. На ее руке красовалась красная повязка с выведенными по трафарету буквами «Добровольный Дежурный». Пальцы сжимали банку со сплющенным верхом. Судя по обрывкам наклейки, там когда-то хранилось сгущенное молоко.
— Внесите хотя бы пожертвования, — заявила дежурная.
Я молча положил в банку бумажный рубль, памятуя из западных книг, что за информацию надо платить.
— Это все? — возмутилась девочка, с надеждой глядя на Лауру.
— На двоих, — разуверил ее я, вспомнив габровские анекдоты. Копейку класть не хотелось. Мелочь уже исчезала из обращения и грозила в скором времени превратиться в нумизматическую редкость.
Немного огорченные неудачей, мы побрели обратно к остановке. Особо печалиться не следовало. С первого раза везет только в короткометражных фильмах.
Вдобавок, у нас имелось примерное указание расположения очередного фэн-клуба.
К моему огромному удивлению народа на автобусной остановке собралось предостаточно. Странная картина, учитывая летнее время. Знакомых лиц мне не встретилось, поэтому мы с Лаурой забрались в прохладную тень под крышей автобусного павильона. Вслушиваясь в чужую речь, я уяснил, что передо мной собрались представители из соседнего корпуса, химики-технологи. Вступая в рыночные отношения, администрация дала указание заведующим кафедрами провести подготовительное собрание по поводу самоокупаемости высшего образования. Суть выступления сводилась к тому, что в связи с введением свободного распределения возникал вопрос о внесении некоей платы за получение диплома. Плату предполагалось взимать с организаций, куда отправлялся работать выпускник, или с самого выпускника, если организация не желала пускаться в непредвиденные расходы. Новость повергла большинство старшекурсников в глубокое уныние, так как добрая половина из них еще не представляла места своей будущей работы. Те же, кто трудился в будущей конторе, весьма правильно предполагали, что начальству гораздо выгоднее пригласить специалиста со стороны, чем выкладывать энную сумму за студента без опыта практической работы.
Поиски талисмана внезапно утратили для меня актуальность. Я то нигде еще не работал, все практики проходил на кафедре и там же делал диплом по вечной теме «АСУ — Деканат», внося доработки и усовершенствования к предыдущей версии. За меня никто платить не собирался, а лишних денег я тоже не имел. Плачевные перспективы. По дальнейшим обрывкам разговоров я понял, каким хитрым маневром удалось завлечь сюда такие массы учащихся. Оказывается, августовскую стипендию на этом факультете будут давать только тем, у кого в зачетке стоит штамп «Допущен». А стоит он только у участников собрания, да у друзей, зачетки которых неведомым образом все же отметились у заведующих кафедрами. Следовало срочно поинтересоваться грядущими планами нашего декана. Дурные приметы заразительны.
Народ шумел, возмущаясь новыми порядками, а сорок первый появляться не спешил.
Из-за дальнего поворота дороги показались сперва одиночки и пары, а затем возник устойчивый поток дополнительных студентов. По-видимому, в машиностроительном корпусе проводилось аналогичное собрание. К образовавшейся толпе скромно добавлялись бедолаги, проходившие практику на комплексе, и лицеисты, утрясавшие вопрос поступления в институт на соответствующие факультеты. Отдельной группой в стороне собрались преподаватели и сотрудники, которым тоже требовалось в город.
Я отработал практику досрочно, поэтому спокойно сидел с королевой призраков на холодном бревне, приставленном вместо скамейки к задней стенке павильона.
Морщинистую кору толстого дерева выкрасили в оливковый цвет под общий тон.
Местами на поваленном стволе виднелись засохшие отпечатки грязных подошв.
Радостно пищали неисчислимые полчища лесных комаров, предвкушавших обильное угощение.
Проследив взгляд Лауры, я увидел черного жука, родного брата-близнеца того, что встретился нам перед наводнением. Он деловито полз по асфальту, торопясь к правому углу, затем остановился, покрутился на месте и, не мешкая, отправился в противоположную сторону, выровняв вскоре курс параллельно бревну. Вот кому повезло! Вот кого нисколько не волновали проблемы свободного распределения. Я невидящим взглядом уткнулся в толпу и погрузился в тяжелые думы. Туманное будущее — вот, что заботило меня теперь больше всего. Имело наивысший приоритет, как выразился бы в данном случае отличник нашей группы, да и всего нашего курса.
— Зачем? — недоуменно зашептала Лаура.
Я снова кинул взгляд на жука. Перевернутый на спину, он отчаянно размахивал четырьмя уцелевшими лапками. Задняя его часть размазалась по серой плоскости асфальта. Жук еще жил, но ждавшие его неведомые дела так и останутся теперь незавершенными. Хорошо, что я не мог видеть его глаза.
— Почему он это сделал? — с горечью спросила меня Лаура, кивнув в сторону парня в очках и неброском синем спортивном костюме. Он нервно ходил взад-вперед, судя по виду, крупно опаздывая на какое-то чрезвычайно важное мероприятие. Спешивший жук ненароком оказался под высокой подошвой кроссовки «Reebok».
— Нипочему, — пожал плечами я. — Он же его просто не видел. Ты разве никогда не давила жуков случайно?
— В моем мире нет таких крохотных существ. А жизнь обитателей других миров не принадлежит нам. Мы не можем продлять или обрывать ее. Мы не вправе изменять ее к лучшему или худшему. Правда, несколько раз нам приходилось обороняться, но и только. Перед нами не стояли такие проблемы. Призраки не имеют чувств.
— Тогда какое тебе дело до разных букашек?
— Сейчас во мне есть чувства! Если у вас так просто уничтожить существо без видимых причин только лишь потому, что оно случайно попало под ногу, то не окажемся ли и мы с тобой под чьей-нибудь ступней?
— Нет, нет, что ты, — успокоил я ее. — Люди — главные в этом мире. Нет таких гигантов, которые посмели бы уничтожить людей. Если людям и надо кого-то бояться, то только самих себя.
Лаура замолкла. Но я почувствовал настороженность в скорбном молчании королевы, видевшей тысячи миров и миллионы различных жизней.
Взгляд мой снова упал на жука. Лапки его продолжали дергаться в безысходности.
И в эту секунду мне, убивавшему малюток-вампиров вкупе с противно жужжащими мухами, вдруг стало несказанно жаль оборванную жизнь агонизирующего существа.
Жизнь жука и жизнь людей неслись в разных плоскостях, но им суждено было сойтись в одной точке. Человек, не заметив, растоптал чью-то судьбу и отправился дальше по своей траектории, всецело занятый собой. А разбитая плоскость доживала последние секунды. А вот также могут когда-нибудь рассыпаться и мои осколочки. Возможно, и ждать долго не придется. Черная тень уже падает. Когда она коснется меня? Через неделю? Завтра? В следующую секунду?
Люди, живущие на Земле, царят над природой. Ждут автобус, гуляют с детьми, работают, копаются на участке, в конце концов. Но кто знает, может, мы — бесполезные букашки в глазах неведомых сил, твердо шагающих к своей цели. В сознании снова всплыл образ черных призраков, о готовящемся вторжении которых никто из людей и не подозревал. Огромный черный башмак уже взметнулся ввысь, готовясь между делом прихлопнуть население нашей планеты. А население пребывало в счастливом неведении, полностью погруженное в великое множество разрешимых и неразрешимых проблем своего существования.
Автобус, между тем, все не ехал. Предлагалось два варианта. Либо следовать до Блочной, а затем до Соснового бора, где ловить на перекрестке или шестерку, или тридцать девятый, которые тоже не баловали своим частым посещением. Либо ждать до упора, не сходя с места. Впрочем, с места сойти не представляло трудностей. Вопрос — зачем? Столовая закрыта на летний ремонт. Оставалось посетить булочную и аптеку, содержимое которых не представляло интереса для нас с королевой.
Я в десятый раз ознакомился с двумя висевшими на стенке объявлениями. Первое из них взывало: «Вспомните о Боге. Кришна ждет вас». Далее следовал длинный список литературы, с которым должен ознакомиться каждый, кто желал познать свет истины. Второе прямолинейно предлагало: «Всем! Новая коммерческая игра „Политехник“. Затраты окупаются уже на первом этапе. Выигрыш не ограничен.
Спешите, игра только началась! Акции „Политехника“ Вы можете приобрести в аудитории 122 главного корпуса ППИ». Была нужда всучивать четырем охламонам по акции с тем, чтобы в отделенном будущем твой адрес оказался на вершине пирамиды. Или не оказался. Тем более, что среди моих друзей охламонов не было.
Тот же Борис скорее организует собственную пирамиду, чем станет покупать чужие акции и отсылать деньги всяким хитрецам.
Сорок первого как не бывало. Менее стойкие слои населения удалялись в сторону Блочной. В иные времена я последовал бы их примеру. Теперь же, памятуя о неподготовленности королевы к долгому пути в туфлях с каблуками, я не стал покидать насиженного места. Конечно у Блочной можно перехватить частника. Но где деньги?
Основная масса учащихся занималась кто чем. Где-то слева бойкий девичий голос обсуждал «Красотку» с Джулией Робертс в главной роли. По центру пятерка шутников подкалывала друг над другом и травила анекдоты про философию и военную кафедру. Около павильона сплоченная группа оживленно вспоминала золотые деньки в колхозе, а также празднование экватора в «Орбите». У столовой кто-то задумчиво пинал кирпич. На невысоком холме расположились люди, не привыкшие терять время зря. Они разделись до пояса и загорали, лежа на теплой траве. Все прелести жаркого августовского дня проносились перед моими глазами, а в голове витал несбыточный проект электронной карты маршрута сорок первого, на которой светящиеся точки показывали бы, сколько автобусов на линии и где каждый из них находится.
Прошло время обеда. Я уже успел отметить, что на Лауру комары не реагировали, а народ устал. Некоторое оживление проходило по толпе, когда из-за поворота выворачивало очередное транспортное средство. Им могла оказаться легковушка или грузовик. Народ завопил от радости и тут же стих, перепутав автобус с экскаватором той же масти. Но не было желанного желтого силуэта. Автобусов сорок первого маршрута словно вообще в природе не существовало.
Терпение подходило к критической точке. Хотелось хоть что-нибудь сделать.
Пытаться погнуть ограду или вволю наподдать стене автобусной остановки в присутствии королевы несолидно. И я принялся вычерчивать на песке квадрат с диагоналями, безуспешно пытаясь выполнить рисунок, не отрывая палочки от земли и не проходя по одной линии дважды. Ученые уже давно доказали невозможность данного действия, но внутри меня оставалась теплиться надежда, что существует нестандартное решпение, позволяющее все-таки привести задачу к блестящему завершению.
И тут откуда-то с глубин до меня донесся звук. Начавшись с негромкого возгласа, выражавшего невнятную надежду, он рос и ширился, лихо разлетаясь по окрестностям. В нем воедино сплелись восторженные крики, многоногое топанье, увесистое похлопывание по спинам, шелесты и шорохи, свидетельствующие о том, что сумки, авоськи и кульки переводились из походного в боевое положение.
Когда звук, наконец, достиг размеров громкогласного победного «Ура!» славных русских дружин, это могло означать только одно — он едет!
К свершившемуся событию подходить следовало диалектически. Беглого взгляда достаточно, чтобы в очередной раз доказать вечную истину: все не сядут. Теперь можно уже начинать правильный выбор позиции, дающей в любом случае приемлемый результат. Мне-то опыта было не занимать, но действия осложнялись присутствием Лауры. Как поведет себя королева, оказавшись стиснутой со всех сторон?
— Держись за меня, — шепнул я ей. — Ни в коем случае не отпускай.
Лаура метнула в меня испуганный взгляд и цепко ухватила своими пальчиками мою левую руку повыше локтя. Предчувствуя скорую посадку, толпа восторженно орала.
Нас уже сдавили и со всех сторон, как и предполагалось. Сзади нетерпеливо напирали те, кто не позаботился занять место в первых рядах заранее. Спереди отступали эти самые первые ряды, опрометчиво вырвавшись на середину дороги. Но я стойко держался на месте, подталкиваемый напором в спину. Инстинкт самосохранения заставил отступавших просочиться в незаметные щели, неизвестно как отыскавшиеся в наших сплоченных рядах, или вдавить своими габаритами назад менее стойких товарищей. Четко следуя своим правилам, я оказался во второй шеренге страждущих, что давало неплохие шансы в предстоящей посадке.
Добравшийся до нас водитель оказался на редкость совестливым человеком.
Десятки раз другие, завидев гигантскую толпу, скопившуюся за время непредвиденного отсутствия остальных автобусов, спокойно проезжали мимо остановки и высаживали народ возле поворота. Тогда в автобус попадали только те редкие счастливчики, обладавшие резвыми ногами и трезвой головой, заставившей их вовремя рвануть за автобусом. Наиболее осторожные водители, заботясь о вверенной им государственной машине, тормозили уже за поворотом. В этом случае даже самые быстроногие участники забега не успевали достичь желанных дверей за отведенное время, хотя не обходилось и без счастливых исключений. И если на оживленной городской улице солидный человек с дипломатом вдруг резко ускоряется, без труда догоняя покинувшего остановку желтого представителя общественного транспорта, а затем уверенным пинком раздвигает казалось бы нерушимые двери и отработанным движением легко и изящно запрыгивает в салон, знайте, это он — боец старой закалки, прошедшей суровую школу сорок первого.
Проскочит или не проскочит? У поворота я, разумеется, его бы не упустил, но как быть с Лаурой? И вообще, кто-нибудь может представить себе королеву, бегущую за автобусом?
Но нет! Ближний к нам оранжевый прямоугольник фары ожил, показывая, что встреча неизбежна. Первая шеренга предприняла героические усилия, дабы оттеснить толпу еще на несколько сантиметров. Мы не сдавались и сопротивлялись не менее упорно. У водителя, однако, не было желания заканчивать оставшиеся до пенсии дни в тюрьме, похоронив под колесами «Икаруса» пару-тройку студентов.
Он тормознул, не сворачивая к остановке. Движение надежно перекрылось, красные «Жигули» недовольно гудели, зато, возможно, на этот раз была спасена жизнь какого-нибудь будущего президента России.
Ни на йоту не отступая от своих правил, я рванулся к ближайшей двери, сократив на полметра расстояние до нее. Затем я боком протиснулся мимо еще двух конкурентов, блаженно хлопающих ушами. С шипением и лязгом отворились двери, и первые счастливчики уже запрыгивали в салон.
— Ребята, пустите! Дайте же выйти! — отчаянно взывал к учащейся молодежи бородач культурного вида. Где там! Развернувшаяся картина напоминала не менее чем прорыв плотины, когда мощный поток летит вперед, сметая любые преграды с пути. Крики бородача донеслись снова, но уже из глубины салона. Затем он замолк. Коротко посочувствовав бородачу, я произвел решительную перестановку сил. Мой мощный рывок вытащил Лауру вперед и пристроил ее за спину какому-то здоровяку. Он, словно ледокол, неуклонно продвигался вперед, отшвыривая более юрких и нахальных во все стороны. Как караван кораблей мы следовали за ним, пресекая попытки посторонних людей втиснуться между нами. Добравшись до двери, я приподнял ошеломленную королеву за талию и поставил ее на первую ступеньку.
Затем мне достался могучий удар в спину, чуть не сбивший меня с ног. Я с трудом повернул голову назад, а ноги уже автоматически шагнули на подножку.
Там, на крыше автобусного павильона, кто-то, донельзя довольный, стрекотал кинокамерой, предвкушая в будушем вполне заслуженный главный приз на Парижском фестивале документальных фильмов.
Ну все! Я судорожно перевел дух, знаменуя окончание первого этапа. По крайней мере, автобус без нас не уедет. Теперь следовало проявить максимум быстроты и сообразительности. Глаза еще только успевают наметить свободное сиденье, а ноги уже делают прыжок к цели. Руки тем временем метко бросают сумку или пакет, чтобы сбить конкурентов с толку и выиграть доли секунды, за которые тело успевало добраться и приземлиться на застолбленное место.
Но на этот раз у меня не было сумки, зато мои движения сковывала хватка Лауры.
Разумеется, все не занятые пока места можно уже считать потерянными. Наиболее спокойная территория в гармошке была заставлена двумя запасками. Однако, просверлив взглядом весь салон, я успел втолкнуть королеву на отличную площадку, образованную углом окна и перегородки, отделяющей гармошку от первой половины салона, а также одиночным сиденьем, на которое секундой раньше плюхнулся взъерошенный второкурсник. Последним движением я сдвинул форточку, не дав Лауре скончаться от недостатка кислорода. После меня поволокло по течению и притиснуло к другому борту. В бок сразу же впился угол спинки, а по правой ноге уже прошлись не два и не три раза.
Где-то далеко-далеко начали захлопываться двери. Еще предпринимались последние попытки ввинтиться в монолитную массу студентов, уцепиться за поручень, втиснуть вслед за ногами и голову, оставить дверь за спиной и блаженно навалиться на нее. Кое-кому они даже удавались. Но вот автобус пришел в движение, отделив счастливчиков от тех, кому предстояло участвовать в следующих штурмах, чтобы пополнить плотность прохожих центральных улиц, выбравшись из очередного сорок первого.
Салон укомплектовался полностью — на двести с лишним процентов. По его черному стершемуся резиновому полу не удалось бы пробраться даже мышке. Люди стояли так плотно, что я не мог развернуть голову. Слева мое ухо было вжато в грудь некоего потенциального баскетболиста, а справа болтался пакет с красной «Нивой», то и дело норовивший царапнуть меня своим острым ребром. Так я и остался стоять, упершись взглядом в правый угол кабины. В переднем окне вырисовывалась грандиозная панорама. На голубом небе объявилась лавина далеких кучевых облаков, перед которыми померкли высоченные сосны с обеих сторон дороги. Казалось, автобус стремится не завершить петлю у стен машиностроительного факультета, а отправиться в неведомое путешествие к таинственной серо-желтой горе, чья вершина вырисовывалась над горизонтом по нашему маршруту. Но водитель не питал страсти к путешествиям, а лишь выполнял свою работу. Поэтому он повернул влево, оставив еще никем не открытый горный массив за пределами досягаемости моего взора.
Немного сбавив скорость, автобус проследовал мимо собравшейся толпы, правда, менее многочисленной, чем у столовой. В правом окне проплыли унылые лица, как у зверей в зоопарке. И здесь нашлись свои герои, пытавшиеся оглушительными пинками приоткрыть двери на ходу. Но прислонившиеся к дверям студенты отчаянно обороняли свои посты. Дверь — это не только вход или выход, но и надежная точка опоры. Согласитесь, гораздо удобнее лежать спиной на двери, чем находиться в подвешенном состоянии и выслушивать ругань от всех, кому ты то и дело опускаешься на ноги.
Также не останавливаясь, автобус поднялся в горку и проехал мимо общаг.
Несколько парней, еще не разуверившихся в светлом будущем, рванули за удаляющимся студентовозом, но, как и обычно, светлое будущее осталось недосягаемым. Медленно тянулись минуты. За нашими спинами осталась Блочная. У Соснового бора автобус впервые остановился. Толпа нехотя отклеилась от дверей и выпустила четверку, поспешившую на свою остановку. Впрочем, для меня ничего к лучшему не поменялось.
Сотни глоток и носов засасывали последние крупицы свежего воздуха. Кривая на графике температуры внутри салона неуклонно взмывала вверх. Меня окружали раскрасневшиеся от нестерпимой жары лица. Струйки пота катились по моему телу.
Открытые люки в потолке погоды не делали. Скосив глаза вниз, я обнаружил еще одну причину своих мучений. Какой-то добрый человек вырвал кусок обивки и старательно очистил от мягкой прокладки трубку каркаса. Край этой трубки теперь мстительно сверлил мне бок, а я не мог сдвинуться ни на сантиметр, кусая губы от боли на ухабах. Впереди еще только показывался далекий город, следовательно, моя адская пытка могла продолжаться еще минут десять (а то и все двадцать). Я искренне порадовался за Лауру, расположившуюся у форточки.
Впрочем, и для меня это была не самая плохая поездка. Нам еще предстояло проехать мимо деревенского пейзажа улицы Борцов Революции, преодолеть километровый мост через реку и простоять нескончаемую паузу перед светофором, прежде чем автобус застынет у корпусов военного училища и выплюнет первую солидную порцию пассажиров…
… Солнце уже скрылось за силуэтами многоэтажных домов. Синь неба стала наливаться тьмой. Пока еще далекой. День уступал владения ночи, та не спешила брать их в свои руки. Лаура и я шагали по плитам мимо главных дверей Дворца культуры Профсоюзов. Пообедав (или поужинав) в «Спутнике» мы гуляли по городу, досушивая вымокшие насквозь одежды. Лаура, к моему удивлению, не избежала общей участи. А у нее даже не нашлось слов, она просто прижала мою ладонь к правому боку, чтобы и я почувствовал влажную ткань блузки. Струйки пота оставили следы на ее лице, хотя оно ничуть не порозовело. Я лишь развел руками, показывая возросшую степень очеловечивания королевы призраков.
После «Спутника» скудное содержимое моего кошелька заметно сократилось. Как ни крути, срочно требовалось продать что-то еще. Но Лауру наше бедственное положение никак не должно волновать. Это исключительно мои проблемы. Слава богу, хоть Ыккщщер ничего не требовал, а скромно жил в коридорном шкафу, исчезая по ночам на разведку.
С момента нашей встречи Лаура ни разу не пожаловалась на усталость, на скуку, на жару, на великоватые туфли и никогда ничего не просила. Удивительная скромность для королевы. Зато она умела получать радость от солнечного дня, от созерцания людей, идущих навстречу, деревьев, машин, от бесконечных путешествий по городу. Мне тоже нравилось без видимой цели шататься по окрестностям хоть целый день, лишь бы погода не портилась. Только я любил бродить по центральным улицам с их столпотворением и обилием магазинов, а Лаура подолгу задерживалась в тенистых переулках.
Наблюдая за счастливой королевой, что-то сдвинулось у меня внутри. Появились обрывки далеких воспоминаний. Последний снег, укрывшийся под кустами, когда тысячи людей расходятся с демонстрации в первый майский день. Яркие шары и флажки. Боевые революционные песни. Пахнущая лесом елка, украшенная блестящими игрушками. Мигающая гирлянда, отбрасывающая на стены и потолок причудливые тени, в которых вдруг угадывался громадный силуэт хрупкого шара или стеклянной сосульки. Мерцающие звезды в новогоднем небе. Луна, обведенная странным, пугающим кругом, предвещающим морозы. Ничего подобного рядом со мной сейчас, конечно же, не было, но оно словно пряталось где-то неподалеку, выказывая присутствие невидимыми волнами.
Я искоса разглядывал лицо Лауры. Его плавные изгибы. Глубокие впадины глаз, где призрачная бледность переходила в сумеречные тени. Яркие губы без всякой косметики. Ровную поверхность носа. Черные ниточки бровей. Пушистые ресницы.
Бирюзовые глаза, в которых плясали веселые блики отражающихся ламп и фонарей.
Чуть приоткрытый рот, в котором блеснул ровный ряд белоснежных зубов.
Роскошное облако волос скатывалось на спину и не мешало мне любоваться ее лицом. Теперь я уже находил его довольно симпатичным. Кроме того, и Синди Кроуфорд, и Линда Евангелиста, и Дерил Ханна все равно уже замужем. В любом случае и им, и миллионам других женщин никогда не было, нет и не будет дела до моей скромной персоны. Хоть умри я завтра, хоть вознесись на небо, похищенный летающей тарелкой, хоть провались сквозь землю: никому от этого не станет ни жарко, ни холодно. И только Лаура шла со мной рядом, только ей было интересно мое присутствие, мои чувства, которые я никак не мог выразить вслух, разве что когда меня прорывало. Я давно уже разучился делать себе праздники. Но благодаря Лауре моя жизнь вырвалась из колеи серой скуки. В мечтах я надеялся, что королева призраков явилась в мой мир из-за меня. Смешно, конечно, строить такие предположения относительно самой настоящей королевы, но так хочется иногда почувствовать себя хоть кому-то нужным.
Внезапно Лаура дернула меня за руку. Я резко обернулся. Лицо королевы посерело от ужаса. Беглым поворотом головы я окинул трамвайную остановку.
Приближающаяся сцепка вагонов, люди, готовящиеся к посадке, черная дворняга.
Все как обычно, ничего сверхестественного. Но ощущение праздника как волной смыло.
— Черные начинают вторжение, — быстро зашептала королева. — Сегодня ночью, — она покачала головой из стороны в сторону. — Если мы не найдем талисман прямо сейчас, то уже ничего не исправить. У меня слишком мало силы.
She breathes a sigh, watching as her life goes by
Caught in the trap of a workin'-day world
Tired of just being somebody's girl
She's feelin' her frustration buildin' up inside
But tonight, she's gonna give it up
Break the chains and let it out
Tonight, she'll say «I've had enough» I'm never going back
Какая Василиса лучше: прекрасная или премудрая? Еще несколько лет назад, в пионерском прошлом, такой вопрос не вызывал бы ни малейших раздумий.
Однозначное предпочтение отдавалось второму варианту. Даже пионервожатых независимо от пола рисовали в очках и с большой книгой в руках. Но уже в юные годы в голове начинали копошиться не совсем правильные в идейном отношении мысли. Представьте-ка Марью-царевну в очках. Что-то не то. Не так ли? Я и сейчас отлично понимал, как важно встретить в жизни человека с великой душой.
Но почему так хотелось, чтобы у нее было еще и красивое лицо в придачу, стройная и вместе с тем пышная фигурка, и… дальнейший список можно не оглашать ввиду его исключительной нескончаемости, ибо предела желаниям не существует. В общем, складывалась крайне пренеприятнейшая (опять же в идейном смысле) ситуация. Она напоминала сюжет известного мультфильма, когда на вопрос кролика: «С чем тебе хлеб? С медом или сгущенкой?» Винни-Пух мудро отвечал: «И с тем, и с другим. А хлеба можно вообще не давать.» Ну ладно, ладно. Возьмем за аксиому (хотя и спорную), что идеала не существует. Кто же тогда остается на нашу незавидную долю?
Вариант первый. Сокращенно «Sex». Изумительно красивая женщина, в облике которой все совершенно до невозможности. Сексапильная, одним словом. По английски снова можно назвать короче — «Vamp». Идеальный вариант? Как бы не так! Для поддержания формы требуются все возрастающие расходы на бассейн, сауну, тренажерный зал, аэробику, шейпинг (кстати, кто знает, что это такое?).
Из всего перечисленного многообразия я мог предложить один, правда проверенный веками способ — голодание. «Жмот, скряга!» — негодующе скажете Вы. Извините, но с пустыми карманами, пополняемыми раз в месяц стипендией, трудно быть щедрым и расточительным. Зато в перерывах между стипендиями можно вволю наиграться в экономиста, стремящегося различными способами вывести свой желудок из долгого и продолжительного кризиса, успокаивая себя оптимистическими лозунгами типа «500 дней» или «Если к осени не станет лучше, я лягу на рельсы».
А я ведь еще не упомянул про рестораны — непременное место блистания секс-красоток. Все упиралось в деньги. Конечно, мне никто не мешал стать бизнесменом. Впрочем, с таким же успехом я мог попробовать свои силы в роли морского царя. Ладно, предположим, что «Vamp» будет блистать на работе. Тут ведь нужен глаз да глаз. И пока на свете не перевелись охотники за чужим счастьем с широкими жестами и наглыми глазами, не ведающими преград, намечался крайне неутешительный результат. Чтобы удержать такую женщину рядом с собой надо по крайней мере записаться в супермены. Не стану отрицать, я был им.
Правда всего два раза и весьма непродолжительное время. И особенно неприятно было просыпаться, выходя из образа. Оставалось признать, что Василиса Прекрасная не для меня.
Но и среди премудрых встречались очень привлекательные особы. Посмотрим, что ждало меня здесь. Второй вариант — хозяюшка. Все мысли такой женщины о доме, о порядке, о садовом участке и т. д. и т. п. Положительные стороны чистота.
Отрицательные стороны — опять же чистота. «Что ж плохого в чистоте?» недоуменно спросите Вы. Ну как бы покультурнее выразиться. Представьте, что вы несетесь сломя голову, домой через полгорода и, наконец врываетесь в уборную, ликуя про себя: «Успел!». Бывает в жизни такое, не спорьте. Но вот щелкает шпингалет, Вы покидаете единолично занятую территорию, оказываетесь в пределах коридора и видите спешащую к Вам навстречу жену со странным выражением лица.
Да, да, Вы правильно догадались. Вместо вопроса «Как дела, дорогой?» Вас ожидает грандиознейший скандал по поводу неснятых ботинок и грязных следов на полу. Но это еще не худший случай. Предположим, Вам достался вариант второй со звездочкой. Звездочка означает резко усиленную хозяйственную активность жены.
Следовательно, выходные Вы проводите на приусадебных шести сотках, горбатясь с утра до вечера весь летний отпуск там же. Осенью Вам предстоит заготовка грибов, ягод, овощей и фруктов, а так же посильная помощь в их консервации.
Зимой и весной осуществляется ремонт квартиры. И если вечером Вы участвуете лишь в ежедневной уборке и маленькой перестановке мебели, то на Вашем лице играет блаженная улыбка. А чтобы окончательно не превратиться в домашнего рабочего вола, Вы засиживаетесь на работе до позднего вечера, решая текущие дела в спокойном темпе и наслаждаясь тишиной и покоем.
Но, положим, работой увлечены не Вы, а жена. Это уже вариант третий деловая женщина. Женщина, делающая карьеру. Теперь Вы понимаете, что такое домашний труд целиком и полностью. Жена исчезает рано утром, появляется поздно вечером, а в воскресенье упорно изучает деловые бумаги. На Ваши плечи автоматически ложится стирка, готовка, мытье посуды, походы по магазинам и тысячи мелочей, незаметно отбирающих время до последней секунды. Где блаженное чтение газеты перед телевизором, на экране которого футбол, хоккей или профессиональный бокс? В мечтах Вы видите, как Добровольский изящно отправляет мяч за спину опешившему от неожиданности вратарю, а в действительности Ваши ноги несут Вас к очередному магазину. Плюсы — при головокружительной карьере жены в доме появляются посудомойка, суперсовременная стиральная машина, микроволновая печь, а гол Добровольского Вы наблюдаете на экране с диагональю больше метра.
Минусы — при продолжительных раздумьях Вы догадываетесь, что и сами могли бы это все приобрести, если бы не ленились в молодости и приложили бы должное старание к развитию собственных способностей.
И, наконец, печальный четвертый вариант — ждущая женщина. Она постоянно погружена в мечты и строит себе хрустальные замки. Нет, Вы не стоите в стороне, но, пытаясь помочь ей в строительстве первого из них, обнаруживаете, что это — поездка на Канары. Ну вот хочется ей на Канарские острова, и все тут. И Вам хочется? Понятное дело. Но Вы как-то миритесь с невозможностью данной поездки из-за вечной нехватки финансов, а она не умеет. И Вы даже сочувствуете ей, но что делать? Вам то ясно, что Канары вряд ли будут достижимы в будущем, а вот ей нет. Она погружена в мечты, она ждет, что придет день, и все изменится раз и навсегда. Но пока жена разочарована в текущей жизни и злится на нее и на Вас, что Вы не можете понять, как ей важна эта поездка. А Вы злитесь на жену и на себя за то, что ей плохо, а Вы не в силах помочь. Плюсы. Вы — истинный хозяин дома. Минусы: наблюдая за женой, можно догадаться, что она находится в ожидании не только поездки на Канарские острова, шикарного автомобиля и гардероба от Крдена, но и прекрасного принца, на которого Вы, мягко говоря, не тянете.
И тогда представительницы прекрасного пола… Что, они уже бросили бесполезное чтение, нарисовали пару злобных лозунгов и выстроились в демонстрацию феминисток. Остановитесь, прислушайтесь к моим словам, пока я еще могу докричаться. Настоящий мужчина не остановится ни на одном из предложенных вариантов, а сделает Вас единственной и неповторимой. На свете еще остались настоящие мужчины. Вот только как ни печально, но… Приходилось признать, что к ним я не имею никакого отношения. Да и все мои рассуждения исходили из полного незнания обсуждаемого предмета. Как бы Вы отнеслись к спору трех средневековых ученых о том, из чего же все таки сделано небо: из нефрита, из лазурита или из огромного сапфира.
Нет, книга все же захлопнулась, и маленькие ножки унесли их обладательницу из комнаты навстречу более важным делам. Ну вот, так всегда. Девушки исчезли.
Никто не захотел остаться рядом со мной. Никто. Душа продолжала гнить, ржаветь и разрушаться. Мое самосознание замерло, законсервировавшись в стенах собственной квартиры, выстроило свой маленький мирок и прочно отгородилось от чужих бед и несчастий, научившись их не замечать. Я часто ловил себя на мысли, что встал бы в один ряд с героями любимых фильмов, протянул бы им руку помощи, выручил бы в трудную минуту при любых обстоятельствах. А вот послать десятку по газетному объявлению нуждающимся в помощи — это не я, это на почту надо тащиться, да и десятка нужна самому. Я ведь не миллионер какой-нибудь, пусть нуждающимся более богатые помогают. Поэтому чужие проблемы воспринимаются как досадные неудобства, помехи в создании собственного комфорта. А в скором будущем я, наверное, уже стану думать о чужих неудачах не иначе как с радостью, с облегчением, с чувством того, что на следующую ступеньку жизненной лестницы претендует уже меньшее количество конкурентов. Шла твердой поступью новая эра, эра равнения на запад, эра изворотливости и крепких локтей. Фильмы и книги 60-х с теплыми компаниями, с искренней дружбой, с чистой любовью воспринимались теперь незатейливыми сказками. «Это и были сказки!» — воскликнет кто-нибудь из экранных умников. И все-таки было что-то светлое, было, было… Но теперь растащилось по отдельным квартирам и лозунгам «мой дом — моя крепость». Из тех далеких времен вспоминались и стандартный набор серых ширпотребовских вещей, и очереди за продуктами. Но я никогда не забывал о полном отсутствии мата на улицах, решеток на окнах и массивных металических дверей необходимости нашей теперешней жизни. Я понимал, что дальше будет еще хуже, но знал — мне ничего изменить не дано. Время героев-одиночек еще не настало, а дружные компании превратились в сплоченные бригады, выбивающие деньги и жизни со всех сторон. Я не хотел в такие бригады, даже если бы и представилась возможность. Я не мог ударить кого-нибудь. Особенно тех, кто внутренне походил на меня. А именно им сейчас доставалось больше всего. В ином случае мне предлагалось заткнуться и затаиться, что я, впрочем, с успехом и делал до сего дня. А нужен ли такой успех? Серое существование уже начинало порядком надоедать. А ведь мне всего двадцать один год! Неужели оно будет продолжаться до самой смерти? Зачем тогда вообще жить? Я так хотел сделать кого-нибудь счастливым, но продолжал оставаться в исключительном одиночестве.
Неужели все проблемы упирались в отсутствие шикарного автомобиля и возможности прокатиться в каюте-люкс вокруг Европы? Неужели деньги действительно, главное? Но и без них никак нельзя! И так приходится экономить каждый рублик.
Сколько еще мне терпеть? Я подозревал, что всю оставшуюся жизнь. Срочно требовалось что-то менять. Я вообще-то собирался дотянуть только до тридцатника, еще такого далекого. Ведь должна же быть хоть какая-то осуществимая цель. Ну что же, к тридцати годам я или выбьюсь в верхи, или сопьюсь. Не могу же я тянуть бесцельное существование подобно лямке бурлака.
Спиться, конечно, легче, но и на водку требовались деньги. А прорваться в высшие слои общества представлялось и вовсе малореальным делом. Кто там меня ждет? Каким способом я завоюю место в их рядах? Но… Ты хочешь жениться? Нет, не так. Ты хочешь, чтобы рядом с тобой была самая прекрасная и умная девушка?
Странный вопрос. Да, хочу. Да! Да!!! А ты ее заслужил? С чего ты взял, что ей интересно будет рядом? Любой человек считает себя исключительным и неповторимым. Но исключительность надо постоянно доказывать. Причем самому.
Иначе нельзя. Никто не будет это за тебя делать. Хочешь осуществить мечту?
Работай! Старайся! Ну их, эти мысли. Прямо как страницы из учебника то ли обществоведения, то ли этики и психологии семейной жизни.
Трамвай трясло, и грустные размышления дергались вместе с ним, перетасовывались и исчезали. Где-то там, в сумерках наступившего вечера, прятался клуб Талькова. Но мне было явно не до него…
… Лаура молча смотрела в окно. Серые стены домов старались слиться с тьмой, обесцветиться, затеряться. Но тут и там вспыхивали яркие огни. Так странно и удивительно ехать в чужом транспорте чужого мира, наблюдать за чужими существами, занятыми невесть чем, а через несколько часов вступить в битву за все, что сейчас проносится перед взором Лауры. Голова королевы до краев переполнилась волнением. Такое волнение никогда не посещало Лауру ранее.
Сущность повелительницы тьмы всегда находилась в состоянии торжественного непоколебимого величия. Но оно осталось за границами вместе с гордым титулом.
Волнение приближало королеву к тем, кто ничего не подозревал о грядущей опасности, но предрекало и великие дела. А исход оставался неясен. Сумерки превращали знакомые уже места в таинственные закоулки, словно трамвай без посторонней помощи прогрохотал по рельсам в запределье. Но люди сонно продолжали коситься в окно, листать газеты и выходить на своих остановках, привычных до невозможности. Сегодняшняя ночь могла все повернуть в иной плоскости, а остановить черный треугольник предстояло королеве, утратившей и сущность, и силу, и владения.
Пока еще можно отказаться от боя. Могла ли Лаура отступить? Конечно, но не хотела. А еще она не хотела ни сражаться, ни видеть черных призраков, ни выходить из трамвая в неизвестность. Хотела ли королева отступить? Разумеется, но не могла.
Найдут ли они талисман? В любом случае схватка с черными призраками неизбежна.
Только без талисмана она обречена. Значит в небытие уйдет еще одна королева, возможно, последняя из белых владычиц. Лаура грустно улыбнулась. Когда-то и грусть была неведома повелительнице тьмы. Но появилось сердце, потянуло за собой чувства. Что придет следующим? Наверное, Желвин сумел бы ответить, но его уже ничем не вернешь. Чувства подарили королеве только боль одиночества.
Тягостную, неизлечимую. Где способ избавиться от нее? Не в толстых книгах и не в мрачных лабораториях. И все же мучительная боль чего-то несостоявшегося казалась лучше ледяного безразличия. Великие дела ждали королеву. Но она не стремилась к ним. Была бы ее воля, это путешествие в громыхающем трамвае ушло бы в бесконечность. Ничего не делать. Только ехать и ехать. Рядом с Ним. Так близко и так далеко.
По всем законам белого мира королева должна сейчас отключиться, уйти в себя и, отрешившись от мелочей, накапливать энергию, выкачивая ее из любых доступных источников. Лаура и так ушла в себя, но видимо не в ту сторону. Неужели ничего нельзя изменить? Неужели она никогда не сумеет войти в Его душу, чтобы превратить черную дыру… Во что? Черная дыра ждала не Лауру. Пустота желала заполниться кем-то другим. Обидно, когда, несмотря на все старания, ты так и не сумела приблизиться и стать… Кем? Решение проблем было известно королеве, но Он хотел избавиться от них без участия той, кто сидела рядом. Где сейчас гуляли его мечты? Кого звали его глаза? Единственное, что оставалось совершенно ясно и неизменно: они не хотели замечать Лауру. Она не могла заставить Его смотреть в ее сторону. Значит, и для королевы есть невозможные вещи.
Капельки невостребованной энергии парили над трамваем, соединяясь с вылетавшими электрическими искрами, чтобы прожить короткие, но яркие мгновения.
В магазине есть вода,
Топай, топай,
Сорок градусов она,
Кверху…
Вот так! Вот так!
Живут Америка с Европой.
Вот так! Вот так!
Ну а у нас все кверху…
Невысокий, чуть сутуловатый мужчина в очках и с намечающейся лысиной устало смотрел на нас. Серо-коричневые клетчатые брюки из отличной ткани выглядели немного измятыми, из кармана песочной жилетки торчал белоснежный уголок платка. Пиджак небрежно висел на стуле, по спинке которого постукивали пальцы в такт далекой музыке. До нас доносились отрывочные аккорды, но это был не Тальков.
Мы с Лаурой стояли в подвальном помещении с низкими потолками. Бетонные плиты грозно нависали над нашими головами, напоминая о громоздящихся сверху пяти этажах. От ощущения сдавленности, да от отсутствия окон, за исключением наглухо заваренного металлическим листом вентиляционного отверстия, становилось немного не по себе. Прибавьте сюда еще необычность вечернего визита, да волнения по поводу предстоящего нашествия черных призраков, и Вы почувствуете, какие иголочки покалывали мои нервные окончания в те минуты.
Возможно, раньше здесь держали мастерскую для ЖЭКа. Потрепанные каменные ступени вели отсюда в сырой полумрак тесного коридорчика. За тяжелой железной дверью уже начиналась улица. На гладкой, старательно выкрашенной зеленой краской в несколько слоев поверхности белел весьма обширный прямоугольник с розовой надписью, которую я прочитал пять минут назад: «Клуб имени Игоря Талькова». И чуть пониже и помельче «Магазин». Даже по вычурной рамке из зеленых с золотыми прожилками лавровых листьев чувствовалось, что за оформительские работы заплатили немало.
Несмотря на более мелкий шрифт в подвальном помещении главенствовала вторая часть вывески. Роль прилавка выполняли витрины, заполненные импортными продуктами. Веером лежала шоколадная мозаика «Марсов», «Сникерсов», «Милки Уэй», только-только достигших наших необъятных просторов. Волна неведомых лакомств в блестящих обертках мгновенно захлестнула всю страну и, похоже, обосновалась у нас надолго. Здесь же находилась датская ветчина в жестяных банках, немецкое печенье, итальянские пакетики с макаронами и финские конфеты, в застойные годы изредка мелькавшие в московских магазинах. Теперь и я мог увидеть эти чудеса западной пищевой промышленности. Бывали даже такие дни, когда я выкраивал из своих скромных сбережений денежку на «Марс». Но не сейчас. В данный момент сжимаемые в руках рублевый и долларовый неприкосновенные запасы сохранялись для королевы. Отведя взгляд от заморских деликатесов я подобрался к следующей витрине. Здесь вперемешку лежали товары легкой промышленности. Таиландские варенки уже потихоньку вытеснялись китайскими представителями «Levi's» и «Wrangler». Встретилась и польская «Montana», похожая на настоящую пуговицами, нашивками и ценой. Азиатские футболки с вышитыми названиями известных западных фирм также исчезали, уступая место более качественному товару за более значительные деньги. Затем я оглядел полки с магнитофонами неизвестного производства и такого же уровня звучания.
Мой взгляд ласково погладил фирменный дизайн западной видеотехники и замер, намертво уперевшись в стопку аудиокассет.
Надо же! В условиях тотального дефицита приличных кассет, когда «Maxell UR» или «Fuji DR-I» в звукозаписях стоили пятьсот рубликов, что было уж совсем запредельно, а на рынке корейские «HyonStar» и «SKC» доходили до четырехсот…
Нет, глаза просто отказывались верить. «TDK-A», «DENON DX1», «SONY EF», «Maxell LN», равнозначный по качеству вышеуказанному «UR», и всего за 240 рубликов. А превосходная хромная «SNC SoundBreeze» вообще за сто восемьдесят, тогда как в «Спорттоварах» точно такая же лежала за шестьсот! Правда, кассеты были с записью, но какая, к черту, разница. Своим многоопытным взглядом я не увидел царапинок ни на корпусах, ни на прозрачных футлярах. Мечта! Сбывалась!
Да это же просто настоящий клад! Невозможно было не купить все эти сокровища.
Рука автоматически потянулась кошельку, но остановилась на полпути. Деньги были уже в руках, но и за талисман тоже требовалось платить.
Я стоял, раздираемый на части желанием и чувством долга. Больше всего мне хотелось, чтобы талисмана совсем не существовало. Или пусть он находится за тысячи километров отсюда. Да и зачем он вообще нужен? Разве нет другого способа справиться с проклятыми черными призраками. К черту призраков! Какие могут быть призраки, когда вот тут, рядом, кассеты по «ну очень смешным ценам». В ту секунду предстоящее вторжение казалось мне нереальным как никогда. Зато кассеты никуда не исчезали, и радужные блики пробегали по гладким стенкам фирменных футляров. Я уже считал их своими. Кассеты! Кассеты!
Ну ведь кассеты же!!!
С трудом оторвавшись от будущих экземпляров коллекции, я перевел горящий взгляд на Лауру. Губы ее плотно сжались, глаза устремились в невидимую мне точку. Она словно заметила знакомую-презнакомую вещь и в то же время будто бы видела ее впервые. Сей неведомый предмет находился в дальней части магазина.
Собственно там и располагался клуб имени Игоря Талькова. Единственная витрина стояла в небольшой комнатке, отгороженной от общей залы двумя выступами в стенах. Взгляд Лауры пропадал в сумраке витрины, над которой висел большого формата черно-белый, но очень качественный фотопортрет певца. Сверху на красном полотнище желтые буквы несли призыв: «Игоря Талькова в президенты России (посмертно)». Внизу черный шрифт на белом квадрате с траурной рамкой взывал к скорби: «От руки красного террора погиб князь русской песни».
Слева и справа от портрета темнели силуэты огнетушителей, размещенные несомненно по настоятельному указанию пожарной инспекции.
Я легонько тронул локоть Лауры (она вздрогнула от неожиданности) и взглянул вглубь витрины. С одной стороны там ровной стопкой лежали ничем не примечательные «МК-60-5» с программами Талькова, с другой стороны фотографии и значки с ним же. Посредине расположилась пожелтевшая вырезка из газеты со статьей о последнем концерте певца. По ее периметру был разложен небогатый выбор ювелирных украшений, состоящий из тусклых цепочек, крестиков и кустарно выполненных фигурок знаков зодиака.
Внимание Лауры по видимому привлек не маленький крест из серебра. Там, где обычно находилась фигура распятого Христа, красовался камень. В неярком свете подвала он напоминал дозревавшую крошечную вишенку. Лишь одна живая искорка сверкала на его темной поверхности — блик лучей далекой электролампы. Камень действительно заслуживал внимания. Мне захотелось взять его в руки и ощутить холодок идеально отшлифованной капли.
— Талисман? — спросил я.
— Да, — кивнула королева.
— Вот этот крест? — жестом указал я, теряя всякую надежду.
— Нет, — возразила Лаура. — Только камень.
— Выбрали что-то? — раздалось позади нас.
Обернувшись, я увидел хозяина магазина.
— Его, — Лаура ткнула в стекло витрины соединенными вместе указательным и средним пальцами.
— О! Отличный выбор. Лучшее, что у меня есть, — хозяин повернулся ко мне, и свет лампы пробежал по стеклам его очков стремительными молниями. — Ваша дама имеет вкус.
От меня явно ждали активных действий.
— И сколько он стоит? — поинтересовался я сдавленным голосом.
— Всего десять тысяч, — пожал плечами хозяин, словно недоумевая, как его угораздило назначить такую несуразно малую цену.
— Сколько? — не удержался я, от удивления вытянув шею вперед. Ужас во мне смешался с ликованием. Не хватало. И много не хватало!
— А что Вы хотите? — обиделся хозяин. — крест — серебро высочайшей пробы. Но, обратите внимание, главная ценность данного произведения искусства александрит. Камень, можно сказать, волшебный. Днем он имеет цвет изумруда, а сейчас, при электричестве, сияет как настоящий рубин. Истинно драгоценный камень.
— А один камень никак нельзя? — осторожно спросил я.
— Тогда хочу спросить, куда я дену крест? Без камня он потянет только на лом.
Заметьте, я вижу, что камень вам нужен позарез, но не загибаю, а даю лишь настоящую цену. Заметьте еще, александрит такого размера стоит гораздо больше, но предыдущий владелец обращался с ним крайне неосторожно, а результатом явились царапинки, требующие незначительного вмешательства ювелира. Скажу прямо, камешек достался Вам даром.
— Не хватает. Может как-нибудь подешевле? — я прищелкнул языком, заранее зная, что даже значительная скидка не спасет положения.
— Нравитесь вы мне, ребята, — с чувством произнес мой собеседник, легко войдя в роль опытного продавца. — Но не вижу причин по которым мне стоит скинуть цену.
— Пошли, — сказал я Лауре, глубоко вздохнув. В такой неблагоприятный момент покупка кассет даже мне казалась предательством.
Но королева не сдвинулась с места. Она отчаянно смотрела на меня, словно ждала, что я придумаю сейчас выход из положения. А что я мог сделать, раз Лаура упорно не желала вникнуть в реалии нашей повседневной жизни. Может разбить витрину, украсть талисман и убежать, как это происходит в американских фильмах? Или проникновенно объяснить коммерсанту про нашествие черных призраков, а он безвозмездно вручит нам камень во временное пользование, словно герой лирической кинокомедии? Талисман — талисманом, а бесплатных пирожных не бывает.
— Одну минутку, господа, — призывно взмахнув руками, остановил нас хозяин. — Камень будет ваш, если вы согласитесь на небольшой чендж, обмен по-нашему.
— Нам нечего Вам предложить, — уныло произнес я.
— Одну минутку, — возразил он. — Я охотно уступлю Вам камень, если дама согласится расстаться со своей цепочкой.
Лаура резко стащила через голову причудливо сплетенную цепочку золотистого цвета со своей изящной шеи. Я и не подозревал, что у нее хранится такое сокровище, а вот хозяин моментально углядел.
— Это единственное, что у меня с самого рождения, — ровным голосом произнесла королева. — Но камень мне действительно нужен.
— Превосходно, — радостно принял цепочку повеселевший коммерсант и подбросил ее вверх на ладони. — Весу, конечно, маловато, но ценность не в весе. Я ее продам, как произведение искусства. Кстати, до сих пор не могу угадать, из какого металла она изготовлена?
— А какой бы устроил?
— Золото, наверное. Тогда не возникло бы проблем с покупателем.
Цепочка на глазах потемнела.
— Истинное золото, — прищелкнул языком владелец клуба Талькова, с уважением взглянув на Лауру. — Хотя платина, конечно же предпочтительнее.
Цепочка приобрела цвет тусклого серебра.
— А нельзя ли сделать так, — воодушевился хозяин, вертя в руках чудо природы.
— Собственно, здесь две цепочки, сплетенные друг с другом. Может преобразуем одну из них обратно в золотую, а вторую оставим в текущем состоянии.
Лаура только повела бровями, а цепочка уже имела два цвета. Золото и платина перехлестывали друг друга магическими волнами. Зрелище завораживало. Хотелось пристальнее вглядеться в крошечные колечки звеньев, но загадочная игрушка уже исчезла в объемном кармане. Тем временем тонкие пальцы уверенно выломали камень из креста и осторожно вложили его в белую руку королевы.
Теперь я смотрел на Лауру иными глазами. Ведь ясно же, что ей донельзя жаль расставаться с цепочкой. Но она отдала ее без жалобных стонов о бедственном положении и унизительных просьб о хотя бы небольшой доплате. Такое я видел только в кино, когда миллионеры отваливают любую запрошенную сумму за понравившуюся им вещицу. А может так и следует поступать королеве? Не торговаться, брызгая слюной и кляня правительство, президента и поганую жизнь вкупе с безбожными торговцами, а сделать честь принять покупку. Может чувство собственного достоинства дороже сэкономленных грошей. Представьте-ка следующую ситуацию. Король, выбирая бриллиантовое ожерелье для королевы, задумчиво смотрит в кошелек.
— Вот ведь, не хватает, — тянет он, а затем слезно обращается к продавцу. — А может для королей… того… скидочка какая полагается, а?
Да, королевы не торгуются. И если продавец за навороченной прибылью не разглядел королеву, это уже его проблемы, проблемы его совести (впрочем, может тут и не возникает никаких проблем, зачем искать проблемы там, где они и не появляются никогда). Такой величественный жест просто потряс меня на фоне моей жалкой дрожи по поводу лежащих неподалеку кассет (вот только почему-то желание купить их нисколько не убавилось).
Из смеси радости от завершения поисков талисмана и огорчения от недоступности таких близких предметов моей мечты в груди у меня родилось странное неописуемое чувство, высветившее для моей персоны тропинку в мир личности моей таинственной спутницы.
Королева, призрак, повелительница тьмы, пришелец из другого мира. А за фасадом громких титулов пряталась просто девушка. Не многоопытная женщина, которая уже в четырнадцать-шестнадцать лет успевала повидать и испытать решительно все, а заодно разочароваться в жизни раз и навсегда. Нет, рядом со мной находилась именно девушка, смотрящая на окружающий мир широко раскрытыми глазами каждый день, каждую минуту. Несмотря на свой многовековой возраст она так и не сумела научиться, да и не собиралась зацикливаться на скучных мелочах. Я не мог представить ее сломленной, опустившейся, цинично смотрящей на остальных. Нет, могла устать ее фигура, лицо, но только не глаза, устремленные в безоблачную даль к торжественно-прекрасной цели, которую в свое время не удалось рассмотреть мне. Она имела собственный мир, составленный из собственных чувств. У любого мыслящего существа он обязательно есть, но я с удивлением осознал это только сейчас. Мой внутренний мир давно уже исхожен мною вдоль и поперек. Но теперь мне словно удалось заглянуть за горизонт, и моему взору представилось великое множество бесконечно разных и недостижимо далеких миров.
Я не мог их рассмотреть, но узнал, что они существуют.
А затем узенькая щелочка позволила мне всмотреться в мир моей спутницы. Не ворваться, не забежать, не проникнуть, а лишь разглядеть смутные очертания туманных силуэтов чужого мира. Как страницы учебника математики прошелестели предо мной. И вдруг из сухих разрозненных черных значков сложилось доказательство теоремы, вытекающее из строгой цепочки рассуждений. И не надо теперь заучивать к экзамену бесконечные ряды формул. Требовалось лишь вспомнить первое действие, а затем следовать от звена к звену, подбираясь к секретному сундучку, запрятанному в дебрях математических нагромождений.
Как и мне, Лауре нравились тысячи вещей, а еще тысячи она не переносила.
Королева любила, ненавидела, созерцала и действовала, исходя из собственных побуждений, как и я, да и все, в общем то, люди на Земле. Но исключительно важные для меня вещи Лауре могли показаться сущими пустяками, а я мог безразлично пройти мимо, упустив из виду все то, что привело бы королеву в восхищение, заставив замереть на месте. Два совершенно разных мира крутились вокруг собственных осей в удивительной близости друг от друга. Наверное, существовали и точки соприкосновения, раз мы вместе стояли сейчас поздним вечером в подвале, куда бы при более благоприятных обстоятельствах в одиночку отправиться не пришло бы в голову никому из нас.
Ну что же, пора уходить, и я в последний раз окинул взглядом недоступные сокровища. Жизнь — такая штука, что даже во всем известный лозунг «Товар Деньги — Товар» (или наоборот?) она добавляет свои коррективы. Когда товар перед глазами кошелек пуст. Зато когда в нем заводятся наличные, товар загадочным образом исчезает. Что удерживало меня от приобретения самого желанного товара? Тот самый великодушный поступок королевы. Теперь я хотел скрасить ее потерю, купив Лауре то, что пришлось бы по душе повелительнице тьмы. Но что выбрать? Обычный набор из шоколадки, леденца в яркой обертке и жвачки явно не подходил. Может, цветы? Но где их сейчас достать? Да и как объяснить королеве, зачем дарят цветы. Для нас это уже привычный подарок, символ. А что они для призрака? Сущая ерунда? Кто бы знал. Королева встретилась со мной взглядом и четко сказала, кивнув в сторону кассет:
— Покупай…
… Лаура уже давно отследила направление Его взгляда. Казалось, что лучшего случая проникнуть в желанный мир и не придумать. Они ему действительно нужны.
Как странно, она может позволить или не позволить кому-то другому исполнить сокровенное желание.
— Но я хочу купить что-нибудь тебе! — сбивчиво начал Он. — Назови любую, необходимую для тебя вещь.
Лаура усмехнулась. Ей срочно требовалось несколько самых необходимых вещей, но вряд ли их можно купить здесь. Он мог дать ей то, что нужно, но не хотел или не сумел вникнуть в ее понимание необходимого. Со стороны проблемы кажутся простыми и легко разрешимыми, а в действительности существуют тысячи и миллионы препятствий, преграждающих путь. Пусть лучше Он купит свои необходимые вещи. Если Ему будет хорошо, то и Лауре станет чуточку легче.
— Покупай кассеты, — кивнула Лаура. — мне здесь ничего не нужно…
… Свершилось! Я полноправно держал их в руках. Вот они! В голове кто-то автоматически подсчитывал возможные места размещения новых экземпляров. Нет, не верю, что плохо, когда мечта исполняется. Говорят, что тогда не к чему стремиться. Но ведь вместо сбывшейся мечты сразу появляются две новых, еще более прекрасных. Воистину, сегодня у нас день исполнения желаний.
Я вырвался из минутного забытья и услышал конец речи довольного хозяина:
— В общем, и Вам повезло, и мне. Не ждал бы я из Москвы машину с товаром, не видать бы Вашей даме камешка. Камешек, право, замечательный. И жизнь охраняет, и в этих делах помогает, — хозяин подмигнул мне и сунул визитную карточку. — Заходите, всегда рады. Эх, кто бы мои рубли вот так же в баксы перевел?
Выбравшись из подвала, я сразу почувствовал разницу между затхлым воздухом полуподземного помещения и свежестью летнего вечера. Птицы не пели, но сверкали звезды над головой, а на западе, за крышами домов, еще пряталась алая полоса. Лаура рассматривала свое темное сокровище, а я — визитку в прямоугольнике света, падающего из окна второго этажа.
«Батесман Иосиф Исаакович». Я уже чувствую как в ваших пламенных сердцах запылала патриотическая ненависть: «Ну вот, опять русского обобрали!» Сам я, однако, с таким мнением не соглашусь. С какой стати? Наоборот, я считал, что нам действительно крупно повезло. Попадись мне русский коммерсант, он либо задрал бы несусветную цену, пользуясь случаем, либо по доброте души отдал бы камень задаром, снабдив нас с Лаурой отеческим напутствием. Конечно, против второго я бы не возражал, но по нынешним временам мне светило нарваться только на первое. Мы, русские, любим ударяться в крайности. Об этом свидетельствуют и народные пословицы и более поздние анекдоты: «Нет, Петька, море водки не смог бы выпить, нету такого огурца.» Или например: «Что смогу съем, остальное покусаю.» Да, если уж нам повезло, то пусть и другие живут хорошо. Но если удача не прет, то мы не будем искать причины, а поглядим, кому на Руси жить хорошо, и чуток подпортим им жизнь для поднятия настроения. А если и это не поможет, займемся поисками виноватых. «Довели страну!» — кричат коммунисты демократам. «Нет, это вы довели, а мы расхлебываем!» — орут в ответ те своим вечным оппонентам. Запутался народ. Ему бы попроще, попонятнее. Тогда то и выплывает известная палочка-выручалочка: «Да вот же, евреи виноваты. Глянь-ка, кто у нас сидит на высоких постах. Не Ивановы сидят! Не Сидоровы!» Нет, чтобы самим год за годом карабкаться наверх по крутым ступенькам. Гораздо легче плевать в потолок и винить в своих неудачах происки евреев.
А вспомним-ка библию. От кого пошел род человеческий, а? «Неужели? - побледнев от ужаса воскликнет ярый антисемит. — Выходит, что мы все…» Но язык упорно отказывается выговаривать страшное слово. «Да к черту библию! - мгновенно приходит в голову утешительная мысль. — Ну атеист я, понимаешь, ну не верю я в бога. Так что я — русский, а ты — как хочешь.» Сознание горделиво успокаивается, причислив сомневающихся к мировому заговору жидомасонов, а умиротворенный взгляд отыскивает еще не занятые на потолке места. Затем в руках оказывается гитара, а с губ срываются такие близкие русскому сердцу строчки:
«Еврейству тем и хорошо, где народ еще невежествен, или несвободен, или малоразвит экономически,» — справедливо писал в своих дневниках Достоевский.
Поэтому, пока мы поигрываем на гитаре и ждем случая с небес, другие обходят нас на дистанции. Более упорные, более собранные, более терпеливые. А у евреев, разбросанных по свету, эти качества. Даже детей русская нация воспитывает так, как «надо», или вообще пускает дело на самотек. Евреи же стремятся отыскать у ребенка любые способности, и если находится талант (а неталантливых детей, как правило, не бывает), то на его развитие бросают все силы и возможности. Стоит ли удивляться их быстрому взлету? Но мы не привыкли учиться у других, нам бы все охватить своим умом. Вот и остается завидовать и кивать на тайное общество жидомасонов. Готовые разорвать любого империалиста и отдать последнюю рубаху угнетенным неграм Африки, мы не упустим случая поприжать евреев, подподлить или уколоть обидным анекдотом.
Вот Батесман, к примеру, будет сидеть и ждать товар хоть целую ночь. «Так ведь и русские ждут!» — радостно воскликните Вы. Согласен, подловили на слове. Но какие русские пустят клиентов в свой магазин через три часа после закрытия.
Причем не купить что-то дорогостоящее, а просто посмотреть, в надежде на возможную, даже мизерную прибыль. Русские наоборот выпрут клиентов за десять минут до обеденного перерыва, чтобы никто не мешал им выпить чай в спокойной обстановке, потому что чай — дело святое, а освободившееся время можно потратить на личные дела. Конечно же, манеры поведения вовсе не зависят от соответствующей графы паспорта, а от воспитания. Но кому не знакома следующая картина, когда клиент терпеливо переминается с ноги на ногу, а продавец полчаса базарит со своей помощницей, а затем, демонстративно повернувшись спиной, начинает переставлять товар на витрине. Клиенту надо, пусть ждет! Если он действительно хочет что-то приобрести, значит дождется.
Честно говоря, я не смог бы представить Батесмана в подобной ситуации. Я догадывался, что подвальчик — это только разбег в его будущей карьере. Но пункт за пунктом осуществлялся в этом восхождении. Наша покупка была маленькой ступенькой в гигантской лестнице. Маленьким шажком. И Батесман сделал его сегодня, а не стал откладывать на завтра. Возможно, через год или два он станет директором солидного магазина в центре города или членом правления мощного коммерческого банка. Во всяком случае он не будет стоять на месте, уповая на милости бога, а возьмет судьбу в свои руки. Я не стал выбрасывать ненужную уже мне визитку, а сунул в карман. Кто знает, может еще пригодится.
Breaking out, into the night
Breaking out, she's taking flight
Breaking out, out in the street
Breaking out, gotta break free
Часы негромко тикали на моей руке. Циферблат терялся во тьме. Маленькая стрелка успешно замаскировалась в начале пути, а большая подбиралась к восьмерке. Я сидел на холодной крыше длинной восьмиподъездной пятиэтажки, но только не из кирпича, как мой дом, а из цельных железобетонных блоков. Стены ее, наверное, отливали лимонной бледностью в лучах почти полной луны. Но я не решался перегнуться через край крыши, чтобы подтвердить выдвинутую гипотезу.
Моя рука крепко вцепилась в облезлую раму чердачного окна, наглухо заколоченного фанерой.
Луна холодно взирала на меня с небес, окрашивая своим сиянием небосклон вокруг себя в неприятные мертвенно-голубоватые оттенки. Всем своим видом она показывала, что не забыла нашу прошлую встречу, когда я незванным гостем вломился на ее территорию. Мне нечего было сказать в оправдание, поэтому я опустил глаза, предпочитая наблюдать за черными тенями, распластавшимися по земле.
Около трех часов назад Лаура посадила меня сюда и растворилась в ночи.
Оставалось сидеть и ждать неизвестно чего. А находиться в тревожном ожидании ох как нелегко. Вечерняя прохлада давно уже превратилась в ночной морозец, от которого не спасала летняя пакистанская куртка. Под ней прятались от конденсировавшейся в воздухе влаги мои кассеты, упакованные для еще большей надежности в коробку. Там же лежал предмет непонятного предназаначения, сунутый мне наспех Лаурой в последнюю секунду. Хорошенько рассмотреть его я не успел, но беглый взгляд вызвал ассоциацию с очками для плавания.
Казалось, я уже отсидел все возможные места. Самое смешное в том, что ничего поменять к лучшему было невозможно. Я уже осторожно пробовал проломить проход на чердак, чтобы отдохнуть в уютной тиши и безветрии, прислонившись к сухим стропилам. Кроме того, в темноте чердака и Луна бы оставила меня в покое. Но все попытки оканчивались безуспешно. Тихие удары не в силах были сломить сопротивляемость фанеры, а оглушительные раскаты грома при полном отсутствии грозы вряд ли понравились бы жильцам верхних этажей.
Пожарная лестница тоже отсутствовала, обрекая меня на одиночное заключение без всякой возможности побега к твердой и нерушимой земле. А что если королева исчезла навсегда? Когда нечего делать, в голову почти всегда лезут неприятные мысли. Вглядываясь в черноту ночи, я уже представлял себя в свете завтрашнего дня на глазах у всех случайных прохожих, а особенно журналистов. Передо мной отчетливо всплыли крайне неприятные газетные заголовки. «Возвращение лунатиков». «Тому ли учат в ВУЗах?». «Подвиги Ивана Семенова продолжаются». Я представил себя (почти выпускника престижного института) в роли знаменитого второклассника и второгодника, и мне стало нехорошо. А как меня будут снимать отсюда? Неужели за мной пришлют пожарную машину? А ведь за вызов придется платить.
Но даже не возможные расходы и убийственные статейки в местной хронике пугали меня больше всего в тягучие часы тишины и вынужденного бездействия. Если Лаура уйдет обратно в свой мир, то с чем останусь я? Ее голос, ее легкие шаги уже стали привычкой для меня. Показывая ей город, я сам открыл немало любопытных мест, куда меня в одиночных путешествиях возможно не занесло бы никогда. А что теперь? Опять одиночество? С приходом в мою жизнь таинственной леди я увидел, что кроме четырех стен и далеких стран существует еще множество интересных вещей и дел. Разве потащился бы я в одиночестве в театр или куда-либо еще?
Вряд ли! Меня вполне устраивали стены собственной квартиры. И вот, когда меня оттуда вырвали потусторонние силы, приходилось поворачивать вспять и тащиться обратно независимо от того, выиграет или проиграет решающее сражение крохотное воинство белых призраков. Хотя где-то в глубине души я понимал, что если бы моя жизнь послужила бы Лауре поддержкой в нелегкой миссии, то мне бы не жаль было немедленно предоставить ее королеве. Самодовольство? Нет, безысходность.
Безысходность, от которой хочется наплевать на самого себя. Так не хотелось терять единственного человека, который дорожит тобой не потому, что ты великий артист, писатель или сильный мира сего, а просто за то, что ты есть…
… Черная дуга повернула пространство так, что где-то в неведомом месте оно сузилось до бесконечно малой величины. Зато количество квадратных метров, принадлежащих Иннокентию Петровичу, невообразимо увеличилось. Если бы домком вздумал сейчас пересчитать квартплату, то получившаяся сумма намного бы превысила оборот самого крупного в городе машиностроительного завода. При всем происшедшем внешне никто не заподозрил бы, что пределы скромной двухкомнатной квартиры не укладываются в стандартные параметры. Но никакие ГОСТы и ОСТы не сумели бы описать до ужаса непонятные действия невообразимых перестройщиков из запределья.
А перестановки в границах внезапно обрушившихся на Иннокентия Петровича дополнительных метров хозяина не радовали. Куда-то запропастились книжные шкафы, кухонная утварь, стол, сервант. В темных глубинах потустороннего пространства невозможно было отыскать даже обыденного стула. От привычной обстановки уцелел только диван, на котором и восседал Иннокентий Петрович. Он то и дело засыпал от нервных перегрузок, все еще надеясь проснуться и очутиться у себя дома. Диван привалился к стене из черного мрамора с белыми прожилками, верхняя граница которой уходила в зыбкую серость тумана. Каменный пол составляла мозаика из неописуемых фигур в самых непотребных хитросплетениях. Холод камня чувствовался даже сквозь шерстяные носки, а поднять ноги на диван Иннокентий Петрович не осмеливался. Отправиться на поиски тапочек Иннокентий Петрович тоже не решался, так как твердо уверил себя в том, что и диван тотчас же бесследно испарится в мглистой неизвестности.
Происходящее вокруг могло показаться внимательному зрителю прелюдией к балу Воланда в небезызвестной пятидесятой квартире. Но окажись в эту минуту на вышеупомянутом балу сам Иннокентий Петрович, то сборище гостей тьмы напугало бы его не больше, чем общее собрание ректората, обсуждающее бытовые проблемы надвигающегося учебного года. Ибо не явились сюда ни обольстительные ведьмы, ни бледнолицые вампиры, ни мохнатые оборотни, ни прочая земная нечистая сила.
Готов был Иннокентий Петрович предстать перед судом строгим, но справедливым.
Но не было никому ни малейшего дела до молчаливого хозяина квартиры, необъятные просторы которой заполнились черными сгустками с горящими искрами оранжевых глаз.
Пацаны, пацаны,
Вы держите штаны,
Не кадрите девчонку мою.
Всю призрачную массу бесчувственного ко многим проявлениям жизни КХ наполняло сейчас холодное величественное торжество. За весь долгий период своего существования далеко не у каждого призрака бывает такой миг, когда к тебе приковано внимание абсолютно всех сограждан: и значимых, и не значимых. Волны возвышенных мыслей беспрепятственно пронизывали пространство и оседали в головах исполнителей, ушедших в глухую оборону у белых крепостей, собратьев по изыскательной деятельности, отложивших свои непрерывные исследования, воинов, плотным облаком окутавших бесконечный зал, правителей, представители совета которых внимательно следили за выступлениями любого, посмевшего заявить о себе, разведчиков, затаившихся и здесь, среди воинов, и за тысячью границ от этих мест. Все до единого черные призраки внимали словам КХ. Уже ради почтительного внимания стоило появиться в запутанных мрачных лабиринтах Темного мира, где когда-то неизвестный широким массам лингвист штудировал в библиотеках никому не нужные языки. Теперь он стоял на вершине и разве что не поплевывал вниз от презрения к тем, кого ветренная фортуна никогда не вознесет над сильными мира сего.
Первый шаг был сделан, причем довольно удачно. Мир белых призраков неизбежно превращался в протекторат. Теперь требовалось покорить мир людей, чтобы замкнуть черный треугольник, укрепив свою славу навсегда. И тогда в бесконечно далеком от сюда замке Черного Короля на стене великих свершений появится и его скромное имя. Нет, отчего же скромное? Пусть простое и короткое, зато сколько силы и могущества, сколько неукротимой энергии скрывают два его звука.
Все вышеприведенное за долю секунды промелькнуло и укрепилось в сознании нового вершителя миллионов судеб. Нет, КХ не собирался скрываться обратно вниз, в туманную безвестность и неперспективность. Нет, он даже не собирался вцепиться изо всех сил в площадку величия, на которой он теперь мягко покоился, и держаться на достигнутом. Он собирался сделать второй шаг, возносящий его наверх по взмывающей к славе гигантской лестнице. Но его собственные резервы иссякли. Безмолвные толпы исполнителей, которых всякий мог гонять налево и направо, уже были задействованы. Требовались более влиятельные и разумные силы. Теперь все зависело от торжественной речи, направленной на поиски союзников и привлечения на свою сторону кого бы то ни было. КХ должен доказать, что он и только он способен повести их по дороге к процветающему миру будущего. Его энергия находилась на опасном пределе, но не его способности. В них КХ не сомневался. Привыкший действовать по плану, он и сейчас разложил все идеи по пунктам, каждый из которых подводил слушателей к мыслям о правильно выбранной стратегии. Изучивший миллионы трудов, КХ знал, что сумеет завладеть умами аудитории. Сумеет, иначе вообще не стоило браться за дело.
Вы, наверное, решили, что черным призракам уже надоело упорное ожидание? Нет, и эти размышления заняли у КХ не больше мгновения. Угрожающе увеличив размеры своих горящих глаз, КХ раскрыл рот и сверкнул острыми клыками. Еще оставалась последняя возможность для того, чтобы ухнуть вниз и заниматься обыденными обязанностями, не начинать задуманное, раствориться. Но КХ никогда и не подумал бы ей воспользоваться.
— Слава Черному Королю! — прозвучали его первые слова (и с ними нельзя было не согласиться). — Слава делам его и свершениям. Слава и тем, кто шел с ним в его войске. Слава идущим теперь его дорогой. Слава великим, кто ведет нас путем Черного Короля, путем многотрудным и не всегда благодарным. Но засияют имена тех, кто указывает путь миру черных призраков к величию и процветанию.
В этот судьбоносный час нет рядом нашего верховного правителя, но с нами слава его и законы, коим должны мы подчиняться немедленно и беспрекословно. О чем же гласят они в этот день? Не от том ли, что тесен стал для нас мир, скучна жизнь, мелки деяния. Не о том ли, что свернули в сторону наши ноги, а глаза, утеряв цель, бессмысленно буравят туманную мглу? Не о том ли, что наступило время, когда сможем к бесконечному списку великих свершений добавить еще одну, очередную победу, возвеличивающую и мир наш, и наших мудрых правителей.
Но что за победа? Что за великое свершение? На ваш вопрос есть мой ответ.
Ответ этот — черный треугольник. И снова звучит из ваших уст: Как? Какие миры выбрать? А не сорвется ли наша затея?
Сорвется! Непременно сорвется! Но лишь в том случае, если мы не объединим наши ряды и не ударим разом. А чтобы ободрить вас добавлю: нам остался всего-навсего последний, заключительный штурм. Две грани треугольника уже проложены мной. Две черные дуги ведут из нашего мира к людям и белым призракам. Существует и третья грань, соединяющая два чужих пока для нас мира.
Так давайте же общими усилиями перекрасим эту грань в наш цвет. И тогда во славу Черного Короля черный треугольник расширит границы, подарит нам новые возможности, вознесет к невиданному доселе могуществу, превратит скучную жизнь в наполненную событиями, действиями и непредсказуемыми приключениями.
КХ судорожно вобрал в себя массу воздуха и остановился. Такими словами вполне можно завершить свое выступление. Но тысячи глаз, устремленных на него, тысячи существ, настроенных на его волну, наполняли КХ такой энергией, что он чуть не взрывался от распиравших изнутри сил. Хотелось говорить и говорить, властвуя над слушателями и их умами. Кто знает, может уже никогда не повторится эта минута. КХ мечтал продлить блаженство до максимально возможного предела.
Многие тысячи лет никто не осмеливался созывать общее собрание, боясь пустоты предлагаемых идей, неизбежного затем, всеобщего осуждения и показательной мучительной казни. Но КХ вовсе не считал свои планы пустячными и незначительными. Он готов был рискнуть и, упиваясь сейчас безграничным вниманием, ликовал, что не испугался и не отступил. Поэтому, уняв энергетическую дрожь и приняв еще более величественный вид, он продолжил:
— В данный момент времени наши войска в лице исполнителей ведут непрерывные атаки на незначительные подразделения белых призраков, уцелевших при предыдущих штурмах. В ближайшем будущем их сопротивление будет окончательно сломлено. Мои непосредственные подчиненные по прежней должности осуществляют непрерывный контроль за состоянием дел в мире людей. Дворец Лауры захвачен, сама королева нейтрализована, с ней осталось всего восемнадцать воинов. Ни один из них не может покинуть мир людей, так как белая дорога перекрыта моими заставами и надежно искривлена. Также следует добавить, что, существуя под Солнцем, Королева постепенно утрачивает свои магические свойства.
КХ перевел дух. Его тело, казалось, излучало счастье от осознания собственной значимости. Нет, речь еще не закончилась. Представив текущее положение даже в лучшем свете, чем оно обстояло на самом деле, ему теперь следовало укрепить свои позиции, красочно обрисовав грандиозные перспективы предстоящей военной компании. В нем уже твердо обосновалась уверенность все, что он задумал свершить, верно и правильно. Аудитория, видимо, склонялась к тому же мнению.
— Что же нас ждет в конце пути? — возгласил КХ. Собравшиеся вопросительно сверкнули глазами. Общая картина совещания донельзя напоминала религиозные встречи, когда огромная толпа людей, набившаяся на бесплатное мероприятие во вместительный зал или на стадион, напряженно всматривается в далекую сцену. А там, широко улыбаясь в лучах прожекторов, расхаживает свой в доску проповедник, который доходчиво объясняет заблудшим братьям во Христе, что такое библия и почему следует жертвовать как можно больше денег на благотворительные цели. Замените в своем воображении людей на черные сгустки, а плавно текущую речь на отрывистое щелканье, и Вы получите точное представление о происходящем в квартире Иннокентия Петровича.
— Ну, так что же? — повторил вопрос КХ. — Не надо отвечать. Это увидит каждый из вас через неделю, через пару дней, а может и через несколько часов, если, конечно, прислушается к моим доводам и посодействует воплощению моих планов в конкретные дела. Мы стоим на пороге очередного великого свершения. Так давайте же не топтаться в нерешительности, а смело шагать по дороге Славы. Замок бывшей королевы бывшего мира белых призраков уже ждет нового властелина. Мир людей готов принять наше владычество. Крайне неразумно поворачивать вспять в тот самый момент, когда перед нами уже открылись новые горизонты.
Теплый порыв солидарности обрушился на КХ и заменил бурные и продолжительные аплодисменты. Ему хотелось сказать еще пару отличнейших витиеватых изречений по делу, но перегибать палку все же не следовало.
— Я думаю, у собравшихся возникли вопросы, — милостиво разрешил перейти к диалогу КХ.
— Разумеется, — из ложи совета правителей вверх вознесся осторожный и рассудительный Эрнст М, который отвечал за взаимоотношения с близлежащими мирами. Он имел вид худого длинного конуса, направленного вниз. По черной мгле бугристой поверхности его туловища пробегали серебристые сполохи, отмечавшее важное положение.
— Речь, конечно, пламенная и небезынтересная, — начал он, сменив оранжевый огонь глаз на холодный изумрудный. — Единственная, не прозвучавшая в выступлении мысль таит загадку. А что же конкретно требуется от нас? Какого участия просит наш многоуважаемый КХ? И какого властелина ждет замок королевы Лауры? Уж не самого ли оратора?
Честно говоря, КХ рассчитывал не на крохотный замкнутый мирок, а на кусок огромного пространства, где можно разместить величественнейший бастион, увековечивший его честолюбивые помыслы.
— И замок, и крепости, и весь мир белых призраков я с чувством глубокой признательности передаю в распоряжении совета правителей, пусть им владеет достойнейший. Мое время властвовать не пришло, так как согласно приведенным здесь планам мне предстоит взвалить на свои плечи тяжелые обязанности, включающие в себя множество координационно-управленческих функций над миром людей. Что же до вашего участия, то я прежде всего рассчитываю на привлечение под свои знамена наших доблестных воинов. Разумеется, простые обыватели никоим образом не заметят нашего присутствия, но те из них, кто знаком с оккультными науками, возможно установят, куда исчезает энергия их мира. Поэтому за ними следует установить должный контроль, чтобы вовремя пресекать даже малейшие попытки помешать нам в победоносном продвижении или повредить созданный нами магический треугольник.
— А разве хоть кто-нибудь из людей балуется магией? — едко спросил КЛВН, имя которого из четырех основных букв прямо указывало на то, что его обладатель имеет доступ к сверхъестественным силам. Сам же КЛВН напоминал внушительное курчавое облако черного цвета с вкраплениями рубиновых, оранжевых и желтых глаз.
КХ, имя которого намекало разве что на древность рода (что не особо и ценилось в эти беспокойные времена), не любил всяких там хозяев звучных имен, которые пользуются разными волшебными штучками. Поэтому он не менее ехидно ответил:
— Да, и смею заметить, не хуже некоторых из здесь присутствующих. Более того, именно действия одного из людей поспособствовали нам в проникновении через границу, которую мы не могли преодолеть в течении тысячелетий, несмотря на безмерное количество энергии, впустую потраченной нашими магами.
Черное облако злобно съежилось и скрылось в толпе, а в диалог вновь вступил Эрнст М:
— Неужели все наши воины требуются только для осуществления контроля за незначительной группой людей, пусть даже и обладающих зачатками экстраординарных способностей?
— Не совсем так, — заметил КХ. — В самом начале нам придется окончательно устранить белую королеву и остатки ее былого войска. Единственный мгновенный удар, и победный ветер понесет нашу армию обратно, кроме небольшого отряда избранных, которым и надлежит контролировать ситуацию под моим чутким руководством. Хочу также заметить, что отличившиеся в сражении будут достойно вознаграждены.
— Что-то мне эта затея не по душе, — подозрительно пробурчал главный воин, выдвинувшись из своих рядов и разметав неосторожным движением более двух десятков своих солдат. Воины не имели определенной формы. Они напоминали клубящиеся сгустки, постоянно меняющие очертания. Более стабильной была их круглая голова, на которой покоились восемь оранжевых глаз, смотрящих во все стороны света. Воины не носили никаких знаков отличий. Об их славе и положении указывал только объем тела. Нетрудно догадаться, что у главного воина он был самым впечатляющим.
— Один мгновенный удар? — с нажимом произнес черный герой, оглянувшись по сторонам в поисках поддержки, которая хлынула к нему потоками энергии из каждого воина. — А знает ли наш библиотекарь-выскочка, что королева Лаура имеет силу чуть ли не равную, а может и более великую (не при верховном правителе будет сказано), чем у Черного Короля. Кто рискнет бросить вызов Черному Королю, также как и Белой Королеве? Я удивлен, как у нашего всезнающего КХ хватило тупости выступить против Лауры, а у присутствующих здесь представителей совета правителей — терпения и упорства, с каким они выслушивали эти хвастливые бредни.
КХ знал, что магия бессильна против Белой Королевы, а вот многочисленная армия… Поэтому пришлось проглотить обидные слова, так и вертевшиеся на языке, и смиренно сказать:
— Никто не сомневается в стратегических познаниях нашего полководца, равно как и в его разведданных. Разумеется, сила Лауры велика, но…
Выдержав эффектную паузу КХ продолжил:
— Велика в ее мире и с ее армией, сопротивление которой уже почти сломлено в отсутствие королевы. Мир людей чужд для Лауры. Если она даже не может пробиться обратно к себе, то что говорить о ее силе теперь. Энергия королевы на исходе. Так может ли кто сомневаться в том, что наступил тот самый, благоприятный момент, которого мы ждали с незапамятных времен. Лавры победителя, устранившие двоевластие белого и черного, останутся навсегда в памяти благодарных потомков!
Лишних слов больше не требовалось. Судя по всему, главный воин уже мысленно примерял на себя означенные лавры. А КХ хитро размышлял, что в отсутствии пропавшего Черного Короля и поверженной Белой Королевы можно провернуть ТАКОЕ дельце. Кто знает, может далекий черный замок перестанет пустовать в самом скором времени.
С места взлетел хранитель законов, напоминавший вожделенную дугу в миниатюре или огромный черный гороховый стручок с парочкой сверкающих синих глаз.
Многовековая служба придала твердость его телу и несвойственный более молодым призракам цвет глаз. Должность хранителя исключала наличие имени, зато вызывало всеобщее и безоговорочное почтение.
— Моя речь будет недолгой, — пообещал он. — Кто-то из нас, поиздержав смелость на пустую болтовню во времена затишья, видимо позабыл, в чем заключается смысл существования черных призраков от рядового исполнителя до верховного правителя нашего мира. Дорога в бесконечность, по которой ушел Черный Король, запылилась и потрескалась. Кто, как не мы, должен очистить ее от ненужного мусора и покрыть доблестными свершениями. Одними разговорами беду не прогонишь. Разве не для того существуем мы все, чтобы пусть даже ценой собственной жизни способствовать претворению самых дерзких планов во славу Черного Короля в конкретные дела. Жизнь каждого отдельного призрака это ничто, бесконечно малая величина по сравнению со славой Черного Короля. Можно ли нам попробовать укрепить и возвысить эту великую славу с помощью конкретных предложений достопочтенного КХ? Не можно, а нужно! Поход во славу Черного Короля только сплотит наши ряды и внесет свежую струю в наше затхлое многовековое затишье.
Зал вновь бы заполнили бурные и продолжительные аплодисменты, если бы призраки умели выражать свое восхищение подобным образом.
С места вскочил какой-то секретарь третьего или четвертого значения и быстро затрещал, видимо опасаясь, что его могут лишить слова.
— А я против, — негодующе заявил он. — Более пяти тысяч лет мы живем в мире.
Так не это ли наша цель, цель нашего существования — малыми, незаметными кирпичиками укреплять величественное здание нашего мира. А ввязываться в подобные авантюры, пусть даже они и кажутся грандиозными с первого взгляда, крайне неразумно. Докладчик привел только положительные стороны своего плана, не упомянув о не слишком приятных перспективах. Прежде всего мы потеряем стабильность, что повлечет расползание наших границ за счет окрестных миров.
Кто может гарантировать, что новые участки не содержат в себе вредных элементов, которые нанесут непоправимый ущерб нашим исконным территориям?
Далее. Кто гарантирует, что вместо молниеносного наступления мы не получим многолетнюю партизанскую войну с непременными диверсионными вылазками противника в центр нашего мироздания? Стоят ли такие незначительные успехи неизбежной угрозы существования всех нас? Да, нам тесно в границах нашего мира, но как говорится у тех же людей: «Бог терпел и нам велел.» Миру — мир!
Усталый секретарь приземлился на свое место.
Уже достигший определенного успеха у аудитории КХ не захотел терять очки в бесполезной полемике с секретарем какого-то третьего или даже четвертого значения. Вместо этого он скривил рот, показывая всем своим видом недоумение: а кого это там выпустили, почему я его не знаю? Но тут из далеких-далеких пределов в головы всех присутствующих пробился вопрос от неведомого слушателя, положение которого не позволяло ему явиться сюда лично: «Что же изменится в жизни рядового призрака?»
— Вот! — удовлетворенно заметил КХ. — Вот этого вопроса я и ждал. Какой уровень существования имеется на данный момент у рядового гражданина нашего общества? Следует заметить, что жизнь его скучна и бедна. Но есть выход! Число наше велико, и, как уже было отмечено, в ныне действующих границах нам размещаться все труднее. Присоединив к себе несомненно открытый мир людей, мы можем увеличить количество жителей черного мира по крайней мере на порядок.
Это означает, что к нашей иерархии добавится еще одна ступенька. И рядовые граждане, те, кто слушает меня сейчас, те, кому далеко не всегда удается заполучить для своих целей и дюжину исполнителей, обретут от двух до сорока подчиненных. Это несомненное достижение для каждого. Пусть из вас выйдут маленькие начальники, но все вы уже перестанете считаться рядовыми гражданами.
Какие же вы рядовые, если по первой вашей команде несколько новых членов нашего общества беспрекословно побегут исполнять ваше приказание. Любое приказание! И знайте, что никакие другие планы, кроме моих, разумеется, не поднимут вас выше сегодняшнего уровня. Так вы и останетесь на самой последней ступеньке до конца своего существования. Вы хотите этого? Я думаю, что нет.
Кроме того, в случае успешного завершения операции по замыканию черного треугольника, каждый из вас получит немалую долю энергии из мира людей. Я считаю, что ради этого стоит постараться.
В эту секунду к рядам соратников КХ примкнуло большинство из тех, кто влачил жалкое существование чуть ли не наряду с безмозглыми исполнителями. Они поверили в свою первостепенную роль в грядущем и в исключительность момента.
Если бы сейчас провели всеобщий референдум, то КХ одержал бы на нем безоговорочную победу. Но референдум никто проводить не собирался. Все зависело от того, что теперь скажут представители совета правителей.
На этот раз от имени верховной власти выступал РКЩ, являющийся правой рукой главы Темного мира. Если бы (не дай бог) верховный правитель прекратил свое существование, то его место тут же по праву занял бы вышеуказанный призрак. Он представлял собой длиннющий столб черного цвета с золотой паутиной, ярко мерцающей по всей его поверхности. Нигде не было заметно и признаков хотя бы одного-единственного глаза. Но КХ ничуть не сомневался, что многоуважаемый представитель видит каждое его движение.
— Пора подводить итог, — хмуро начал РКЩ. — Все мы слушали выступление с нарастающим интересом. Да, планы смелы, и направлены на благо нашего общества.
Было бы просто неразумно не предпринять никаких действий в свете благоприятно разворачивающихся для нас событий. Поэтому, посовещавшись, мы решили:
1. Закончить военную компанию в мире белых призраков силами исполнителей, уже находящихся в вышеупомянутом мире. Исходя из этого:
а.) Не привлекать в район боевых действий только что появившихся исполнителей, а направить их на решение наших внутренних проблем.
б.) Превратить приобретенный район в укрепленное пограничное сооружение на базе захваченных материально-технических ценностей противника.
в.) Центром района назначить бывший замок королевы Лауры.
г.) Правитель района будет определен по окончании боевых действий дополнительным совещанием совета.
д.) Рассмотреть возможности использования бывших подданных королевы Лауры в хозяйственных целях (ответственный КХ).
2. Дополнительно изучить возможные варианты создания черного треугольника путем присоединения вышеуказанных миров:
а.) Произвести наблюдения за состоянием границ и выяснить закономерности их усиления (ослабления) в зависимости от внешних факторов (положения миров, фаз Луны, активности Солнца и т. п.).
б.) Направить магические силы нашего государства на взаимодействие с представителями мира людей, обладающими паранормальными способностями, с целью изучения возможности их использования и/или уничтожения.
в.) Разработать направления исследований, позволяющих извлечь из присоединения новых территорий дополнительные выгоды, с ежегодным отчетом на совете правителей.
3. Произвести разработку генерального плана захвата мира людей с использованием сил военного комплекса:
а.) Утвердить планы, созданные компетентной комиссией на основе расчетов КХ, в течении ближайших пятисот лет.
б.) Производить военные маневры по закреплению принятой стратегии не реже одного раза в сто лет в течении первых четырехсот, и не реже двух раз в сотню, предшествующую наступлению.
в.) Каждые двадцать пять лет предоставлять совету правителей разведывательную информацию военных ведомств, поступившую за указанный срок.
Примечания:
Совет правителей имеет право изменять и/или дополнять разработанные планы своими рекомендациями.
Шумно вздохнув РКЩ опустился на место. КХ склонил голову. Это был полный провал. Совет правителей вроде бы и не против планов КХ, но не сейчас, когда наступил решающий момент для наступления. Конкретные действия отодвигаются минимум на пятьсот лет. А кто может с уверенностью сказать, что будет через пятьсот лет на этом самом месте? Возможны два исхода. За отведенное время компетентная комиссия выясняет, что дело яйца выеденного не стоит, и все остается на кругах своих. Или же через пятьсот лет тщательно подготовленное наступление проводит какой-нибудь молодой многообещающий правитель, который соберет победные лавры и будет властвовать на захваченных территориях. А имя КХ мелькнет пару раз на страницах засекреченных отчетов. На данный момент ему отводится скромная роль ученого-труженника, ответственного за все грядущие неполадки в бывшем белом мире. Нет, такой поворот дел крайне не устраивал КХ, но спасти его теперь могло только чудо.
И чудо не замедлило явиться, зашуршав в голове у каждого из почтенного собрания тихим, но властным голосом. Из своего потайного зала, расположенного в самом центре мира черных призраков, вещал верховный правитель:
— Отменяю решение совета правителей своей властью, — шелестело повсюду, и под сводчатым потолком, и в длинных коридорах, и в темных закоулках таинственно разросшейся квартиры Иннокентия Петровича. — Пятьсот лет ничего не решают. Или сейчас — или никогда, или все — или ничего. Совет правителей боится взять на себя груз ответственности, не так ли? В таком случае его возьму на себя я.
Авантюрные планы сбываются только при активных, наступательных действиях.
Именно так. Не время размышлять, время действовать. Сегодня, сейчас все наши доблестные бойцы и добровольцы выступят на битву с Белой Королевой. КХ прав, двоевластие пора прекращать любой ценой. Даже если мы проиграем это сражение, наше поражение заложит основу побед будущего. Итак, вперед! Может быть Черный Король покинул нас только потому, что мы погрязли в довольстве и спокойствии, не желая что-нибудь менять. Может этот отчаянный шаг вернет нам Черного Короля.
Величественный голос стих, пригнув своей значимостью головы собравшихся к мраморному полу. Даже у КХ вылетели все хитроумные мысли по поводу пустующего черного замка. Все уже давно позабыли облик верховного правителя, лишь его голос изредка в самые важные моменты существования заявлял о себе, воодушевляя преданных делу и ломая непокорных. КХ мгновенно набрал прежнюю высоту своего нового положения и стал заслуженным центром всеобщего внимательного почтения и преклонения. Подобревший совет правителей тотчас признал планы КХ верными и очень перспективными, а заодно принял решение выделить каждому воину, идущему на бой, по глотку дополнительной энергии из государственных запасов, а КХ и главному воину даже по двойной порции…
… Несколько часов спустя в глубине мира, оставив за спиной стражу, бдительно охранявшую гигантскую цистерну государственных запасов, КХ произносил свою последнюю речь перед наступлением. Глаза его выстреливали огненные искры.
Настроение держалось в крайне приподнятом состоянии. Даровая энергия пьянила, превращая воздушные замки в реальные сооружения из гранита и мрамора. А новую надежду Темного мира несло и несло:
— Несколько минут отделяют нас от поворотного момента во всей нашей истории.
Вам посчастливилось присутствовать здесь в тот миг, когда черные призраки после тысячелетнего ожидания наконец обретут то место, которое им принадлежит по праву. Время незаметно откидывает секунды, приближая ту, последнюю, когда наши доблестные легионы умчатся, прорвав границы, к грандиознейшей победе. И если бы Черный Король мог видеть эти приготовления, то, честное слово, он остался бы доволен нами, а может и возглавил бы нескончаемую черную колонну, ждущую последнего броска к величию. Через час, день или сутки в закрома нашей Родины хлынет энергия людей, которая неизбежно усилит нас, наше богатство, наше процветание, ускорит наше движение вверх по пути прогресса. Разве о себе я забочусь в эти знаменательные мгновения? Нет, конечно же нет! О всех вас и о каждом в отдельности. Вам не придется долго ждать. Скоро, очень скоро любой, кто захочет, без труда шагнет на следующую ступеньку развития нашего общества, обретя при этом уверенность в завтрашнем дне и свой собственный, личный запас энергии. Все богатства трех миров черного треугольника сами свалятся к вам, вот увидите. Почувствуйте себя победителями вместе с нами!
КХ взмахнул отростком, дав сигнал к наступлению. В голове его вертелась неплохая мыслишка: «Это огромный шаг для черных призраков, но почему мне не шагнуть еще шире?» Построившись в колонну, черная армия перетекала в мир людей.
He counts the days, wishin' he could get away
Stuck in the rut of an empty routine
Nowhere to go with his hopes and his dreams
Prepare himself for the moment of his great escape
And tonight, he's gonna make his move
Take a chance and risk it all
Tonight, he's gonna cut it loose
Never looking back
Где-то далеко, в древнем и славном городе на главной башне массивная стрелка, описав полный круг, вновь отметилась у верхней цифры. В не менее славном городе на более важной башне пробило двенадцать раз. В том месте, где зависла королева белых призраков, только что перевалило за два часа ночи.
Где-то не так далеко, на совсем не главной, но очень длинной крыше сидел Он, окутанный влажной тьмой и холодной неизвестностью. Он не умел летать и сражаться, иначе белый отряд пополнился бы еще одним бойцом. Но может и к лучшему, что он не умел летать.
Где-то совсем рядом пространство должно было раздаться, и черное войско хлынет в прорванные границы для последнего и решительного боя. Крохотная армия королевы Лауры находилась в полной боевой готовности.
Сама Лаура холодно оглядывала окрестности. Напрочь откинув все чувства, она вновь стала истинным призраком, свободно парящим в небесных просторах, проникающим сквозь любую твердыню, пронизываемым вольными ветрами. Более того, она вновь обрела сущность королевы, напитавшись энергией от дневного жаркого светила и холодных лучей Луны, и снова приняла на себя полноту власти Повелительницы Тьмы. Талисман волшебным светом сиял на ее теле, наполовину погрузившись в выемку под полупрозрачной шеей королевы. Сила этого камня должна решить исход битвы. Мир людей дал приют королеве белых призраков.
Теперь она встала на его защиту, как на защиту собственного мира.
Сражение намеревалось развернуться не в лесных дебрях, не в каменных джунглях небоскребов, а на просторной территории спортивной площадки, принадлежащей близлежащей школе. Сама школа находилась по правую руку от Лауры, а королева устремила свой взор на восток. Под ней расстилалось футбольное поле.
Гигантские стойки ворот отбрасывали черные тени на траву, выкрашенную лунным светом. Поперек этого поля расположилось следующее, для более младшего возраста. Его ворота имели размеры поменьше, зато кроме двух штанг и перекладины они могли похвастаться основой для натягивания сетки. Сама сетка, впрочем, отсутствовала. Следом находилось еще одно, самое маленькое поле, но, судя по истоптанной дочерна земле, наиболее популярное среди игроков. Оно располагало хоккейными воротами с изрядно порванной проволочной сеткой.
Борозды возле ворот указывали, что его посетителей не всегда устраивали размеры поля. С наступлением зимы эти ворота перемещались на свое законное место в пределах хоккейной коробки, которая сейчас находилась за спиной Лауры, ближе к северу. Впрочем, стойки остальных ворот, намертво вбитые в землю, имели неоспоримые достоинства для старшего возраста — ковры выбивать на них было вполне удобно.
Небольшой ряд спортивных снарядов, преимущественно лестниц, граничил по правую руку от Лауры с высокой оградой баскетбольной площадки, имеющей право именоваться и волейбольной. Но обе стойки сиротливо разбежались в разные стороны в отсутствии связующей их сетки. А казенное имущество бережно хранилось за серыми школьными стенами в каморке учителя физкультуры.
Сразу за площадкой начиналось пространство школьного двора, занятое питомником. Густые кроны деревьев скрывали матовую пленку теплиц и почти поглощали невысокий щелястый заборчик из зеленых остроконечных брусков, покоящихся на каменном основании. Небольшой участок между школой и футбольными полями накрепко захватили разномастные гаражи, убегавшие к стенам пятиэтажек.
Последние окружали поле грядущей битвы и спереди, и сзади. Слева их отделяла от королевы длинная линия тенистой аллеи. В окнах домов погасли последние огни, а темным стеклам школы предстояло обрести свет еще не скоро. Лаура пронизывала прохладный воздух летней ночи с красивыми серебристыми облаками вдалеке и наслаждалась последними минутами покоя.
Таинственный звук прорезал воздух, словно тихонько пищала проколотая резиновая камера. В пяти метрах от Лауры и в двадцати двух с половиной от земли появилось дрожащее марево, предвещавшее скорый прорыв границы. Королева вздохнула в последний раз и устремила немигающий взгляд на место будущего сражения. Ее длинное лицо, испещренное морщинами, казалось в свете луны донельзя страшным и отталкивающим. Теперь никто не осмелился бы усомниться в силе белой королевы, в могуществе повелительницы тьмы.
В одну секунду колеблющийся воздух обратился в огромную дыру беспросветного мрака, и из нее, словно бесконечный рой злющих пчел, хлынули во все стороны черные сгустки с мерцающими в ночной мгле искорками беспощадных глаз…
… С моего КП все происходящее выглядело мирно и безобидно. Небольшой клин маленьких белых облачков покачивался на ветру, а из невидимой, но странно осязаемой точки пространства извергались клубы черного дыма, как будто на меня направили отверстие заводской трубы. Я сжал кулаки от неимения возможности быть в гуще событий, а затем натянул на голову эластичную ленту с туманным дугообразным стеклом. Как только мои глаза оказались за магическим забралом, происходящая картина резко изменилась и приблизилась. Теперь я мог разглядеть каждую черточку лица королевы и облика ее воинов. А рядом с ней извергалось не отверстие дымохода. Нет, крутящееся в воздухе напоминало гигантскую машину непонятного предназначения. Ее механизм трясся, загибаясь в конвульсиях, и выплевывал из себя бессчетное количество обломков и блоков все еще мигающих разноцветными лампочками…
… Полностью отключиться не удалось, и перед глазами Лауры мелькнули картины ее мира, куда путь был закрыт. А талисман над грудью Лауры ожил, шевельнулся и начал действовать. Из его центра искрами посыпались острые лучи. И каждый из них падал в черную дыру. И от каждого их прикосновения один из восьмиглазых воинов заканчивал свое существование, разлетаясь брызгами безобидного тумана.
Но не хватало лучей. Тысячи огненных стрел вонзались в тела врагов, и тысячи черных сгустков тут же занимали освободившиеся места, стараясь просочиться сквозь смертоносный ливень. Многим из них это удавалось. Издавая бесшумные для слуха людей вопли отчаяния, солдаты врага рассредотачивались по окрестностям.
Но тщетны были их старания затеряться в траве или спрятаться за спортивными снарядами. Повсюду находили их белые воины и нещадно истребляли, стремясь успеть до той поры, когда черная субстанция окончательно приспособится к реалиям сего мира и обретет возможность оказывать достойное сопротивление.
Однако хитрыми маневрами или молниеносными перелетами один за другим захватчики ныряли в листву школьного питомника или добирались до дальних дворов, где умело маскировались в подъездах, автомобилях, кустах, чердаках, газонах. Затаившись, они погружались в мрачную неподвижность, ожидая дальнейших приказов от командиров…
… КХ, засев в узкой щели между гаражами, обдумывал свою дальнейшую стратегию.
Главный воин, как и подобает отважному командиру, рванул в незнакомое пространство в первых рядах. Он сумел собрать вокруг себя внушительный отряд и уже вознамерился было захватить в плен белую королеву, как вдруг сияющая точка под ее шеей превратилась в жалящую молнию. Передовой отряд был мгновенно рассеян и большей частью испепелен. Клочки тумана, составляющие когда-то облик главного воина, теперь оседали где-нибудь на влажную от росы траву.
Главнокомандующий войсками (а теперь так можно было выразиться без всякой натяжки) не собирался следовать примеру неразумного храбреца. Принципом существования КХ было держаться посередке, где наиболее безопасно. Погибают обычно первые, которые, смело ринувшись вперед, не успевают оценить размер грозящей опасности, и последние, которым достаются подлые удары в спину.
Мгновенно сориентировавшись при прорыве границы, КХ быстро выставил впереди себя трех рослых воинов и под их прикрытием ловко нырнул вниз. В поднебесье хищными птицами белый отряд сражался с все прибывающим черным войском, а КХ, прикидываясь тенью, уткнул оба глаза в землю и ползком пробирался к спасительным сооружениям из металла. Да, не повезло. Кто мог подумать, что в примитивном мире людей королева сумеет отыскать нечто мощное и разобраться, как использовать находку во вред КХ и его планам? Прямая и быстрая атака не прошла. Ну что же, появилось время посидеть, подумать, подождать, пока последние шеренги его армии пройдут через границы. Прорвавшихся наберется очень и очень немало. Вот тогда и прозвучит приказ. КХ устроился поудобнее, отметив про себя, что его мысленные волны не достижимы для белой королевы.
Правда, то, что творилось сейчас в ее огромной голове, тоже останется невыясненным для черного командира. Ну а что тут выяснять? Королева вся на виду. Вместе со своим смехотворным отрядом она добивает очередную черную шеренгу. Ну пусть забавляется. В конце концов ничего страшного не произошло, несмотря на сокрушительные потери. Зато когда придет время действовать из засады…
… Черная дыра зарубцевалась и исчезла, будто бы и не существовала никогда.
Многотысячная армада противника была разгромлена подчистую. Но королева понимала, что это еще не победа, а только отсрочка. Невидимые ей враги, подчиняясь неслышимым приказам, группировались теперь на позициях, скрытых тьмой. Черные призраки в панике разбежались, даже не пытаясь обороняться, поэтому никто из ее подданных не пострадал. Лаура оглядела их, обернувшись назад. Они прерывистой дугой вытянулись перед своей королевой. Такие разные, и такие похожие друг на друга своей решительностью отдать жизнь за победу, своей храбростью в светящихся глазах, своей твердостью.
Единственным, кого она помнила по первому полету в этом мире, являлся Спых.
Словно кусочек туманного белого лоскутка мерцал он на фоне ночи. В бесчисленных рядах армии Лауры Спых конечно же не претендовал на заметные роли. Однако, тысячи призраков промелькнули в июньском небе той ночью и вновь очутились на своей родине, а вот Спыху удалось задержаться здесь.
Рядом с ним парил Дёцц, напоминавший многозубые грабли с бусинками глаз на белой поверхности рукоятки. Зубчики то вытягивались, превращаясь в прилипчивые щупальца, то заострялись в смертоносные жала.
Третьим в этой шеренге стоял Гюфс. По аналогии с ним Лаура так себе и представляла Гафсу из той красочной книги — дрожащий гриб, схожий с гигантским дождевиком. Правда, на картинке Гафса выглядела куда хуже. Да и характер Гюфс имел скорее суровый и спокойный, нежели нервный и суетливый, как у книжной героини.
Следующим был Дюки, похожий на самый настоящий ковер-самолет. Вот у кого глаз было не сосчитать! Хитросплетения зигзагов узорами покрывали его площадь.
Глаза цепочками, венками, ручейками, озерами переливались радужными блестками, словно Дюки представлял из себя не рядового призрака, а таинственного пришельца из космоса.
Звонкое имя Еннч носил вовсе не колокол, а обладатель шикарнейших полутораметровых усов, которых имелось четыре штуки. И если бы его когда-нибудь описывал человек, то он непременно бы отметил, что улыбка этого червеобразного воина, в отличии от большинства призраков, лучилась добротой, а не пугала, навевая зловещие мысли. Затылок Еннча за последний час заметно вырос и выглядел так, словно Еннч напялил на себя ночной колпак.
Блыфф — имя того, кто по праву мог считаться богатырем. Три треугольных глаза светились из тонкой щели островерхого призрачного шлема. Ни рук, ни щупалец Блыфф не имел, зато вокруг картофелевидного тела непрерывно крутились две мощные полусферы с острыми краями и три зубчатых молота. Три слоновьих ноги попирали невидимую вершину, столкнуть с которой описываемого монстра было делом крайне трудным и неблагодарным.
Из числа советников здесь присутствовал Аокжун, но сейчас его четыре лапы сжимали не свитки с летописями, а громадную секиру. Хвост, позаимствованный у древних драконов, со свистом проносился чуть ли не до травы и обладал невероятной мощью.
Потрепанным осьминогом выглядел Груодс. Его четыре щупальца извивались словно кнут в руках умелого пастуха. Но ни у одного осьминога не отыщешь на щупальцах таких крепких и острых шипов как у Груодса. Недобрым мутно-зеленым светом мерцали его глаза на маленьком туловище размером с бильярдный шар.
Вщимод более всего напоминал огромный гребешок белого цвета. Однако, его зубчики не стояли на месте, а поочередно то исчезали, то молнией протыкали воздух, как будто Вщимод задумал поиграть в бушующее море. Его внезапное появление перед самой битвой стало приятной неожиданностью для Лауры.
Очевидно, истонченные границы попросту выдавили Вщимода в мир людей, когда тот по неведомым причинам оказался у края. Почуяв присутствие королевы он сразу же ринулся ей на помощь.
Ечоссл вполне мог сойти за медленно вращающуюся вокруг собственной оси банкетку с изогнутыми ножками. Садиться на нее, впрочем, не следовало.
Ежеминутно поверхность сиденья вздыбливалась, и под ней обнаруживалась хищная пасть, усеянная длинными острыми зубами.
Лаура вдруг ощутила огромную степень своего волнения. Нет, у нее не тряслись руки и не стучали клыки. Однако, вспомнить имя своего одиннадцатого воина она не сумела. Он напоминал задумчивый гвоздь величиной с двухэтажный дом. Унылый рот и два сапфировых глаза показывали, что это — живое существо, а не предмет, забытый плотником из великанского племени.
Зато двенадцатого она знала хорошо. Игглит состоял в дворцовой страже, и королева нередко видела его на посту у дверей тронного зала. Кто сейчас стоит на его месте? Краешком сознания Лаура ощущала зловещую тень, которая накрыла ее мир. Может на месте тронного зала, да и всего королевского дворца дымилась теперь черным туманом безобразная дыра.
Золлмоо не только носил славное имя, но и умел многое. В частности ему в обязанность вменялось улаживать редкие споры, что он проделывал с величайшим мастерством. Он излучал особый вид энергии, успокаивающий соперников. В блаженном состоянии покоя те видели свои ошибки со стороны. И частенько оказывалось, что неправы оба участника. Тут же бывшие спорщики моментально находили пути примирения, а Золлмоо полноправно мог примерить на свое бочкообразное туловище мантию судьи, но призракам королевы Лауры не пристало ходить в черном.
Если сейчас Шнотц находился где-то в окончании дугообразного строя, то в других местах он непременно успевал первым. Неудивительно, ведь Шнотц был следопытом. В долгих походах по дальним мирам, пока королевская свита тщательно оглядывала окрестности и местные достопримечательности, следопыты в кратчайшее время разведывали дороги и находили самые удобные места для стоянок, не забывая позаботиться и о безопасности выбранного маршрута.
Четыре оставшихся солдата были похожи друг на друга и больше, пожалуй, ни на кого на свете. Все они звались не иначе как Ипэлм. Лаура не могла воспроизвести на языке людей всю степень родства, связывающую этих четверых Ипэлмов. Поэтому для краткости она представила их, как братьев (братьями они, конечно же, являться не могли, но, как сказано выше, у королевы возникли трудности с переводом).
Ыккщщера описывать не имело смысла. Стремящаяся ввысь белая капля с рваными краями, мрачной дугой рта и треугольными глазенками с узкими конусами черных зрачков как всегда маячила рядом с Лаурой. Его рука сжимала потухший факел, готовившийся вспыхнуть в переломный момент битвы голубым огнем победы, превозмогшей синее пламя поражения.
Вот такая армия состояла на службе у королевы белых призраков и полноправной повелительницы тьмы. В данный момент она ожидала второго раунда неравного сражения…
… По невидимым проводам эфира во все стороны света одновременно побежала срочная телеграмма, призывающая войска к действию. Изо всех тайных укрытий выползало черное полчище в новое наступление. Как ни сильна была мощь талисмана, как ни быстры действия белых воинов, но более тысячи черных призраков уцелело. Сейчас они смыкали свои ряды, образуя обширное кольцо на границах спортивной площадки…
… Я протер невесть от чего запотевшие очки. В пяти метрах над моей головой скользнули три черных облачка и разом ухнули вниз. А в моей памяти все еще проплывали картины величественной баталии. Даже без очков это выглядело таинственно и завораживающе. Среди скопления черных грозовых туч сверкала яркая белая звезда. Сгущавшаяся пелена пыталась скрыть от моих глаз восьмое чудо света. Но слепящие лучи ловко разрезали эту облачную опухоль, а небольшие белые тучки завершали побоище, окончательно рассеивая черный туман. Да, я все никак не мог отойти от грандиозного зрелища, которое мне довелось увидеть в одиночестве на влажной холодной крыше. Оставалось благодарить бога, что сюда еще не прибежал отряд любопытных пионеров с дневником наблюдений, а за темным окном никто не стоит, строча отчет о необъяснимом и загадочном явлении в «Аномалию» или «Четвертое измерение». Теперь вроде сражение приостановилось, а посреди поля боя осталось только белое скопление. Но, опустив глаза, я заметил весьма подозрительную дымку, скрывшую во тьме кусты возле дома и постепенно перетекавшую к деревьям вдоль тянувшегося неподалеку тротуара. Я отчаянно замахал руками, пытаясь привлечь внимание Лауры и предупредить ее, но видимо сейчас королеве было не до меня…
… Ощетинившись во все стороны, белый отряд наблюдал за передислокацией вражеских сил. Объединившись в кольцо, черная армия взмыла в воздух и, уже не таясь, стала смыкать круг. Гигантская волна тьмы накатывалась на светлый островок посреди ночи. Лаура не подавала сигнал к наступлению, ибо знала, что их спасение в единстве, когда каждый воин, обороняясь, страхует спину товарища. Надежда оставалась на удачу в ближнем бою, когда активно действуют лишь первые ряды атакующих. Злобные оранжевые глаза черных призраков навеки бы поселили ужас в сердцах ненароком увидевших их людей, но сейчас они бросили вызов себе подобным, может даже еще более бесстрашным и отчаянным созданиям.
Обе армии вели сражение на чужой территории, но каждая билась за этот мир, как за свой собственный. Преимущество черных состояло в числе, белых в присутствии королевы. Черная бездна приготовилась разметать белую скалу и поглотить ее девятнадцать осколков.
Но вспыхнул камень королевы и выкинул напоследок еще одну порцию лучей, а после окончательно угас. Энергия, питавшая талисман, иссякла, превратив в ничто сто двадцать восемь черных воинов. Белый отряд сжался плотнее и приготовился к столкновению. Теперь приходилось рассчитывать только на собственные силы, а это значило, что на каждого белого призрака приходится по сорок-пятьдесят врагов. Лаура не сомневалась, что каждый из ее подданных стоит двадцать, а то и тридцать черных воинов. Но смогут ли они выдержать больше? По крайней мере, ничего не оставалось, как проверить это на практике. Вражеские бойцы схлестнулись с белой армией, и великолепная двадцатка вступила в смертельную схватку.
Белые призраки бились отчаянно, намереваясь держаться до последнего. Если в живых не удастся остаться никому, то черной армии по крайней мере будет нанесен ощутимый урон. Подобный исход не спасал мир людей от порабощения, зато следующий захватнический шаг в другое пространство совершится еще не скоро — лет так через тысячу. Разумеется, белый отряд мог, сомкнувшись в иглу, с боем прорваться сквозь мрачные ряды и раствориться в ночи. Но королева Лаура сражалась не за свое спасение, а за спасение целого мира, а может даже и не одного.
Черные воины тоже не искали спасения. Они рождались для битвы и погибали в ней во славу себе и правителям, расширяя пределы владений Черного Короля.
Устрашающе высматривая врага своими восемью глазами, словно мрачные крепости с освещенными факелами бойницами, сгустки всеми силами пытались сломить сопротивление. Туманные контуры сгущались в кривые мечи, длинные пики, острые лезвия, готовые резать и кромсать всякого, кто встретится на пути. Правда, вовсю буйствовала только первая шеренга, а остальные терпеливо дожидались своей очереди. От ударов призрачного оружия не сыпались огненные искры, не сотрясался металлическим лязгом воздух. Ужасающая битва разворачивалась в полнейшей тишине и ночной тьме.
Первым погиб один из Ипэлмов. Немного выдавшись вперед, чтобы добить четырнадцатого врага, он получил пять сокрушительных ударов со всех сторон, кроме тыла. Беззвучно вскрикнув, он распался на клочки тумана. Еще плотнее сжался королевский отряд, отражая могучие удары противника и превращая в прах все новых и новых воинов.
Но выбили из шеренги Спыха. Два великана, немного уступавшие по размеру усопшему командиру, разом рванули белого солдата к земле и к небу. Никакая преграда не могла остановить полет призрака: ни дерево, ни стекло, ни каменная стена. И лишь перед себе подобными почувствовал Спых свою уязвимость, да поздно.
Одним ударом отрубили три лапы Аокжуну. Не в силах удержать оставшейся тяжелую призрачную секиру, запустил он ее в своего обидчика и рассек пополам. В тот же миг его тело прорвало черное копье, и энергия жизни светящимся салютом брызнула на свободу, отметив гибель королевского советника, не менее славную, чем смерть Желвина.
На двадцать пятом сгустке допустил промашку отважный воин, чье имя позабыла Лаура. Не успев увернуться от удара, он получил первую рану. Потеряв от боли контроль над собой, он еще неистовее принялся сражаться с окружавшей его тьмой. Молниеносные броски стоили жизни еще троим, проткнутым белым острием.
Но гигантский ятаган ударил по шляпке гвоздя и разнес призрака на мельчайшие осколки.
Количество убитых врагов у Дёцца также перевалило за четверть сотни, прежде чем он пропустил выпад шпаги соперника. Замерев на секунду он уже не заметил черный меч, отмахнувший чуть ли не все зубья белого воина. Лишившись своего оружия, Дёцц уже не смог противостоять удару молота, разбившему в щепки израненное туловище.
У самой королевы в руках оружие отсутствовало. Зато острые когти беспощадно разрывали врагов в клочья. Никто из черных не рисковал заглядывать в пылающие красным огнем глаза Лауры. Никто не осмеливался ловить взглядом отблески Луны на вселяющих ужас клыках, выпирающих из приоткрытого рта. Лишь со стороны подступали сгустки и погибали, не сумев даже коснуться своим оружием величественной фигуры повелительницы тьмы. Белое платье развивалось на ветру, напрочь выбивая глаза тем, кто пробовал устранить королеву снизу. А где-то рядом мастерски орудовал своим факелом Ыккщщер, разбивая головы черным воинам или нанося рваные раны.
Уже поредели шеренги черной армии, и задумался КХ, собрав вокруг себя пятнадцать сильнейших воинов. Больше половины его подчиненных полегло, в живых осталось чуть более четырехсот солдат. Но погибли слабаки, а лучшая половина его войска, невзирая на раны, секунда за секундой теснила белых. А те сбились в кучку и уже мешали друг другу. Теперь каждый черный боец не уступал силой и мастерством своему противнику, с которым его свела судьба.
Хотя количество черных воинов неизбежно уменьшалось, белый отряд тоже нес ощутимые потери. Уже выбыл из борьбы Золлмоо с раскроенным черепом, доведя счет своих убитых противников до тридцати трех. С его смертью черные силы впервые по ходу битвы существенно улучшили свои позиции. Лишившись массивного тела Золлмоо, прикрывавшего центр, белый отряд раскололся на две части.
Ободренный успехом, в щель тут же просочился отборный взвод черных спецов, который окончательно отделил королеву, Ыккщщера и еще трех призраков от группы, командование которой принял на себя Блыфф. В ту же секунду, словно порыв ветра, сильнейший удар снес Ыккщщера, прикрывавшего правый бок королевы.
Как самолет в штопоре, Ыккщщер спиралью рухнул вниз. Скрылся во тьме факел, в котором так и не зажглось победное пламя. Лаура тут же расквиталась с неуспевшим опомниться от своей виктории сгустком. И не тратя время, она мысленно отключила сжавшееся от боли сердце, чтобы в полную силу отбиваться от двух чернышей, наседавших слева и сверху.
Со скрежетом разлетелись обломки защитных полусфер Блыффа и длинные копья в ту же секунду впились в его тело. Блыфф не долго продержался на командирской должности и мучительно погиб, разодранный на части. Рассекая воздух, мимо Лауры пронесся один из свирепых молотов, окончив путь в черном великане.
Прекративший существование сгусток занял в списке Блыффа почетное сороковое место.
Троица вокруг королевы благополучно держалась, круша врагов. Но на глазах Лауры погиб Еннч, пытавшийся пробиться к ним. Он успешно расчищал себе путь, пока не получил топор в спину. Еннч вздрогнул и вдруг растворился в воздухе, до последнего момента сохранив добрую, благожелательную улыбку.
Королева не видела, как обстоят дела у оставшихся без ее покровительства подданных. Но Еннч не был последним из них, потому что через десять минут увидела распадающееся тело второго Ипэлма.
Призраки, отдавая битве все силы, не утирали пот со лба, не дышали тяжело, остервенело оглядываясь по сторонам. Но капля за каплей их тела покидала энергия жизни. Без нее движения призраков замедлялись, а сами они становились все прозрачнее и прозрачнее. Битва шла не только на ловкость, увертливость, слаженность, но теперь главным образом еще и на выносливость.
Пришел черед Дюки. Постепенно покрываясь дырами от многочисленных ударов, ковер-самолет ветшал на глазах, теряя маневренность. И наконец только лохмотья унеслись на крыльях ветра, затерявшись в густой траве и закоулках дворов. И все же Дюки стал первым, кто выполнил норму. В своих безжалостных объятиях он согнул и сломал сорок шесть черных сгустков. Поэтому его смерть силы мрака встретили с неистовым воодушевлением. С уходом Дюки белый отряд сократился больше чем на половину, но не растерял свой боевой дух. Успех уже был налицо: едва ли не четверть уцелела от первоначального числа черной армии, дожившего до второго раунда.
Положение осложнялось. Теперь потери следовали одна за другой. Убили Гюфса, для которого лишь сорок первая дуэль окончилась неудачно. Распрощался со своими щупальцами и исчез Груодс, отправивший в небытие сорок трех врагов.
Развалился Вщимод, так и унеся с собой загадку своего таинственного прибытия в этот мир. Он не только повторил рекорд Дюки, но и улучшил его на четыре единицы. Чувствуя близкую гибель, белые герои перешли в безрассудное наступление, разметав ошеломленных врагов, и вновь объединились. Как метеор, они ударили в центр черного скопления, смешав строй врагов и спутав их планы.
И дрогнули черные силы, обратившись в бегство, не разбирая дороги и позабыв все приказы. Не слыша визгливых указаний КХ, они покинули поле боя и отступили в густые чащи школьного питомника, где черные тени надежно скрыли их усталые тела. Посреди площадки осталось шесть белых фигурок, которые едва держались в воздухе над самой землей…
… КХ недовольно оглядывал свою незадачливую армию. Вернее армией она уже вряд ли могла именоваться. Вместе с пятнадцатью телохранителями и им самим общая численность войск составляла шестьдесят девять военнослужащих. Для третьего раунда битвы бойцов не хватало. Если тысяча сгустков не сумела справиться с крохотным, раз в пятьдесят меньше, отрядом, то сейчас враждующие стороны имели пропорцию один к десяти. Сам КХ, конечно, не принимал конкретного участия в сражении, зато наблюдал, оценивал, делал выводы и руководил. Наступала пора вводить в действие дополнительные резервы, а значит придется потрудиться и ему. КХ направил всю мощь своей энергии в одну точку и с трудом приоткрыл границу, отправив туда властным жестом пятерых гонцов. Со стороны белого отряда не последовало никаких активных действий. То ли они просто не заметили уловку КХ, то ли уже не в силах были хоть как-то на нее среагировать. Первая часть задумки прошла успешно — гонцы проникли в Темный мир, где ждала приказа многочисленная толпа добровольцев. КХ не задумывался, что толкнуло тысячи добропорядочных граждан на тропу войны: скука, страсть к авантюрам или желание подняться не на одну, а сразу на две ступеньки. Это КХ не интересовало.
Главное, что с минуты на минуту он получит солидное подкрепление. Значит планы его еще не рухнули. Все идет как надо, хотя предвиделась, конечно, более внушительная победа.
Вновь разверзлись границы и, исчезнув в очередной раз, оставили на своем месте черную тучу. Но что это? Где миллионы, где сотни тысяч, где хотя бы тысяча преданных ему бойцов? Бегло пересчитав прибывших, КХ с обидной горечью обнаружил, что его отряд увеличился всего на триста восемьдесят семь солдат. И каких еще солдат! Не ожидая мудрых решений командира, толпа новобранцев с ликующими криками бросилась в атаку. Схватившись за голову, КХ быстрым приказом отослал своих воинов им на помощь, чтобы сгруппировать, выстроить отделения, взвода, роты и завершить начатое, пока не утих наступательный порыв. Гонцы несомненно сболтнули немало лишнего про крах молниеносной операции, и обыватели усомнились, а стоит рисковать собственной жизнью, если великие герои под руководством мудрейшего полководца не сумели претворить заветы Черного Короля в славные свершения. Вокруг КХ крутились телохранители, безмолвно наблюдавшие за ходом сражения. А битва принимала не слишком приятный оборот…
… Шестеро смелых дружно встретили следующий натиск противника. Первый же удар выбил из строя третьего Ипэлма и отважного следопыта Шнотца. Но белые призраки устояли и принялись ожесточенно обороняться. Это им отлично удавалось, ибо новички сражаться не умели. Сборище мохнатых клубков, спиралей, пятипалых каракатиц и прочей шушеры действовало нахрапом, силой и погибало от ювелирных ударов подданных Лауры. Но как полчища голодных комаров убивают огромных оленей и лосей, так и черные призраки шли и шли в наступление. Вряд ли белый отряд смог бы долго продержаться. Вот уже и Лауре рассекли левую руку, и энергия сверкающими звездочками заструилась из королевы. Словно в ответ ожил талисман, извергнув на этот раз не смертоносные лучи, а синие сферы, взывающие о помощи. Словно мыльные пузыри, возникали они из камня, росли, увеличивались, закрывая белый отряд, армию нападавших, площадку, а затем и близлежащие дворы.
Чем больше становился их объем, тем незаметнее они казались, разнося по округе призывы, предназначенные не для людских ушей. Будто содрогнулась земля, и выбрались на ее поверхность ночные существа, принявшее в свое время покровительство повелительницы тьмы. Схватка закипела с новыми силами. КХ максимально приблизился к полю боя и приказал двум телохранителям собрать проверенных воинов, чтобы жестким клином рассеять неискушенный в баталиях ночной народ. Но замерли стрелки, отсчитывающие триумф когда-то безвестного библиотекаря, рухнули опоры, поддерживающие извилистую дорогу, убегающую к славе. Подданных повелительницы тьмы вел пришедший в сознание Ыккщщер, а из факела его уносился в черно-синее небо столб голубого огня. Все существа, упомянутые в четвертой главе, собрались здесь, напрочь откинув нейтралитет, а вместе с ними еще сотни других, вовсе не поддающихся описанию. Монстры со страниц триллеров и из кадров фильмов ужасов обрели собственное право голоса и отдали этот голос Белой Королеве.
Ночной народ смело оттеснил в сторону уцелевших воинов и принялся истреблять рядовых граждан Темного мира. Черные пришельцы бросились врассыпную, стремясь отыскать исчезнувшие границы и спастись в тихих, скучных, тесных, но таких безопасных родных просторах. Видя, что дело всей его жизни безвозвратно рушится, КХ неимоверным усилием развернул дорогу Лауры и оттянул с позиций закрытого мира исполнителей. Но это еще больше осложнило ситуацию. Дорога внезапно ускользнула от ослабевшего КХ, и множество исполнителей бездарно исчезло, разбросанное по совершенно посторонним мирам. А успевшие проскочить налетели на мечущихся в панике добровольцев. Те вообразили, что их обошли с тыла, и окончательно разбежались по кустам, а исполнители, потерявшие разум от бушующего урагана противоречивых приказаний, набросились друг на друга.
Последний приказ КХ отдал остаткам своего штаба, отправив всех без исключения организовывать исполнителей. И оставшись в одиночестве, главнокомандующий-неудачник встретился с горящим взглядом Белой Королевы, направляющейся к нему с устрашающей быстротой. Растерявшийся КХ все же сообразил, что теперь его спасет лишь скорость полета, темнота ночи, да умение маскироваться в условиях предлагаемой местности. Кинув гибнущие остатки своей армии на произвол судьбы, несостоявшийся король стрелой взвился вверх и последовал к длинному дому, стены которого отливали мертвенно-бледным светом в лучах беспристрастной Луны, продолжавшей медленно отмерять свой путь по усеянному звездами небосклону.
Ты запомни, сынок,
Золотые слова:
Хлеб — всему голова,
Хлеб — всему голова.
Я жестоко и изнурительно страдал. Не от холода, нет. Сидя на крыше и наблюдая ожесточенное сражение иномирян, я чувствовал себя крайне неуютно. Перед моими глазами вживую кипели смертельные схватки и гибли… нет, не люди, но кто знает, может они были лучше людей. По крайней мере, меня. Все меньше становилось белых облачков, а я сидел и смотрел всего лишь со стороны, словно пялился на порядком поднадоевший экран телевизора, готовый встать и нажатием кнопки вызвать другой канал, где тихо-мирно «на пороге ночи» страдают «Богатые» вкупе со «Второй мамой». Я не мог впихнуть себе в голову мысль о том, что все происходящее реально. Ну разве не я, держа прохладную руку Лауры, бродил с ней по солнечным местам? Разве не я пробовал вблизи полуночи ухватить Ыккщщера за его призрачное туловище, но под сжавшимися пальцами остались лишь капельки пота, выступившие от волнения перед сверхъестественным? Не мне ли пришлось, надрывая дыхалку, нестись на поиски неведомой дороги и, страдая от духоты, разыскивать талисман посредством знаменитого сорок первого автобуса? А теперь я обнаружил, что воспринимаю случившееся как игру. Захватывающую, интересную, но все же игру, которую вот-вот придется оборвать и начинать заниматься делом. Все, как во сне. Только что ты летел, хватал, догонял, спасался от преследования, выслеживал, восторженно ощущая себя незаменимым человеком в самой гуще событий, и вдруг перед тобой прочное стекло. Действие продолжает разворачиваться все более захватывающе, но ты уже не участник, а всего лишь наблюдатель, сидящий перед ящиком с кнопочками. Наблюдатель, страстно желающий оказаться по ту строну экрана. Еще жива надежда, что стоит только дотронуться и… Но идет время, наблюдатель смиряется с отведенной ему ролью и напряженно смотрит туда, где купается в приключениях главный герой, на месте которого совсем недавно находился он сам. Ну не участвовать, так досмотреть хотя бы… И удрученный зритель опасливо коситься на дверь, не беспочвенно подозревая, что она сейчас раскроется, а вошедшие люди бесцеремонно выключат телевизор и отыщут кучу неотложных дел. Но пока не наступил этот момент, остается щемящее чувство сопричастности и горечи, что под безоблачным солнечным небом или в тихих, еще теплых сумерках в компании самых верных друзей и самой лучшей на свете девушки пробираешься к заветной цели уже не ты.
Сбивчиво, даже противоречиво в какой-то мере. Но такое описание как нельзя лучше отражало мое состояние. Хотелось даже заплакать от бессилия что-либо изменить, от того, что не смог, не сумел вникнуть в душу призраков. Ощущать полную свою ничтожность, когда в голове тревожным буравчиком сверлит мыслишка:
«А не отсыреет ли пленка в моих кассетах при такой влажной погоде?» и это в тот момент, когда быть может истекают последние секунды жизни королевы.
Моральный урод. Ущербной души человек. Я мог миллион раз обругать себя самыми последними словами, вот только статус постороннего наблюдателя плотно въелся в меня. Я уже не сумел бы отклеить, оторвать от себя то поганое чувство, которое охватывает праздношатающегося по вечернему парку человека, когда он видит ватагу в корень оборзевших юнцов, запинывающих невовремя подвернувшегося им под руку прохожего. «Ну, на этот раз не я», — облегченно вздыхает гуляка и, отводя взгляд, спешит прочь, стараясь выкинуть происшедшее из головы. Но невидимая липкая грязь окутывает душу, хотя он отлично понимает, что не в силах вмешаться и хоть чем-нибудь помочь. В то время, когда в сотне метров от меня творились великие подвиги, а на чистую страницу одна за другой ложились буквы летописи славы, я сидел на мокрой и холодной крыше и прижимал к груди коробку с фирменными кассетами…
… КХ не хотел умирать. Нет! Он еще поживет. Он еще вернется. Но не в темный мир. Побывав на вершине славы, главнокомандующий не желал падать вниз и хвататься за любую соломинку, какой бы призрачной она не казалась.
Возвращаться назад, к толпе, к упрекам и насмешкам, к серому библиотечному существованию (если ему еще позволят снова занять его, к обломкам триумфального постамента, к котловану, где никогда не будет заложен фундамент его величественного дворца? Никогда, лучше умереть! Но умирать он не собирался. Да, приходилось признать, что его настиг полный провал. Он проиграл, но не сломался. Жалко удирая от неумолимого преследования, КХ вряд ли кому мог показаться грозным и могущественным. Но в собственных глазах он продолжал видеть себя Черным Королем. Его место — холодный обсидиан черного трона. Искорка уверенности в том, что именно его избрала судьба для высокой миссии возрождения великого престола, продолжала теплиться в нем и придавала второе дыхание. Какая-то чудовищная оплошность разрушила его грандиозные намерения, но КХ не чувствовал себя низвергнутым. Где-то в глубине сгустка пульсировала уверенность, что планы воцарения над мирами сбудутся. А холодное сознание уже производило дальнейшие расчеты и строило новую лестницу, ведущую вверх. Изо всех сил стремясь увеличить отрыв от Белой Королевы, он уже видел, уже готовился взобраться на новую ступеньку…
… Иннокентий Петрович сидел на холодном полу, прислонившись спиной к стене собственной квартиры. Он не помнил когда и где утерял диван последнюю ниточку к реальности. Впрочем хозяина огромной квартиры уже не заботили всякие мелочи. Его окружали миражи. Искривленное пространство выхватывало картинки из неведомых далей и показывало их единственному благодарному зрителю, который никуда не спешил, не суетился и даже не пытался заснуть. Перед заместителем ректора по культурным вопросам, так и не побывавшем ни в одной зарубежной командировке, творились настоящие чудеса. Экзотические места со всех уголков земного шара, словно пожалев Иннокентия Петровича, сами явились к нему в гости. Исчезли дворцовые мраморные залы, но желто-серые полосатые обои и книжные шкафы так и не вернулись к хозяину. Зато красочные пейзажи наплывали и растворялись, сменяя друг друга и соревнуясь между собой в разнообразии реквизита и буйстве красок. Подул теплый ветерок и воздух сразу стал влажным.
Густые джунгли заполнили пространство. Зелень воцарилась вокруг, тысячи оттенков зеленого цвета, лишь кое-где проглядывали бурые стволы, да клочки неба. Ветерок усилился, превратился в ветер и разорвал джунгли в клочья, унеся их прочь. Сразу Иннокентий Петрович ощутил пронизывающий холод и недостаток кислорода. Теперь вокруг оказалось одно небо, только справа торчала одинокая серая вершина. Побоявшись головокружения, Иннокентий Петрович не рискнул посмотреть вниз, а попытался руками ощупать прилегающую к нему площадку.
Пальцы скользнули по неровному потрескавшемуся камню. Даже стена за спиной сменила гладкую поверхность на острые выступы.
А небо уже потемнело, и на горизонте вспыхнул желтый закат, переходящий в кровавые и черные тона. Солнце упало за пологий холм, на котором зловеще чернел силуэт загадочного сооружения, напоминавшего китайскую пагоду. Ладони и ноги утонули в густой траве, а во что упиралась теперь спина, так и осталось невыясненным.
Внезапно Иннокентий Петрович улыбнулся. Мечта, к которой он прорывался всю жизнь, добралась до него, раскрыла ему свои объятия. Уже не надо бегать в профком, выясняя наличие престижных путевок, непрестанно копить деньги, отказывая себе во всем, заполнять бесконечные анкеты с бесконечными «Не был», «Не состоял», «Не участвовал», «Родственников, побывавших в годы ВОВ на оккупированной территории не имею». Не требовалось больше выслушивать инструкции серьезных людей в строгих костюмах о том, как следует вести себя за границей, унижаться на таможне, когда бдительные служащие старательно перерывают твой чемодан и простукивают его стенки. Никаких волнений, никаких ограничений, никаких усилий. Все само свалилось к ногам, как неожиданный, но очень приятный подарок. Никогда в жизни Иннокентию Петровичу не было так хорошо. Миллионы чувств, запахов, зрелищ, ощущений, звуков, принадлежащих ему и только ему.
Но счастье никогда не бывает вечным. В одну секунду миражи поглотила необъятная черная дыра. А из глубины, прямо на Иннокентия Петровича с ужасающей быстротой неслось то, что было страшнее мрака и темнее самой непроглядной мглы. Огненные глаза и белые клыки сверкнули совсем рядом.
Ослабленный организм сдался без боя. Иннокентий Петрович догорел как костер, брошенный под проливным дождем. Душа его растворилась, оставив бренную оболочку. Освободившееся место мгновенно захватил хитроумный КХ, чутьем отыскавший решение в самом безвыходном положении…
… Купол тьмы продолжал висеть над городом. Ничто не указывало на приближающееся утро. Оставалось еще раз повторить про себя, что август — это Вам не середина июня. Сдернутый волевой рукой Лауры с насиженного места я совершил вместе с ней непродолжительную пробежку и теперь стоял в незнакомом дворе. Несмотря на то, что от моего дома нас отделяло не такое уж большое расстояние, приходилось признать, что я заплутал. Возможно, пройдя метров двести в любую сторону, мы бы выбрались в известные мне места, но тогда исчезло бы новое чувство, заполнившее теперь мою голову. Смесь таинственности, опасности, непредсказуемости и туманного будущего обострила все донельзя.
Кривая интереса к жизни резко скакнула вверх и набирала высоту с каждой минутой. Хотя никаких активных действий пока не предвиделось, я вновь уловил что-то, смутно напоминавшее праздник. Мне словно удалось шагнуть за экран, и вот я снова находился в центре приключений, не зная, какую каверзу приготовит судьба в следующую минуту, но подозревая неизбежный «хэппи-энд». Никогда не контактировавший со злобными сверхъестественными силами, но посмотревший неимоверное количество фильмов на данную тему, я естественно ждал противоборства, где все решает не грубая сила, а умение вести себя в нестандартных ситуациях. Краешком сознания я не сомневался, что справлюсь, хотя приучил себя всегда рассчитывать на самое худшее. По крайней мере чужих ошибок я повторять не собирался.
Нас окружали пятиэтажки, только из-за какой-то дальней крыши выступали верхние этажи более высокого дома. Здания обступали нас вплотную, поэтому я не смог отыскать спасительный ориентир телевышки с ее красными огнями. Двор, в котором мы находились, казался совсем обычным, и я не понимал, почему Лаура сделала остановку именно здесь. Рядом с нами чуть подрагивали ветки невысокого боярышника. Далее темнели заросли шиповника, и вот туда-то мне совсем не хотелось лезть. Мой взгляд ненавязчиво пробежался по другому дому и перескочил на детскую площадку. Стандартный набор: качели, карусель, песочница и чуть покосившаяся лестница. Правда сегодняшней ночью их черные силуэты выглядели несколько мрачновато, но это уже не мои проблемы.
Я хотел обратиться к Лауре, чтобы узнать, на чьей же стороне осталась победа.
Ведь я так и оставался в неведении относительно финала. Да и наступил ли финал? Впрочем, вопросы так и не покинули моей головы, потому что я не рискнул раскрыть рта. Королева напряженно всматривалась поочередно во все окна, словно потеряла что-то исключительно важное. В паре окон горел свет, но похоже Лауру интересовали не они.
— Вот он! — прошептала она и махнула рукой к соседнему подъезду.
Негромко хлопнула дверь, из-за кустов показался пожилой мужчина в темном полузастегнутом костюме и медленно стал удаляться. Естественно, что лица я не разглядел.
— Кто? — потребовал я объяснений от королевы.
— Предводитель черных призраков.
— С чего ты взяла? — удивился я. — Это же человек!
— Он внутри, — невнятно пояснила королева.
Я молча сжал губы в недоверчивой гримасе. Интересно, какой будет реакция этого полуночника, когда он опознает в себе командира сверхъестественной армии? В этот момент камень Лауры осветился изнутри. Тонкий, как спица, луч пронзил тьму и впился в правое плечо незнакомца. Тот конвульсивно дернулся, мотнул головой в нашу сторону, а затем бросился прочь. Такой походочки я не видел еще ни у кого. Негнущиеся ноги механически отсчитывали шаги, руки болтались, как совершенно посторонние предметы, а туловище вихляло под самыми непредсказуемыми углами.
— Видишь, талисман указал на него, — донесся шепот королевы.
Я молча кивнул, облизнув языком пересохшие от волнения губы. За последние дни пришлось увидеть столько потустороннего, что приходилось все принимать на веру без всяких «Дано», «Доказать» и «Допустим».
— Что же ты ждешь? Бежим! — подтолкнула меня Лаура и мы ринулись в погоню…
… КХ устал. Он никогда не подозревал, что способен так вымотаться. Энергия, составляющая сгусток, собиралась разделиться на отдельные куски и самораспуститься. Исключительным усилием воли КХ сдерживал рвотные позывы, грозившие закончить его существование самым бесславным образом. А ведь приходилось еще управлять бесцельно бредущим телом человека. Он словно очутился внутри сложнейшего механизма с крайне непонятной системой управления.
Однако, приходилось довольствоваться тем, что оказалось под рукой. И, надо заметить, КХ с честью выбрался из этой затруднительной ситуации. Механизм действовал. Шаг за шагом он уносил главнокомандующего черных призраков в безопасные пределы. КХ, едва сдерживая гнев по поводу весьма примитивных возможностей людей, зорко всматривался в ночь неясным чужим зрением.
Очередной удар настиг его на повороте. Рывок головы позволил правому глазу убедиться, что Белая Королева не только разоблачила его хитрую маскировку, но и, не отставая, следовала за ним. Рядом с ней мелкими шажками семенил какой-то прислужник из числа людей. Судя по всему, она не собиралась останавливаться на полумерах. «Посмотрим, поглядим», — мрачно усмехнулся КХ и неожиданно научился сгибать ноги в коленях у непослушного организма. Приятный укол чувств отпраздновал открытие. Тело Иннокентия Петровича перешло со спортивной ходьбы на быстрый бег. КХ гнал безвольный организм человека, как опаздывающий ямщик загоняет свою покорную лошаденку. Резкие команды плеткой подхлестывали умирающие ноги. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Надо, надо и еще раз надо уйти от врагов. Будь КХ человеком, он вообразил бы свист ветра в своих ушах. Но холодный разум черного сгустка не ведал иллюзий. Его догоняли. С каждой секундой расстояние между беглецом и погоней сокращалось. Чуткий слух улавливал не движения ветра, а лишь мерный топот шагов за спиной. На пределе сил, и своих, и Иннокентия Петровича, КХ делал отчаянные попытки оторваться.
Все зря, бесполезно; преследователи не сбавляли темпа, отыгрывая сантиметр за сантиметром. Но даже ни на мгновение призрачный мозг черного сгустка не посетила мысль остановиться и покориться своей судьбе. КХ слишком долго выжидал тот момент, когда смог горделиво вознестись над толпой. Ждал твердо и упорно. Упорство и сейчас не давало слабины, подгоняя усталые, слившиеся в единый конгломерат материальную и нематериальную сущности различных миров.
Бывший лингвист-библиотекарь знал, что если на его долю выпадет один-единственный шанс, то он обязательно использует его, ставя на кон всю до единой частички свою истощившуюся энергию.
Внезапно удары по асфальту за спиной наполовину стихли. КХ не требовалось оглядываться назад, чтобы лицезреть, как королева отделилась от земли и взмыла над серым тротуаром, лишь человек все топал и топал. Шансы на успех таяли, как белый покров непокорившегося призрака под лучами солнца. Ничего не оставалось, как покинуть мертвое тело погибшего помощника и воспарить над землей, ища укрытия в темных уголках, которых так много в огромном пространстве миллионного города. Но вырваться из темницы не удалось. Слишком ничтожным оказалось количество припасенной энергии. И КХ, тратя последние силы, продолжал нескончаемый бег, сгибая и разгибая чужие ноги, уносившие его личность от почти наступавшей на пятки погони.
Breaking out, into the night
Breaking out, he's taking flight
Breaking out, out in the street
Breaking out, gotta break free
Поле боя осталось далеко за нашими спинами. Мы уже миновали широкую площадь между кинотеатром «Искра» и крохотным леском, наполовину скрывавшим здание ВДНХ. Затем таинственный незнакомец резко вильнул вправо, промчался мимо железных прутьев ограды детского сада и вновь вильнул во дворы. Где-то по левую руку мелькнул мой дом, а еще через квартал железобетонные пятиэтажки сменились кирпичными. Вот и величественный каркас телебашни, но беглец не стремился попасть в зону света уличных фонарей, а предпочитал темные дворы.
Вслед за ним мы с королевой пересекли школьный двор, вблизи которого несколько дней назад любовались прелестями солнечного дня уходящего лета. Преодолев еще несколько кварталов наискосок, я чуть не растянулся на пересеченной местности стройплощадки высотного дома. Вскоре пятиэтажки уступили место более древним и низким домам. Лаура взлетела уже вблизи новостройки, а я, поднапрягшись, прибавил темп, чтобы ее не подвести. Никогда не блиставший в физкультурных забегах, я медленно умирал, но тянулся, тянулся, тянулся всем телом за невесомым обликом Лауры. Слезы текли по лицу, изо рта безнаказанно вырывались противные всхлипы от собственного бессилия. Сказка сменилась жестокой реальностью. Как и следовало ожидать, чуда не произошло — я стал отставать.
Знакомый страшный сон вновь ворвался в мою душу. Девушка моей мечты, только что подарившая мне незабываемую улыбку, ускользала навсегда, а я не в силах был догнать ее и даже не мог задержать отчаянным криком.
Ноги отказывались повиноваться, зато заработала голова. Заметив очередной поворот далекого смутного силуэта, я тут же сообразил, как можно срезать дистанцию. Противник сменил тактику и несся теперь по пустынным улицам, а мне никто не мешал свернуть во двор. Как известно, сумма двух катетов всегда больше длины гипотенузы. Применив полученные в объеме школьной программы знания на практике, я резво поскакал через военно-спортивный комплекс близлежащего ПТУ. Действительность превзошла все мои ожидания. Как разогнавшийся паровоз, я вылетел на улицу и резко развернулся, ухватившись рукой за дерево. Моим глазам представился последний акт драмы…
… Сердце колотилось как отбойный молоток. Легкие глухо хрипели. Боль в ногах пронизывала КХ насквозь. Сознание помутилось, не в силах справиться с колоссальной нагрузкой. Он давно уже перестал разбирать дорогу, и только свойственное призракам чутье предохраняло его от явных столкновений с неимоверным числом препятствий. А ведь ему еще ни разу не довелось споткнуться. Цепочка непростительных ошибок привела его к крайне бедственному положению. Ну разве не идиотской была мысль: укрыться в несовершенном человеческом теле. Эх, если бы только вырваться, тогда ничто не помешало бы КХ проткнуть любое количество стен, прежде чем королева сумеет отследить его маршрут. Горькое отчаяние просачивалось сквозь щели в маленькую каморку, где покоилась несгибаемая воля. Оно ржавчиной разъедало упорство и стремление победить, заменяя их на нерешительность и слабость. Ноги сразу стали ватными и начали заплетаться друг об друга. А из-за угла вывернул с мокрым от пота лицом прислужник королевы и решительно перекрыл дорогу. Что же случилось с КХ, раз даже какой-то заурядный человечишко обхитрил того, кто сумел увлечь и перевести на свою сторону самого верховного повелителя? Смешавшись, КХ вырвался из темпа и чуть не свалился, теряя драгоценные секунды. А сзади неумолимым князем тишины наплывала беспощадная королева белых призраков…
… Согнувшись в три погибели, я до боли скосил глаза вверх, чтобы в случае чего постараться увильнуть от возможного нападения. Из моего рта до потрепанного газона протянулась ниточка слюны. Чувствовал я себя крайне паршиво, а выглядел со стороны еще хуже и противнее. Ноги подгибались, и пальцы правой руки впились в шершавую кору, стремясь удержать равновесие. Все во мне горело, лишь правую ладонь приятно остужал холодок остывшего тополя.
Мужчина стремительно приближался ко мне. Я спешно отвел взор от его раздутого перекошенного лица, словно под его кожей ворочалось мерзкое существо из космоса, и наткнулся взглядом на Лауру. Лучше б я этого не делал. Жестокое лицо громадной головы, испещренное морщинами и темными впадинами, вызывало первобытный ужас дикаря перед неведомым. В нем соединились неземная злоба, циничность, хитрость и беспощадность. Казалось, королева сейчас раздерет весь мир по кусочкам, лишь бы дорваться до победы. Я пока еще понимал, что Лаура не изменилась, что у страха глаза велики, что отвратительное снаружи зачастую оказывается прекрасным внутри. Но ужас охватил мою сущность целиком и теперь тонкой пленкой окутывал каждую клеточку мозга, подавляя разум. Сознание взбунтовалось и стремилось вырваться наружу в тщетном желании найти лекарство от страха и унести меня за многие километры отсюда.
Однако, остальные части тела не разделяли безумных планов, мечущихся в голове.
Материя вновь оказалась первичной, и усталые ноги не собирались даже шевельнуться. Инстинкт самосохранения ничего не мог поделать с измученным до предела организмом, которому уже было все равно: погибать ли от разрыва сердца или закончить жизнь в когтях Белой Королевы, справляющей свое мрачное торжество. Шла самая страшная минута моей жизни, когда необъяснимые явления вторглись в реальный мир, выбив опоры самосознания. Моя крыша не поехала от странного появления Лауры и Ыккщщера, талисман казался обычным камнем, а битва призраков — хорошо разыгранным, захватывающим спектаклем. Но вынести волны магнетического воздействия на мозговые центры, отвечающие за страх и ужас, было свыше моих сил. Убежать, укрыться в четырех стенах среди простых и понятных вещей не имелось возможности. А глаза не могли оторваться от созерцания двух монстров. В этот миг организм дошел до точки и напрочь отключил сознание, превратив меня в механическое визуальнозаписывающее устройство.
И тут когти Лауры коснулись пиджака того, кто являлся, по ее утверждению, главным среди черных сгустков. Сначала они едва задели левое плечо, не сумев дотянуться до правого. Мужчина судорожно рванулся вперед с удвоенными силами.
Теперь я мог разглядеть каждую черточку его лица, так как между нами оставалось не более пяти метров. Но глаза так и не сумели оторваться от злобного лица повелительницы тьмы. Мягким движением Лаура подтянула свое тело и непостижимым образом проткнула мужчину насквозь. Ее белые пальцы показались из прорванной груди. Черное пятно расползалось по пиджаку и рубашке, но к королеве не пристало ни единой капли крови. Голова мужчины безвольно склонилась набок, и он рухнул едва-едва не на мои туфли. Лаура резко развела руки в стороны, и уже мертвое тело с противным хлюпаньем порвалось на две неравные части. Столб синего пламени, выскочивший из талисмана, успешно завершил начатое…
… Боль кольнула в самый центр сущности КХ. Он по прежнему уверял себя, что выкрутится, увернется от ударов судьбы и на сей раз. Ничего еще не закончилось, ничего еще не потеряно. Но иголка сменилась острым сверлом, а затем и толстым буравчиком. Так и не догадавшись о наступлении последней секунды, КХ завершил свою миссию, чувствуя, будто в него ввертывается резьбой все расширяющийся конус с бесконечной высотой…
… В ту же секунду Костя издал душераздирающий крик и сразу потерял сознание от болевого шока. Ворвавшиеся в его комнату родители застали ужасную картину.
Обе ноги сына, оторванные выше колена, свалились с постели на пол, а из открывающихся ран хлестал поток крови. Немедленный звонок в скорую помощь, судорожные попытки остановить кровь, обмотав ноги многочисленными тряпками, и тягостное ожидание врачей заполняли первые минуты внезапно изменившейся жизни, чередуясь с возможными предположениями о том, что же могло произойти в комнате у Кости.
Разумеется, они даже представить не могли, что случилось с их сыном два месяца назад. Что полученные тогда увечья никуда не делись, а лишь скрылись под потоком магической энергии черного сгустка. Но ручеек энергии иссяк, все возвратилось на круги своя, к реалиям настоящего мира, не отягощенного присутствием потусторонних пришельцев. Заслонка, сдерживающая кровь, открылась. Волшебные нити, связующие разорванную материю живого тела, исчезли.
И смерть, оглянувшись, с улыбкой узрела своего старого, когда-то упущенного клиента…
… Я присел на корточки и мрачно разглядывал поврежденное тело. Что ни говори, а чистой воды убийство. И пойди теперь докажи, что в безобидной с виду оболочке скрывалось ужасное существо, угрожавшее основам всего нашего мира.
Сейчас в подобную версию не верил даже я. А что, если Лаура ошиблась? Что, если здесь лежит не черный командир, а просто любитель ночных прогулок — какой-нибудь поэт или художник, вышедший набраться вдохновения на свежем воздухе летней ночи? Что, если мы неправильно истолковали значение луча-талисмана? Разве я сам не помчался бы прочь, не разбирая дороги, если бы меня преследовал монстр с навевающим ужас лицом? Разве я сам не провел всю ночь с зажженной лампой, когда в окне на мгновение мелькнул силуэт королевы призраков? Может быть мы допустили непоправимый просчет, а теперь уже ничего не вернешь.
Меня затрясло от ужаса содеянного. К такому повороту событий я не готовился.
Мои глаза отыскали фигурку Лауры в надежде, что она сейчас подтвердит всю правильность наших действий. А может все окажется просто шуткой. Мужчина поднимется и побежит своей дорогой, а мы вернемся назад, в мою квартиру, где Лаура сменит свою уродливую маску на привычное девичье личико.
Но мужчина продолжал неподвижно лежать, уткнувшись лицом в газон. Это было убийство, и это сделали мы.
— Лаура, неужели ничего нельзя изменить? — с мольбой в голосе спросил я.
Королева только отрицательно покачала головой.
— Зачем мы его убили? Неужели нельзя было просто выманить призрака и расправиться с ним, оставив человека жить.
— Нет, — холодно и жестко прервала мои стенания Лаура. — Человек умер гораздо раньше, и убил его призрак. Он забрал у человека тело, уничтожив душу. Даже если бы призрак вырвался на свободу, душа не воскресла бы ни при каких условиях.
— Значит призрак мог вселиться и в меня?
— Да, особенно, когда ты витаешь в облаках или терзаешься в раздумьях.
— И ты так же поступила бы со мной?
— Разумеется.
— Ты убила бы меня?! — против желания в моем голосе зазвучали визгливые нотки.
— Конечно, но только это уже был бы не ты.
Я встал в полной растерянности. Та, кого я считал уже своей подругой, могла в любой момент вонзить в меня острые коготки. Так мог ли я доверять хоть кому-нибудь на поверхности земного шара?
— Знаешь, давай обсудим это позже, — предложила Лаура потеплевшим голосом. — Нам надо вернуться. Битва не закончилась с гибелью черного предводителя.
Проникновенные тона пронзили мое сжавшееся сознание, прошмыгнули по всем темным закоулкам и выгнали прочь мрачные мысли. Мне с трудом удалось смириться с концепцией королевы. Скорее я сам убью себя, если догадаюсь, что представляю опасность миру. А если не смогу? Тогда это сделает кто-нибудь другой. Но почему именно Лаура? В конце концов в нашем мире в любом случае найдется десяток-другой личностей, желающих разделать меня под орех без всяких причин, а ради собственного удовольствия, чтобы приятно провести время. Мог ли я обвинять ту, которая посвятила меня во все свои планы, расчитывая лишь на моральную поддержку?
Стараясь не думать о плохом, я схватился за локоть Лауры и вместе с ней взмыл в воздух, оставляя позади все новые и новые темные окна…
… За одним из таких окон стоял Руслан. Поднятый полчаса назад звонком Костиной матери, он не мог уснуть и, мелко подергивая занавеску, невидящими глазами смотрел в черноту двора, окруженного кирпичными коробками домов.
Вот-вот должен раздаться следующий звонок, уже из больницы. «Быть или не быть, — горько усмехнулся Руслан. — Жить или не жить.» А ведь, казалось, все обошлось. Ничего не предвещало беды. Двенадцать часов назад Костя резво догнал трамвай и вместе с Русланом плюхнулся на холодное двойное сиденье. Кто мог подумать, что страшное происшествие в заброшенной церкви получит продолжение.
Руслан не виделся с профессором после провального контакта с потусторонними силами, а сейчас палец сам собой начал накручивать телефонный диск, но трубка издавала только длинные гудки. Честно говоря, в подобных делах Руслан уже привык во всем рассчитывать на учительскую подсказку. Хотя неудачное пробуждение демона отпугнуло Руслана от магии, но уважение к знаниям профессора намертво засело в голове. Нет ничего невозможного! И действительно, почти мертвый Константин внезапно снова обрел свои ноги. Но не сейчас, а тогда. Теперь можно рассчитывать только на себя. Приходилось признать, что после длительных занятий по практической магии и многочасового штудирования запретных книг Руслан так и не выучился чему-то конкретному, так и остался подмастерьем. Сейчас срочно требовалась помощь его другу, а он ничего не мог сделать ни обычным способом, ни волшебным. Руслан знал, что возможности магии безграничны, но где она, та магия.
Разорвав тишину задребезжал звонок. Руслан заскакал к телефону, путаясь в просторных богатырских тапочках. Прохладная пластмасса приятно остудила разгоряченную щеку.
— Это я, я Руслан! Я слушаю, слушаю!
— Врачи сказали: жить будет.
Из трубки понеслись короткие гудки. В избытке чувств Руслан грохнул трубку на рычаги так, что даже пол содрогнулся. Жить будет!
Но радость растворилась в свербящих мыслях. Жить то будет, а ходить? Руслан снова сник. Некого обвинять, они виноваты сами. Человека на жизненном пути всегда сопровождают нудные указатели: «Не влезай — убьет!», «Купаться запрещено!», «Взрывоопасно!», «Запретная зона!». Но человек влезает, купается, втискивается, ползет куда надо и не надо, несмотря на все запреты и предупреждения. Наблюдая на экране кровавые катастрофы, он неизменно уверен, что это не его проблемы. А судьба уже готовит коварный поворот, от которого не убережет смелость и нахрапистость, не спасет ни бахвальство, ни раскованность.
Так и они с Костей влезли в запретную зону, куда дилетантам не стоит, не стоит соваться. Колдуны-недоучки сильно напоминали неистового изыскателя, который так и норовит прикоснуться к высоковольтным проводам, втайне рассчитывая на победу разума и благоприятный исход. Но электричеству без разницы, кто вторгся в его пределы. Оно одинаково накажет и безалаберную ворону, не нашедшую лучшего насеста, и растяпу-электрика, понадеявшегося на «авось». Стоило ли удивляться неминуемой расплате? Но почему другие то в подобных обстоятельствах счастливо выпутываются из всех приключений, а потом с экранов телевизоров рассказывают о своих похождениях раскрывшим рот зрителям и огребают кучу дипломов от всевозможных институтов и университетов, не ударив при этом и пальцем об палец.
Руслан тихо радовался за выжившего Костю и за себя. Его миновала злосчастная судьба многочисленных, так и не ставших никогда известными магов, погибших от могущественных сил, которые должны были служить им верой-правдой и неуклонно повышать благосостояние. Руслан внял предупреждению. Бывают такие моменты, когда чувствуешь до глубины души, что серая обыденная жизнь в сто раз привлекательнее самой красивой смерти. И Руслан купался в радужных волнах счастья, отхватывая для собственной судьбы еще одну секунду, еще один глоток воздуха…
… Крыша глухо содрогнулась под моими ногами. Листы кровельного железа сыграли в глухие телефоны и успокоились. Что-то прошуршало на чердаке.
Очевидно, железный марш потревожил заснувшую после долгих прогулок кошку. Я не устоял на наклонной плоскости и мелкими перебежками очутился на краю крыши, упершись руками в ненадежный прут бортика.
Лаура спикировала вниз. Вдруг из темной листвы деревьев на нее набросились черные сгустки. Середина футбольного поля теперь пустовала. Тьма восстала против черного войска и успешно теснила рваные клочья былого отряда добровольцев, прогоняя их с далекой баскетбольной площадки. Возле гаражей удачно работал топором страшный полупрозрачный великан с утыканной могучими шипами головой. Прочие бои местного значения велись за пределами моего кругозора.
А королева угодила в ловушку. Судя по всему, ее окружили опытные воины, которые не давали Лауре вырваться и закрывали худенькую фигурку от союзников.
Я прямо затанцевал на крыше. Мои ноги нервно выбивали чечетку. Но чем я мог помочь королеве?
Свободные от службы сгустки выстроились в вертикальный хоровод и завертелись.
Воздух в круге затуманился, задрожал. Затем его мутная поверхность вспухла отвратительным пузырем и лопнула без всякого шума. На месте прорыва образовалась черная дыра, которая тут же всосала в себя более десятка вражеских солдат. Королева отчаянно вырывалась, но сгустки, не смотря на тяжелые потери, увлекали ее к воротам в иной мир. Внезапно возле Лауры возникла белая капля. Это Ыккщщер пришел на помощь. Но черные воины и его облепили со всех сторон и потащили в том же направлении. От невозможности что-нибудь изменить я рванул на себя склизкий от холодной росы бортик.
Неожиданно он вылетел из своих гнезд, а я, потеряв равновесие, рухнул вниз.
На сей раз мои чувства сработали на удивление хладнокровно. Я постарался в падении разметать черный клубок, чтобы вызволить Лауру, но завис в воздухе над неравной схваткой. Дернувшись вниз, я приблизился к полю боя на несколько сантиметров. Завидев неожиданную подмогу, десяток черных сгустков отделились от основного роя и двинулись ко мне. В следующую секунду меня пробрал дикий холод. Что-то вцепилось в руки, ноги, волосы, стало толкать в спину. Мое тело сразу стало безвольным. Желание сопротивляться угасло. Начали слипаться глаза.
Сквозь наступившую дрему я ощущал, как меня мягко подхватили и понесли невесомые конечности. Затем я словно оказался в ванне, наполненной остывающей водой. Сознание туманилось. Далекая стена растворилась в серой дымке, а длинная ветка, промелькнувшая надо мной, слилась с чернотой неба, с которого исчезли все звезды. Мрак заботливо укутал меня одеялом из черных призраков.
Резкий толчок выбросил мое тело из ледяной проруби. Мягкая платформа вокруг меня рассыпалась. Я полетел, кувыркаясь и переворачиваясь, но не вниз, а вверх. Серый туман затопил мои чувства. Вокруг воцарилась полная, беспросветная, гасящая любые звуки тьма.
Словно школьник у доски,
Я стою и тру виски.
Вот поверю и усталый
Я повешусь от тоски.
Скачет заяц в облаках,
Ходит мальчик на руках.
Я пожалуй только это
Унесу в своих зрачках.
Очнулся я от холода. Пронизывающий морозец каменных плит не располагал к дальнейшему отдыху. Пришлось встать на колени и с трудом подняться. Сильнее всего ныла правая сторона челюсти, которой суждено было первой состыковаться с реалиями чужого мира. Лаура гордо и надменно озирала окрестности. То ли она пришла в сознание намного раньше меня, то ли королеве не положено валяться на полу, да еще в потустороннем пространстве. Я не заметил ни царапинки на бледной коже ее рук и ни единого грязного пятнышка на белизне ткани ее королевского платья. Возле нее беспокойно кружился Ыккщщер, не покидавший Лауру и в самые трудные минуты. Итак, нас осталось трое, а находились мы… В общем, неизвестно где мы находились. Место, куда нас забросили черные силы, оказалось весьма мрачным. Обширный зал с непробиваемыми стенами, сложенными из огромных черных камней. Стены уходили вверх и терялись во мраке, так что установить высоту помещения не представлялось возможным. Кромешную тьму разгоняли два далеких огонька в вышине: факелы, лампочки или вовсе невозможные светильники. Четыре толстые квадратные колонны отбрасывали дрожащие тени.
Правый огненный светлячок мерцал и дрожал, словно его пытался задуть ветер.
Левый фонарь находился так далеко, что казался крупной планетой в период противостояния или звездой Талцетл из «Аэлиты» (только не красной, а желтой).
Таким образом из уютных просторов двадцатого века, заполненного привычными пятиэтажками, тополями и железными домиками гаражей, мы очутились в гулком пространстве средневекового замка.
Лаура осторожно приложила к моему лбу указательный и средний палец левой руки, словно проверяя мое самочувствие. Приятное теплое покалывание проникло сквозь кожу и разлилось по моему телу, растворяя холод и противную дрожь. Даже волнение чуть сгладилось, и я перестал пританцовывать, не в силах удержаться на месте.
— Все в порядке? — спросила королева с такой нежностью, что будь я Снегурочкой, мне не потребовался и маленький уголек, чтобы окончательно и бесповоротно растаять.
— В порядке, — кивнул я и, не дав утихнуть разговору, поспешил уточнить. — А где это мы?
— В черном мире, — ответила моя спутница.
— И, наверное, в королевском дворце? — попробовал угадать я.
— Знаешь, я никогда не проникала в эти места. Белой королеве не принять посещать владения черного короля, так же как и ему не дозволено находиться в моем мире. Но вряд ли мы в королевском замке.
— Сможем ли мы выбраться?
— По крайней мере, попытаемся, — встрял в разговор Ыккщщер.
— Нам надо отыскать центр, — пояснила Лаура, точь в точь как предсказатель про талисман (коротко и весьма расплывчато).
— Не лучше ли все же выбраться на открытое место? — предложил я. — По крайней мере там не стоит опасаться засад из темных закоулков.
— Это невозможно, — возразила Лаура. — по описаниям черный мир как раз и состоит из темных закоулков, коридоров и тупичков. Есть, правда, и открытые места, но они не помогут тебе обрести уверенность. Привыкай!
Глаза уже начали привыкать и постепенно достигли повышенного уровня зоркости.
Обнаружилось, что камни стен имели не угольную, а серую окраску. Мгла скрывала истинный цвет плит под ногами, но казалось, что они не могли не быть серыми.
Надо же в чужом непонятном мире уцепиться за что-то привычное.
Тем временем Лаура прервала затянувшуюся стоянку и шагнула во тьму. Но мрак не сумел поглотить белую королеву. Ее стройная фигурка четко вырисовывалась на черном фоне. Тем же свойством обладал и Ыккщщер. Зато я с трудом мог разглядеть себя самого. Зал постепенно сужался и, наконец, превратился в коридор метр двадцать шириной и так и не выясненной высотой, который нас привел в следующий зал.
Следующий зал поражал размерами. В нем спокойно уместился бы стандартный четырехподъездный дом в пять этажей, да еще и место бы осталось. Тот же зал мог вполне послужить формой для громадных кирпичей, так как имел вид строгого прямоугольника. Окна отсутствовали, зато исчез и мрак. Разглядеть потолок не представлялось возможным. Его заменяло что-то похожее на слипшиеся комья жидкого цемента или на сумеречный туман, навеки застывший в неподвижности.
Свет обычного серо-облачного дня заполнял могучие просторы. Тысячи лет мельчайшие пылинки падали на пол, покрывая его слой за слоем, и теперь он окончательно скрылся под вполне приличным черноземом. Кое-где уже начала прорастать трава. Виднелись и небольшие кустики. Не оставалось ни малейших сомнений в том, что еще через несколько тысячелетий джунгли заполнят всю прилегающую территорию.
Но самым удивительным зрелищем был костер. И даже не костер, а люди вокруг него и яркие оранжевые палатки неподалеку. Именно люди сидели там, а не призраки, мертвецы, вампиры или, скажем, маленькие зеленые человечки из далекой галактики. Завидев нас с Лаурой, один из них вскочил и приветственно замахал рукой. Такая привычная картина заставила меня напрочь забыть про неприступные стены и представить бескрайнюю степь и партию геологов. Однако, не наших геологов.
Это выяснилось, когда мы приблизились к ним вплотную. Тогда они оживленно залопотали по-французски. Вся надежда была на Лауру, но она только недоуменно пожала плечами.
— Do you speak English? — наконец спросил один из них с окладистой бородой.
— Very bad, — отозвался я, владея английским лишь в рамках институтской программы и исключительно со словарем. — I'm Russian.
— O! Russian? — уважительно отозвался другой, худой и длинный, с седой шевелюрой, чем то смахивающий на Питера О'Тула. — Я есть немного знать русский. Я посещать Moscow. Я участвовать in congress. Вы есть турист?
— В некотором роде, — многозначно произнес я. Однако, видя, что никто ничего не понял, пришлось кивнуть. — Yes.
— Мы есть explorers. Исследователь. Девять исследователь. Вы знать, что есть исследователь?
— Yes, — снова кивнул я. — Жан-Ив Кусто.
— Oh, he is great man. Великий… э… большой, по-вашему, человек.
— Yes, very great, — согласился я и вновь взглянул на Лауру. Никаких эмоций.
Ситуация складывалась как в американских фильмах, когда демоны, выходцы из иных миров и инопланетяне разговаривают на чистейшем английском, зато испанский, арабский, китайский и прочие языки игнорируют полностью…
… Лаура видела устремленный на нее ждущий взгляд, но не понимала его значения. Она вообще теряла способность понимать. Вокруг нее расположились звездные путешественники, перебрасывающиеся словами из какого-то странного сплетения языков. Но Он разговаривал с ними! Неужели Ему доводилось бывать здесь раньше? Нет! Невозможно!
Какое счастье, что она сумела заблаговременно выучить Его язык. Еще триста лет назад лингвисты королевского двора, растекшиеся по округе, не только сумели за несколько часов собрать богатый словарный запас немногочисленных обитателей громадных территорий, но и проследили, скооперировавшись с временщиками, ход возможного развития полученных знаний. Не имея возможностей для проверки своих догадок, они все же провели модификацию языка до современного уровня. Конечно, в нем отсутствовали такие словосочетания как «космический корабль на стационарной орбите» или, скажем, «электрокардиограмма». Но каждый из ее подданных умел теперь изъясняться основными понятиями. Каждый раз, проникая в чужой мир, призраки предварительно изучали местные наречия. Призраки — не люди, они это могут. Но даже им не подвластно мгновенно ухватить суть чужого языка и перевести незнакомые слова в понятные образы.
И все же она могла разговаривать с Ним, значит планы звездных путешественников тоже прояснятся. Она могла разговаривать с Ним, и в эти минуты душа ее пела безмолвную, но несказанно прекрасную песню. Разве она не счастлива сейчас, находясь в глубинах одного из самых враждебных ее сущности миров? Королева, изучая азы Его языка, даже не подозревала, что ее жизнь так резко сойдет с положенного курса. К лучшему? К худшему? На этот вопрос Лаура не могла ответить даже теперь…
… Нам крупно повезло, что начальник французской экспедиции, тот самый, что походил на Питера о'Тула, в некоторой степени владел ломаным русским. Не прошло и часа, как я уже договорился поучаствовать в исследованиях и выбил нам вкусный завтрак. В пятиминутный перекур я успел сбегать в отдаленный дощатый домик с крохотным фигурным окошком на двери, о чем мечталось уже несколько часов. Однако и после перерыва мне так и не удалось выяснить ни слова о том, какое научное учреждение представляла данная компания. В неизвестности остался и способ проникновения в эти места из благодатной Франции.
Суть исследований скрывалась в черной щели на ближайшей стене у самого потолка, куда вела деревянная приставная лестница необычайной величины. Там начинался весьма запутанный темный лабиринт. Ежедневно его карта дополнялась каким-нибудь новым участком. В общем, французам предстояло решать бесконечную задачу, потому что конфигурация лабиринта менялась в соответствии с числом и характером людей, вошедших в него, а так же с учетом выбранного ими маршрута.
Кроме того, кто-то им постоянно мешал.
Обед следовало отработать тем, что я вместе с двумя французами подробно изучу близлежащие комнаты и опишу свои ощущения. В девять утра по моим часам я шагнул с последней ступеньки в небольшой холл. По высоте и размерам он чуть превышал институтское фойе, если конечно удалить непременную колонну с часами, у которой назначались все важные встречи.
Свет, проникающий через отсутствующие фрагменты стены, едва добирался до отдаленных углов, а в ближних сгустился такой мрак, что я не рисковал высовываться, а благоразумно прятался за спины более опытных товарищей. В голове волнисто зашумело, но не от стаканчика, а от предстоящего погружения в неведомое. Умеют же люди найти занимательную работу. Я начал страшно завидовать всем без исключения участникам французской экспедиции.
Внезапно потемнело еще сильнее. Воздух в центре зала задрожал и выдавил в нашу компанию полсотни монстров. Я ожидал увидеть кого-то, приблизительно напоминающего черных воинов с их лампочками-глазами. Но появившиеся существа удивительно походили на нас, людей. Одетые в красные комбинезоны и рубахи, помахивая красными ладонями рук, переступая красными ступнями в легких красных сандалиях, они беспокойно оглядывались и принюхивались. Лица их напоминали начинающих зомби из фильмов ужасов, только не с мутными, а черными белками, в которых плавали белые круги зрачков.
— Red ghosts! — толкнул меня старший в нашей группе. В отличие от начальника экспедиции он имел отдаленное сходство лишь с Толиком — моим давним соседом по школьной парте.
— Very dangerous, — добавил он, не услышав от меня ответной реакции.
«Dangerous» я знал (слушал Майкла Джексона), но что надо делать теперь, мне никто не объяснил. «Толик» подозвал своего товарища и жестами показал, что он пройдет по вместительному проходу, который начинался по центру противоположной от щели стены. Второй жест направил нас к лестнице. Подумав, что наше исследование завершено, я послушно топал обратно, развернув голову почти на 180 градусов. «Толик», умело лавируя, избегал столкновений с аборигенами. А те стояли и пробовали к нему шагнуть, не решаясь на бросок или перебежку. Черные проходы в стенах манили меня своей неизвестностью, но, видно, уже не судьба.
Оказалось, судьба. Мы миновали щель и добрались до темного угла, скрывавшего вход в коридорчик. Это по ширине. А по длине он мог вполне оказаться и коридором, и коридорищем, и долгой дорогой во мраке. С правой стороны начиналось еще более узкое ответвление. Там виднелась дверь. Но мой спутник, обладавший кудрявой головой (и потому не идентифицирующийся с моими прочими знакомыми), остановил меня за плечо. Он указал на дверь слева. А когда я захотел продолжить мой путь туда, где во тьме сверкнула надпись «Take me with you», выполненная розовой флуоресцентной краской, резкий толчок пояснил, что маршрут выбирать не мне. Судя по опасливому взгляду, там обитало нечто мерзкое и ужасное. Однако, съеденный завтрак не вернешь, и я неохотно приблизился к деревянной двери, выкрашенной не разберешь в какой цвет. Пальцы осторожно коснулись до боли знакомой и обыденной металической скобы ручки. Кудрявый ободряюще улыбнулся и скрылся во тьме ответвления. Страшная догадка поразила меня: а ведь за дверью должна быть пустота. Стена отделяла меня всего лишь от огромного серого зала. Не окажусь ли я на месте пронырливого сыщика из «Кролика Роджера», смело шагнувшего в «EXIT» и очутившегося в чистом воздухе на высоте птичьего полета без всякого парашюта впридачу.
Вперив глаза в пол, я осторожно приоткрыл дверь и увидел все те же серые плиты. Перешагнув через порог, я быстро завертел головой, подобно любопытному Буратино. Моему взору представилась небольшая, но очень уютная комнатка, освещаемая тусклой двадцатипятиваттной лампочкой без абажура. В уютных сумерках замерли сервант, стол, уставленный всевозможными кушаньями, меню которых составило бы честь званному обеду во дворце султана или эмира, длинный диван и несколько мягких кресел. Вот на них то (и на диване) в различных позах расположилась группа девушек. Девушки одетые, полураздетые, а на одной вообще отсутствовало что бы то ни было. Девушки красивые, очень красивые и неописуемо красивые.
Сумерки моментально превратились в интимный полумрак. Я тут же сменил взгляд с настороженного на благосклонный, расправил плечи и… стал ждать. А Вы что подумали? Девушки молчали и кокетливо улыбались. Ну, и что мне делать с ними дальше?
— Выбирай, — отчетливо прозвучало в моем мозгу. — Теперь выбирай.
— Что выбирать? — озадаченно подумал я.
— Одну из нас. Ту, которая станет твоей женой.
Я чуть не сел от радости. Ну вот, дождался! Счастье привалило! Удача упала прямо ко мне в руки! Звезда моя вспыхнула и разгорелась! Фортуна скинула повязку с глаз и не оставила меня без внимания. Будь это сон, я тут же исполнил бы самую эффектную сцену из «Танцора Диско». Но Вы то понимаете, что никакой это не сон. И Вы понимаете, что здесь просто не было некрасивых девушек. Беспроигрышная лотерея, одним словом.
Глаза разбегались, губы складывались в счастливую улыбку, ноги пританцовывали, хоть и не так ритмично, как у Митхуна Чакроборти. Руки от волнения сжались в кулаки и вспотели. Взор ласково перебегал от одной кандидатки к другой, не в силах задержаться на какой-то определенной. Блондинки, брюнетки, шатенки и очаровательно рыженькие. Синеглазки и черноглазки, не говоря уже о задумчивых карих и зеленоватых колдовских очах. Худенькие, спортсменки и полногрудые секс-бомбы. И не надо знакомиться, не надо мучительно выискивать тему для разговора, не надо превозносить свои достоинства и старательно прятать недостатки. Не надо доказывать, что ты исключительный и самый лучший представитель на совместно проводимый остаток жизни. Надо только выбрать, и все.
Но вот выбрать то мне и не довелось. Как во сне, в самый интересный момент на циферблате прибора связи, закрепленного над моими часами, замигала красная лампочка. Вслед за визуальной тревогой раздался тонкий, но противный писк сигнала «SOS». Кому то срочно требовалась помощь. Я лихо развернулся и покинул обитель сбывшейся мечты, намереваясь вернуться сюда максимум минут через пять.
Девушки проводили меня недоуменными взглядами. К сожалению ни одна из них не бросилась вслед за мной и даже не соизволила подняться с дивана.
Вновь достигнув полутемного холла, я замер и притаился. Красные уроды уже вполне освоились и бродили по залу, как истинные хозяева здешних мест, изредка натыкаясь друг на друга. Сзади на меня выскочил кудрявый и что-то бегло заорал.
— I don't know, — пробормотал я и тут увидел сам. Щель перетекала со стены на пол и плыла в центр помещения. Кроме того, она начала уменьшаться, превращаясь в суживающуюся с каждой секундой полынью. Кудрявый заскакал к ней. Я последовал туда же, но не так резво. Тут же в меня вцепились два монстра и попытались уволочь к центральному проходу. Кудрявый обернулся и, увидев мои затруднения, резким ударом ребрами ладоней по шеям красных чудовищ откинул их от меня. А я то сомневался в храбрости такого заправского каратиста! Мы поспешили к дыре, имевшей в диаметре уже не более полутора метров. Словно иллюстрация к абстракционистской сказке, из нее торчал верх нашей приставной лестницы. Еще немного и путь к свободе затянется совсем, оставив нас в полной власти красных призраков, которые еще не обрели достаточного проворства, но так и норовили вновь и вновь ухватить нас.
Кудрявый мельком взглянул на меня, и я махнул ему на лестницу, уступая очередь. Он заслужил. Не пререкаясь, мой спутник быстро вцепился в боковины, перебросил ноги на предпоследнюю перекладину и резво полез вниз. Я нетерпеливо ждал и пугливо посматривал на ближайших монстров, которые кружили совсем близко и никак не хотели меня замечать.
Сзади послышалось ожесточенное сопение. «Толик»! Вот кому действительно требовалась помощь. Красные сжали его плотным кольцом, а он с трудом делал отчаянные рывки к выходу. Я оторвал за красные бока несколько холодных липких призраков, а затем выдернул «Толика» из плотной массы. Он бешено швырнул меня к лестнице, и я стал спускаться, перепрыгивая через две перекладины. Ужас смерти от противных склизких рук напрочь прогнал все посторонние мысли о недоступных прекрасных незнакомках.
Наше возвращение не было встречено бурными аплодисментами. Все французы и Лаура пристально вглядывались вдаль. Кое-кто с интересом делал пометки в своих блокнотах. На горизонте вырисовывалась грозная фигура черного богатыря в трехзубчатом шлеме и развевающемся черном плаще. Серое бесцветное лицо в усталых складках мертвили черные глазницы. Шестипалая рука в черной перчатке сжимала рукоять меча чуть ли не в половину роста воина. Спина горбатилась черным мешком. Великан окинул нас равнодушным взором и скрылся из виду, словно растворился в серых камнях стены. А мое правое плечо почувствовало нежное прикосновение пальчиков Лауры.
— Это АтмеСГЩ, — прошептала она. — Главный военноначальник армии черного короля. Вернее не он, а его призрак.
— Призрак призрака? — удивился я. — Разве так бывает?
— Он больше, чем призрак, подобно мне. Смотри сам, я сумела наполовину стать человеком. Никто из моих подданных не справился бы с такой задачей. Так и АтмеСГЩ перерос свою сущность, находясь в приближении к черному королю.
— А может он просто вернулся? Тогда и сам король неподалеку, предположил я, вспоминая легенды, рассказанные Лаурой, о беспощадных походах черного владыки.
— Нет, у настоящего горели бы глаза красными огнями. Нам повезло. Если бы он действительно вернулся вместе с черным королем, то я, находясь в их законных владениях, тут же бы рассыпалась на частички света, — королева вновь превратилась в девушку и изображала теперь опытного экскурсовода.
Лаура еще раз вгляделась в то место, где только что шествовал призрак могучего воина, а я смотрел на нее и наслаждался теплом ее руки. Подумать только, пока я шатался невесть где и даже чуть не выбрал себе жену из симпатичной когорты игривых кошечек, меня терпеливо ждали, волнуясь за мою ничтожную жизнь. Черт возьми, а ведь «Толик» мог и не подать сигнал тревоги. Что тогда? Где бы я был теперь? Неужели я навсегда остался бы в той комнатке, тихой и уютной, но без окон во внешний мир? Сбылась ли мечта? Такой ли я представлял счастливую жизнь, а? Поразительно, но мне постепенно расхотелось возвращаться к слащавым девицам-красавицам. Правда, печальные раздумья не помешали моему словесному отчету пестреть фразами «Pretty girls», «Beautiful girls» и «Very charming girls».
Нас накормили обедом и выделили по одеялу для тихого часа. Но Лаура вежливо отказалась.
— Надо идти. Сражение еще не закончено. Необходимо отыскать выход или центр.
— А кто нам мешает выбраться вместе с французами?
— А кто тебе сказал, что нам подойдет их выход?
— В каком смысле?
— В самом прямом. Во многие миры для каждой сущности имеется один единственный вход и выход. Так что, пытаясь выбраться с французами, мы вполне можем остаться на месте или вообще появиться невесть где, но уж никак не там, где ты думаешь. А вдруг это вовсе не та Франция, которая существует в твоем мире?
«Но они же бывали в Москве!» — хотел завопить я, но вспомнив Роберта Шекли, прикусил язык.
Прощание с французами протекало в теплой дружественной обстановке. Начальник экспедиции сокрушался, что хотел бы пристальнее поизучать Белую Королеву, но горит план исследований, да и бюджет не выделил дополнительных средств. Я мысленно поблагодарил бюджет Франции и упаковал четыре банки консервов, любезно подаренные французской стороной, в яркий пакет, куда сунул и свои кассеты.
Мы покинули огромный зал и шли сейчас по широкому коридору лимонно-желтого цвета с величественными деревьями, отливавшими золотом. Яркие краски мгновенно приподняли мое самочувствие, словно я с головой окунулся в солнечный день.
Двери, однако, оказались закрытыми. Сколько я не толкал их, сколько не тянул на себя, они не сдвинулись ни на миллиметр.
— А что за ними? — не утерпел я.
— Этого нам не узнать, — улыбнулась Лаура. — Зачем же раскрывать все тайны до единой? Пусть на картах останутся белые пятна. За нами придут другие. На их долю тоже должна выпасть частичка неизвестности.
— Странно, — я стал размышлять вслух. — Мир черных призраков, но стены серые, коридоры — желтые, жители — красные. За все время пребывания мы увидели только одного настоящего черного призрака.
— Ты видел лишь одну маленькую частичку громадного мира. Представь себе многогранный черный бриллиант, на который падает луч света. Грани, обращенные к свету, переливаются и вспыхивают всеми цветами радуги. Но это не значит, что не существует гораздо большего числа граней, оказавшихся в тени и оставшихся темными. Просто ты до них еще не добрался. А те красные существа вовсе и не призраки. Темный мир заселен кроме истинных черных призраков тысячами других видов, названия сущностей которых я даже не смогу перевести на твой язык.
Желтые стены поменяли свой цвет на голубовато-синие разливы, и теперь мы как-будто вернулись в ясный летний вечер, когда последние краски дня ускользают за горизонт. Темные контуры заснувших домов успешно заменяли черные двери. Я попробовал сунуться в одну из них и снова безрезультатно. В сумерках белел лишь наряд Лауры, да за спиной я неожиданно обнаружил Ыккщщера, про которого совершенно позабыл. Верный страж покоя королевы продолжал следить за своей повелительницей. И я поневоле задумался о нем.
Если бы мы все сейчас перенеслись бы в образы героев мистического боевика, то Ыккщщеру несомненно досталась бы роль второго плана. И вот теперь, когда на нас должны обрушиться засады и поединки, выживут только главные герои, да и то может быть не все. Значит, по закону жанра Ыккщщер должен будет погибнуть в первую очередь. Я снова оглянулся, чтобы запечатлеть навеки его белый силуэт.
Неужели он не дойдет до конца пути вместе с нами? Вспомнив, как он храбро дрался сразу с тремя черными призраками, прикрывая королеву, я даже поник от печали.
А что, собственно говоря, я знал про Ыккщщера? Что мог узнать за оставшееся время о нем? Вряд ли он раскроется передо мной всеми глубинами своей непонятной души (впрочем, как и я на его месте). А что если у него в голове складывается своя история, где мне отведено совсем уж неприметное местечко, скажем, как жертве во время первого же боя. Ведь он ничем не хуже меня. Он тоже живое существо, которое умеет думать, мечтать, переживать, любить и ненавидеть. Которое имеет в душе что-то свое, отличное от всех других существующих и существовавших в пространственно-временном континууме. Кто мне дал право ставить его после себя? Каждый из нас хорошо ли, плохо ли, но все же играет главную роль в собственной жизни, и на основе любой из них можно написать грандиознейший роман. Надо только суметь разглядеть неповторимые черточки, что большинство разучилось уже делать, полностью зациклившись на собственной персоне.
Теперь я глядел на Ыккщщера чуть ли не с любовью, отчего он стал подозрительно коситься в мою сторону. Но меня это совсем не коробило. Уверившись в великом предназначении Ыккщщера, я приготовился самостоятельно принять на себя все опасности с тем, чтобы сохранить его для еще более высокой миссии. В конце концов для королевы он гораздо более подходящий спутник, чем я.
Лаура притормозила меня, вцепившись в плечо и отогнав посторонние мысли. В конце коридора чернела высокая фигура, в которой я без труда опознал главного военноначальника с именем, произносить которое мой язык категорически отказывался. Бесшумно повернув голову к нам, он сделал шаг в сторону и исчез за поворотом. В самый последний момент в его черных глазницах сверкнули красные искорки, я мог поклясться в этом.
— Тебе показалось, — охладила мой пыл Лаура. — В нем не может быть жизни.
Тем не менее мы сбросили темп и осторожно подобрались к повороту. Если встреча с черным великаном была неизбежна, то нам хотелось по крайней мере отдалить ее.
Коридор изгибался обратной буквой «Г». Только мы вступили на бело-красные шахматные плитки ответвления, как сумеречный проход бесследно исчез, а стены окрасились в ярко-красные тона. Я небезосновательно подозревал, что красный цвет к опасности. Предчувствия меня не обманули.
— Держись середины и пробирайся к белой двери, — негромко предупредила меня Лаура. Мысленно прочертив осевую линию коридора, я осторожно зашагал к белой двери, видневшейся в конце коридора. Голова резко вращалась то влево, то вправо, кидая по сторонам нервные взгляды. Каменные стены превратились в драные занавеси, а за прорывами во тьме что-то ворочалось с глухим постукиванием.
Не успели мы пройти и десяти шагов, как сотни черных рук, лап, щупалец, крючков, острий, захватов и прочих конечностей вылезли из отверстий и потянулись к нам. От внезапного ужаса, копошившегося повсюду, меня чуть удар не хватил. Замертво я, конечно, не упал, но неподвижность сковала ноги.
— Вперед, — приказала Лаура, и столько властности слышалось в ее голосе, что я шаг за шагом начал преодолевать страшное место. Шаг за шагом я приближался к двери, у которой вновь возник зловещий силуэт. Его тянуло к нам, словно ему тут было медом намазано. Теперь он внимательно наблюдал за нами. Ну были у него в глазах мерцающие рубиновые звезды, были!
Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем наша троица достигла конца коридора. Меня покрывал холодный пот, а ноги ныли от усталости. Казалось, дверь все отдаляется и отдаляется. Черный контур давно уже растворился, а мы шли и шли. Вернее, Ыккщщер летел, но низко и очень медленно. Как уродливые корни, с потолка вывалились полчища змей, и только пол еще не поменял свое твердое состояние на жидкое, газообразное или плазменное.
— Оголодали, — кивнула мне королева. — Хотят высосать нашу энергию.
Я уже начал смутно догадываться, что даже Повелительнице Тьмы не известны все тонкости темного мира. Вероятно, наступило времечко начинать думать собственной головой. Совершив финишный рывок, я первым толкнул высокую дверь.
Внезапно она крутанулась снизу вверх, сбила нас с ног, подхватила и бросила далеко-далеко во тьму с зелеными крохотными змейками и голубыми светлячками.
Постепенно змейки перестали дрожать, а светлячки летать с места на место. Все они превратились в неподвижные, вполне обычные звезды. Острые камешки, впившиеся в спину, холод земли и пучок травинок, зажатый в кулаке, вернули меня к действительности. «Выбрались», — подумалось мне, а в голове проснулись воспоминания об июньском вечере на базе отдыха. Я уже почти убедил себя, что где-то внизу плещется река, а возле нее продолжает гореть костер, и Катя, перебирая струны гитары, поет и поет свои душевные песни.
Зажмурившись, я вскочил на ноги и медленно приоткрыл глаза. Разумеется, никакого костра, никакой базы отдыха, никакой реки и в помине не было.
Небольшой клочок земли, окруженный высоченными заборами из плотно пригнанных друг к другу досок, посеребренных временем.
Возле одного из заборов, подогнув ноги, сидела Лаура. Голова ее склонилась вниз. Водопад волос укутал стройную фигуру. Королева оказалась более хрупким созданием, чем мне думалось. Возле нее, словно котенок, клубочком свернулся Ыккщщер, тоже не подававший признаков жизни.
Я подскочил к Лауре и осторожно, как фарфоровую статуэтку тончайшей работы, приподнял ее невесомое тело. Я чувствовал его тепло сквозь нежную ткань платья, и мне почему-то стало так грустно, что очень хотелось заплакать.
Первая слезинка успела покинуть мой глаз, пока я вглядывался в уснувшее лицо королевы. Вспомнив первые секунды нашего знакомства, мои губы третий раз в жизни коснулись ее губ. Молния не сверкнула, зато веки Лауры дрогнули, и я погрузился в бездонное озеро голубых глаз. Раньше я никогда не осмеливался заглядывать девушкам в глаза, а теперь понял, что в этом есть что-то особенное. Глаза Лауры стоили целой вселенной. Темный мир померк и потерялся.
Было не важно, где мы и что с нами случится в следующую секунду. Тишина охватила и сблизила нас. Мы стояли, погрузившись в магическое молчание, выброшенные невесть где под звездным небом.
Но королева извиняюще оторвала взгляд и склонилась над Ыккщщером. Я тоже встал на колени и попробовал растолкать маленького призрака. Мои руки погрузились в покалывающее острыми иголочками полупрозрачное тело. Ручейки холода и тепла потекли по моим пальцам. Неужели наступил тот самый момент, который так ясно представился мне в синем коридоре. Но Ыккщщер дернулся и откатился от меня подальше, недовольно бурча что-то нечленораздельное в мою сторону.
— Ладно, ладно, не ругайся, — ласково прервала его Лаура. — Все-таки он спас нам жизнь.
— Не надо преувеличивать моих заслуг, королева, — нашел я случай проявить капельку благородства.
— Что ты сейчас чувствуешь? Только честно, — проникновенно спросила меня королева.
— Словно мешки с сахаром таскал, — не сумел соврать я.
— Часть энергии покинула твое тело и перешла к нам, вернув возможность продолжить свое существование. В тебе сейчас столько энергии, что из тебя рвется могучий оживляющий поток. Ты сам, наверное, это почувствовал во время исследований в лабиринте.
— А что я должен был почувствовать?
— Ну, ты ведь так красочно описывал девочек.
— Да, разъясни-ка мне, пожалуйста, насчет девочек, — решил я определиться раз и навсегда. — Я, конечно, не собираюсь туда возвращаться, но действительно ли мне удалось бы выбрать жену среди них.
— Удалось бы! На какое-то время. А что случилось бы потом даже мне неизвестно.
Ведь девочек этих попросту не существует. Ты побывал в лабиринте видений. Твой разум рассылал повсюду волны определенной частоты, и на их зов спешили видения определенного рода. А ты оживлял их своей избыточной энергией чувств.
— Неужели я так хочу жениться? — поразился я.
— Ты хочешь сбежать от одиночества, — ответила Лаура.
— А если я, предположим, вернусь обратно, то девочки снова встретят меня с распростертыми объятиями?
— Вряд ли. По-моему, два раза с одними и теми же видениями встретиться невозможно.
— Значит французы никогда не доведут исследования до конца? Ведь все зависит от чувств, а не от выбранного маршрута и числа участников.
— Я могу отвечать долго и убедительно. Причем сразу и за твое предположение, и против него. Но правильнее будет убедиться сначала, существуют ли сами исследователи. Может это тоже видения, оживленные неизвестно кем, а ты взял и раскрасил их во французские тона.
Мы с Лаурой уселись на траву, прислонившись спинами к забору. Я тихонько порадовался, что выявил свое главное желание, и слегка посокрушался по поводу отсутствия в природе таких прелестных девушек. Но французы?! Я ведь разговаривал с ними, обедал, прощался за руку! Может быть их и правда не существовало? А тушенка? Моя рука тут же нащупала все четыре банки, а затем на всякий случай проверила и целостность кассет. Банки казались неоспоримой реальностью. Французы тоже. Но ведь и спинка кресла, к которой я прикоснулся в волшебной комнате, казалась самой настоящей. А вдруг девушки реально существовали? Вдруг они с нетерпением ждут моего возвращения? Может Лаура просто не хочет, чтобы я, стремглав, бросился обратно и оставил ее здесь в одиночестве. Впрочем, обратной дороги уже не существовало. По крайней мере, я не видел способа ее отыскать.
— Такие маленькие, но такие красивые, — услышал я голос Лауры. Повернув голову, я увидел, что она смотрит на звезды. Из меня вырвался тяжелый вздох из-за недостижимости то ли звезд, то ли оживших видений.
— Неужели вблизи они громаднее солнца?
— Конечно, — я мигом ободрился и начал вещать словами, подчерпнутыми из школьного курса астрономии, про белых и голубых карликов, про остывающие красные гиганты и про многое другое.
— А когда люди становятся звездами?
Тут я осекся, ибо астрономия уже ничем помочь не могла. И вообще, что такое «звезды»? Точки, мерцающие в глубинах неба, магические фигуры для колдовских операций, штучки, сыплющиеся из глаз при сильном ударе, символ целой нации, если имеет шесть углов, и символ идеологии, если у нее одним углом меньше, а расположена она рядом с серпом и молотом. И просто, яркая личность. Но опять, что же такое «яркая личность»? Не такая, как все? Но оригиналов миллионы, а их жизнь протекает и обрывается, не замеченная никем. Тогда — особы, за судьбами которых неотрывно следят изо всех уголков земного шара? Но и про них постепенно забывают, а свет погасшей звезды мы видим еще неисчислимое количество лет. Что? Что такое «звезда»? Некогда думать, ведь королева ждет ответа.
— Знаешь, наверное ты превращаешься в звезду, когда кому-то хорошо только от того, что ты есть. Не потому, что он ждет подарков или внимания. Ему, может быть, и не суждено увидеть тебя воочию, коснуться твоей руки, сказать хоть слово. Но его душу греет мысль, что ты живешь где-то, что у тебя все в порядке в эту секунду, пусть о нем ты и не вспоминаешь и даже не знаешь того, чей путь ты осветила. Может его жизнь была как черное поле черной ночью. И вот где-то на горизонте вспыхивает огонек. Недостижимый, но прекрасный. Другие видят просто искорку, которую вот-вот задует ветер, но для него это — звезда, которая указала дорогу и помогла в трудную минуту.
Лаура тихонько кивнула головой и улыбнулась в знак благодарности, но тут наше внимание привлек Ыккщщер, дергающийся в траве.
— Ты не заболел? — испуганно спросил я.
В ответ раздалось лишь громкое рычание.
— Интересно, куда мы залетели? — обратился я к Лауре, видя, что дальнейший разговор с Ыккщщером бесполезен. — Похоже на садовые участки возле южной дамбы. Ведь не во Франции же мы?
— Не во Франции, — согласилась Лаура, — но и не возле южной дамбы. Мы так и остались в мире черных призраков.
— Но над головой то небо, — я махнул рукой вверх. — Что ты на это скажешь?
— Посмотри на звезды и попробуй отыскать знакомые.
Астрономия астрономией, но знатоком звездного неба меня назвать трудно.
Однако, Большую и Малую Медведиц с Полярной звездой могу найти с детства. Вот только теперь на их месте расположились совсем другие комбинации ночных светил. Может быть медведицы прятались за забором, но я не мог припомнить, чтобы полярная звезда в наших широтах светила у горизонта.
Оставалось попрыгать и попытаться ухватить острый край забора. Будь я Сабонисом, мероприятие несомненно б удалось. А так до желанной вершины всякий раз оставалось минимум полметра.
— Не могла бы ты взлететь? — спросил я Лауру.
— Нет, здесь я бессильна. Ыккщщер тоже, — грустно отказалась королева (тут то я догадался о причинах ярости нашего спутника). — Кстати, именно из-за таких мест мироподвижники спорят о сущности данного мира. Никто не может доказать, открытый он или закрытый. Вот небо, но оно недостижимо. Мы не можем преодолеть даже забор, не то что добраться до звезд. Так что и нам не найти ответа.
Лаура закрыла глаза и погрузилась в дрему. К несчастью территория не располагала кирпичами, ящиками, бочками и прочим строительным мусором. Поэтому подставку мне сделать не удалось. Затем я попробовал оторвать пару досок, но заборы, видимо строились на века. Зато я выяснил, что один из углов скрывал узкую щель, куда мы втроем и протиснулись, оказавшись в фиолетовом коридоре.
Жаль конечно, что гипотезу об открытости Темного мира не удалось ни доказать, ни опровергнуть, но приключения продолжались.
Приглушенный свет, исходящий из неведомого источника, заполнял коридор. Он разогнал тени и навеял воспоминания о больнице, словно я присутствовал при кварцевании палаты или грел нос синей лампой. Проход извивался то вправо, то влево, уходил вниз или взмывал вверх. Будто огромная змея проползла здесь давным-давно, прорыв сквозь землю длиннющий туннель и оставив на его стенках свою магическую фосфорную слизь фиолетового цвета. Мысли сразу помрачнели.
Ситуация, в которую мы угодили, стала казаться безвыходной. Заметив мое уныние, Лаура улыбнулась. Но мои губы не смогли шевельнуться, сколько я не старался. Лаура поняла и не обиделась, а щемящее чувство, что нам так и суждено бродить по лабиринтам черного мира до скончания веков, скомкалось и отступило. Но оно не исчезло, а временами пыталось прорваться и заполнить мою душу. И все-таки хуже всего было от мертвенного синевато-сиреневого света и затхлой духоты воздуха. Еще немного, и я поверил бы, что мои ноги отсчитывают все новые и новые метры дороги, ведущей в преисподню.
Сверкающее лезвие то ли топора, то ли секиры просвистело между нами и в мгновение ока скрылось из глаз. Ударная волна рассеченного воздуха откинула меня вбок. Мое плечо больно стукнулось о твердую дверь, она неожиданно распахнулась внутрь, и я оказался на прохладном деревянном полу, выкрашенном обыкновенной оранжевой краской.
Тут же вскочив на ноги, я ломанулся назад, к королеве. Дверь не препятствовала моей решимости, мои ноги прыгнули обратно, в коридор… да не тот. Потолки здесь были гораздо выше, двери — распахнуты настежь, а кроме того взад-вперед сновали крайне обеспокоенные люди, не обращая на меня никакого внимания. Я пристально обшарил взглядом незнакомое помещение, но нигде не обнаружил Лауру.
Может она пряталась в какой-нибудь из комнат? Вряд ли. Тогда обратно еще раз, вдруг королева решила последовать за мной. Я снова рванул дверь на себя и снова не встретил никаких препятствий. Подошвы простучали по оранжевым доскам крыльца. Именно крыльца! Потому что над головой распласталось темно-фиолетовое небо с неподвижными бусинками звезд и странными черными точками, мечущимися в разные стороны. Справа, на холмах, стояло скопище черных, поставленных на самую узкую сторону кирпичиков — домов с круглыми огнями окон. Мало кто из них превышал шесть этажей, но я уже откуда-то знал, что под землей находятся десятки, а то и сотни скрытых ярусов. И чем ниже уровень, тем престижнее и комфортнее. Свой мир, свои законы, ничего не скажешь. Разве что вспомнишь про чужой монастырь, в который ввалиться с собственным уставом как-то не полагается. Впереди простиралась равнина, засыпанная снегом. Снег скрипел под моими ногами, но никакого холода я не чувствовал. Слева виднелись приземистые здания, формой напоминающие кирпичные коровники в каком-нибудь образцово-показательном совхозе. Дома удивительным образом повторяли изгибы холма, на котором стояли, и исчезали во мраке оврага.
С неба посыпались те самые черные точки, превращаясь на ходу в десятки, сотни, тысячи юрких маленьких летательных аппаратов серебристого цвета. Некоторые из них уже успели приземлиться и теперь застыли, раскрыв люки и обнажив темные провалы. Оттуда выпрыгивали отряды людей в странно-знакомой черной форме и блестящих шлемах на головах.
«Вот так и начинались звездные войны, — пронеслось у меня в голове, будто неведомый рассказчик устроился там поудобнее и неспешно начал свое повествование. — Тогда у Империи не было еще ни огромных линкоров, ни быстроходных крейсеров, ни могучих…». Мой невидимый собеседник оборвал речь на полуслове и бесследно исчез.
Мимо промчалась непонятная группа людей: то ли отступавшие повстанцы, то ли мирные жители, застигнутые врасплох. За ними грозной толпой бежали солдаты империи, паля из бластеров во все стороны. Так как попасть под случайный луч мне никоим образом не хотелось, я немедленно пристроился к убегавшим, мудро рассудив, что в трудные времена следует держаться стороны повстанцев. Все равно они победят в шестой части. Да, я как будто превратился в артиста, которому выпала роль второстепенного персонажа в первой из трех недостающих серий звездной эпопеи. Правда, совсем недавно я отвлеченно рассуждал, что редкий второстепенный персонаж доживает до конца фильма. Теперь же обе мои руки голосовали «против» кровопролитных боевиков, воспитывающих культ жестокости и насилия у подрастающего поколения, и «за» хорошие, добрые фильмы.
Но я уже начал вживаться в образ, уверенно топал ногами по твердому непробиваемому насту, зыркал глазами по сторонам, вовремя смотрел вниз, чтобы не запнуться об опасные бугорки, и хлопал себя по карманам, жалея, что из оружия в моем распоряжении находится только перочинный нож. В общем, уподобляясь Юлию Цезарю, я совершал несколько весьма важных дел одновременно, не забывая еще дышать и рассуждать о том, как неожиданно встречусь с Люком Скайвокером и принцессой Леей, а может и с Дартом Вейдером. Но тут судьба напомнила мне, что я — далеко не главный герой развернувшихся событий. Мы уже достигли коровников. Солдаты не отставали и беспорядочно палили по нам. Один из лучей безжалостно перерезал железное перекрытие. Оно рухнуло вниз, повинуясь законам тяготения, и метко стукнуло меня по затылку. Я еще видел, как оно падало, и даже успел подумать: «Проскочу!». Но не пришлось. Мгновенная боль пронзила голову и отключила сознание…
… На этот раз я очнулся в еще менее комфортных условиях, чем те, которые мне предложил черный мир в первые минуты моего пребывания там. Холод каменной плиты уже добрался до спины. Сквозило. Я медленно водил взглядом по идеально белому потолку, а затем, с трудом поднявшись на затекшие ноги, уставился в окно. Небо удивительно гармонировало цветом с потолком. Падал снег.
Полупустая комната навевала на тяжелые раздумья. Вдоль стен располагались непонятные механизмы неизвестного назначения. Никого. Видимо, для отступавших я не являлся слишком важной персоной, а победителям так и вовсе не понадобился. Ну и ладно. Потыкавшись по сторонам, я обнаружил на одной из маленьких настенных полочек… Бластер! Я тут же схватил его в руки и чуть не завыл от огорчения. Вместо приятной тяжести металла или ласковой прохлады еще не согревшейся пластмассы мои пальцы ощутили сухое дерево. Мне досталась искусно выполненная копия боевого оружия, совсем как деревянные автоматы, выдаваемые на «Зарницу» учителем начальной военной подготовки.
На безрыбье и рак рыба. Рука крепко сжала то, что по крайней мере выглядело устрашающе. А вокруг стояла все та же тишина, разгоняемая моими гулкими шагами. Неужели я остался один на целой планете? Такое положение дел меня совершенно не устраивало, и я выбрался на заснеженные просторы искать народ.
В это время меня посетила отличнейшая идея. А что, если дверь снова выпустит меня в коридоры темного мира к моей королеве? Такой вариант непременно стоило попробовать, и я побрел к зданию на холме, с крыльца которого начался мой извилистый путь по тропе звездных войн.
К дому я добрался безо всяких приключений. В обозримом пространстве не наблюдалось ни окоченевших трупов, ни патрулей. Дверь послушно распахнулась от моего толчка, но показала всего лишь тот самый коридор, по которому вчера бегали коренные обитатели планеты. Теперь он пустовал. Я еще раз закрыл и открыл дверь. Картина не изменилась, словно лабиринты черного мира существовали только в моем воображении. Оставалось исследовать окрестности.
Я прошелся по коридору и толкнул наугад одну из дверей. Она тоже оказалась незапертой. Перешагнув через порог, я предстал перед дюжиной черных солдат, смотревших на меня пристально и подозрительно. Размеры комнаты не превышали габаритов актового зала нашего института. Резким рывком кто-то из дальнего угла направил свой бластер в мою сторону.
Засада! А почему засада? Какая к черту засада? Что я, повстанец? Нет, я конечно мог причислить себя к их числу заочно, гордо обозвать всех собравшихся презренными захватчиками и оккупантами, получить заслуженную пулю в лоб и умереть геройской смертью. А зачем? С таким же успехом я мог влиться в ряды этих же захватчиков, вооружиться как положенно, выкрасть важную тайну и сбежать с ней к повстанцам. Такой шанс упускать не следовало. Он был и полезным, и предпочтительным. Похоже, так мне и следовало поступить.
— Ты кто? — строго поинтересовался один из моих будущих компаньонов, форма которого блестела от множества золотых наклеек, нашивочек и отворотов. На голове моего нового собеседника красовался не шлем, а черная командирская фуражка.
Молчание затягивалось. Никто и не думал задавать наводящие вопросы типа: «А не кадет ли ты третьего взвода пятой роты, обосновавшейся там-то и там-то?» И я не мог молча кивнуть и с полным правом почувствовать себя своим.
— Новобранец, — буркнул я первое пришедшее в голову подходящее слово.
— Какой еще новобранец? — сердито продолжил допрос командир и подобрался поближе. Ну чего он ко мне пристал, а?
— Обычный новобранец, какой же еще?
— Сейчас проверим, какой обычный, — сказал командир и хитро улыбнулся. Мне это сильно не понравилось. На всякий случай я начал крутить в руке «бластер».
Все с интересом разглядывали мою персону, а обладатель важной фуражки ненадолго задумался.
— Хочешь женщину? — наконец спросил он.
Я замялся. Ну что тут ответить? Скажешь «да», а он: «А кто не хочет?» Скажешь «нет», а он: «Ну какой из тебя новобранец!»
— Не слышу, — напомнил о себе командир, показывая, что вопрос далеко не праздный.
— Если, скажем, рассмотреть в большом смысле, с точки зрения… — начал я выбираться окольными путями.
— В большом, в маленьком, какая мне разница! Отвечай быстрее, — прервал командир мои жалкие попытки увильнуть.
Я попытался придать лицу как можно более глубокомысленное выражение. Теперь уже разрешалась минутная пауза. Видя мою заминку, командир истолковал ее в своем смысле:
— Не хочешь брать кота в мешке? Логично. Не бойся, ведьму не подсунем.
Вот от ведьмочки я бы не отказался, но даже заикаться об этом не стал.
— Ну, кого тебе предложить? — напирал мой мучитель. — Впрочем, попробуй-ка повариху.
Он указал на фигурную кабинку в дальнем конце зала. Двери ее разъехались в стороны. Оттуда вышла худенькая женщина в бледно-зеленом платье.
— Ну как? — заботливо спросил командир. Солдаты заржали. Фуражка резко повернулась к ним. Мгновенно установилась тишина.
Мисс Вселенной из появившейся незнакомки не вышло бы. Но какая разница? Вот здесь, прямо сейчас могла осуществиться самая главная мечта всех мальчиков. И опять от меня не требовалось ничего, кроме одного единственного слова. Но «да» никак не желало выталкиваться на поверхность. Я с тоской вспомнил непревзойденных красавиц лабиринта видений. Эх, их бы сейчас сюда! Впрочем, и повариха казалась мне все более симпатичной. Но как? Но где? Неужели на глазах у всех, выставив свои действия на всеобщее обозрение и обсуждение? Нет, мне требовалась уютная, полутемная комнатка, где мы могли бы уединиться. Тем более, что в первый раз. И потом, ведь королева Лаура может объявиться в любой момент. Что же мне делать? Ведь нельзя же упускать такой прекрасный шанс. И все же…
— Нет, — выдавил я и отвернулся в сторону, готовясь к самому худшему.
— Как хочешь, — пожал плечами командир. — Кто-нибудь еще желает попробовать?
— Я, — не слишком смело заявил низкорослый солдат дистрофичного вида. Черные усы уныло обвисли на фоне бледного лица. Вероятно, у него тоже были проблемы.
— Действуй, — кивнул командир и стал с интересом ждать продолжения.
Счастливчик, перехвативший мой шанс, обхватил повариху за талию и скрылся в сумраке кабинки. Я уже готов был стучаться головой об стену от зависти.
Фигурные двери дрогнули и вдруг превратились в радужные сполохи, словно нефтяные пятна на поверхности воды. Каким-то чутьем я с ужасом осознал, что нет здесь никакой поварихи и кабинки, а есть мерзкий монстр, замаскировавшийся в виде творения рук человеческих и выставивший привлекательную наживку для подманивания пищи. Сквозь разноцветные блики я увидел смутные тени, и мне казалось, что экспериментатору приходится очень несладко. Солдаты завороженно наблюдали за происходящим, командир презрительно косился на кабинку. Черт возьми, а ведь если бы повариха оказалась на уровне девушек лабиринта видений, то на месте незадачливого счастливчика был бы я. Вернее сказать, меня бы уже не существовало! Видать, моя роль являлась не такой уж второстепенной.
Переливы угасли и вновь превратились в донельзя материальные двери. Чудище насытилось. Затем челюсти дверей немного приоткрылись и оттуда вырвались противные густые капли розовой слизи, забрызгав всех без исключения.
По-видимому, процесс пищеварения тоже завершился. Капли превратились в струи, затем в потоки. Монстр извергал из себя отходы. Солдаты мгновенно разбежались как можно дальше. В это время самая мощная струя окатила командира с ног до головы. Настал самый удобный момент прогнуться. Я решительно подставил спину вонючим потокам, закрыв командира своей фигурой.
Мучение продолжалось минут пять. По цвету и запаху противная субстанция напоминала то самое, что получается, когда перепьешь, а закуска внезапно прорвется обратно. Наконец, содержимое чудовищного кишечника иссякло, и я смог перевести дух. Я даже думать не хотел о том, что сейчас представляла моя спина. Командир оценивающе посмотрел на свою одежду и хмыкнул. Моими стараниями на его долю вонючей дряни досталось в два раза меньше.
— Молодец, — сдержано, по-армейски, похвалил меня он. — Ты теперь не новобранец. Ты — солдат империи. Более того, раз уж в моем взводе появилась вакансия, то ее займешь именно ты!
Я с благодарностью склонил голову. И все же такой подвиг тянул на большее.
Ведь мог получить и сержанта. Впрочем, и по шее мог получить с тем же успехом.
Один из солдат вручил мне тяжелую шпагу в ножнах. Не лучевую, нет! А я так рассчитывал на настоящий бластер.
— Ничего нет помощнее? — пришлось спросить как можно жалобнее. В конце концов, «врага надо бить его же оружием».
— Добудешь в бою, — коротко пояснил мой новый начальник и, забыв о моих заслугах, отвернулся к другому офицеру, судя по нашивкам, того же звания.
— Сколько раз я тебе говорил, не надо устраивать из кормежки показательное выступление. Смотри, что натворил! — тот офицер умел выбирать диспозицию. Но даже единичные капли, испортившие черноту мундира, он стряхивал с бесконечной брезгливостью.
— Да ладно, — мой начальник по сравнению с ним выглядел свиньей, выкупавшейся в помойной луже. — Ничего страшного. Все в пределах допустимого.
Мне пришлось придвинуться вплотную, всем своим видом напоминая, что я тут вовсе не посторонний. Надо уже начинать готовиться не упустить следующего шанса выгодно проявить себя. Место было завоевано, теперь следовало пробиваться в верхи. Повстанцы когда еще победят, а здесь мое положение с каждой минутой крепчало и крепчало. Странно, за каких-то десять минут мне удалось достичь большего, чем за двадцать с лишним лет в своем мире. Неплохо для начала, совсем неплохо!
Может я и очутился в том самом мире, где и должен жить, а все предыдущие годы пролетели как прелюдия, как подготовка к блистательному восхождению. Но судьба снова распорядилась по-своему.
Дверь в зал бесшумно отворилась. В проеме появилась Лаура. Она приложила палец к губам, чтобы я не заорал от восторга. На наше счастье никто в этот момент не следил за входом, поэтому пришествие Белой Королевы осталось незамеченным. Я поспешил к ней и, покинув зал, очутился в, казалось, навсегда утерянных коридорах черного мира.
Словно по приказанию могущественной доброй феи моя одежда вмиг стала чистенькой, как и раньше. Зато «бластер» и шпага исчезли, будто минуту назад я не был зачислен в ряды императорской армии, будто не встал под знамена Империи. А какие возможности блестящего продвижения по службе остались за ничем не примечательной дверью. На всякий случай я дернул за ручку, и дверь не замедлила открыться.
Маленькую темную комнату, напоминавшую бойлерную из классических советских фильмов, окутала мгла. Виднелась только ванна, где на поверхности черной жидкости плавало нечто такого отвратительного и неперносимого вида, что я тут же захлопнул дверь и отошел подальше на всякий случай. Ни коридора с толпами народа, ни крыльца из оранжевых досок, ни фиолетового неба, ни черных силуэтов полуподземных домов. Имперская гвардия растворилась, словно иллюзия.
— Неужели тот мир был всего лишь видением? — не выдержал я.
— Думаешь, я знаю? — ответила вопросом на вопрос Лаура. — из черного мира ведут тысячи путей во всевозможные пространства. Но кроме них имеются миллионы обманных тропинок. Ты ничего не смог вытащить оттуда. Все признаки очередного миража. И все же с уверенностью сказать невозможно. Может только сию секунду дверь утратила свои магические свойства, а мир…
— Звездных войн, — подсказал я.
— А мир звездных войн отправился в дальнейший путь вне досягаемости черных коридоров.
Я вздохнул. Карьера военного не состоялась. А ведь там мне ни разу не пришла в голову идея закосить от армии.
— В любом случае надо выбираться к центру, — продолжила Лаура. — Мы идем?
— Конечно, королева, — ответил я и чуть не прикусил язык, запнувшись в очередной раз.
Дорога не знала государственных и отраслевых стандартов, а если и знала, то очень давно.
А журавлик несмышленый
Вновь качает головой.
Я хочу увидеть небо,
Голубое, голубое.
Я хочу увидеть небо.
Ты возьми меня с собой.
Наконец, путь выровнялся и стены немного разбежались в сторону, давая понять, что мы выбрались из захудалой улочки на широкий проспект. Потолок и пол сходились на горизонте в единую точку, сверкавшую звездой.
Ноги зашагали веселее, но минут через пять странное светило занавесилось черным облаком. И чем ближе мы подбирались к нему, тем больше оно напоминало нам…
— Снова АтмеСГЩ, — вздохнула Лаура. — Складывается впечатление, что он послан следить за нами.
— Что этому Атмесу от нас нужно? — не выдержал я, однако мой язык наотрез отказался выговаривать его имя целиком.
— Не знаю. Что-то притягивает его к нам. Возможно, какая-нибудь вещь, захваченная нами из твоего мира, от которой необходимо избавиться. Например, обломок талисмана, — Лаура разжала руку и показала небольшой осколок. — Или твои кассеты.
Избавиться от кассет, купленных на последние деньги? От кассет?! Такой героический поступок был свыше моих сил. Я сумел только мысленно представить, как, скрепя сердце, оставляю фирменный блок у неприметного бугорка и гордо удаляюсь. Но перейти от теории к практике? Нет уж, увольте, пожалуйста. Я крепко сжал начинающую терять форму коробку в руках, вспотевших от подобных рассуждений. Тем более, что Ыккщщер стал поглядывать на нее крайне неодобрительно. И спрятать-то от его всевидящего взора ее было невозможно, так как красивый французский кулек вместе с пустыми консервными банками мы похоронили по всем правилам экологии приблизительно час-два назад в глубинах глиняного тупичка. Я прихватил лишь фигурные консервные ключики в надежде, что они непременно пригодятся. А может просто не сумел расстаться с необычными для себя предметами.
До потерянной звезды было еще далековато, и я принялся недовольно бурчать:
— Откуда этот Атмес взялся на нашу голову?
— Вероятнее всего, снизу, — ответила королева.
— Это как? — не понял я.
Лаура скривила губы в тяжких раздумьях. Очевидно поиски понятных для меня слов давались ей нелегко.
— Хорошо, — кивнула она. — Попробую объяснить. Ты силен в геометрии?
— В Эвклидовой или Лобачевского? — я не упустил случая похвастаться своими знаниями.
— В обычной, — ответила Лаура, чем поставила меня в тупик.
Только теперь мне пришло в голову, что в мирах, где побывала королева, тысячи ученых могли выдвинуть тысячи концепций, крохотной частичкой которых оказались бы две упомянутые. А главное, все они могли быть верны в различно заданных условиях. Я ожидал, что на мою бедную голову посыплется град из имен, фамилий, формул, теорем, аксиом. Но вместо этого Лаура сказала:
— Сможешь представить точку?
— Ну конечно! — обрадовался я.
— Точка и есть твой мир. Представь теперь линию. Что такое «линия»?
— Линия — это бесконечное число точек, соединенных вместе, — бодро отрапортовал я, как первоклассник, хотя, кажется, и отошел от классического определения.
— Одна из точек — твой мир. Все остальные — это миры, доступные людям, то есть находящиеся в их измерении.
— Но твой-то мир не доступен!
— Конечно, но мы еще не упомянули плоскость…
— … Состоящую из бесконечного числа линий, — и это я знал.
— Так вот, ты пошел не вдоль своей линии, а шагнул поперек. Конечно, ты не сможешь этого сделать. Но если бы смог, то оказался бы среди чужого и непонятного мира, где все подчиняется совершенно иным законам, чем те, которые ты учил в школе.
По-моему я уже читал подобную теорию в «Науке и жизни», но это не мешало мне слушать с интересом.
— А теперь тебе дана возможность передвигаться не только по плоскости, но и вверх, и вниз. Скажу откровенно, даже я, Белая Королева, не могу сойти с плоскости. Черный Король сумел сделать шаг вниз, но с той поры о нем ни слуху, ни духу.
— Неудивительно. Внизу вполне могут обитать существа посильнее и пострашнее Черного Короля, — сказал я. — А я бы лучше отправился наверх.
— Почему? — встрял в разговор Ыккщщер.
— Там должны находиться лучшие миры. Только вот кто их населяет?
— А ты и представить не можешь, — ехидно уколол Ыккщщер. — Ну конечно, злобных и отвратительных существ нам вообразить нетрудно. Их навалом вокруг, в мирах наших. А вот с ангелочками фантазия подводит. Какие такие ангелочки? И в самом деле, ну кто вообще может быть лучше нас самих? Скажи-ка?!
Вот тебе и Ыккщщер! Даже такой невеликий призрак, а имеет собственное мнение и готов его отстаивать. Я уже раскрыл рот, чтобы горячо заспорить насчет моей фантазии, но чуть не уперся в огромный черный сапог. Странное дело, за уроком математики для начальной школы я совсем позабыл и про усталость, и про бесперспективность наших поисков, и про страшного черного воина.
Но реальная жизнь сурово напомнила о себе, преградив нам путь тем самым воином. Я боязливо взглянул на него снизу вверх, совсем как Леонид Ярмольник в легендарной сценке про очередь в столовой. Но в дело уже вмешалась Лаура.
— Прочь с дороги, — возвестила она своим пронзительным голосом, а раскаты далекого эха значительно усилили впечатление. — Кем бы ты ни был и откуда бы ты не пришел — у тебя нет власти, чтобы остановить нас!
Черный призрак не проронил ни слова в ответ. Тогда вверх взвился бесстрашный Ыккщщер. Из его факела вырвалось грозное багряное пламя. Подобно лезвию секиры просвистела черная рука, и факел потух, с размаху уткнувшись в землю. Ыкщщер, отброшенный ударной волной, едва восстановил равновесие и выпустил из рук бесполезный обломок. Крошечная, по сравнению с великаном, Лаура не отступила ни на шаг. Она резко взмахнула рукой с талисманом. Три луча — синий, красный и зеленый — ударили в грудь черному воину. Тот содрогнулся и утек струйкой тумана в черную пасть ворот. В самую последнюю секунду он поймал мой взгляд и зловеще усмехнулся, заронив в душу самые мрачные предчувствия.
— Пойдем, — потянула меня за руку Лаура, и мы прошли под величественным сводом.
Нас окружали худые и неестественно вытянутые статуи, похожие на карикатурные изображения греческих богов. Звезда, видимо не дождавшись нас, ушла в небытие.
Скорбную панораму зала, похожего на кладбище, уставленное памятниками, освещал лишь белый престол, лучащийся внутренним сиянием. Бесшумно он крутанулся вокруг своей оси, и перед нами предстал сгорбленный призрак, укутанный черным плащом. На сморщенной черной человеческой голове огромного размера сверкали два голубых глаза с блестящими веретенообразными зрачками.
— Верховный правитель, не так ли? — надменно спросила Лаура.
— Белая королева, — удовлетворенно кивнул тот. — Ну что же, КХ в целом выполнил свое предназначение. Палач, где палач?
— Я! — гулко отозвался неимоверно громогласный рык. От одной из колонн оторвалась тень и разрослась в подобие черного джинна с головой, смешавшей черты кабана, крокодила и носорога. В руках джинн держал самый большой топор, который я видел за всю свою жизнь.
— Казнить их, немедленно казнить, — похоже правитель начал терять самообладание.
— Будет исполнено, повелитель, — с лезвия топора сорвались красные искры.
Откуда-то с потолка донесся лязг, и мощные металлические стрелы упали вниз, вонзившись в пол и отрезав нам путь к отступлению. Ыккщщер хотел улизнуть, просочившись в щель, но стрела из следующей партии пригвоздила его к каменным плитам. А меня вдруг что-то согнуло пополам. Затем я с удивлением увидел блестящую железную трубу, выходившую из центра моей груди и заканчивающуюся в трещине пола. Боли не чувствовалось, но и вырваться я тоже не мог. Палач взмахнул топором для пробы. Искры теперь приобрели противный тускло-зеленый оттенок.
Мне сразу что-то не понравился такой поворот событий. По закону жанра верховный правитель должен провести с нами экскурсию по дворцу, показать все степени защиты и посвятить в свои величественные замыслы. Затем, в самый последний момент, мы ускользнули бы от верной смерти и, воспользовавшись полученными инструкциями, показательно разнесли бы это осиное гнездо. Но никто даже не собирался разговаривать с нами, не то что показывать дворец. И еще вот этот топор.
— Ответь мне на один-единственный вопрос, — прошептала королева, находившаяся в точно таком же положении, как и я.
— Хоть на тысячу, — кивнул я, пробуя обежать вокруг своей железной оси.
— Если мы выберемся отсюда, ты пойдешь со мной в мой мир?
Я замер на полушаге. Вот оно, признание! В мечтах я тут же падал на колени перед прекрасной леди и заверял ее, что готов следовать за ней хоть на край света. Затем следовали клятвы в вечной любви, и мы, обретя счастье, удаляемся в сторону заходящего солнца. Но теперь, в самый ответственный момент, язык, словно враг номер один, упрямится и отчаянно не желает ворочаться. Я поднял голову и тут заметил глаза королевы. Бездонные голубые озера угасали на глазах. Серая дымка наползала на них, затмевая красоту. Пасмурный день, торжествуя, воцарялся над своими новыми владениями. Я ужаснулся тому, что наделал. Быть может мне уже никогда не увидеть таких бесконечно прекрасных глаз, не услышать самого уникального голоса в мире. Но пока она здесь, рядом, еще есть шансы, только они тают как лед, вывалившийся из морозилки в жаркий летний полдень.
— Лаура, дорогая, — язык поднимался и опускался, словно паровой молот (Ну давай же, давай. Единственный человек, которому нужен только ты со всеми несчастьями, несуразностями, неустроенностями и недостатками, терял сейчас смысл своего существования. А ты, как самовлюбленный болван, осторожно взвешиваешь все «за» и «против». Ну говори же, не молчи. За тебя и так уже сделали самую трудную работу. Открывай рот, не будь самым распоследним козлом во вселенной. Если и есть существа, живущие там, наверху, то Лаура одна из них, несомненно. Так чего же ты замолк, урод, сволочь, недоумок. Раскрой глазища, вынь из ушей сливовые косточки, стряхни с них лапшу. Ну почему кто-то должен страдать из-за тебя, идиота? Если законы жанра требуют «хэппи-энда» или сверхтрагического конца, то хоть попытайся сказать самое короткое слово на свете. Ну ты ведь сам этого хотел! И сейчас хочешь! И будешь непременно жалеть, если сейчас оно не вылетит из твоих губ! Говори «Да», говори, я тебе сказал!) с герба моего города, — с тобой хоть куда… Куда надо… в общем куда скажешь… Я пойду… — пауза (Ну черт побери, почему мысли текут так красиво и складно, а я язык коверкает самые нужные слова в серые бессмыслицы?) затягивалась. — Пойду… Да.
— Тогда держись, — жестко и обнадеживающе сказала Белая Королева.
Из талисмана выскочило оранжевое лезвие яркого луча. Словно под действием бластера из фантастической эпопеи огненными каплями разлетелись прутья, и наша темница рухнула. В тот же миг я почувствовал свободу и рванулся к Лауре. Луч задел палача, тот, вспыхнув красным пламенем, исчез со своим топором в клубах дыма. Верховный правитель выглядел крайне растерянным и озабоченным.
— А что, если я не согласился бы? — потрясенно спросил я у Лауры.
— Я просто перекинула бы тебя в твой мир, — пояснила она и весело добавила. — Но ты принял мое предложение.
— Так ты могла сразу отправить меня обратно! — воскликнул я. — Почему же ты этого не сделала?
— Потому что я хочу жить, — враз посерьезнела Лаура. — на прорыв границы ушел бы весь запас моей энергии. От меня не осталось бы вообще ничего.
Я чуть не сел, на этот раз от испуга. Выходит жизнь без меня ничего не стоила для королевы. Моя ничтожная жизнь была для нее дороже всего существующего во всех пространствах вех измерений.
— Но как же твой мир, королева? Кто его спасет в этом случае?
— Я уже принадлежу не ему, — как бы недоуменно пожала плечами Лаура.
— Все люди таковы, — скептически произнес Ыккщщер, пробуя эффектные виражи вокруг уродливых статуй. — Каждый сам за себя. Своя рубашка ближе к телу. Моя хата с краю. Дружба дружбой, а за сыр плати.
— Где ты этого нахватался? — улыбнулась Лаура. — Выкинь такие мысли из головы.
ОН СОГЛАСИЛСЯ, и мы победили!
— Ты проиграла, королева! — мрачные слова вырвались изо рта правителя, но то был не его голос.
Скрипящие, раздирающие наждаком душу звуки поселили во мне холод. Я содрогнулся в ознобе, словно разговаривал с самим дьяволом.
Черный затылок правителя лопнул. Из трещины, мерзко колыхаясь в неверном свете престола, выползло черное щупальце. Взметнувшись к потолку, оно выгнулось, сбросив с пьедесталов несколько фигур, и обернулось в исполинский облик АтмеСГЩа.
— Прочь! — кинулась к нему Лаура, пока меня пробирала противная дрожь. Иначе мой талисман разрушит центр твоего мира.
— Это уже давно не мой мир, — ухмыльнулся призрак. — Что какой-то мелкий мир для того, кто шагнул вниз.
— И на много же ты успел шагнуть?
— На четыре шага, пока король не приказал мне покинуть его.
— Наверняка, возмутившись твоей пакостной душонкой.
— Про то не нам судить, королева. Мне пока рано, а тебе уже слишком поздно. С твоей смертью я обрету твою власть.
— Белое не станет черным!
— А зачем мне белое? Серого гораздо больше. Его вполне хватит, чтобы увековечить меня навсегда. Серого, которому все равно, что творится вокруг, лишь бы ему было хорошо. Серому, который пройдет мимо, не вмешиваясь, лишь бы его не трогали. Серого, которого я сломаю и превращу в черного во славу свою.
Серого… Да что много говорить. Вот он, стоит рядом с тобой.
Огромный палец указал на меня.
— Неправда! — скорее из принципа прошептал я, осознавая свою мелкую душонку, которая, попав в беду, радовалась тому, что другим еще хуже. Которая всегда занимала выжидательную позицию, оценивая происходящее исключительно со стороны. Которая заставляла сидеть и молчать, когда требовалась встать и сказать всего несколько слов в свою защиту. Которая обходила мрачные компании, вершившие суд сильного. Которая заставляла жить приспосабливаясь, плыть по течению. И которая останется такой навсегда.
— Пока еще никто не отобрал мою власть! — твердо заявила Лаура, а Ыккщщер пристроился справа, готовясь снова защищать свою повелительницу.
— Один момент, миледи! — АтмеСГЩ искренне веселился.
Синий луч впился ему в грудь, но черная глыба устояла, а сверкающая спица постепенно рассеялась и угасла.
— Игра окончена, королева. Твой камешек исчерпал магические ресурсы.
Раскрыв пасть он вдруг дыхнул черным пламенем, заставив Лауру и Ыккщщера отбежать.
— Я в полной силе, королева. Все идет, как предначертано. Первое сражение моего черного похода чуть не проиграл бездарный фигляр. Но теперь командование берут мои руки. Черные солдаты живы еще в твоем мире, королева, и в твоем тоже, человек.
— А мне кажется, что ты случайно забрел сюда, — крикнула Лаура. — И тебе не изменить судьбу даже этого мира, не говоря уже о том, чтобы перейти границу. Я не верю в твою силу!
— Попробуй-ка, королева, силу черного талисмана.
Глаза великана сверкнули красными сполохами. Вихрь черного огня смел с ног Лауру. АтмеСГЩ все больше обретал драконьи черты. С болью я увидел, что королева стала серой. Белизна ее облика исчезла. Но как серая каменная стена под серыми ненастными тучами встала королева на пути чудовища. Как клочок грязного тумана, как серое облачко парил возле нее Ыккщщер. Я понял, что буду последним (не станем уточнять кем), если не встану рядом с ней. Увидев мои крадущиеся движения, верзила цыкнул языком и изверг из указательного пальца каскад молний, поразивший меня высоковольтным разрядом. Вслед за тем черный поток пламени вновь накрыл Лауру.
Возле моих ног расплескалась черная пузырящаяся лава, похожая на расплавленный гудрон. Потоки непереносимой вони пропитали все вокруг. Чернота подступила ко мне совсем близко. Лаура и Ыккщщер бесследно пропали. Клубы дыма, извергаемые то ли еще драконом, то ли уже вулканом, терзали глаза, из которых текли ручейки слез, мгновенно высыхавшие от жары, не снившейся самым бывалым обитателям экваториальных территорий. Словно на телевизионном экране я увидел вертящийся обломок нашего талисмана, постреливавшего в свободном полете разноцветными красками.
— Тишина и заборы… — донесся до меня голос королевы.
Мрак поглотил меня окончательно и бесповоротно. Обжигающий воздушный поток подхватил мое тело в свои объятия, ощутимо стукнул о стену или еще что-то твердое и передал по эстафете. Теперь мной занялся черный смерч. Я крутанулся в замедленном темпе, затем быстрее, быстрее, еще быстрее. Мир растворился, и я вместе с ним.
There's gonna come a time when you just leave it all behind
Burst out of your prison and just fly away
Tonight, they're gonna make their move
Take a chance and risk it all
Tonight, they're gonna cut it loose
Never looking back
Передо мной расстилалась все та же, до малой черточки знакомая спортплощадка.
Теперь она пустовала. Некого даже спросить, чем же закончилось грандиознейшее сражение. Одно я знал точно: черный треугольник так и не удалось замкнуть.
Возможно, первые две грани еще существовали, подвиснув за пределами измерений.
Но черной дороги, по которой явилась армия захватчиков из мира Лауры, попросту не существовало. С чего я взял такое предположение? Да очень просто! «Это же элементарно, Ватсон!» Я продолжал мыслить и чувствовать. Поняли? Нет еще?!
Согласитесь, есть разница между Ваней, который надумал вешаться от тоски, но вышел во двор, засмотрелся на голубое небо, погрелся в лучах солнца, да и забросил веревку подальше, и Ваней, который удобно устроился на диване и тупо уставился в стену, набираясь сил для дальнейшего функционирования. И ни дум у него, ни желаний, даже вешаться лень. Как сказал бы робот из детской книжки:
«Вешаться неэкономично.»
Нет, я жил и дышал полной грудью. Но острой иголочкой неприятно кольнула мысль: «А каким же сверхъестественным образом ты вновь перенесся в свой мир?» Лаура? Ведь она предупреждала, что может вернуть меня обратно. Но ценой своей жизни! Возможен ли такой поворот событий, где я продолжал жить как ни в чем не бывало, а от Лауры остался только тающий обрывок тумана. Я не верил в такое предначертание судьбы. Это было слишком несправедливо и нереально. Да нет, Лаура жива! Я даже ободряюще улыбнулся самому себе. Она вернется, вот увидите.
Если и не сию секунду, то скоро, очень скоро. Как только я открою дверь в квартиру, из гостиной мне навстречу выбежит моя королева. Наши взгляды встретятся, а глаза засияют от радости. И нам будет, что вспомнить. Ведь мы столько пережили вместе.
Но по спине снова пробежал холодок: «А ведь мы не успели найти выход!» Губы распрямились, прогнав улыбку и самодовольство по поводу успешного возвращения.
Выход то мы так и не отыскали. Выходит, что в минуту смертельной опасности Лаура из последних сил прорвала границы и протолкнула меня через сплетения измерений в привычную обстановку, а сама…
Лауры больше нет?
По сюжету мне полагалось упасть на землю и расплакаться от невыносимой горечи и утраты, но я не смог. Как в забытье я шагал по направлению к дому, где меня никто не ждал. Глубоко-глубоко в потемках души прорвалась язва и в нее стали обрушиваться друг за другом кусочки чего-то важного, а их место заполнила гнетущая пустота. С гибелью Лауры ушла в прошлое частичка моей жизни. Самая интересная и неповторимая. Ну и что дальше? Обратно в четыре стены? Как же невообразимо трудно возвращаться в обыденную жизнь после фантастического путешествия, полного приключений и опасностей. Труднее, пожалуй, только представить, что я никогда больше не увижу мою Белую Королеву. Неужели мне суждено теперь жить без Лауры? Как так? Да это же попросту невозможно! Нет, я не видел ее смерти! Не видел! Не видел!!! Значит, остается надежда.
А ведь мы все-таки выиграли. Погребенное под лавиной горя, сквозь отчаяние и ужас непоправимости на свободу рвалось ликование. Но путь наверх был ему закрыт. Что толку в победе, если безвозвратно уплачена непомерная цена. А что изменилось бы, доведись нам испытать поражение от черных сил? Злорадно усмехаясь, судьба выставила вперед обе руки со сжатыми кулаками. Угадай-ка, в какой! Зачем гадать, если и в правой, и в левой спрятано по черному шару.
Смешно сказать, но в фильмах я всегда желал осуществления самых зловещих и коварных замыслов, чтобы поглядеть, как главные герои будут выпутываться из обстоятельств, становящихся с каждой секундой все сложнее и сложнее. Фильм вызывал горькое разочарование, если не погибал мир, не успевала взорваться атомная бомба, а корабль пришельцев рассыпался в прах вместо того, чтобы успешно продолжать боевые действия. Мне хотелось поставить непреодолимые препятствия на пути нескольких хороших парней или героя-одиночки, которым удавалось в последнюю минуту разрушить планы злодеев. Но оказавшись на их месте, я испытывал необычайную легкость в теле и духе от того, что все злоключения мирового масштаба закончились, так и не начавшись, и мне не придется искать трудноосуществимые способы их устранения.
Город еще не проснулся, но на краю земли уже занимался новый день. Мои гулкие шаги никого не тревожили на пустынных улицах. Даже листья на ветках досматривали последние сны. Голубизна неба наливалась светом. Прячущееся у горизонта солнце вот-вот должно было выскочить в разрывах домов. Луна уныло смотрела на меня. Ее время закончилось, но ущербный круг держался до последнего, не желая покидать чужие уже просторы. Всюду пока еще властвовала тень, но я знал, что где-то серая поверхность асфальта уже окрасилась в желто-розовые тона.
Люди в привычном для них мире спали и ели, любили и ненавидели, работали и отдыхали, в общем жили своей обычной жизнью, решая свои обычные проблемы, в которых не значились ни я, ни Белая Королева. Они не знали, даже не подозревали, какой опасности удалось им избежать, благодаря вмешательству призраков далекого мира, существование которых напрочь отвергалось наукой.
Сейчас то я уяснил смысл многих крылатых выражений. Это и «Пиррова победа», и «Смех сквозь слезы», и «Настоящие герои всегда остаются в неизвестности». Да и что дала бы Лауре известность? Золотую звезду? А зачем она ей? И можно уже ставить последнюю точку, но жизнь все еще продолжалась, хотел я того или нет.
Пустота внутри упорно не хотела заполняться. И тогда заявила о себе усталость.
Влившись в трубу «А» и наглухо закупорив трубу «Б», она присвоила себе весь объем и почувствовала себя полноправной хозяйкой. Не ведая как, я добрел до подъезда, поднялся на четвертый этаж, с трудом отворил дверь, рухнул на диван в гостиной и полностью отключился от пронизывающего одиночества.
Город плывет
В море цветных огней.
Город живет
Счастьем своих людей.
Лето. Изжаренные, как котлеты, люди бегали по городу в поисках пива и читали в газетных строчках про ужасные кометы, несущие нам смерть в обозримом будущем.
Все так же светило солнце, изредка скрываясь за набегающими облаками. Все так же серые пасмурные дни оставались где-то неподалеку от Лондона. Жизнь текла правильно и хорошо. Все это прекрасно понимали, кроме, может быть, меня.
Солнце уже убежало из северных окон моей квартиры, а до южных еще не добралось, заливая теплом лишь боковую стену дома. Время подбиралось к часу дня, что подтверждали и стрелки будильника, весело тикающего на обеденном столе. Я не разделял его настроения. Смахнув электробритвой щетину на щеках и подбородке, я проглатывал уже третий кусок хлеба с маслом и пил ужасно невкусный чай без сахара. Лень было встать и протянуть руку за сахарницей, стоящей на холодильнике (и кто только додумался туда ее поставить?).
Далекие звуки с улицы не могли сгладить впечатления полной оторванности от мира. Не ворочался в коридорном шкафу Ыккщщер. Не звучал, пусть даже изредка, пронзительный голос Лауры. Мне так не хватало тихого постукивания ее легких шагов. В моем доме опять поселилась тишина.
«Тишина и заборы», — неожиданно всплыло у меня в голове. А ведь не зря же Лаура произнесла эти слова. Тогда чего я жду? Пойду-ка, поищу такие места, где выполнялись оба условия, названные Белой Королевой. Надо не сидеть, а действовать, если мои действия хоть как-нибудь могут помочь Лауре.
Полчаса спустя я продирался по узенькой тропинке, то и дело отводя ломкие ветки от своей груди. Путешествие происходило в узком пространстве между тыльной стороной девятиэтажки и решеткой детского сада, которая вполне могла именоваться забором.
К забору прилагалась тишина. Я утонул в ней и в зеленой листве среди этого глухого уголка. Безмолвие детского сада объяснялось понятной причиной — ежегодным плановым ремонтом. Все его признаки были налицо: покосившиеся стропила, заляпанные белыми брызгами, бочки с известью и краской, битые кирпичи и прочий мусор, образующийся очень быстро и не желающий потом исчезать с насиженного места годами.
С другой стороны высилось сплетение кустов и деревьев. Сквозь такую непролазную чащу едва проглядывали безжизненные лоджии, уставленные шкафами, тумбочками, полками, лыжами, ржавыми велосипедами, связками досок и прочим барахлом, которому уже не находилось места в квартире. Темнели мрачные стекла, от которых отказалось даже солнце. Никто не хлопал ни дверьми, ни рамами, не гремел, переставляя вещи с одного места на другое. Окружающее пространство замолкло. Деревья утихли и погрузились в безмолвие. Ветер не осмеливался вмешиваться в суверенные пространства. Даже черная кошка, спеша по своим делам, быстро и бесшумно переставляла лапки в белых носочках.
В глубине листвы надежно затерялась детская площадка. Красно-желтая лестница осторожно выглядывала из тени, спрятавшись за боярышник и рябину. Прутья невысокой горки, выкрашенной в небесные тона, сливались с темным фоном листвы.
Я не мог объяснить, как такое место, просто созданное для игры в прятки, или в разведчиков, или в пытливых путешественников, обследующих дельту Амазонки, не привлекало детей. Неужели чрезмерная таинственность отпугивала отсюда всех, кроме меня? Я потоптался по почти заросшей щавелем, лопухами и мелкой крапивой тропинке. Трудно поверить, что всего в полусотне метров отсюда находится улица Ленина, где шумные толпы ходят с раннего утра до позднего вечера. Девятиэтажка отгораживала от меня панораму областной библиотеки имени Горького, междугороднего пункта переговоров и магазина «Антей», который никак не мог переродиться в совместное российско-болгарское предприятие «Биокор».
Но завеса листвы сглаживала шум оживленной магистрали и укрывала творение рук человеческих. Цивилизация осталась где-то дальше и выше, начинаясь примерно с пятого этажа или с едва зримого кусочка асфальта, мелькнувшего у поворота за угол. Компанию составляло только высокое солнце, пытавшееся вездесущими лучами проторить дорожку ко мне. Иногда это ему удавалось. Моя куртка, покрывшись разводами света и тени, стала похожа на комбинезон десантника. И я сам, словно десантник, заброшенный на вражескую территорию, настороженно вглядывался в тенистый полумрак. Я ждал черных вражеских часовых, ибо лучшего места для входа в иные миры вряд ли отыщешь.
Но тщательно изучал обстановку я зря. Не открылись двери, не показались черные ворота с тяжелым медным кольцом, зажатым в львиную пасть, не возник сноп ослепительно-голубого сияния. Я нашел и тишину, и забор, но не более.
Вообще-то иного я и не ждал, хотя и надеялся на лучшее. Слишком ничтожен шанс сорвать главный приз в лотерее, купив единственный раз единственный билет. Но я не отчаивался. Мне вспомнилось точно такое же местечко в другом конце города. Однако, я и не жалел, что попал сначала именно в этот закоулок. Придет время, и в такой же солнечный день я приведу сюда Лауру и подарю ей его тишину.
Достигнув угла и ощутив под кроссовками твердый асфальт, я увидел серый корпус библиотеки и стал прокладывать путь к рынку на автобусную остановку. Затем мои мысли спутались. Помню только, что я размышлял про библиотеку им. Горького, сад им. Горького, улицу им. Горького, а вот вспомнить, посещал ли великий писатель наш славный город, так и не сумел.
Через полчаса, доехав до конечной остановки и пройдя сотню метров на своих двоих, я добрался до совершенно аналогичного островка. Разве что вместо тропинки под ногами лежала узенькая полоска асфальта, а цивилизация находилась под правой рукой и больно напоминала о себе, когда эта самая рука касалась каменной крошки, усыпавшей железобетонные блоки. С другой стороны напирала дикая природа. Ветки кустов так и норовили хлестнуть меня по лицу, а впереди уже маячили грозные заросли шиповника.
Места для меня почти не оставалось. Поэтому я осторожненько, бочком, делал мелкие шажки, вслушиваясь в тишину. Но необычных ощущений не появлялось.
Возможно, из-за текущих неудобств, тесноты и скованности. А может все дело портили где-то чирикающие воробьи. Или возникающие в мозгу воспоминания о чужом мире делали окружающую обстановку донельзя обыденной. Так или иначе, я начинал созревать для того, чтобы сказать: «Не то!».
Итак, приходилось признать, что мои рассуждения оказались в тупике. Я мысленно списал неудачи на железные ограды и вспомнил заборы из досок Темного мира. А ведь подобные заборы непременно окружают любую стройку! Тогда я решил попытать счастья в этом направлении и поспешил вновь туда, где в перерывах между рейсами отдыхали желтые «Икарусы». Вскоре автобус пятьдесят второго маршрута вез меня обратно в центр города.
Увы! На ближайшей стройке вовсю кипела работа. И хотя здесь имелся прекрасный забор, о тишине не могло быть и речи. Я постоял в раздумьях. До любого городского общественного транспорта тащиться далековато. Мой взгляд перебегал с телевышки на трамплин, отделенные от меня глубоким логом. Такие близкие ориентиры подбивали на небольшое приключение. Наконец я окончательно решился совершить рывок через лог. Оставалось добраться до него, виляя между пятиэтажками пока неизученного микрорайона, и преодолеть.
Попетляв немного по улице Чернышевского, я миновал девятиэтажные общаги и выбрался к забору. Забор, огораживал садовые участки от несанкционированного доступа посторонних субъектов к ухоженным грядкам. Мрачные, начавшие ветшать доски не сильно напоминали серебристую окраску оград из черных закоулков, да и колючая проволока не добавляла сходства, и все же что-то неуловимое сквозило в обычных деревянных досках, сбитых вместе.
Зато о тишине и здесь приходилось только мечтать. Шумная беготня малышей, суетливое рычание двигателя легковушки, мягкий скрип четырех колес, на которых покоилась коляска, где малыш в свое удовольствие гремел погремушкой. Я двинулся дальше по направлению к трамплину, то и дело касаясь холодной тенистой стороны во многих местах покосившейся изгороди.
Как назло не встречалось ни единого прохода. Монолит острозубой дощатой стены, увенчанной проволокой, начинал навевать тревогу о напрасно потерянном времени.
Забор тянулся и тянулся, напоминая аксиому бесконечности прямой, но я шел так упорно, словно дорога вела к светлому будущему.
Внезапно моя рука ушла в пустоту. Заглянув туда, я увидел небольшой закуток.
Узкий проход уводил налево, а добрую его половину закрывала железная будка, размером превосходящая ящик для хранения газовых баллонов, но не достигавшая габаритов гаража. Впрочем, для мотоцикла с коляской такое сооружение вполне бы сгодилось. Ржавые листы составляли прогнувшиеся пузырями стены. Дверь, крашенная изнутри черной краской, открывала темный провал. Лениво кинув взгляд во тьму, я спокойно прошел мимо, к повороту. Внутри меня уже играл бравурный марш, предвкушая скорое возвращение домой. Но надеждам не суждено было осуществиться.
За поворотом оказался всего лишь крохотный тупичок, упиравшийся в массивные ворота, запертые на огромный навесной замок, на котором чудом еще уцелели небольшие островки травянисто-зеленой краски.
Больше здесь делать было нечего. Пришлось поворачивать, надеясь отыскать проход в другом месте. И только сейчас я заметил оглушительную тишину, поглотившую все вокруг. Исчезли малейшие звуки, которые только можно представить. Мои шаги утратили возможность производить топот и хруст. Вместо привычного сопения нос бесшумно перекачивал воздух в легкие и обратно. Угол пятиэтажки внезапно отдалился в искаженно-дрожащем воздухе. Зато железная будка словно повернулась на сорок пять градусов. Мрачная щель недобро косилась на меня. Знойные лучи солнца навевали нестерпимую духоту. Воздух странно дрожал, вот-вот готовясь разродиться невиданными миражами. Теплые волны, образуя мутновато-дрожащую полупрозрачную пелену, напрочь отрубили меня и от цивилизации, и от звуков, порождаемых ею. Я словно вернулся на полуоткрытый островок, вырвавшись из коридоров темного мира. Солнце выкрасило забор серебром и спрятало в ярких лучах железные витки колючек. И тут на смену оглушительной тишине явились шорохи.
Они доносились из проржавевшего сооружения, перекрывшего почти весь проход.
Тихие, скребущие звуки возникали, дробились, множились, как эхо, расколотое в извилинах горного ущелья. Всего несколько метров отделяли меня от обычной жизни, но ступни как вмерзли или всосались в сухую потрескавшуюся землю с редкими пожелтевшими травинками, втоптанными в засохшую глину.
Дверь противно скрипнула и гулко ударилась о железную стену. В темном провале сверкнули оранжевые искры, и на траву легли длинные черные тени, перетекающие с места на место. Я с ужасом подумал, что никакой воздух не сумеет так исказить картину окружающего мира, а затем догадался: черные призраки! Им нечего бояться солнца. Черные сгустки, распластавшись по земле, медленно подбирались ко мне. Мои ноги самостоятельно засеменили назад и спрятали меня в тени тупичка. Но никакая тень не могла укрыть от… От чего? От поражения, от плена, от смерти? Я сам не знал, чего боялся, но ничто не заставило бы меня наступить на страшный черный контур. Шаг за шагом я отступал, пока спина не коснулась поверхности ворот. Возможно, там скрывались занозы, но для спины, покрывшейся холодным потом, осталась лишь перспектива вжиматься и вжиматься, стремясь укрыться от неизбежной беды. И тут опора за спиной исчезла, земля под ногами растворилась, а затем мягкий туман подхватил и понес в свои владения то ли мое тело, то ли сознание…
… Первое, что я почувствовал, это прохладу, которая после нестерпимой липкой духоты казалась раем. Что удивительно, я твердо стоял на ногах, постепенно привыкая к неяркому серому свету, озарявшему все вокруг. Передо мной вздыбилась высоченная гора. Местность справа и слева (а так же я подозревал, что и сзади) скрывал густой серый туман. На темно-серых глыбах пробивалось что-то вроде сероватого мягкого лишайника. Чем выше взбирался по склону мой взгляд, тем светлее становились камни. А верхушка горы вообще укрывалась белоснежной шапкой, ярко выделявшейся на фоне свинцового неба.
Постепенно возвратились и звуки. Быстрая и ритмичная музыка гремела совсем неподалеку. Я обошел двухметровый камень, и моему взору открылась небольшая выемка, заросшая травой цвета потухшего телевизионного экрана. Единственным ярким пятном выделялся красный двухкассетный магнитофон в изрядно потрепанном состоянии. Над ним, извиваясь в дискотечных вывертах, парили семь призраков, к счастью, белого цвета. Перекрикивая гудящие колонки, они громко вопили в такт музыке. Очевидно, считая себя истинными знатоками русского языка, призраки старательно копировали слышимое, подбирая знакомые слова и отчаянно коверкая смысл. Не мне их судить. Все мы умело орем запавшие в душу припевы «Life is life» или «The Final Countdown», но лишь единицы способны грамотно спеть предшествующие им строчки. Истинное содержание песни со сверхзвуковой скоростью пролетало мимо ушей, ибо слова выскакивали как из пулемета. В результате симбиоза неестественно высокого, как на ускоренном воспроизведении, голоса из хрипящих от перенапряжения динамиков и нестройного хора писклявых и визгливых фальцетов, испускаемых призраками, получалось примерно следующее:
… сквозь судьбу летят И пробивают защиту ветра. Мне вдруг почудилось вмиг: Дикие волны простор убивают. И мне еще вдруг почудилось вмиг: В дикие ветры ракеты бывают…
У меня загорелись глаза. А ведь это же что-то знакомое. И когда многоголосие взорвалось возгласами «Хей! О! У! А!», сомнений просто не оставалось. «Kalimba de Luna»! Пусть видоизмененная, русскоязычная, но именно она и никто больше.
Правда протяжный рефрен «Kalimba de Luna» не вписывался в изрядно повеселевший темп и строчку «Летит ракета», но основа сохранилась, как и мелодичные проигрыши и переливы, будоражившие душу. В чужом мире встретить знакомую песню! Да, начало превосходное. А песня неслась дальше:
… Вдруг повернулся вспять. Только бы трудно пропасть в турнире. Друг не залез мне в душу опять. Только без мук и вдруг четыре. Зря я родился в боль. Только бы выиграть ветры и волны. Как мне не скоро упасть стороной. Раз, и в путь ракеты взмывают…
Эту песню я любил во всех версиях. Кто ее только не пел. Даже такие гранды, как «Boney M», не удержались от того, чтобы не включить подобный хит в свой сборник. А я вдруг вспомнил давнишний телеконцерт, собравший в Москве половину звезд «Сан-Ремо», и Тони Эспозито, который вдруг впервые с экрана выдал «Kalimba de Luna» в своей ударной аранжировке вместо запланированной стандартной итальянской мелодии. Его героический поступок увековечил ту минуту в памяти благодарного народа, услышавшего суперхит, заменивший начавшую сходить на нет итальянщину.
Песня оборвалась. Улетели последние аккорды. И я уже не мог определить, вылетел ли раскатистый многоголосый смех из колонок или из угловатых ртов призраков. Последних видимо смутило мое присутствие. Они брызнули в стороны, утекли в неприметные щелки. Так же загадочно исчез и вполне обычный стереомагнитофон фирмы «Sanyo». Я опять остался в тишине и одиночестве.
Однако, одиночество оказалось мнимым. Призраки не удрали, а спрятались неподалеку и теперь из своего безопасного убежища наблюдали за мной. Я слышал только их голоса, обсуждавшие мою персону (причем, на чисто русском языке).
— Явился странник, прорвал границы, — тянулся без умолка протяжный тоскливый голосок.
— Да что ты говоришь? — попробовал его перебить на четвертом повторе недоуменно-хрипящий голос.
— Явился странник, прорвал границы, — не реагируя на начавшийся диалог, повторил еще раз первый голос, и еще раз, и еще.
— Не прошло и сотни лет, — раздался комментарий разъясняющего голоса.
— Неизвестный странник прорвал границы, — внес было новую струю первый голос, но тут же опомнился, исправил ошибку и снова запел старую песню.
— Он прорвался, спутник королевы, — возвестил переливчатый голос. Еще не успело прозвучать его последнее слово, а эхо вовсю разносило предыдущие слова, усиливая и искажая.
— Да тот был совсем черный, — не согласился с ним весело-ворчливый голос, напоминавший сердящегося Петрушку, который вот-вот рассмеется.
— Нет, это он, — высказал свое мнение разъясняющий голос.
— Он, он, — подтвердил насмешливо-ехидный голосок, намеревающийся цепляться ко всем и ко всякому, словно репей.
— Явился странник, прорвал границы, — не умолкал вызывающий смутное отчаяние рефрен.
— Из мира людей, — развил тему переливчатый.
— Из! Из! Мира! Мира! Из мира! Людей! Мира людей! — подхватило его личное эхо.
— Да ну! — не поверил сомневающийся.
— Точно, — не вызывающим возражения голосом подтвердил переливчатый. Эхо тут же поддержало своего друга.
— Сумел прорваться? — все еще удивлялся недоверчивый.
— А почему нет? — добавил насмешливый.
— Явился странник. Прорвал границы, — первый голос не ведал усталости.
— И кто его сюда звал? — рассердился ворчливый.
— Королева! — выкрикнул переливчатый.
— Королева! — громогласно добавило эхо и разбилось на тысячи осколков.
— Королева? — вопрошал один из них.
— Королева, — снисходительно кивал другой. А на смену торопились третий, четвертый. Словно целый гарнизон укрывался в серых скалах.
— А мир уже совсем не тот, — начал разъясняющий. В его голосе то и дело проскальзывало старческое покашливание. — Королева то не здесь. И ничего он тут не отыщет, нет.
— Несчастный, — саркастически отозвался насмешливый.
— А может он тут был? — предположил кто-то новый.
— Явился странник, прорвал границы.
— Точно, сам видел, — согласился переливчатый с неутомимым певцом.
Ворчливый что-то сердито и неразборчиво бурчал. Отовсюду слышались смешки, бормотание и обрывки далеких разговоров. Смеялись, видимо, надо мной, и я стал чувствовать себя очень неловко. Конечно, нельзя было стоять столбом. А что надо делать? Ринуться на поиски насмешников? Но более неуловимого существа, чем призраки, мне еще не приходилось встречать.
Внезапно все голоса умолкли, даже тоскливый, словно в комнату, где оживленно болтали сотрудники, внезапно вошел начальник. Возможно, так и было. Здесь не шелестели листья, так как отсутствовали деревья. Остались в другом мире крики птиц, лай собак, гудение автомобилей. Кто-то еще суетливо копошился за ближайшим камнем, но тишина наступала. Окончательную победу ей не дал одержать белый силуэт, вынырнувший из темной щели.
К своему удивлению я узнал Ыккщщера. Тот поглядел на меня суровым взглядом и сразу же перешел к делу.
— Прорвался, значит, — сказал он своим неестественным голосом, не выражающим чувств. И не понятно, как мне реагировать на встречу с ним. То ли он обрадовался, то ли остался недоволен. Впрочем, Ыккщщер никогда не был от меня в восторге.
— Да, конечно, — согласился я, не зная что еще можно сказать.
— А где королева? — осведомился он более напряженным тоном.
— Разве она не здесь? — удивился я. — Она сказала мне «Тишина и заборы». Так я выбрался сюда. Почему же Лаура не пришла раньше?
— Королева Лаура, — настоятельно поправил меня Ыккщщер и издал странный звук, словно цыкнул языком. — Дело то хуже, чем предполагалось. Королева здесь не появлялась, хотя черный мир мы покинули вместе. В итоге ты — у себя дома, я — в Серых горах, но где королева?
— Может ее закинуло куда-нибудь в третий мир…
— Исключено. Из черного мира в тот миг вели только две дороги: к тебе или ко мне, и никуда больше.
— Тогда она непременно должна была прийти ко мне домой. Кстати, чем закончилось сражение?..
— Ну как я сам не догадался, — Ыккщщер разве что не хлопнул себя по лбу. — Это чертово сражение совсем вылетело у меня из головы. Черные силы рассеялись под ударами наших союзников, но они остались в твоем мире. Вот они то как раз могли отследить появление королевы и захватить ее в плен.
— Тогда почему они не захватили и меня?
— А на кой ты им нужен? — вопросительно склонился на бок призрак.
Я тут же обиделся и начал красочно описывать странное безмолвие в деревянном тупичке, железную будку и черные тени, стелющиеся по траве.
— Ну, они могли ждать и не тебя, а просто караулить дорогу в наш мир, презрительно скривился Ыккщщер. — однако тебе следует поберечься при возвращении.
— А почему они не попытались проникнуть сюда или, скажем, вернуться в свой мир?
— Потому что не было такого приказа, — наставительно пояснил призрак. Они пришли в твой мир, чтобы дать решающий бой нам, но никто не давал им приказа возвращаться обратно. Вот они и воюют по мере своих сил и возможностей.
Картины минувшей битвы вновь предстали передо мной, а на языке горячо вертелся вопрос, который я намеревался задать королеве еще в черном мире, да так и не успел.
— А ты не знаешь, почему я, сорвавшись с крыши, не разбился, а присоединился к вам?
— О-о-о! — протянул Ыккщщер, словно впервые увидел такого круглого болвана. — Ты ведь летал с королевой. Вот она и передала тебе часть своей силы полета.
— Так я еще смогу летать?!
— Летать? — Ыккщщер оценивающе изучил меня и нехотя добавил. — Если учесть величину твоего объема, оставшуюся силу королевы в ту ночь, фазу Луны… Ну, в общем, тебе осталось энергии на четыре полета, не больше. И учти, один из них ты уже совершил.
— А прорыв границы тоже осуществился с энергией королевы? — не утерпел я.
Не тратя лишних слов, Ыккщщер обшарил мои карманы короткими ручонками и извлек на свет божий осколок черного, тусклого блестящего камня.
— Все, что осталось от талисмана, — вздохнул он. — однако позволяет переходить границы даже такому олуху, как ты. Надо бы его экспроприировать, все равно от тебя никакого толка.
— Еще чего, — возмутился я, протягивая руку за ценным приобретением.
— Ладно, владей, — решился Ыккщщер, возвращая находку. — У тебя есть одно неоспоримое достоинство. Света не боишься. Впрочем, и для тебя имеется неплохой план. В твоем городе есть одна ведьма.
— Ведьма? — вздернул головой я. — Ведьм не бывает.
— Молчи и слушай, — оборвал меня Ыккщщер. — Ведьма сделала шаг вниз и теперь видит такое, что тебе и не снилось. Найдешь ее и спросишь насчет королевы.
— А может не надо ведьмы? — осторожно возразил я. — Может достаточно и этого?
Я вложил в руки Ыккщщеру план, нарисованный Лаурой. Он задумчиво повертел его и вернул мне.
— Спросишь и про эту бумажку у ведьмы, — тихо добавил он. — А мне не разобраться в почеркушках. Я не ведьма. И даже не ответственный секретарь, он помолчал и снова перешел на свой обычный тон. — Ну все, ступай. Время не ждет.
— Как это ступай, — не согласился я. — Покажи мне хоть кусочек вашего мира.
Может я уже никогда не выберусь к вам.
— Может и не выберешься, — кивнул Ыккщщер.
Ситуация до обидного напоминала мою школьную поездку в Брест. Экскурсовод, ведущий нас по знаменитой крепости, предупредил, что вблизи реки фотографировать запрещено, так как за рекой уже Польша. И стоя на берегу, я во все глаза смотрел на «заграницу». С тех пор я гордо рассказывал о том, как видел Польшу, хотя скромно умалчивал, что ноги мои так ее и не достигли. Здесь же все было наоборот. Я побывал в ином мире, но что увидел?
— Ну хорошо, — лениво согласился Ыккщщер. — Смотри.
Он потянул меня к серым камням скалы и указал на темный проход. На другом конце ущелья открывался кусок однотонного светло-серого неба. Там же гордо высился темно-серый силуэт величественной башни. Колонны переходили в каменные кубы, затем начинались арки, над ними гигантскими кирпичами лежали блоки с черными бойницами окон, а выше снова начинались колонны. До самого верха одна архитектура сменяла другую, пока все они, сузившись, не уходили в крутой скат крыши, пирамиду которой украшал шпиль, набранный из шаров разной величины и острого наконечника. Я никогда не видел небоскребов воочию, но уверен, сооружение не уступало им в размере. Где-то в глубине сознания мелькнула ассоциация с телебашней. Но серая громада вздымалась гораздо выше. А я стоял и не мог отвести глаз.
— Полюбовался на Северную крепость и хватит, — раздался над ухом голос Ыккщщера. — Не потеряй талисман и не забудь про ведьму. Тишина и заборы теперь в прошлом. Ищи учреждение за номером двести двадцать два…
Свет на секунду поглотила тьма, а затем до меня снова добрались лучи солнца. Я все еще стоял перед логом, заполненным садовыми участками, от которых меня отделял тот же самый забор. Но трамплин заметно приблизился, а таинственный закоулок остался далеко за моей спиной. Я тут же связал расстояние между пунктом отправления и пунктом прибытия с вращением Земли и уже выстроил четкую и стройную теорию, но ее сильно подпортил тот факт, что утром я появился почти на том же месте, где меня засосала черная воронка, несмотря на довольно длительное время отсутствия. Тогда я начал подумывать, как же мне все-таки добраться домой, преодолев нескончаемые заборы.
Словно услышав мою мольбу, забор оборвался и повернул вправо, уходя вниз. Он уступил место стройным рядам гаражей. Я смело ввинтился в проход и принялся обследовать каменные шеренги на предмет небольшой щелочки, ведущей на север.
Изыскания мои завершил сорокалетний мужик, перебиравший инструменты возле своего «Москвича».
— А здесь не пройти, — разгадав мои планы, сказал он. — Обойди слева, может там получится.
— Спасибо, — благодарно кивнул я. Если бы не добрый совет, то плутать бы мне по каменным лабиринтам еще не менее получаса. Лихо развернувшись, я потопал дальше. Трамплин виднелся совсем близко, но оставался таким же недоступным как и раньше.
Гаражи скрылись за спиной. Слева стояли жилые дома, а впереди, за густыми зарослями, начиналась старая часть воинского кладбища. Вправо уходила труба внушительного диаметра, вырвавшаяся из под земли и перекинувшаяся на противоположную сторону лога. Памятуя о технике безопасности, я не рискнул облегчить себе задачу, а с тоской посмотрел на сплетения полузасохших от жары трав высотою чуть ли не с метр. К великой радости мой взор приметил тропинку в этой чащобе, а ноги уверенно заспешили туда. Здраво размышляя о народной мудрости: «Где один человек прошел, там и другой завсегда пройти сможет».
Вскоре я уже приносил себе глубокие соболезнования. Тропинка обрывалась у небольшой картофельной грядки, а дальше начиналась нехоженая целина, в дебрях которой журчал ручей. Невысокие ивы навевали тенистую прохладу. Моя спина, взмокшая от прямых солнечных лучей, теперь испытывала истинное блаженство.
Ноги остановились в раздумьях, но голова упорно не желала отступать.
Теперь я жалел, что не попытался перебраться по трубе, которая недостижимо висела над моей головой. И все же, только вперед! Расстроенно шмыгнув носом, я снова отправился в путь. На третьем шаге мои ноги медленно стала засасывать непросыхающая глиняная жижа берегов. С ужасом представив свой будущий внешний вид, я совершил отчаянный прыжок и перешел Рубикон, приземлившись на твердую землю по другую сторону ручья.
Заросли обступили меня плотной стеной. Самое время вообразить себя бесстрашным Рембо в джунглях Вьетнама. За отсутствием длинного ножа я твердой рукой раздвинул ближайшие ветви и стал продираться вперед. Деревья сплоченной группой не желали пропускать меня дальше. Тропинка напрочь исчезла, а глиняная жижа так и норовила вновь оказаться под ногами. Но я не сдавался. Рывок, еще один. Зеленые часовые поразились моей непреклонной решимости и расступились, выпустив меня к подножию крутого склона. Задрав голову, я окинул взглядом взмывавшую вверх гору, а на ней пронзившую небо громаду трамплина. Я словно вернулся в серо-белый мир призраков к скале возле Северной крепости. Но нет, мир красок, мир цветов окружал меня в данный момент. Гору покрывали зеленые полосы вездесущих трав. Сквозь них просвечивала темная поверхность почвы.
Кое-где пробивались рыжие пласты глины. Вновь обретенная тропинка, утоптанная до каменной твердости, имела вообще неопределенный оттенок бежево-коричневой мешанины с белыми вкраплениями невесть как здесь оказавшейся щебенки и поблескивающих в лучах солнца глубинно-зеленых бутылочных осколков. Грязь на моих кроссовках быстро обсыхала, превращаясь в неприятную, потрескавшуюся корку. Еще раз подумав о том, как мне предстоит отдирать зацементировавшиеся куски грязи, я шагнул вперед. Отсутствие массы веревок, карабинов, рюкзака с продуктами и альпенштока не давало возможности ощутить суровый облик альпиниста, но первопроходцем, пионером Америки я себя все же представил.
Рифленые подошвы кроссовок впивались в шероховатости тропинки, а если встречались сильно крутые участки, я взбирался лесенкой, как на снежную горку.
Солнце устроило вокруг меня настоящий ад. Воздух раскалился до невозможности.
Горло пересохло, а язык превратился в наждачную шкурку. Но взбирался я вверх с диким ожесточением, словно наверху меня ждала сама королева Лаура. По крайней мере, я мог, достигнув вершины, рассчитывать на ближайший гастроном с неимоверным количеством стаканов освежающего сока. Персикового, яблочного, сливового, виноградного. И даже дорогого — апельсинового. Но конец пути еще маячил высоко вверху, а за спиной осталась разве что половина.
Теперь я уже понимал всех. И тех, кто распахивал форточки лютой зимой, ссылаясь на духоту. И надевших дурацкие кепки, предохраняя свои ценные головы от перегрева. И Ыккщщера, который так ненавидел день. Дрожа от холода на заснеженной остановке сорок первого, я мечтал о знойных летних деньках, а теперь превращался в жуткого летофоба. Серая пелена дождей, навевавшая тоску и скуку в былые дни, сейчас вовсе не спешила смягчить мои страдания в непереносимом пекле. Ну и не надо, я начинал подозревать, что справлюсь и без нее. Над близким горизонтом показался девятый этаж общежития, предвещавший тот сладостный момент, когда мои ноги достигнут ровной поверхности.
Даже плотная джинсовая ткань насквозь пропиталась потом, а футболку можно было выжимать. Меж тем этажи вырастали один за другим. За шестым следовал пятый, за пятым четвертый, затем третий. Я впился глазами в белые плитки стен, покрытые желтыми подтеками и сетью мелких трещин, так как на трамплин смотреть уже не было сил. Его черный силуэт зловеще нависал надо мной. Казалось, он вот-вот опрокинется и рухнет на меня. В этот миг правая кроссовка чуть не сорвалась.
Вообразив себя катящимся по склону в режиме замедленной съемки, я уже не заглядывался по сторонам, отгоняя видения все новых и новых стаканов с живительной влагой.
Ступив на ровную поверхность, я замер. Во мне росло блаженство. Постепенно, секунда за секундой, оно заполняло мое тело и устроило настоящую бурю в голове. Я сделал это, я поднялся.
Посторонний человек вряд ли сумел бы вникнуть в истоки моего блаженства и счел бы происшедшее за пустую трату сил и времени. Мол, это не дело — в игрушки играть. Не тем занимаетесь, молодой человек. Что же вы, как дурак, то в гору скачете, то обратно? А ведь сколько разумного и полезного можно было бы совершить за эти бездарно потерянные минуты. Да, в мое время все по другому текло, и молодежь другая была. Лучше, чище. Вам до нее тянуться и тянуться.
Вот этими самыми руками выстроены КамАЗ, БАМ Уренгой. А вы вместо того, чтобы бумажку на улице поднять, да в урну бросить, горным козлам уподобляетесь. Нам бы и в голову такое не пришло, а вам бы только выпить, в подъезде покурить, да набезобразничать, вот как сейчас. Глаз да глаз нужен за вами. Взять вот тебя.
Ну кто, скажи-ка, может поручиться, что ты там от трубы какой-нибудь краник не отвернул? «Да нет там никакого краника!» — хочется крикнуть в ответ. «Не краник, так что-нибудь другое!» — продолжает наш мучитель, оседлавший любимого конька. Мол, вам и слова не скажи, а вы сразу огрызаетесь. Да, не та нынче молодежь. Не та! Мы к звездам с детства стремились, к подвигам, а вы…
А для меня это и был своеобразный подвиг. И пусть чисто гипотетический посторонний человек удаляется, недовольно ворча и кивая, отыскав в себе самом благодарного слушателя в извечной теме. Ему меня не понять. Чувства, бушевавшие в моей голове, превратили эти минуты в блистательные кусочки счастья, несравнимые с теми, которые вспыхивали после выпитых на вечеринках бутылок. Здесь они получились сочнее, глубже, внушительнее, проникновеннее. Да что сравнивать безоблачную голубизну с пасмурным однообразием. Чувство победы и мечтания о ней находятся в разных плоскостях и на разных высотах. Я видел перед собой широкую мраморную лестницу, отделанную золотом. Она мерцала в свете неведомых звезд и вела к королеве. Я преодолел очередную ступеньку и готовился сделать шаг к следующей.
Но тайна испарилась, оставив меня в повседневной реальности. Вся моя сущность взбунтовалась против творящейся на глазах вопиющей несправедливости. Где? Где обещанные десять стаканов сока? Я сделал непонимающее лицо. Предчувствуя нехорошее, сущность скинула цену до двух-трех. «Какой такой сок? Зачем? И нужен ли он нам?» — грозно спросил я. «Пить! — обнадеживающе выдала сущность.
— иначе не смогу и шага сделать.» Ну это уж чересчур. «А так ли мы уж хотим пить?» — философски изрек я. «А разве нет?» — удивилась сущность. Я сделал паузу, всем видом показывая, что на глупые вопросы отвечать не намерен.
«Пить!» — не сдавалась сущность. Как истинный президент, я пояснил, что жажда не такая уж непереносимая, что потерпеть можно и нужно, а освободившиеся вследствие недопущения неразумных трат средства следует направить на более важные цели в условия нестабильной экономики и постоянной нехватки финансов.
Затем я успешно развил тему и заметил, что дом не намного дальше вожделенного магазина. И отключив в сознании рекламные картинки здоровых и витаминизированных соков, я представил вкусную прозрачную воду, текущую из крана. Очень полезную в финансовом отношении. И оставив нетронутым содержимое кошелька, я поспешил домой, ловко заменив заслуженную награду на послеобеденный отдых.
Как и следовало ожидать, я не ошибся в выборе. Листая в уютном кресле книгу о народном творчестве южноамериканских индейцев, полученную месяц назад в посылке из Бразилии, я восторженно замер. Рука дрогнула и чуть не вырвала глянцевую страницу. Там, на черно-белой фотографии, покоилось изображение маски, удивительно напоминающей черты королевы Лауры в ее истинном облике. Да, отличия имелись, лицо было грубее, шире и старше. Морщины и бородавки сплетались в жуткие узоры, а черные глазницы вмещали в себя две мрачные вселенные. Возможно, неизвестный мастер запечатлел облик одной из предыдущих королев, передавшийся из поколения в поколение, а может и призрачного короля, если такой существовал.
Еще не соображая умом, но чувствуя сердцем куски нового плана, я вытащил из шкафа рулон кальки. На полупрозрачную бумагу старательно перенеслись контуры злого бога, устрашавшего древних индейцев, но такого знакомого мне.
Из тайничка появился мой неприкосновенный валютный запас, откладываемый на высококачественный видеомагнитофон. Затем последовал звонок Борьке. Он то знал, где и как можно воспользоваться телефаксом, чтобы за наличные баксы осуществить сверхдорогой звонок в Бразилию и отправить получившийся портрет моим родителям вместе со срочным сообщением.