Я понял, что Эвисанда больше не появится при дворе в высоком титуле "Ночной королевы". Конан очень быстро нашел ей замену.
Как хорошо, что все кончилось. И, что характерно, кончилось благополучно для всех нас.
* * *
После вышеописанной дружеской вечеринки прошло еще два дня. Не сказал бы, что мы с Рингой занимались в это время хоть мало-мальски важными делами. Супруга целыми днями пропадала в жилых покоях короля, старательно надзирая за ним самим и герцогом Просперо, а также давала им нужные и ненужные советы; я гулял по Тарантии в компании Халька, Эйвинда и Веллана, а Тотлант с самого утра убегал в главный храм Митры, к жрецу Валамиру. Надо сказать, что спесивый и в обычное время просто раздувавшийся от чувства собственной значимости жрец и волшебник внезапно проникся к обаятельному Тотланту чувством, похожим на симпатию, и беседовал с ним целыми вечерами.
Пока Хальк водил нашу компанию по городу, показывая многообразные достопримечательности аквилонской столицы, я по мере сил наблюдал за горожанами и незаметно вслушивался в уличные разговоры. В лавках, на рынке, в домах знатных дворян, куда нас приглашали в гости, говорили лишь об одном: о невероятных странностях, окружавших события последних дней. Разумеется, история неудавшегося заговора обрастала слухами и домыслами (однажды я услышал историю о том, как государь Конан в одиночку сразил полк гвардейцев, поднявших мятеж), но в целом сочиненная Рингой и Просперо история, в которой от истинной правды осталась лишь одна десятая часть (если не меньше), сработала.
Народ жалел, что не будет победоносной войны, дворяне из военных и вовсе впали в уныние, Публио же пришел в ужас, узнав, что на сборы легионов ополчения затрачены колоссальные деньги из казны. А возмещения от офирских золотых рудников теперь и предвидеться не могло. Старик канцлер, кстати, был одним из немногих людей, которые имели негласное право обсуждать (и осуждать) действия короля и таким образом Публио получил возможность огрести свою долю монаршего гнева. Канцлер явился в кабинет Конана, представил ему рескрипты военного ведомства с отчетом о работе вербовщиков и потребовал объяснений. Мол, Ваше величество, я, конечно, понимаю, что раскрытие заговора - дело святое, но к чему такие расходы? Двести тысяч сестерциев как не бывало! Разорение!
Конан в ответ справедливо заметил, что, если судить по докладам барона Гленнора, следившего не только за внешней безопасностью государства, но и за внутренней, уважаемый канцлер Публио, пользуясь своим положением и занятостью монарха, ежегодно ворует из казны не меньше трехсот тысяч - а ведь это огромная сумма, на которую можно купить с потрохами маленькое государство наподобие Хорайи. Канцлер, разумеется, заявил, что это гнусные измышления клеветников и завистников, но Конан (разговор происходил при мне) снова оскалил в улыбке все свои зубы и ненавязчиво предложил Публио "подарить своему королевству" недостающую сумму. И при этом дал понять, что господин канцлер в случае несогласия вполне может потерять государственную цепь и благорасположение короля.
На следующий день глава дворцовой канцелярии Тарквиний прислал монарху бумагу от дома герцогов Форсеза, где указывалось, что "зная бедственное положение государственной казны, обусловленное действиями злодеев-изменников, Его светлость Публио, герцог Форсеза, вносит свой скромный вклад золотом и драгоценностями в дело поддержания престижа страны и монархии". Скромный вклад составлял двести пять тысяч. Дополнительные пять тысяч, видимо, были предназначены лично королю на мелкие расходы. Король понял намек и сразу подарил девице Мойе Махатан несколько новых платьев и драгоценностей из жемчуга. Все остались довольны, кроме Публио, но я-то знал, что железный канцлер владеет состоянием не меньше четырех миллионов (!!!) и при желании может скупить половину Аквилонии. Такими деньгами, по моему мнению, располагали только офирские вельможи, владевшие рудниками, да придворные туранского императора, славящегося своим богатством.
Кстати, о Мойе из Темры и ее сопровождающем, Бриане.
Уж не знаю, насколько Конан был привязан к этим людям, но на сей раз его симпатии перешли все границы. Мойа Махатан (простолюдинка!) получила пять комнат, ранее принадлежавших запершейся в загородном доме и смертно обиженной на весь мир Эвисанде. Бриан Майлдаф, этот варвар из варваров, разгуливал по дворцу, будто хозяин, одновременно шокируя и развлекая дворян. Как-то вечером он без приглашения заявился в нашу с Рингой комнату, притащив с собой бочонок темрийского пива, и заявил, что хочет поближе раззнакомится со столь близкими королю Конану друзьями. Рингу восхитил наряд Майлдафа, состоявший из рубахи, прямой юбки до колен и пледа, покрывавшего костюм сверху. Оказывается, эта штуковина называлась "фейл-брейкен" и горцы из Темры носили одежду такого фасона уже не меньше двух тысяч лет.
Потом рыжий Майлдаф услышал неосторожные слова моей жены о летописце именем Хальк, который собирает любые сведения о народах, населяющих Аквилонию и вообще обо всем интересном. Бриан, разумеется, раззнакомился с Хальком еще на устроенной Конаном вечеринке, но никак не мог предположить, что просвещенного дворянина могут интересовать обычаи столь отдаленных пределов, каковым, без сомнения, является Темра. Майлдаф, поддернув свои клетчатые черно-красные одеяния, щедро оделил меня и Рингу пивом, заставил выпить и провозгласил громогласно:
- Господин граф, госпожа графиня, отведите меня в комнаты месьора Халька! Прямо счас! Иначе я заблужусь в этом сиде, ошибочно именуемом дворцом!
Ринга отговорилась усталостью и крепостью пива, вызвавшего головокружение, а я, вздохнув - делать нечего - вызвался отвести добродушного, но несколько развязного горца на третий этаж, в библиотеку. По дороге Майлдаф трубно возвещал о своем присутствии - казалось, люстры тряслись - это он мне рассказывал о своей ферме в триста овец и торговле шерстью, которую "ты представь, любезный граф, даже шемиты и кофийцы покупают, причем незадешево!"
Вот, наконец, и дверь библиотеки. Не постучав, мы вошли, а я тихонько предупредил Бриана, что в этом помещении разговаривать громко нехорошо мол, хранятся здесь рукописи древних мудрецов и не стоит тревожить их покой. Горец заткнулся.
Слегка повытертые, но все еще толстые ковры заглушили наши шаги. Я свернул направо, в комнату летописца, и увидел Халька с Эйвиндом, сидевших к нам спинами. Жестом я дал знать Бриану, что нужно остановиться и ненадолго замереть.
- Эйв, слушай! По-моему, получилось неплохо! - восклицал Хальк. Библиотекарь взял со стола только что исписанный лист пергамента и с выражением процитировал:
- "Конан прыгнул навстречу и, размахнувшись, нанес сильнейший удар. Длинное лезвие, со свистом описав в воздухе дугу, опустилось на шлем боссонца. И шлем, и клинок не выдержали и с треском лопнули, а Громал мертвым повалился на пол. Конан отскочил, сжимая в руке сломанный меч..."
- По-моему, все было по-другому, - проворчал Эйвинд, отрицательно качая головой. - Слишком у тебя красиво расписано. В жизни-то все не так...
- Конечно! - взмахнув руками, сказал Хальк. - Но на том ведь и строится честь Гая Петрониуса! Сочинение должно нравиться тем, кто его читает, а правда это или нет - неважно.
- Гхм, - кашлянул я.
Хальк резко обернулся, а в его глазах появилось выражение, какого я прежде никогда не видел - испуг.
- Э-э... - выдавил из себя библиотекарь, а Эйвинд встал и по своему обыкновению поклонился. - А-а... Здравствуй, Мораддин. Приветствую тебя, господин Бриан... С чем пожаловали?
Я скроил наивозможно ехидную физиономию, куртуазно раскланялся, уже понимая, в чем дело, и без обиняков заявил:
- Рад приветствовать Гая Петрониуса. Новый трактат о похождениях Конана сочиняем? А если я донесу королю, то что будет?
Хальк понял, что проиграл и его величайший секрет раскрыт. Он напустил на лицо угрюмство, исподлобья глянул на меня и ответил:
- Плохо будет. Не видать мне больше должности летописца. Мало того, что из дворца выгонят, так еще и по морде надают... Мораддин, ради Митры, молчи! Ты же хороший человек, и сочинения Петрониуса тебе вроде бы нравились...
- А в чем дело-то? - Майлдаф посмотрел на меня зелеными непонимающими глазами. - Какой такой Петрониус?
Я мог бы объяснить это горцу, да не особо хотел. Просто я не разболтаю Конану подноготную этой мистификации, а простодушный Бриан, даже если и пообещает молчать, рано или поздно ляпнет.
Я уже много раз упоминал, что Гай Петрониус, писания которого стояли наравне с повестями Стефана, Короля Историй, по общепринятому мнению, был пожилым тарантийцем, у которого на старости лет прорезался дар сочинителя. Списки рукописей Петрониуса доходили до Немедии и даже до Турана, там многократно копировались, и дети благородных семей, а также вполне взрослые и солидные дворяне, а с ними и купцы, и простые обыватели с увлечением зачитывались волшебными сказками аквилонца. Причем последние два года (я так полагаю, со времени, когда Конан появился в Аквилонии и при дворе Нумедидеса) Петрониус сочинял не слишком истинные истории о прежних похождениях варвара и даже меня самого. Полагаю, Хальк в последнее время наслушался от варвара рассказов о его приключениях и представлял их в собственном изложении. А чтобы на него не пало и тени подозрения, подписывал рукописи именем "Гай Петрониус"...
Конан, между прочим, был изрядно зол на этого сочинителя, придумывавшего про него насквозь неправдоподобные байки, и, если бы узнал, что указанный литератор живет у него во дворце и ест его хлеб, выставил бы Халька без зазрения. Именно поэтому я сейчас чинно раскланялся с библиотекарем, незаметно подмигнул ему, давая понять, что начинается новая игра, и, повернувшись к Майлдафу, сказал:
- Бриан, они просто читают истории одного сочинителя по имени Петрониус. В Тарантии принято читать вслух многоразличные летописи и манускрипты.
- Понятно, - кивнул горец. - Вот и хорошо. Я господину Хальку могу прочитать целый сонм темрийских баллад, которые он может записать если нужно.
Юсдаль просиял. Он уяснил, что я не собираюсь выдавать его тайну королю, Майлдаф, мало знакомый с жизнью столицы, ничего не понял, а Эйвинд, в последнее время ставший едва ли не доверенным лицом ученого книжника, и подавно промолчит.
Я уже совсем было собирался попрощаться и пойти отдыхать, оставив Эйвинда, Халька и Бриана наедине, как вдруг послышались несколько ударов кулаком в дверь и в проеме возник незнакомый мне гвардеец в форме Черных Драконов.
- Господин граф, - военный кивнул мне так, словно мы знали друг друга много лет, и сразу же перевел взгляд на Халька: - Барон Юсдаль, месьор Эйвинд, Его величество просит вас немедленно спуститься к Малой приемной. Прибыл гонец из Гандерланда. Странные новости, господа...
- Опять, - шумно выдохнул Хальк, однако мигом поднялся и потянул за рукав асира. - Эйв, пошли. Мораддин, Бриан, вы идете?
- Граф Эрде также приглашен, - невозмутимо заметил гвардеец.
Мы выбрались в коридор и быстро зашагали к лестнице. Я пытался сообразить, что же такого еще могло случиться? Если бы новость касалась только внутренних дел королевства, относящихся лишь к ведомству государственных властей, никто не стал бы звать библиотекаря, да и меня тоже. Однако на сей раз приглашение исходило лично от короля и за нами был послан не обычный лакей, а подчиняющийся Паллантиду лейтенант.
Хальк, а за ним и все мы, резво сбежали по лестнице, миновали коридор дворцовой канцелярии и всей гурьбой вломились в Малую королевскую приемную, где Конан обычно встречался один на один с посланниками других государств или гонцами.
За столом сидели трое. Ринга, герцог Просперо и, конечно же, сам Конан. Вид у короля был озадаченный. Посреди комнаты стоял человек, обликом и одеждой смахивавший на младшего сына захолустного гандерландского барона - волосы светлые и длинные, покрытое пылью лицо, дорожная кожаная куртка и заляпанные глиной сапоги. Однако на груди красовался гербовый знак с вепрем. Конечно же, символ баронства Линген - не зря я так долго сидел над геральдическими уложениями Аквилонии!
- Антилий? - изумился Хальк, едва завидев прибывшего во дворце молодого человека и сразу же повернулся к мрачноватому Конану: - Государь, это же племянник барона Омсы из Лингена! Помнишь, того самого дворянина, который привез Энунда в столицу?
- Знаю, - отмахнулся король. Неожиданно поднял голову грифон, лежавший у ног Конана. - Выслушай, что он скажет. Мне это не нравится. Антилий, повтори свое известие.
Гандер оглянулся на Халька, дружески кивнул ему и четко, с расстановкой произнес:
- Господин барон, мой дядя, Омса из Лингена, просил сообщить королю Аквилонии и его придворным, что три дня назад волшебная стена вокруг Ямурлака полностью восстановилась. Ни один человек теперь не может проникнуть в пределы Забытых земель...
Грифон встал, широко расставив свои мощные лапы, и злобно зашипел, взъерошив перья на округлом затылке.
- И что теперь делать? - Конан обвел меня, Халька, Просперо и Рингу сумрачным взглядом. Майлдаф стоял за моей спиной не шевелясь и ничего пока не понимая. Ответ дал Энунд, которого вовсе не спрашивали:
- Осталось одно - ждать. Ждать, когда он снова воспрянет.
Энунд уселся на пол, почесал шею задней лапой и добавил своим металлическим голоском:
- Он вернулся в Ямурлак, это ясно как день. Однако не беспокойтесь на вашем веку он не вернется. А может быть останется там навсегда...