Пролог.
Сентябрь 1977 года, мир Ордена Сталина.
Майкл О Лири, основатель и первый магистр Ордена Сталина, основатель и первый король Далкиленда, ирландец, рождённый шестьдесят один год назад в Филадельфии, штат Пенсильвания, путешествовал. Путешествовал за рулём «Далки-Мобиля», полноприводного дома на колёсах, изготовленного в единственном экземпляре, специально для этого путешествия из Дублина в Монтевидео.
С чего его вдруг обуяла неодолимая тяга к этому путешествию, Майкл не мог объяснить даже сам себе, обуяла и всё тут. Он просто чувствовал, что это очень важно, спинным мозгом чувствовал, а своей «чуйке», «Счастливчик» привык доверять на сто процентов. Разум может ошибаться, «чуйка» — никогда.
Движимый этой тягой, он передал корону старшему сыну Патрику, разделил бизнес и имущество между детьми, а сам отправился навстречу, настойчиво зовущей его, Судьбе. Обратно он уже не вернётся. Это он откуда-то точно знал, но каких-то сожалений по этому поводу у ирландца не возникало, а уж тем более не было страха.
Дублин — Эдинбург — Лондон — Берлин — Москва — Сталинград — Челябинск — Томск — Якутск — Вышинский* (*город на берегу Берингова пролива, крайняя точка Евразии, азиатский выход межконтинентального тоннеля имени Сталина). Два месяца пути, два месяца ночёвок в своём, довольно комфортабельном, правда, фургоне, возле автозаправочных станций, заезжать в города, ему почему-то очень не хотелось. Не хотелось отвлекаться от изучения истории древнего Рима.
Точнее сказать, он не мог от изучения этой самой истории оторваться физически, как не мог перестать дышать. На звонки отвечал, как будто нырял без акваланга — по-быстрому, только по делу, только суть. Всё остальное время, бортовой компьютер «Далки-Мобиля» сам выбирал, что зачитать по этой теме из интернета. Случались серьёзные лекции, а попадались и весьма забавные — сетература, в не слишком популярном фантастическом жанре альтернативной истории и путешественниках во времени в прошлое, которые эту самую историю делают альтернативной. Бессмысленная чушь, но эта чушь сразу запоминалась наизусть, будто записывалась в память компьютера.
Никогда ирландец не интересовался — ни историей древнего Рима, ни, тем более, его альтернативной историей, и вот поди-ж ты, вдруг, ни с того, ни с сего, возникла натуральная физиологическая потребность в этой информации. Как и в этом абсолютно бессмысленном в этой жизни путешествии.
«Сегодня». — мысль-озарение не испугала, — «Сегодня, так сегодня». — ответил Майкл О Лири сам себе и вызвал на связь старшего сына.
— Привет отец. Давно ты сам не звонил. Случилось что-нибудь?
— Въезжаю в тоннель, меня не теряйте, у меня всё хорошо. Поцелуй за меня мать, Патрик, — Магистр Ордена Сталина, не прощаясь, отключил связь.
Из тоннеля имени Сталина, Майкл О Лири выехал… выехал… сложно сказать, куда он выехал. Интернета здесь точно нет, как нет и мобильной связи. А ещё здесь нет солнца, но светло, нет атмосферы, но это нисколько не мешает дышать, нет твёрдой поверхности, но «Далки-Мобиль» продолжает куда-то ехать. Хотя, как он может продолжать ехать, если здесь нет ничего — ни материи, ни времени, ни пространства?
«А ведь едет же как-то… Ага, приехал».
Цель своего путешествия Майкл узнал сразу, — «Кузница у Горна Судьбы». Почему меня это не удивляет?»
Под навесом, в шахматы играли кузнец, неопределимого возраста, и здоровенный ворон, размером с королевского пингвина.
— Проходи, не робей, — пригласил кузнец, — уступи гостю место, Хугин, потом доиграем, — огромный ворон истаял вместе с шахматной доской и всеми фигурами.
— Привет, — поприветствовал кузнеца ирландец, усевшись в появившееся кресло, — это Рай, или Ад?
— Привет, Майкл. Это и Рай, и Ад — для кого как.
— И как тут для меня?
— Пока никак. Ты здесь проездом. Уже догадался куда?
— Куда — догадался. А вот зачем?
— На месте сам определишься. Конкретных заданий у меня для тебя нет. Делай — что должен, и будь — что будет. Хочешь меня о чём-нибудь попросить?
— Пожелай мне удачи, кузнец.
— Считаешь, мало её у тебя?
— Хватает, но лишней удача никогда не бывает, сам понимаешь…
— Понимаю. Удачи тебе, Феликс! — на латыни пожелал кузнец и даже не то улыбнулся, не то усмехнулся на прощание.
Часть первая. Princeps et Felix* (*Принцепс и Счастливчик, лат.)
Февраль, 741 года от основания Города (12 г. до н. э.), Рим (Республика, Принципат Октавиана Августа).
Марк Випсаний Агриппа, зять и лучший друг Принцепса Римского Сената, Октавиана Августа, болел тяжело и долго, очень тяжело и очень долго — месяц, два, может больше, счёт времени он давно потерял, как и всякую надежду на исцеление. Он заболел в Паннонии, где покорял власти Рима очередную провинцию, сразу почувствовал, что дело серьёзно, передал Тиберию командование над Паннонскими легионами и велел везти себя в Рим.
На вилле в Кампании, к его приезду, собралась вся большая фамилия Октавиана. Сюда-же, для консультаций, привезли лучших лекарей Рима, но и их рекомендации ничем не помогали, легче больному не становилось. Иногда Агриппа приходил в сознание, общался с близкими и читал в их глазах свой приговор — его уже мысленно похоронили, осталось лишь исполнить формальности. Его жалели, но в него уже не верили, по нему уже скорбели. Ну что-ж, значит пришло его время познакомиться с Хароном.
Почувствовав чей-то пристальный взгляд, Агриппа очнулся и открыл глаза. Перед ним стоял трёхлетний сын Друза и Антонии-младшей — Тиберий Клавдий Нерон и очень внимательно, можно сказать, изучающе на него смотрел. Молча смотрел, этот странный ребёнок умудрялся вообще не производить звуков, с самого рождения, даже не плакал ни разу.
Увидев, что больной очнулся, мальчик нисколько не смутился, присел рядом, обтёр больному лицо влажной тканью и напоил водой. Не успел Агриппа как следует удивиться происходящему — с чего бы этому ненормальному ребёнку так о нём заботиться, да ещё и, судя по всему, глубокой ночью, как услышал вопрос, даже не вопрос, а, скорее, констатацию.
— Не хочешь умирать?
Умирать и правда не хотелось, но ведь не из-за страха же, столько ещё осталось незаконченных дел, не свершённых планов, но поди, объясни это ребёнку, да ещё и, как говорят, ненормальному.
— Не хочу, но на всё воля Богов.
Тиберий, не отводя глаз, усмехнулся. Так усмехаются центурионы, выслушивая забавные отмазки своих легионеров.
— Не на всё, Марк Випсаний Агриппа. Далеко не на всё, и в твоём случае боги точно не причём. Тебя травят люди. Травят ядом, маленькими дозами, чтобы было похоже на тяжёлую болезнь. Не шуми.
Нереальность происходящего привела Агриппу в замешательство, наяву это всё, или в бреду? Маленький ребёнок ведёт себя как взрослый, говорит как взрослый. Травят? Очень может быть. Бред это, или нет, а вреда от этого разговора точно не будет. Видимо все размышления были слишком отчётливо написаны у него на лице — маленький Тиберий ободряюще кивнул и продолжил.
— Травят люди, травят каким-то растительным ядом с Востока. Ты ведь догадываешься, кто приказал тебя отравить и почему?
Если точно травят, то по приказу этой злобной ведьмы Ливии Друзиллы, других вариантов просто нет. Интересно…
— Октавиан знает?
— Если до сих пор не знает, значит очень хочет этого не знать. На его месте, для этого нужно сильно постараться.
Вот значит как. Травят как крысу. Ну и зачем он мне всё это рассказывает? Не от скуки же ночью тайком прокрался.
— Ты кто?
Странного посетителя вопрос совсем не удивил.
— Я Феликс. Мне сам кузнец пожелал удачи, — снова усмехнулся странный ребёнок.
— Какой ещё кузнец?
— Которому ваши боги кузню прибирают и инструменты чистят.
— А ваши?
— А нам боги не нужны, мы с кузнецом напрямую взаимодействуем. Я не бог, — опередил вопрос Тиберий, — такой-же человек, как и ты.
Не соврал, но сказал явно далеко не всё.
— Говорят, что ты ненормальный.
— Правильно говорят. Я и есть ненормальный. Свою первую жизнь я прожил почти две тысячи лет спустя. Это точно ненормально. Только ты никому об этом не рассказывай.
— Не расскажу. И как там, две тысячи лет спустя?
— Неплохо. Это мы после обсудим, если ты выживешь.
— Можешь мне помочь?
— Помогу, если попросишь, отчего бы не помочь хорошему человеку. Только учти, что моя помощь — это смерть Октавиана и Ливии. Сам понимаешь — по-другому никак не получится. Теперь, или ты, или они.
В то, что этот непонятный Феликс запросто угробит Божественного Принцепса и собственную бабку, Агриппе поверилось почему-то сразу, стоит лишь его попросить.
— Как они умрут?
— Да от твоей болезни и умрут, чего мудрить-то в таком простом деле. Заразной болезнь окажется, вот они и заболеют. Ты покрепче — поэтому выкарабкаешься, а они через пару дней попадут на отчёт к кузнецу.
— И что я тебе буду должен, Феликс?
— Договоримся, Марк Агриппа. Когда-то у меня был отличный друг по имени Марк. Почему бы мне и с тобой не подружиться? Ты на него чем-то похож.
— Прошу твоей помощи, Феликс.
Феликс встал, ещё раз напоил больного.
— Пару дней ты должен изображать, что лежишь при смерти. Не давай себя ничем поить никому, кроме меня. Дотерпи до следующей ночи.
***
Луций Домиций Агенобарб, экс-консул и свояк Октавиана Августа, находился при дворе Принцепса в ожидании дальнейшего назначения, ему предстояло получить опыт управления одной из провинций. Не то Африкой, не то Сирией, это должно было выясниться в самое ближайшее время, а пока он выполнял личные поручения Божественного Принцепса и, конечно, божественной Ливии. Как ей можно отказать? Великая женщина и замыслы у неё великие, одна только задумка о формировании преторианской гвардии чего стоит. Вместо нынешних жалких придворных когорт — настоящие легионы, формируемые из проверенных опытных легионеров. Август пока морщится, личная гвардия — это уже царский атрибут, а он всё ещё играет в республиканца, но вот Ливия, что называется, зрит в корень.
Когда пришли известия о болезни Марка Агриппы, мудрая Ливия настояла, чтобы именно ему, Луцию Домицию Агенобарбу, было поручено командование личной охраной Октавиана Августа и его большой фамилии. Агенобарб на самом деле был верен и предан обоим Августам и вот, наконец, его старание заметили и оценили, вознаградив доверием. И что в итоге? Оба благодетеля мертвы, от чего — непонятно, а отвечать теперь ему.
Допрошенный личный лекарь Ливии — Страбон запираться не стал и сразу признал, что они отравлены, причём, скорее всего, тем самым ядом, который он, по приказу самой Ливии, купил у проезжего синдского колдуна полгода назад. Допрос поганца палачом ничего полезного для следствия не дал. Приказала — купил, для чего — не знал. Правда навёл на мысль, что у Марка Агриппы тоже симптомы отравления таким же ядом, а яд этот очень редкий. ОЧЕНЬ.
Луций Домиций Агенобарб был отмечен Божественным Августом не только за преданность, он действительно был умён, хорошо образован, обладал широким кругозором и богатым жизненным опытом. Разумеется, он догадывался — от чего вдруг приболел Марк Випсаний Агриппа, лучший друг, зять и наследник Божественного Принцепса, к тому-же, в отличие от самого Октавиана Августа, здоровый как бык и плодовитый как кролик.
Но кто мог отравить сразу и Ливию, и Агриппу, и Августа? Только сама Ливия и могла, больше некому. Что на неё вдруг нашло? Колдовство какое-то, или вмешательство богов?
Антония была для Агенобарба не просто любимой женой, без совета с ней, он никогда не принимал никаких важных решений. Это не подкаблучничество — она племянница Божественного Октавиана и дочь Марка Антония, тоже божественного, наверное… неспроста ведь он объявил себя сыном Осириса… Антония-старшая была для Агенобарба счастливым талисманом, с ней и только с ней он связывал все свои удачи. Её вывод нисколько Агенобарба не утешил.
— Получается, теперь ты во всём виноват, Луций. Ты организовывал их охрану и командовал людьми. Никто не поверит в колдовство, даже я в него не верю. И в то, что Ливия отравила Августа с Агриппой, а потом отравилась сама — я тоже не верю. Это сделал кто-то другой, а самый главный подозреваемый теперь — ты.
— Ты же знаешь, что я командовал людьми, которых подбирали сами Август и Ливия. У меня была чисто символическая, церемониальная должность.
— Знаю. И даже уверена в том, что ты не стал бы их убивать, не посоветовавшись со мной. Но остальные то этого не знают, Луций. Это правда, что Агриппа пришёл в себя?
— Правда. Ему стало лучше. Хоть и очень слаб пока, но теперь он, скорее всего, выживет. Как очнулся, сразу приказал сменить охрану на своих ветеранов, а значит помирать не собирается.
— Это к лучшему. Ты, конечно, в дурацком положении, но со смертью Агриппы, оно стало бы вообще безвыходным. Ты ведь против него ничего не предпринимал?
Луций Агенобарб обиженно вскинулся, но встретив внимательный взгляд супруги, задумался. Впрямую, конечно, нет, но кое-что знал, кое-о-чём догадывался, да и шито всё белыми нитками, наверное, при всём дворе Божественного Принцепса, только этот маленький идиот Тиберий не догадывался, кто на самом деле травил Марка Агриппу. Но впрямую — нет, не злоумышлял. Антония понаблюдала за душевными терзаниями мужа, кивнула понимающе и продолжила.
— Ты немедленно отправишься к Агриппе и доложишь ему о ходе расследования. Всё доложишь, Луций, и свои догадки в том числе. Агриппа благородный человек и за то, что ты мог ему помочь, но не помог, наказывать тебя не станет, а если ты станешь недоговаривать и темнить, он это сразу почувствует. Вот тогда — берегись.
— Агриппа наказывать не станет? Мясник Марк Агриппа проявит благородство? Я чего-то не понимаю?
— Разумеется, не понимаешь, ты вообще ничего не понимаешь, Луций. Агриппа служил мяснику и живодёру. Да-да, дорогой. Мой покойный дядюшка был именно таким, наш Божественный Октавиан был божеством зла и ужаса. К тому же старая мерзкая ведьма Ливия постоянно накачивала его ненавистью и подозрительностью. Слава Богам, теперь можно называть эти вещи своими именами. А Агриппа… Он просто был верен дружбе и выполнял приказы. Ты тоже выполнял приказы… Ступай, Луций, не спорь со мной.
***
Агриппа выглядел сильно исхудавшим и был очень бледен, но при этом умирать, очевидно, не собирался. У его ложа уже расположились два секретаря, со своим хозяйством, и что-то сосредоточенно писали. Не исключено, что составляли проскрипционные списки. Уж точно не завещание… Агенобарб поёжился. Он и сам не был слюнявым гуманистом, мотивацию Агриппы прекрасно понимал, что называется — сам такой, потому шансы свои расценивал не очень высоко. Несмотря на невесёлые мысли, доложил ситуацию он очень подробно, как и советовала Антония, вскрылся, как говорится, по полной. Что-ж, теперь или лев сыт, или… Агриппа выслушал его признания в дурости и некомпетентности с абсолютно равнодушным видом.
— Луций, ты ведь понимаешь, что сенаторов не устроят твои объяснения? Я бы не поверил не единому твоему слову, если б не знал точно, что ты в этом не замешан.
Такого Луций Домиций Агенобарб никак не ожидал. Точно знает? Значит, знает кто? Но как, он же только что очнулся, до того лежал бревно-бревном. Уже доложили?
«Да, это я вовремя зашёл, молодец Антония».
— Преклоняюсь перед твоей мудростью, Агриппа. Но я тебе рассказал всё, что знаю. Все свидетели живы, дежурную смену я арестовал. Прикажешь пытать?
— Выпусти. Людей только зря потеряешь, ничего нового они не скажут.
— Прости, Агриппа, мне ничего другого в голову не приходит. У тебя есть подозрения, кто мог это сделать?
— Есть, Луций. Более того, я точно знаю, что это сделал сам Марс. Только это тебе ничем не поможет, доказательств у меня нет.
Он не сумасшедший, и не врёт, по спине Агенобарба пробежал холодок. И вроде хочет помочь.
— А тебя он спас?
— А меня спас.
— За Пантеон?
— Не знаю, но думаю, что теперь я ему изрядно должен.
Помолчали. Задолжать такому богу, почётно, конечно, но…
— Что посоветуешь, Агриппа?
— Мы пока скроем, что мне стало лучше. Обязательно заговоры начнутся, вот и посмотрим, кто у нас самый неугомонный, того и назначим виноватым. Приглядывай за Юлом Антонием, он вляпается обязательно, очень уж деятельный идиот, а как завязнет — бери. Пусть во всём признается. Ты ведь временный префект претория? Ну, значит, полномочий хватит.
В принципе должно получиться.
— Почему Юл?
— Он самый бесполезный. Его держали, чтобы прямая линия Антония не прервалась. Не прервалась и ладно, аж два раза, на всякий случай. Теперь пусть дурачок для пользы дела послужит, хоть и в тёмную, конечно. А если не он, то ты. Понимаешь?
Луций Домиций Агенобарб понимал. Как понимал и то, что должен теперь Агриппе, как Агриппа Марсу. А всё-таки он благородный человек, права Антония.
— Благодарю тебя Марк Випсаний Агриппа, я твой должник.
***
Юл Антоний, разумеется, вляпался. Уже на третий день безвластия, он рассылал верным «антонианцам» воззвания и инструкции, для пущей важности говоря намёками и выпячивая свою выдающуюся роль в известных событиях. Дурак и есть дурак. Письма перехватывались, подшивались в юридически безупречное дело, списки верных «антонианцев» уточнялись и дополнялись ежедневно. Через две недели, Юла арестовали и предъявили доказательства, его-же собственные письма. Спросили, сразу чистосердечно сознаешься, или палача звать?
Сознался, конечно. Два раза-то всё равно не казнят, на один и заговора хватает, а палач — это аргумент очень серьёзный, даже для суровых римских заговорщиков.
«Да, убил обоих колдовством. Да, отомстил за отца».
Казнь отложили, предстоял ещё процесс над верными «антонианцами». Заслушав доклад о расследовании, сенаторы выразили Агенобарбу благодарность от имени Сената и Народа Рима и единодушно избрали выздоравливающего Агриппу на вакантные должности Принцепса и Цензора Сената заочно.
— Что говорит твоя жена? Всё-таки, Юл её брат.
Агенобарб усмехнулся.
— Говорит, что теперь этот дурачок хоть и так по-дурацки, а войдёт в историю положительным героем.
— Тиберию и Друзу это тоже покажется странным.
— Не каждый день Боги вмешиваются в нашу жизнь, Принцепс. Не хочешь им рассказывать?
— Не хочу, но придётся.
В последнее время они сблизились, общая тайна поспособствовала. Разумеется, Агриппа не рассказал подельнику про Тиберия-младшего, но намекнул, что контакт с Марсом пока не потерян.
Из мальчика удалось вытянуть кое-какую полезную информацию. Они по-прежнему общались по ночам, и вопросы задавал, в основном, Феликс. Его интересовало буквально всё, и на огромное множество вопросов у Агриппы просто не находилось ответов.
Например: «Что будет, если не удастся задуманное покорение Германии? Вместо изящного veni, vidi, vici — кровавая мясорубка лет на двадцать-тридцать? Причём, чем дальше, тем кровавее, ведь дикари сейчас ещё и друг дружку режут, а тут объединятся и все разом навалятся. Дикарей миллионы, десятки миллионов, а на германской границе лишь, жалкие на этом фоне, шесть легионов Друза».
Вопросов он задавал много, но и подсказку, между делом, уже выдал шикарную. Увезённый чуть не в Паннонию голубь* (*голубей римляне разводили для еды) вернулся в своё гнездо, с закреплённой на лапе запиской. Всего за шесть часов долетел до самого Рима. Практически молниеносная связь получится. А что значит связь для войны, Агриппа, почти всю свою жизнь проведший в походах, понимал лучше других.
— Придётся, потому что у нас проблемы. Мы не справимся с германцами. Не дожмём, не хватит сил, а они не сдадутся. Мы только разозлим и сплотим их. В лоб задача не решается.
Действительно проблемы. Германцев ведь предполагалось воевать не от хорошей жизни. Взять с них нечего, их земли холодные — леса, да болота. Но дикари, оказавшись соседями богатых римлян, этим подарком географии начали пользоваться сполна. Грабили всё и вся, нападая даже на отдельные гарнизоны, о гражданских объектах и вспоминать не хочется. Из таких набегов с добычей возвращался, хорошо, если каждый пятый, но они становились дома Героями и примерами для подражания. Все германцы, от мала до велика, мечтали хоть раз в жизни сходить в набег за Рейн чтобы пограбить богатеньких ромеев. Скоро банды в этих набегах станут армиями.
Планировали-то как с Галлией, по-быстрому самых свирепых перебить, а остальных примучить, длительная бойня в эти планы никак не вписывается. Не сдадутся, значит? Агенобарб не сильно расстроился.
— Хорошо, что нас предупредили. Надо думать, как их всех вырезать.
— Надо. После похорон все вместе и подумаем.
***
Сам того не замечая, Марк Агриппа, как само-собой разумеется, начал советоваться с маленьким Тиберием по самым разным вопросам. Иногда случались откровенно дурацкие советы. Например — перенести столицу из Рима, чтобы не было нужды кормить и развлекать столько неблагодарных и буйных бездельников.
Но как столицей Рима может быть не Рим? Ведь столько поколений предков жили и отдавали свои жизни исключительно ради вящей славы Вечного Города на семи холмах. Ради чего тогда жить и воевать? Только ради добычи, как эти косматые дикари германцы? Должно же быть хоть что-то святое, мы ведь не варвары-полузвери, а люди… А иначе, зачем вообще жить-то? Гений Рима нельзя предавать и неважно — что там «кузнец» по этому поводу думает!
Но гораздо чаще советы были очень дельные. Особенно в долгосрочном плане. Да, Марк Агриппа уже достаточно окреп для того, чтобы строить долгосрочные планы. Оружие, которое сможет покорить весь мир, создать можно. Не прямо завтра, конечно — нужно много горючей китайской соли, серы, меди, олова, железа, мастеров, рабов и укромное место, но это всё раздобыть-организовать вполне реально, это просто деньги — а вот где взять человека, который будет всем этим управлять? Не самому же Принцепсу этим заниматься.
«Кадры решают всё».
Банальная сентенция, это и без «кузнеца» было давно известно. А вот кому можно доверить ТАКУЮ тайну, Феликс? Не знаешь. Вот то-то и оно. Я должен знать? Ладно, будем думать.
Будем думать, а пока нужно разгромить племена германцев между Рейном и Вистулой* (*Вислой). Разгромить, пока они враждуют между собой с неменьшей страстью, чем грабят Римские владения.
***
Тиберий Клавдий Нерон-старший смотрел на расстеленную на столе карту и не верил своим глазам. Великая и могучая держава грозных римлян, на этой карте была настолько маленькой и жалкой, что становилось тоскливо. Он поднял глаза на Агриппу.
— Невероятно.
— Это ещё не всё, Тиберий. На этой карте только наш континент, за западным морем есть и другие.
Тестю Тиберий поверил сразу.
Ну покарал Марс отчима и мать, несколько необычно, конечно, но видать были у него на это веские основания. Ливия, в последнее время, здорово доставала сына своими интригами, пытаясь поссорить с любимой женой, с Агриппой, Агриппу с Августом и вообще всех со всеми. Видать и богов достать умудрилась, а с ними шутки плохи. Как сын, он, конечно, скорбел, но одновременно и вздохнул с облегчением, жить теперь станет намного проще.
Но этой картой Марк Агриппа удивил Тиберия по-настоящему. Паннония, где в бесконечных стычках с дикарями истекали кровью его шесть легионов, в лучшем случае, её тысячная часть. Даже не считая западных заморских земель…
— На всё это нам понадобятся шесть тысяч легионов* (*римский легион — пять тысяч человек).
Агриппа усмехнулся, ход мыслей своего зятя он понял сразу.
— Не так много, Тиберий, в большей части земли суровы и пустынны, населены лишь дикими зверями, но триста легионов, как минимум, нам понадобится. И ещё флот. Вот и считай.
Тиберий по жизни был реалистом-прагматиком. Он слишком хорошо знал ситуацию внутри Рима, чтобы понимать, что это невозможно. Уже сейчас, в легионы принимали кого попало — беглых преступников, слабо, а то и вовсе неграмотных, уже значительно снизились требования по здоровью. Набрать в десять раз больше? Даже не принимая во внимание фактор экономики, людей брать просто негде. Но ведь и Агриппа всё это понимает.
— Надеюсь, Марс подсказал тебе, где набрать эти легионы. И чем им платить.
— Подсказал. Но это мы обсудим, когда приедет Друз. Хочу тебя попросить переговорить с ним заранее, по-братски. Антония-младшая на него слишком сильно влияет, ещё внушит, что с Юлом поступили несправедливо. Сейчас не время скандалить по глупым поводам.
Любимый братец Друз, конечно, неисправимый идеалист, но из-за скотины Юла в бутылку точно не полезет, тем более что Юл всё равно виноват — мятеж-то ведь он готовил, в этом сомнений нет. А Антонии и знать ничего не надо.
— Поговорю. Проблем не возникнет.
***
Проблем не возникло. Друз, не долго ломаясь, согласился, что в целом все получили по заслугам, а выпячивать правду матку в данном конкретном случае — просто не разумно.
Августов похоронили. Пышно, торжественно — с трёхдневными играми, недельным пиршеством, богатыми подарками гражданам. Это-же просто праздник какой-то! Сразу забылось, что начиналось всё с печального повода. Римляне славили Марка Агриппу, проклинали коварных «антонианцев» и в целом были счастливы.
Агриппа выступил на форуме с прекрасной речью, пообещал продолжить славное дело Цезаря и Августа, и вести римлян от победы к победе. Тиберий и Друз присягнули первыми, искренне и решительно. За ними Сенат и легионы. Нигде не возникло никаких проблем.
Маленький Тиберий-Феликс понял, что круг посвящённых необходимо расширить, когда они мастерили по ночам глобус. Вернее, раскрашивали деревянный шар, диаметром примерно с полметра. Шесть ночей на это ушло, а ведь Агриппе ещё огромной страной руководить надо. Не крохотным королевством Далкиленд, а единственной Сверхдержавой текущей современности. А Агриппа всякими новинками увлекается так, что точно в гроб себя загонит недосыпами.
Марк Випсаний Агриппа действительно очень увлёкся. Непростая работа для военного — шарик раскрашивать, но до чего же интересная. Надо же, оказывается Земля — это шар и он летает во Вселенской пустоте. Причём, шарик у нас маленький, в триста тридцать тысяч раз (сдуреть!) меньше Солнца. В триста тридцать тысяч раз меньше крохотного кружочка небесного светила. Кажущегося крохотным, настолько мы от него далеко. Далеко по сравнению с Луной, но в бесконечной Вселенной, мы с Солнцем практически слиплись в один механизм. Уму ведь непостижимо.
***
Марк Агриппа гордо демонстрировал соратникам почти собственноручно разрисованный глобус и читал лекцию:
— … летает вокруг Солнца по кругу, как на нитке. И Марс — такой же шар, и он так же летает, а если с Марса глядеть на нашу Землю, то увидишь голубую звезду, как мы видим красную. Луна тоже шар, но маленький и близко, он летает уже вокруг Земли.
Агриппа закончил, промочил горло и окинул взглядом «Марсианский комитет». Выступать никто не спешил, присутствующие слишком его уважали, чтобы опускаться до банальных реплик — «не верю».
Первым нарушил молчание Публий Квинтилий Вар. Ещё один зять Агриппы, муж его второй дочери — Випсании Марцеллы. Он больше других интересовался естественной философией, и считался довольно хорошим архитектором и инженером.
— Извини мне мои сомнения, благословенный Принцепс, но почему тогда с шара не стекает вода?
— Её держит сила Земли, Вар. Вода не утекает, мы не падаем, хотя Земля не только летает, но ещё и вращается. Всё держится этой самой силой Земли. Разумеется, все эти наши новые знания требуют тщательного изучения и проверки. Именно ты этим займёшься, Публий Вар, собирай в Рим всех астрологов, алхимиков, философов, механиков и инженеров, и ставь им задачу — осознать этот, открытый нам самим Марсом, неоспоримый факт, осмыслить его, и найти ему применение. И молодёжь собирай, которая тянется к таким знаниям, будем её учить. Организуем Universitas* (*совокупность, общность — латынь), для обмена знаниями и взаимной помощи в постижении истины. Деньги — будут, — опередил Агриппа вопрос Вара, — Марс сказал мне, что раздобыть деньги — это самая лёгкая, из стоящих перед нами задач, так что собирай всех, кого найдёшь.
Агенобарба больше заинтересовал религиозный аспект. То, что их божественный покровитель оказался летающим космическим шаром, ломало ему всю привычную картину мироздания.
— Шар, значит… А как это люди воспримут? Смуты бы какой не случилось, Принцепс. Надо всё это в тайне держать.
Агриппа, разумеется, и этот злободневный вопрос с Феликсом обсуждал. Уповал на важность религии для римлян и Рима, приводил в пример себя, благочестивого римлянина, которому бог Марс послал Феликса за Пантеон и другие заслуги, но Тиберий-младший был к этим доводам равнодушен:
«Ваших богов вам придумали греки. Греки ленивы, лживы, похотливы и трусливы, поэтому и боги у них — полные ничтожества. Ничего не сделали и не собираются, живут как животные. Риму нужна другая религия».
Тяжело с ним… Но идею в очередной раз подал отличную. Оказывается, уже этой осенью, Риму будет знамение — на небе появится хвостатая звезда* (*комета Галлея, описана во многих источниках), которую увидят все, и это событие можно и нужно использовать с пользой именно в вопросе религии. Красивое знамение, если его вовремя предсказать и правильно истолковать, станет неубиваемым аргументом в любых теологических спорах. Ну, почти в любых.
— До осени будем держать в тайне. Осенью нам будет знамение — в небе появится хвостатая звезда. Я уже начал думать — как нам это событие обратить себе на пользу, думайте и вы. Религией теперь тоже придётся заниматься нам.
— Не было печали, — тяжело вздохнул Тиберий.
— И не будет, если мы все очень постараемся. Я понимаю, что всё встаёт с ног на голову, но мы обязаны этот процесс переворота контролировать. Мы в сложном положении, но мы об этом уже знаем, и заранее примем меры. К большой нашей удаче, Марс нас совсем не оставил, продолжает подсказывать. Но побеждать вместо нас германцев, или растолковывать знамения он не будет. Да и не все его подсказки, я, к сожалению, понимаю.
— А что на самом деле означает появление хвостатой звезды, Принцепс? — поинтересовался Публий Квинтилий Вар.
— Ничего не означает. Это оказывается тоже космический шар, только поменьше и летает по-другому, но об этом знаем только мы впятером, и поэтому имеем возможность толковать знамение как пожелаем, лишь бы нам самим на пользу пошло. Марс не против этого.
Друза эта ситуация позабавила.
— Запугать всех можно будет до энуреза, если тонко сработать. Значит, Агриппа, ты у нас теперь оракул Марса?
— Не я, но я с его оракулом общаюсь. Теперь ко мне подключится Публий Вар…
Когда, умучившись с глобусом, Тиберий-младший согласился, что доверенный помощник не помешает, попросил подобрать кого-то из ремесленников, но Агриппа воспротивился категорически. Ещё чего не хватало. Тут нужен был свой, близкий, верный и надёжный как добрый римский гладиус. Ремесленников он потом уже сам озадачит, а если чего и придётся своими руками сделать — тоже ничего страшного. Агриппа, вон, глобус сам разрисовывал, Вар тем более не сломается. Главное — что ему можно доверять, он не подкаблучник, как тот же Агенобарб, жене ничего не разболтает. Отцу ты открываться не хочешь, значит, и Тиберию нельзя, у них друг от друга с самого детства тайн нет.
На том и порешили, Вар, так Вар. Оно даже и к лучшему, полководец он бездарный, зато инженер хороший и к учёности стремится.
— …который и будет разбираться с силой Земли и прочими новыми знаниями, — продолжил Марк Агриппа после короткой паузы, — для которых я уже слишком стар. Кто наш Оракул — пока тайна даже от вас. ПОКА тайна. Ладно с этим закончили. До знамения семь месяцев, начинайте над этим думать, потом ещё раз посоветуемся. Давайте о насущном. Германский вопрос. Тиберий? Тиберий, очнись!
Не проронивший до этого не звука, Тиберий Клавдий Нерон-старший где-то витал, поглощённый своими мыслями, и Агриппе пришлось его приземлить.
— Не знаю, Принцепс. Если их там и правда двадцать-тридцать миллионов, да все сплотятся… К тому-же они слишком быстро учатся, вон, брат рассказывал, некоторые банды уже пытаются строем воевать, когда их прижимают. Рано, или поздно, все научатся, если ничего не предпринять. Сейчас мы размениваемся погибшими один к двадцати… Не знаю… Ты обещал рассказать, Агриппа, где можно набрать легионы.
— Расскажу, ещё успеется. Война с германцами нам предстоит не завтра. Предварительно наметим её на семьсот сорок седьмой год* (*от основания города, 6 г. до н. э.), так что шесть лет у нас есть. Это время мы должны использовать с толком. Если вы обратили внимание, то я сказал — что деньги для нас больше не проблема.
— Обратили, — подтвердил Тиберий, — ты хочешь поднять легионерам жалование?
— И это тоже, но не сразу. Мы будем покупать легионеров у германцев. Вы не ослышались. Мы будем покупать у них пятнадцати-шестнадцатилетних юношей и воспитывать из них граждан Рима. Если за них хорошо платить, то дикари с удовольствием займутся добычей собственных сородичей из других племён. Мира у них между собой нет, и не будет, если всё пойдёт дальше по нашему плану. Займёшься этим ты, Друз.
— Ты уверен, Агриппа? Не взбунтуются потом эти легионы? Всё-таки кровь у них…
Друз держал границу с германцами, насмотрелся всякого больше остальных, он вообще сомневался в том, что это люди.
— Уверен. Мало того, это будут наиболее верные наши люди на Востоке, на границе с Парфией, а кровь…
Этот вопрос они тоже уже обсуждали с посланцем «кузнеца». Как раз его пример пригодился.
— …вот, к примеру, у вас с Тиберием кровь вполне может быть разная, а с самым лютым германским дикарём — одинаковая. Кровь бывает четырёх разновидностей, и кому какая достанется — дело случая, так и у нас, и у дикарей, и у негров. Вар потом это вам докажет опытным путём, а пока поверьте мне на слово.
Это было кощунство, святотатство и сокрушение основ. За это в приличном обществе кишки выпускали на раз. Цезарь за куда меньшее пострадал, он всего лишь нескольких варварских вождей-галлов в Сенат ввёл. Да-да, его убили именно за это, диктатуру ему простили бы — после Мария и Суллы, Цезарь выглядел диктатором очень великодушным и справедливым.
А тут не пяток варваров в Сенате, а полное разрушение основ римского мировоззрения. За такое убивают самые близкие, и Агриппа это хорошо понимал. Понимал, но делать нечего — основы придётся разрушить и создать новые.
— Когда Вар подберёт подходящего дикаря, я перелью себе его кровь. Это послужит вам доказательством.
Агриппа рисковал, но именно так ему предложил доказать это Тиберий-младший, только предлагая себя для эксперимента. Отозвался Тиберий старший.
— Мы не подвергаем твои слова сомнению, благородный Марк Агриппа. Уверен, тебе самому было не легко принять это знание, но тем не менее ты его принял. В этом случае, затея с покупкой германцев выглядит красиво, дикарей ослабляем, а себе, по цене рабов, получаем настоящих граждан и пополнение в легионы. Придётся вложиться в их воспитание и обучение, но и отдача будет ого-го какая. Только я бы об этом больше никому ни в коем случае не рассказывал, не все тебе верят так, как мы, Агриппа, это просто опасно. Нас всех пятерых за такое перебьют, и легионы не помогут. Деньги у нас есть свои, сенатские не потребуются, наследство Августа и матушки приятно удивило величиной. Я, признаться, даже не предполагал, что наши Августы настолько богаты. Начнём втихаря, мало ли зачем мы рабов покупаем, а потом, глядишь, и рассосётся. После хвостатой звезды вопросов остаться не должно, или их будет уже гораздо меньше. Брат?
Агриппа взглядом выразил Тиберию благодарность. Политик, рассудительный и не склонный к поспешным действиям, практически направил буйного братца в правильное русло.
— Да уж, лучше по-тихому. Такое… Лучше бы я и сам этого не знал… Никому нельзя говорить. Агриппа, надеюсь, что это последние плохие новости? Мне нужно как можно скорее напиться вдрызг, иначе я точно сойду с ума.
— Плохие последние. Уладим ещё наши семейные вопросы, и после напьёмся все вместе. Не думай, что меня всё это радует, Друз, мне, старику, ещё тяжелее всё это принимать. Значит семейное. Все благоглупости покойного Октавиана Августа, со всеми его усыновлениями-переусыновлениями, канули в лету вместе с ним и его дурацкими планами. Однако, младшее поколение нужно правильно воспитывать, чтобы они чувствовали себя членами одной большой семьи. В этом Октавиан был прав, хоть и действовал по-дурацки. Друз, ты возьмёшь на воспитание моего Гая, ты, Тиберий — Луция и Гнея Домиция, ты, Агенобарб — Друза-младшего, а я — Тиберия-младшего. Согласны?
Согласны, конечно. Договорились сразу, а потом случилась пьянка, на которой один «маршал» и четыре «генерала» нарезались истинно по-солдатски, как после тяжёлого боя — в хлам.
***
Первое заседание Сената в качестве Принцепса и Цензора, Марк Випсаний Агриппа провёл двадцать второго апреля* (*все даты даются по новому стилю) 741 года от основания Города.
Первым делом, новый Принцепс и Цензор Сената предложил провести реформу календаря. Новый календарь делил год на двенадцать месяцев по тридцать дней, разделённых на три декады, и пяти-шестидневную предновогоднюю неделю. Неделю подведения итогов года в Сенате и праздничную для римских граждан. Отцы-сенаторы обещали подумать-обсудить. Пусть думают, это уж точно не горит.
Второе предложение — воссоздание семи легионов Марка Красса, уничтоженных парфянами в битве при Каррах: Legio IV Parthica* (*IV Парфянский легион), Legio V Syriaca* (*V Сирийский легион), Legio VII Paterna* (*VII Старейший легион), Legio VIII Syriaca* (*VIII Сирийский легион), Legio XI Pia Fidelis* (*XI Верный и преданный легион), Legio XII Antiqua* (*XII Старый легион) и Legio XIV Martia Victrix* (*XIV Марса Победоносного легион), «Орлы» которых вернул в Рим покойный Октавиан Август. Раз «Орлы» вернулись, значит, Богам угодно воссоздание этих легионов. На эти цели предлагалось направить средства, конфискованные у угодивших под проскрипции «антонианцев».
Чтобы сенаторам думалось веселее, Агриппа пообещал сделать проконсульскими* (*сенатскими провинциями) Лузитанию, Терраконскую Испанию, Лунгдунскую Галлию, Цезальпискую Галлию, Нарбонскую Галлию, Галлию Аквитанию, а, после уже скорого покорения Паннонии, ещё и Далмацию. Очень щедрое предложение. Сразу его не приняли только потому, что это несолидно.
Зато империумы* (*право формирования новых легионов), которые Агриппа запросил для себя, Тиберия и Друза, Сенат предоставил сразу, единогласно, причём самому Агриппе пожизненный. Хотите потратить наследство покойных Октавиана и Ливии на солдатиков — в добрый путь, ничего не имеем против.
От титула Август* (*Божественный), Марк Випсаний Агриппа отказался, обосновав это тем, что нового Римского Августа уже выбрали сами Боги, а людям их выбор станет известен в своё время. Когда? Скоро. Уже очень скоро. Этой осенью нам будет знамение, тогда о выборе Богов узнаю я. Какое знамение? Увидите, его все увидят. Когда вы узнаете о выборе Богов? Когда Боги разрешат мне вам об этом рассказать, тогда и узнаете. Вам-то куда торопиться?
Ещё одну, освободившуюся после смерти Октавиана, должность — Верховного понтифика, Агриппа занял, но сразу оговорился, что не пожизненно, а только на время. Как только Боги откроют римлянам свой выбор, Верховным понтификом станет новый Август. Так — правильно, так — победим!
Назначения Публия Квинтилия Вара префектом Претория и Луция Домиция Агенобарба пропретором всего Востока (Египта, Иудеи, Сирии, Киликии и Галатии), возражений у отцов-сенаторов не вызвали. Оба они экс-консулы и в полном праве претендовать на управление проконсульскими сенатскими провинциями, да ещё и близкие родственники Принцепса, так что претенденты из первых-главных, а тут такая удача, нашим больше достанется. Если сам Агриппа не опасается доверять им такую власть, то и нам опасаться нечего.
В общем, после этого заседания, все остались друг другом очень довольны. Принцепс, Марк Випсаний Агриппа, не продавливал своих решений, а предлагал решать сенаторам, которые, в свою очередь, снова почувствовали себя действительно Отцами. Впервые, после убийства, по приказу бешеного пса Антония, Марка Туллия Цицерона.
***
Антония-старшая находилась в смешанных чувствах. С одной стороны, вроде всё хорошо, её Луций не только не пострадал во время последних событий, но и возвысился, его кандидатуру в пропреторы всего Востока продавил сам Агриппа, при полной поддержке Тиберия, Друза и Вара. Но, с другой стороны, это был уже не её Луций, он замкнулся, начал от неё что-то скрывать. Первая мысль пришла тривиальная — завёл себе похотливый мерзавец любовницу, но нет, в этом он оказался чист. Тайна была другого уровня — это и пугало, и интриговало одновременно. Младшая сестрёнка, понимала не больше.
— Друз мне ничего не рассказывает, — жаловалась сестре Антония-младшая, — говорит, что это тайна, которую пока нельзя никому раскрывать. Никому! Даже мне, ты представляешь? Сказал, что Гай Випсаниан будет воспитываться у нас, а Луций у Тиберия, но почему — не объяснил. Всё это очень похоже на обмен заложниками. Но зачем?
— Это какой-то заговор, дорогая. Агриппа, Тиберий, твой, мой и Публий Вар — эти точно участвуют. Будем наблюдать. Если что-то заметишь — сообщи мне сразу, я с тобой тоже поделюсь.
— Заговор? Но против кого? Против Республики? Зачем им это? Ведь Агриппа и так уже Принцепс, Цензор и Верховный Понтифик. Даже наш покойный дядюшка не был Цензором Сената…
— Не знаю, милая. Заговор, очевидно, есть, но цели его мне пока не понятны. Против кого могут тайно сговариваться пять самых влиятельных людей Рима, причём в такой секретности, что даже мы с тобой ничегошеньки не знаем? Ходят все хмурые, будто их любимые легионы вот-вот взбунтуются…
— Ты меня пугаешь. Я видела, что Друз чем-то встревожен, но он говорил про германцев, что их сильно недооценили и что на самом деле опасность куда серьёзнее. Думала, что всё из-за этого.
— Твой Друз бы этому только порадовался, милая моя, чем больше врагов, тем больше у него будет побед и славы. А мой? Стал бы от меня скрывать какие-то дурацкие военные секреты? Уверяю тебя, даже если бы они планировали резню в Сенате — я бы это знала. А как тебе Марк Випсаний Агриппа — Верховный Понтифик? Очень сильно сомневаюсь, что он понимает разницу между Венерой и Вестой, или Юноной.
Антония-младшая округлила глаза и перешла на шёпот.
— Ты думаешь, что они готовят заговор против кого-то из Богов?
— Предположи что-нибудь другое?
— Но зачем им это?
— Не знаю, не знаю, не знаю. Но заговор есть, и мы в нём участвуем, в качестве массовки. И наши дети тоже с нами, дорогая сестрёнка.
Дети — это для любой ответственной матери очень весомый аргумент. Но ведь и для отцов тоже. Те хоть и мрачные ходят, но явно не испуганные, скорее злые на что-то. Видимо, не всё так страшно. Своего мужа, Антония-младшая любила и доверяла ему.
— Мы должны их поддерживать, хоть они нам и не доверяют. Если заговор есть, он должен победить.
Старшая вздохнула.
— Ты права. Ещё бы знать, на что они замахнулись.
— Узнаем. Им скоро станет стыдно нам не доверять.
Лектика опустилась на землю возле Виллы Клавдиев, и разговор пришлось прервать, Антония-младшая с сыном приехали.
— Тиберий, поцелуй тётю Антонию.
Антония любовалась сыном. Хороший мальчик, послушный и ласковый, никогда не капризничает. Наговаривают на него. Да, на остальных не похож, но не хуже, а лучше. Жалко его Агриппе оставлять, совсем коротко повидались, но придётся…
— Пойдём сынок, нас ждёт твой отец.
***
Публий Квинтилий Вар оказался очень талантливым учёным, сегодня он доказал Силу Воды.
— … бабахнуло, как гром с небес, котёл разорвало и одним из кусков рабу пол башки снесло, да ещё и стену потом пробило. Хорошо, что Тиберий-младший нас предупредил беречься — никто не пострадал.
Агриппа постучал пальцами по лежащему на столе пергаменту со схематичным изображением парового двигателя.
— Значит, всё это и правда возможно, и корабли без гребцов, и повозки без волов?
— Несомненно, Агриппа, теперь, несомненно. Раз эта сила есть, значит можно её использовать. Но мы от этого ещё очень далеки, механизмы слишком сложные. Мы их себе уже представляем, но сделать пока не можем.
Глаза у Вара горели, трудности его совсем не пугали.
— Тиберий говорит, что начинать нам нужно с другого. С силы ветра и течения реки, они послабее и механизмы там потребуются гораздо менее сложные. Ты представляешь, Агриппа, что это нам даст? Например — когда река крутит мельницу, вместо волов? Без остановки работает, есть не просит, отдых ей не нужен, нужен будет всего один управляющий-счетовод и пара рабов, чтобы мешки заполнять и оттаскивать. А молоть ведь можно не только зерно. Вот…
Он извлёк из складок тоги невзрачный сероватый лист с неровными краями.
— Это называется бумага. Её можно делать даже из старых тряпок, основные расходы в этом производстве на помол. Мы можем делать её много и дёшево. Очень дёшево.
Агриппа повертел образец, бумага его не впечатлила. Вар это заметил.
— Это очень плохое качество, Принцепс. Хорошая бумага будет лучше папируса и в разы его дешевле. Тиберий-младший говорит, что со временем, бумага станет настолько дешёвой, что продавцы на рынке будут в неё для покупателей рыбу заворачивать. И даже, извини, задницу ей подчищать.
Из-за дороговизны папируса и пергамента, в широком ходу до сих пор находились глиняные таблички, тяжёлые и неудобные в хранении. Бумага — это хорошо. Тиберий-младший много раз про неё упоминал, но Агриппа не придавал этому значения, а Вар вон сразу ухватился, есть у него чутьё. Талант…
— Но при этом, из бумаги же можно делать деньги.
— Кому нужны такие деньги, которые ничего не стоят?
— Я тоже удивился, Агриппа, но объясняет он толково, правда, слишком уж заумно для меня. Может Тиберия-старшего привлечь?
— Не нужно пока. Этим вопросом я сам займусь.
Чудно, конечно, но сразу списывать идею в сумасшедшие, Агриппа уже не спешил. Насмотрелся чудес, и не такое бывает, как выяснилось.
— Продолжай, Публий.
— Ещё силой реки можно раздувать меха и поднимать кузнечный молот, тяжёлый молот, в разы тяжелее, чем человек поднимает. Бум-бум и гладиус готов, бум-бум-бум и готова лорика-сегментата. Такие механизмы мы создавать уже можем.
— Отлично. Что-то ещё?
Вар усмехнулся. Это только начало.
— Математика. Нам всем придётся переучиваться на десятичную разрядную систему. Тиберий-младший считает, что именно это нас больше всего тормозит. Я стал у него учиться, уже неделю занимаемся. Рекомендую тебе тоже взять несколько уроков, Агриппа. Хоть и знаю, что ты очень занят.
— Что можно понять за несколько уроков?
— Поймёшь, что переучиваться нужно обязательно.
— Заинтриговал. Хорошо, попробую. Это ещё не всё?
— Не всё. Много разного, но всё пока в начальной стадии осмысления и проверки. «Химия» всякая, кислоты, нитрирование… Докладывать подробности?
— Уволь. Лучше скажи мне, к чему всё это нас приведёт? Все эти новые знания, ты лучше других сейчас способен оценить перспективу.
Вар, разумеется, размышлял над этим не раз и не два.
— Это даёт нам большие возможности, но, к сожалению, не нам одним. Чем дольше мы удержим всё в тайне, тем лучше. В том числе и от своих, Агриппа. А иначе, лучше даже не начинать, тот-же чудо-молот запросто построят себе даже германские дикари. Хорошо бы всё это спрятать на каком-нибудь острове.
— Все острова в Нашем море под управлением Сената, — а Сенат куда опаснее каких-то там дикарей, Агриппа отлично помнил гражданскую, — ты спрашивал совета у Феликса?
— Конечно, спрашивал, Принцепс. Он ответил, что плохо себе представляет наши возможности по обеспечению секретности.
— Потому, что их у нас нет, Публий Вар. Нет у нас таких возможностей, все наши секреты на год, хорошо если на два. Благодарю тебя, я должен подумать. Есть над чем.
***
Маленький Тиберий лежал на заваленном свитками полу большого таблиния Виллы Юлиев, увлечённо читал один их них, периодически хмыкал и бормотал что-то себе под нос. Услышав шаги, он повернул голову, и на вопросительный взгляд Агриппы, пояснил.
— Мне так удобнее, мебель пока высоковата.
Агриппа понимающе кивнул и не чинясь присел рядом на пол.
— Нашёл что-нибудь интересное?
— Очень интересное. Только не знаю, насколько этому можно верить. Надо будет людей с проверкой послать.
Агриппа кивнул, обычное дело. Посланец Марса перевернулся на спину и сладко потянулся.
— Больше всего мне у вас нравятся тёплые полы. А меньше всего поска. Ну и гадость… Нужно как можно скорее найти кофе и чай. И виски сделать, конечно. Мне то пока рано, но хоть ты порадуешься.
— Что нашёл-то?
Тиберий-младший встал и подошёл к висящей на стене карте Материка.
— Это Волга, греки её называют Ра. Судя по всему, она сейчас гораздо полноводнее, чем должна быть. Похоже, сейчас, в половодье, имеется проход между Каспием и Балтикой, даже каналы строить не придётся. Хорошо бы нам всё это дело заранее проверить. Только мирно проверить, чтобы не насторожить там никого раньше времени, лучше всего отправить торговый караван с охраной. Туда, на Волгу, будем расширяться в первую очередь, очень уж сильное место, река не хуже Нила. От неё погоним кочевников на восток, пока у них всякие Атиллы и Чингисханы не народились.
Вот как, оказывается река должна быть другая, а ведь сам же её рисовал, вот и понимай как хочешь.
— Ты же говорил, что в первую очередь — Германия?
— Германия — вне очереди. Германия — это ваша проблема уже вчерашнего дня, это уже ваш долг перед грядущим, если хотите сохранить свой любимый Рим. Я про первоочередную задачу будущего говорю, про развитие. Если восточные степи не взять под контроль и не заселить, оттуда постоянно всякая зараза будет лезть — то дикие Орды кочевников, то эпидемии разных болезней.
— Наш долг? А твой?
— Вообще-то, мне здесь всего три года, так что долг этот только ваш, я не оговорился. А мой? Наверное, он в том, чтобы продвигаться на восток. На Волгу-Ра, в Сибирь, в Китай, к Тихому океану. Очень важная река, Волга, поверь мне. На её левом притоке — Каме, есть горючая китайская соль-селитра. Из Камы, по её левым притокам, можно добраться уже до Урала, а там нас ждёт самая настоящая сокровищница. Там есть всё — и золото, и серебро, и медь, и железо. Холодно только зимой, зато всё до сих пор нетронуто, нас ждёт. Обязательно нужно людей послать.
— Пошлём кого-нибудь. В Боспорском царстве у нас большое влияние, они помогут.
— Тогда я подготовлю список вопросов, на которые нужно обратить особое внимание.
— Составляй. По поводу того, что уже узнал Публий Вар…, он предлагает спрятаться на каком-нибудь острове, но все острова в Нашем море* (*Mare Nostrum — Средиземное море) под управлением Сената. Нам очень сложно будет сохранить тайну.
— Прятаться, на самом деле, лучше всего в самом Риме. Просто нужна хорошая легенда прикрытия, чтобы всем быстро стало неинтересно. Возится себе чудак Публий Вар со всякой вонючей ерундой, никому не мешает и ладно. Время от времени, он будет удивлять всех бесполезными диковинами, вроде механических театров и музыкальных шкатулок. Заодно и Службу Внутренней Безопасности создаст, обкатает её на досужих зеваках. А когда научимся, будем готовы к большому рывку, нужно уходить сюда.
Он указал на карте точку на берегу Волги-Ра.
— Самый центр Европы. Географический центр. Здесь и будет наша новая столица. Вторая столица. Новый Рим, промышленный и финансовый центр всего Мира.
— А Рим? Старый Рим? Наш Рим?
— И Наш Старый Рим никуда не денется. Сохраним для потомков культурное-архитектурное наследие, не дадим варварам его разрушить-разграбить. Будет тут культурная историческая столица. Столица старого Римского Мира, столица всего Средиземноморья. Не пропадёт Старый Рим, не беспокойся. Продолжат здесь отцы-сенаторы свои игры и интриги, продолжит ваш донельзя обнаглевший плебс требовать у них своих «законных» хлеба и зрелищ. Порочные продолжат предаваться порокам, а целомудренные с ними бороться — всем занятия найдутся. Но новое дело лучше сразу начинать на новом месте.
— Какое ещё новое дело?
— Ну, ты же собираешься весь Мир покорять? Начинать лучше всего отсюда. Или у тебя теперь другие планы?
— По плану, у меня было начать с усмирения германцев.
— Это само-собой, про это уже говорили. В тылу эту дикую сволочь заповедником оставлять нельзя. Лет пять у них юношей-тиронов* (*тирон — легионер новобранец) повыкупаем, а потом ударим. К тому времени, там уже все со всеми воевать будут — так что войдём как по маслу. За пять лет мы правильный флот построим и с устьев, с севера, в реки войдём. Но чтобы всё получилось, как нам надо — германцы должны верить в то, что мы, дурачки, планируем с ними вечный мир и совместное вторжение в Британию. На это денег жалеть ни в коем случае нельзя.
Агриппа был опытным политиком и полководцем, идею ухватил сразу.
— Если в реки с устьев войдём и разом все броды захватим, то деваться им будет некуда.
— В том то и дело. Все броды. И разом. И неожиданно. А у вас разведка…
Тиберий-младший нашёл один из свитков и начал читать.
— «Со слов торговца янтарём варвара Угрома ликсе Семпронию…» Никуда не годится такая разведка, — свиток полетел в кучу себе подобных, — всю разведку и контрразведку нам придётся создавать с нуля. Где это видано, чтобы таким важным, даже, пожалуй, важнейшим на войне делом, занимались обозники* (*разведкой в Римской армии занимались фрументарии-снабженцы)? Причём, не по легенде-прикрытию обозники, а заодно, в нагрузку к своей основной деятельности? Доведи обоз снабжения и заодно, по пути, всё нам разведай. Это же дикая дикость, самый настоящий позор. Если мы хотим победить, то разведку придётся создавать с нуля. Кто этим займётся?
— Если ты объяснишь, что конкретно нужно делать, толковый человек найдётся.
— Через неделю приготовлю наставление с общими принципами и основными требованиями. Но человек этот должен быть талантливый, одарённый. Разведка — это не ремесло, это творчество, искусство. Кстати, Вар толковый. Раз уж ты ему доверяешь, можно доверить и это. С ним мы уже хорошо сработались.
***
В конце июня 741 года от основания Города, Марк Випсаний Агриппа овдовел. Его третья жена, Юлия, единственная дочь Октавиана Августа, умерла при родах. Странно, в той истории родила она благополучно, а после смерти Агриппы вышла замуж за Тиберия-старшего.
— Нет больше той истории, — прокомментировал эту странность, не слишком-то опечалившийся, вдовец, — там не было тебя, и я не выжил. Боги не повторяются. Не важно какие Боги — наши, или твой. Теперь всё пойдёт по-другому.
***
Несмотря на октябрь, погода стояла ясная и довольно тёплая, тонкий серп Луны не давал много света, и хвостатая звезда была отлично видна из атриума виллы, которую Ирод Иудейский снимал для своего посольства. Пророчество сбылось, это теперь неоспоримый факт. Агриппа теперь Пророк. Пророк, но иудеи его не признают, это тоже факт. Для них Агриппа и человеком то не считается, не то, что Пророком. Как, впрочем, человеком эти фанатики-иудеи не считают и его самого, царя Ирода.
Римский гражданин, Ирод, был по происхождению идумиянином, иудаизм принял его дед, вынужденно принял, дабы не потерять трон Идумеи, а его отец помогал Помпею брать Иерусалим. Если римлянам придётся его брать ещё раз, Принцепс Марк Випсаний Агриппа по голове царя Иудеи точно не погладит.
Рим, судя по всему, готовится покорять Британию. Друз строит большой флот и ведёт переговоры с германцами о найме ауксилариев для Британской кампании. Всё это делается тайно, но от информаторов Ирода тайны в Риме сохранить очень трудно, информаторов у него много, и они очень влиятельны. Если очередной бунт иудеев сломает Агриппе планы, отвечать за это придётся ему, иудейскому царю.
— Хорошо рассмотрели?
Двенадцать самых авторитетных раввинов города Рима дружно кивнули. Они отправлялись в Иудею. Они свидетели, все они собственными ушами слышали пророчество, оглашённое на форуме Августа ещё месяц назад, а теперь увидели и саму звезду.
Задач им Ирод не ставил, просто отобрал тех, кто из-за бунта в Иудее многое потеряет в Риме. Их свидетельство, как минимум, породит сомнения и долгие обсуждения, что позволит выиграть время, и даст возможность манёвра, а может даже вызовет раскол в стане врагов. Агриппа Пророк, вот она — хвостатая звезда — напророченное знамение, что сами Боги выбрали Риму нового Августа. Попробуйте теперь это оспорить. Кстати, имя нового Августа, Пророк Агриппа так и не назвал, сказал только — время ещё не пришло. Когда придёт — узнаете.
Время-время-время, сейчас оно дороже всего, нужно успеть подготовиться. И нужно предупредить Принцепса Агриппу, что бунт скорее всего случится, теперь он стал ещё вероятнее, пусть учтёт это в своих планах.
— Вы поедете и расскажите то, что видели и слышали лично сами, не нужно ничего добавлять и приукрашивать, говорите только правду.
Снова покивали. Интересно, они понимают, на что идут? Должны понимать.
— В Остии вас уже ждёт корабль, отправляйтесь немедленно.
***
— Ты нужен Риму, Гай.
Первым, кого навестил Агриппа в новом статусе Пророка, был Гай Цильний Меценат. В последние годы они очень мало общались, Агриппе было больно видеть, как его старый друг и соратник постепенно теряет человеческий облик. Но Меценат нужен, он лучше всех сможет понять Феликса, у него мозги по-другому работают.
— Мне нужна твоя помощь. Мне нужна помощь друга, того самого Гая Мецената, каким ты когда-то был. Неужели тебе самому не противно так жить?
Жизнь, состоящая из сплошных наслаждений и удовольствий, превратила Мецената в боровоподобное создание — с необъятным пузом и тремя подбородками. Он уже и сам не помнил, когда в последний раз садился верхом на коня. Гай Меценат вспомнил былое и невольно взгрустнул. Агриппа и сейчас выглядел как тридцать лет назад. Если издалека смотреть, конечно.
Гай Меценат представил, как выглядит в глазах друга:
— Противно. Что ты предлагаешь?
Происходящие в последнее время события, не оставили равнодушными никого, и Меценат не был исключением. Он знал про, тайно заказанную Горацию, поэтическую форму пророчества и даже ехидно подумал про старого друга — «и ты, Агриппа?», но дальнейший ход событий заставил этих мыслей устыдиться. Заставил искренне устыдиться старого циника Мецената, который искреннего стыда не испытывал с юного возраста.
Хвостатая звезда — это вам не те дешёвые фокусы с гаданиями, которые показывали людям Цезарь и Август, такое не подделаешь, это действительно воля Богов. Боги признали Агриппу. Если и не совсем равным себе, то, как минимум, приближенным. Возвысили его над остальными людьми.
— Поклянись, что от тебя об этом никто не узнает ни слова.
Гай Цильний Меценат стал третьим (после самого Марка Випсания Агриппы и Публия Квинтилия Вара), посвящённым в тайну посланца «кузнеца», третьим «официальным наставником» Тиберия-младшего. Агриппа уже привычно легендировал любые мероприятия в два, а то и в три слоя.
Основной задачей Мецената было разобраться с высшими материями, всеми этими сингулярностями, попытаться понять замысел, отправившего Феликса, «кузнеца», а также суть взаимоотношений этого самого «кузнеца» с Римскими Богами и, на основе этого, готовить реформу религии, на которой настаивает Феликс. Может, это и правда необходимо, но разобраться, так ли это, и что именно нужно в религии реформировать, должен не «залётный экстремист-радикал», а истинный римлянин. Самый умный из доверенных друзей Агриппы.
Бумажные деньги, похоже, блажь, но тоже пусть разберётся, у него на деньги особый нюх. Не зря ведь именно Меценат стал богатейшим человеком Рима.
***
— …поблажит немного, объявит себя иудейским Машиахом, а потом его распнут, по требованию самих же иудеев. Там, у них это породило религию, очень странную, надо сказать, религию, однако, распространилась она очень широко, Рим поглотила.
— Что в ней странного?
— Всё. Начиная от единобожия совсем немощного иудейского божка, который не смог запугать даже египетского фараона, заканчивая полной никчёмностью его, якобы, сына-Машиаха, посланного спасать иудеев. Он там вообще никого не спас. Иудеи его отвергли, а Рим принял. Почему — не спрашивай, для меня самого это очень большая загадка.
— И кто этот Машиах иудеев?
— Пока никто, он должен родиться только через одиннадцать лет, а заблажит и вовсе только через сорок с лишним.
— Через одиннадцать лет… Семьсот пятьдесят третий год… Мне тогда будет уже шестьдесят три.
— А мне шестьдесят семь. Вряд ли доживу.
— Доживёшь. К тебе довольно быстро возвращается человеческий облик. Ещё на коня снова сядешь. Подробности про этого иудея выяснил?
— Должен родиться в самом конце 752-го, в Назарете, в семье плотника Иосифа и его второй жены Марии. Они должны сойтись, когда Мария будет уже беременна, якобы непорочным зачатием, Божьей волей.
— Людей отправил, чтобы поискали?
— Конечно отправил, только как этого Иосифа-плотника сейчас отличить от других Иосифов-плотников? Имя это в Иудее совсем не редкое, а плотников в Назарете сотни. Да и толку от него?
— Через него мы найдём того самого неудавшегося Машиаха. Пусть твои люди обживаются в Назарете. Феликс всё равно будет его искать, да и мне теперь очень любопытно.
— Мои люди уже обживаются, именно это я им и велел, только этот Иешуа-Иисус теперь может и не родиться вовсе. По моим сведениям, Иудея уже на грани бунта, который мы будем подавлять легионами, а война ведь — это дело такое, далеко не все плотники её переживают. Феликс говорит, что может быть и так, теперь у нас уже совсем другая история. Это теперь твоя история, Агриппа, я в этом уверен. Будет у нас религия Агриппинство, вместо Христианства. Толковые идеи мы сами используем.
— Есть там толковые идеи?
— Очень даже. Идея разделения загробного мира на миры вечного блаженства и вечного страдания очень толковая. Пророк у нас теперь есть — это ты, вот и будем постепенно строить новую религию через твои пророчества. Через книги-заветы. Скоро мы эти книги миллионами издавать сможем.
— Если Пророк — я, то религия наша будет называться Марсианство. С бумажными деньгами пока не разобрался?
— С деньгами, как раз, разобрался. Это в религии Феликс дилетант, а деньгах он большой специалист.
— И что? Это действительно реально? Бумажные деньги?
— Более чем. Нужно время на подготовку, но не сказать, чтобы много. Бумажные деньги мы с тобой точно застанем, они появятся ещё до рождения иудейского Машиаха, я лично этим займусь.
***
"…говорят, что Агриппа его заколдовал, хоть все и признают, что это только к лучшему. Теперь Меценат каждый день делает гимнастику и совершает пешие прогулки, в еде соблюдает умеренность, видно, что у него появилась новая цель в жизни, и я связываю это с твоим Тиберием, мне кажется, что остальных учеников он себе взял только для вида. Но чему можно учить такого маленького, ему же всего четыре годика? Тем более, что Тиберий до сих пор молчит. Я подошла к Гаю и прямо спросила, всё-таки мне не безразлична судьба родного племянника. А он, хам такой, говорит, что воспитание мужчин — не бабьего ума дело, чему надо — тому и учит. Ты представляешь? На свои занятия он разрешил приходить только Агриппе и Вару, даже Октавию прогнал, причём, почти теми же словами, что и меня. Целую, твоя сестра, Антония».
***
Почти незаметно пролетел год, "Марсианский комитет" собрался на второй пленум. Отсутствовал пропретор Востока, Луций Домиций Агенобарб, у него, на подотчётных территориях, сейчас очень неспокойно — иудеи готовят мятеж, а парфяне готовятся урвать с этого мятежа свой кусок. Агенобарб даже свою семью с собой в Антиохию не взял, сам живёт в претории, как во время войны.
— Что с нашими германскими делами, Друз?
Друз довольно оскалился, ему было чем гордиться. В прошедшее лето, произошло всего шестнадцать крупных набегов, а уйти удалось только одной банде, да и то налегке, бросив всю добычу. Голубиная почта оказалась для дикарей очень неприятным сюрпризом. К счастью, её сразу засекретили. Голубей держали якобы для еды, а служба фрументариев теперь была полностью подчинена тайно созданной армейской разведке.
— Перед самым отъездом доложили — лангобарды сцепились с маркоманами, а союз ингвеонов вовсе распался, идёт грызня всех со всеми. Тиронов приводят всё больше, теперь в среднем по пять-шесть в день покупаем. Самых лучших выбираем. К моему отъезду, было уже больше полутора тысяч, уже есть юноши из всех известных нам племён. Некоторых продали свои-же родственники, но в основном они взяты с боем. На содержание, как ты и велел, выделили по три асса в день каждому. У меня легионеры не жрут так, как эти…
Друз возмущённо глянул на Агриппу, но в ответ на него глянул «Кремень».
— Как ты и велел, учим их языку, я нанял тринадцать учителей, пока тринадцать, которые минимум по два денария в день получают, да и то с трудом уговорил — не много желающих со зверьками возиться…
Уже даже не поднимая глаз на Агриппу, Друз понял, что перебрал.
— Так они говорят. Про зверьков. А мы ходим и учим их, и я, и Антония, и твой Гай. Как ты и велел. Его мнение, что там есть хорошие ребята, и не подумаешь, что варвары. Я считаю, что выводы делать рано.
— А Антония?
— Она тоже говорит, что дети как дети, все разные, как и у нас. Агриппа, я тут прикинул, следующим летом уже можно ударить. Зимой набегов совсем мало ожидается, из Реция уже сейчас можно два легиона снять и флот строить. Два из Испании, там почти тихо, а к лету брат закончит в Паннонии и ударит им в спину. Они и взвизгнуть не успеют.
Друз с надеждой посмотрел на Агриппу.
— Именно так мы и сделаем, только года через три-четыре. Продолжай покупать наших будущих легионеров, веди с германскими вождями переговоры о совместном вторжении в Британию, и начинай потихоньку заготавливать лес. Пусть он хорошенько просохнет. С кораблями не спеши, Вар ещё чего-нибудь за это время придумает…
Публий Квинтилий Вар занимался техникой, материализовывал идеи «пришельца из будущего». В его ведомстве «научного и технического прогресса» сейчас трудились почти две сотни инженеров, архитекторов и философов-натуралистов, лучших специалистов Римской Ойкумены. Дорого они обходились, очень дорого, но Агриппа финансировал всё без проволочек. Он получил большую часть наследства Октавиана Августа, самого богатого человека Рима, а то и всего мира, получил, понятно, благодаря кому, поэтому оплачивал все счета, даже не вникая в подробности. Забот у Агриппы и без того хватало — именно он взял на себя организацию военной разведки нового типа. Структуры, не подчинённой никому, кроме него самого, Верховного главнокомандующего-Принцепса.
Да и Вар теперь занимался не только «научным и техническим прогрессом», помимо того, он ещё командовал шестью когортами преторианцев и создавал тайную от всех, даже от самых близких из «Марсианского комитета», Службу Внутренней Безопасности. Об этой Службе знали только четверо — сам посланник «кузнеца» и трое посвящённых в его тайну: Агриппа, Вар и Меценат. Агриппе было очень неприятно держать что-то в тайне от своих близких, но убедить его удалось — каждый должен знать только необходимое в рамках своих служебных полномочий. Лишние знания — лишние проблемы. Не во вред же им это делается, а на пользу.
— …как бы всё заново переделывать не пришлось…
Все посмотрели на Вара, тот только пожал плечами.
— Говорю же, каждый день что-нибудь новое узнаю. Будто я раньше в замочную скважину подглядывал, а теперь дверь вдруг открылась, а там чудеса со всех сторон. Тоже считаю, что торопиться не стоит. Мы становимся сильнее каждый год. Значительно сильнее.
Подвёл итог старший Тиберий.
— Мы всё сделаем неспеша, как тот бык, про которого ты рассказывал, Агриппа…
Трое заулыбались, а Друз попытался сохранить невозмутимый вид, но покраснел, и вдруг заржал. Его дружно поддержали. Невозмутимым остался лишь Тиберий-старший.
— …наведём окончательный порядок в Паннонии. Испанию, через пару лет, вообще можно будет всю Сенату передать, легионы там станут больше не нужны, один разве что можно оставить, на всякий случай. Семь легионов Красса доведём до готовности, сформируем шесть новых, «германских», для востока, заменим там ими наши, соберём силы, тридцать с лишним легионов, в кулак, и получим возможность за одно лето решить германскую проблему раз и навсегда. Сразу со всех сторон навалимся и броды перехватим — не дадим дикарям соединиться, будем их поодиночке бить. А пока нужно готовиться, строить большой флот и вести разведку. Полезные ты инструкции, Агриппа, прислал, пойдём как по Виа, и где-чего полезного лежит заранее будем знать. Даже с бешеных германцев можно будет кое-что состричь, если всё с умом сделать, как наш знаменитый бык. Ну, выпьем, что ли?
Выпили. В этот раз весело, то и дело из малого триклиния доносилось громкое ржание. Женщины, собравшиеся «поткать» неподалёку, слышали это, переглядывались и улыбались. Тиберий-младший тихонько «играл» в атриуме, держа под визуальным контролем обе компании. Тихий и незаметный, как обычно. Покойная Ливия, царствие ей подземное, называла его ящерицей.
«Вроде всё, можно идти работать дальше, эх, кофейку бы сейчас… А боевой дух у них что надо — такими ничтожными силами, такие ресурсы контролировать. Ста таких легионов на всю Европу точно хватит, до самого до Урала. Да ещё и на Азию с Африкой останется. Очень реально. Полумиллионная армия — это всего четверть процента нынешнего населения Республики-Принципата. Дорогая армия, профессиональная, но она того стоит. Вся это армия целиком самый настоящий Спецназ».