Вар заранее приостановил все работы на Тибрском острове, чтобы проветрить и не потравить ненароком родичей ядовитыми испарениями. Провёл экскурсию, чудом удержал Друза от сования пальца в кислотное зелье, кинул туда гвоздь. Гвоздь закипел — Друза это очень впечатлило. Железная дверь в хранилище с замками новейшей секретной конструкции тоже всех впечатлила, а отгороженный дубовым брусом угол, просто потряс. Там, как зерно в амбаре, были свалены огромной кучей серебряные денарии.
— Сколько здесь?
Вар вздохнул.
— Не считаем уже, некому. По весу должно быть больше четырёх миллионов. Это только от газет и кое-чего по мелочи. Зеркала ещё не продавали, кроме как Ироду. Их девяносто восемь. Одно у Октавии, одно уже купил Ирод Иудейский. Больше пока не делаем.
Друз вспомнил про Антонию, вроде она хотела зеркало.
— Нашим женщинам надо подарить. А чего вы такие сложности с продажей городите?
Агриппа с Варом переглянулись. Не ссылаться же в этом случае на оракул Марса.
— Ты представляешь, сколько здесь в золоте, Друз?
Агриппа кивнул на стоящие зеркала.
— Никто даже близко не должен знать, сколько их всего продано. Иначе нам придётся пару когорт на острове держать, что невозможно по определению. Своим женщинам зеркала, конечно, подарим, и не только зеркала. Ладно, хватит над златом чахнуть, веди нас Вар, где воздух посвежее, там сядем, тут не поговоришь.
Поднялись на третий этаж, сквознячок, отлично. Вар лично наполнил кубки. Начал Агриппа.
— Почти три года прошло, но нам до сих пор каким-то чудом удалось сохранить тайну, несмотря на прокол Друза, к счастью, наши женщины оказались не сильно болтливы…
Друз уткнул глаза в столешницу. Позор. Оказывается, он единственный проболтался, даже конченный подкаблучник Агенобарб умудрился удержать язык за зубами.
— …а значит, такие подарки от нас они заслужили. — продолжил Агриппа после небольшой паузы, — по одному зеркалу получат все и, кроме зеркал, у Вара найдётся чем их порадовать. А пока вернёмся к нашим делам. Итак, деньги у нас есть, все вы это увидели своими глазами. Этой проблемы у нас больше нет. Этой нет, но есть другие, и наверняка я не все их вижу. Марс нам по мелочам подсказывать не будет. Начинайте.
— Каким образом мы зачислим в легионы рабов, Агриппа? Ведь германцы сейчас рабы. Можно всех их сделать вольноотпущенниками, но гражданами Рима они ведь от этого всё равно не станут, — Тиберий поднял очень важную проблему. В Римские легионы неграждан не зачисляли. Неграждане служили ауксилиариями во вспомогательных войсках. Задумались все. Первый вариант решения предложил Гай Меценат.
— Можно провести закон о вольноотпущенниках. Чтобы набирать их в легионы, с предоставлением Римского гражданства после службы. Сенат вряд ли будет этому сильно противиться. Сенаторы ведь не знают, что у нас уже есть больше двадцати тысяч таких вольноотпущенников. Обычно ведь на волю стариков отпускают, к службе уже непригодных.
— А дети вольноотпущенников в каком статусе будут? Их ведь много, — возразил Тиберий.
— Не так уж и много, Тиберий. К тому-же, все они чьи-то клиенты, сами принимать такие решения не могут.
Это действительно было так. Вольноотпущенники и всё их потомство, если таковое имелось, или появлялось после, становилось клиентелой бывшего господина. Кроме того, их и правда не так уж и много, да и захотят служить далеко не все, а из тех, кто захочет, не всем разрешат их патроны. Клиенты ведь не бездельничают, всех их пристраивают к различным делам. Отпустят самых никудышных, так ведь в легионы далеко не всех принимают, там тоже отбор, так что этим можно пренебречь.
— Закон проведём, — согласился Агриппа, — закон разрешает, но не обязывает, легионы мы сами набираем, лишних неграждан не возьмём.
— А потом, после нас? — поинтересовался Максим.
— И после нас в легионы кого попало принимать не будут. Если вольноотпущенник годен и желает послужить Риму — не вижу оснований такому отказывать. Кто выживет — станет гражданином. Это справедливо.
— Рим бы давно закончился, если бы не предоставлял гражданство достойным негражданам, — добавил Меценат, — мы с Агриппой тоже потомки далеко не самых первых римских граждан.
— Это так, — кивнул Принцепс Римского Сената, — наши предки гражданами стали намного позже. К тому-же, мы ведь собрались расширяться Империями, а в Империях нам никто не будет указывать — кого считать гражданином. Это будет решать каждый сам у себя, по собственному разумению.
— Всё равно, шесть легионов, да ещё и новых легионов, не хватит, для удержания Востока от бунта иудеев, — Агенобарб переживал за вверенные ему территории, — сейчас девять старых легионов с этим едва справляются.
— Не хватит, — согласился Агриппа, — но нам и не нужно уберечь Восток от бунта. Пусть иудеи бунтуют. Пусть этот проклятый нарыв наконец вскроется. Нам нужно сохранить порядок в Сирии и Египте, а для этого шести легионов будет вполне достаточно. С Иудеей будем разбираться уже после Германии. А может и ещё позже, там посмотрим. Если иудейский мятеж затронет Парфию в Ктесифоне, Селевкии и Хатре, а он обязательно её затронет, ведь мы позволим этому мятежу как следует разгореться, то нам это будет только на руку. Привыкайте мыслить в новой парадигме. Из Иудеи нам нужно заранее вывести всех римских граждан, а потом защитить от взбесившихся иудеев Сирию с Египтом. Как раз наши новые легионы на границах опыта наберутся. А иудейский мятеж мы даже поддержим деньгами, если он будет распространяться в правильном для нас направлении. Тайно поддержим, разумеется. Пусть Парфия ослабнет.
— Большой риск, Принцепс. Так мы можем потерять Александрию. Иудеев в городе почти половина.
— Риск есть, — согласился Агриппа, — но мы на него пойдём сознательно, Луций Агенобарб, Германия сейчас гораздо важнее для нас. Потеряем, так потеряем, потом вернём, иудеи её с собой не заберут. Заодно и навсегда очистим город от этой буйной нечисти.
— Испанию без легионов тоже опасно оставлять, — вставил своё мнение будущий командующий Германской кампанией.
— Оставлять без легионов всё опасно, Друз, даже Италию, но мы на это всё равно пойдём. Усилим службы вигилов на местах, отправим в главные города по центурии преторианцев, соберём значительные вексиляции всадников-ауксилиариев. Деньги на это есть. Всадники нам потом ещё не раз пригодятся, нам весь Мир предстоит покорить, помните об этом. «Цель оправдывает средства»* (*девиз Ордена Иезуитов).
— Хорошо сказано, — оценил Друз.
— Мне тоже понравилось, — согласился Агриппа.
***
Зеркало, музыкальный сундучок и часовой механизм с маятником и мелодичным боем, Антонию не отвлекли от главного, она буквально сверлила Друза взглядом.
— Ты узнал, чему этот сумасшедший развратный мерзавец учит моего сына?
— Гай Меценат не сумасшедший, дорогая, — примирительным тоном попытался отбиться от агрессии жены пьяный Друз, — Агриппа его полностью контролирует, он в курсе, нам не о чем беспокоиться.
— Они два сумасшедших, Друз! Бедный мой Тиберий.
Антонию не подкупили ни зеркало, ни музыкальный сундучок, ни часы. Тиберий сильно подрос и начал говорить, это радует. Очень чистая речь, без каких-либо дефектов, приятный голос — да, мама, нет, мама, да, нет, нет, да. Но ведь видно, что хочется ему поболтать, глаза-то озорные. Хочется, но не можется. Что-же творят с ним эти сумасшедшие?
— Следи за своим языком, женщина.
В другой раз, Друз, скорее всего, бы постарался облечь эту фразу в более обтекаемую форму, но сегодня он сначала вытерпел небывалый позор, как раз из-за Антонии, а потом ещё и выпили прилично. В общем, сказал то, что сказал, отвернулся и захрапел, Антония-младшая полночи проплакала.
***
Гай Юлий Гигин, ещё совсем недавно был просто рабом Гигином, но незадолго до своей кончины, божественный Октавиан Август даровал ему вольную, назвал Гаем Юлием и назначил управлять Палатинской библиотекой. После смерти Божественного, события понеслись запалённым галопом.
Сначала, его в библиотеке посетил зять нового Принцепса, Марка Випсания Агриппы — Публий Квинтилий Вар. С Публием Варом, они были старыми знакомыми, ещё будучи одним из секретарей божественного Августа, Гигин знал Вара как неплохого инженера и архитектора, человека ума пытливого и открытого всему новому, беседовали они не чинясь, на разные темы, не раз и не два.
В тот памятный день, Вар принёс Гигину рукописный свиток, попросил ознакомиться и выдать своё резюме. Рукопись оказалась научным трудом о неизвестной математической системе. Очень интересной системе.
Гигин начал читать, и… в итоге просидел в библиотеке всю ночь. Приведённое в конце труда доказательство теоремы Пифагора новым методом, привело его в полный восторг. Казалось бы, хороший знакомый, Публий Вар, на поверку оказался не рядовым инженером, а настоящим математическим гением. Нет, просто Гением. Гением всех наук, поэтому отказаться от его предложения Гигин не смог — на предложение возглавить «Университет», он сразу ответил согласием.
Ну а что? Кому теперь нужна Палатинская библиотека? Это теперь мало кому интересный архив, ничего актуального в котором нет. Музей, не более того, хранилище древностей.
В августе, когда Публий Квинтилий Вар уехал в Нижнюю Германию, помогать Друзу громить варваров, жизнь университета, хоть и не замерла совсем, но очень сильно замедлилась. При Варе самые удивительные открытия совершались буквально через день — на второй, много — третий. Вар поощрял исследования в самых разных областях, наводил на мысли, а задачу практически любой сложности мог решить всего за день-два. Ну как можно такого человека подвергать опасностям войны? Совершенно ведь не разбирается в людях Агриппа, ему лишь бы воевать. Принцепса Марка Агриппу и вообще всех военных дуболомов, вольноотпущенник Гай Юлий Гигин откровенно робел, исходило от них что-то такое, на уровне эфирного восприятия — очень сильно его пугающее.
Гай Цильний Меценат, сменивший Вара в качестве куратора Университета, таким дуболомом не был. Хоть и ему довелось, в своё время, повоевать во время гражданских войн, страшным для Гигина он почему-то не сделался. Меценат по праву считался главным покровителем всех творцов и учёных, всех искусств и наук. Хорошо, что именно ему доверили патронировать «Университет» во время отлучки Вара.
— Значит, ты утверждаешь, что, если эту медную нитку протянуть, например, в Паннонию, можно будет через неё поговорить с Агриппой?
Гигин задумался, а ведь действительно, можно ли так далеко-то, сигнал ведь будет постепенно угасать. Значит как-то надо его подпитывать, теоретически задача решаемая, но… Эх, как же не хватает Гения Вара, вот ведь дуболомы армейские…
— Да, в будущем это будет возможно. Все наши исследования и расчёты это подтверждают, Трибун.
— Прекрасно, друг мой. Тебе нужна моя помощь?
— Трибун, прошу тебя, умоляю, поговори с Принцепсом Марком Випсанием Агриппой. Публий Вар — это бесценное сокровище, неужели в Риме не хватает обычных крепких ребят, чтобы гонять по лесам дикарей?
— Ничего с твоим сокровищем не сделается, Гигин. Агриппа не хуже тебя понимает в чём ценность каждого из нас. А то, что ты уже и без Вара способен исследовать и творить, меня очень радует. Могу я помочь тебе чем-то другим?
Гигин вздохнул. Ну как они не понимают? А ведь этот ещё из лучших…
— Спасибо, Трибун, всего остального в достатке.
***
Гай Цильний Меценат остался в Риме единственным представителем «Марсианского комитета», поэтому он не только курировал хозяйство Вара на Тибрском острове, включающее Университет Гигина, но и заменил его в должности префекта Претория и Вигилов, а также в тайной должности начальника Службы Внутренней Безопасности.
Службы, о существовании которой даже не подозревал Сенат. Службы, финансируемой сначала из личных средств Марка Випсания Агриппы, а сейчас из доходов производств Тибрского острова. Службы, агентами которой являлись уже шесть тысяч человек различных социальных слоёв, родов занятий и национальностей — патриции, плебеи, неграждане и даже рабы; представители всех коллегий из всех триб Вечного Города; римляне, греки, сирийцы, галлы, иудеи и все остальные. Они собирали информацию и передавали её наверх. Каждый из агентов знал только своего непосредственного куратора, так что и они не представляли размера и мощи всей структуры, а уж тем более — для чего она на самом деле создана, и кто её возглавляет.
Служба Внутренней Безопасности постепенно брала под контроль всё Римское общество — заменяла невменяемых лидеров коллегий, гильдий и криминальных групп на управляемых, формировала вертикаль управления, распределяла ресурсы, предоставляла «крышу», выступала арбитром в спорах, улаживала конфликты и, по сути, являлась классической мафией, решая все возникающие проблемы внесудебным порядком. Ничего не поделаешь — именно подобная организация самая эффективная для обеспечения внутренней безопасности.
«Не можешь запретить — возглавь» и «Цель оправдывает средства». Не было и не будет в мире людей эффективных служб безопасности, которые действуют исключительно по закону и не сотрудничают с криминалом. «Не мы такие — жизнь такая».
Меценат, на должность начальника, разросшейся и набравшей силу, Службы Внутренней Безопасности, подходил гораздо лучше Вара. И по деловым качествам, и по морально-этическим, и по возможностям. Он приобрёл необходимый опыт в бурный, подлый и очень опасный период гражданских войн, выполняя самые сложные и деликатные поручения Октавиана Августа, по убеждениям он был прожжённым циником, и обладал самой большой клиентеллой в Риме, а отношения патрон-клиент святы, они освящены самими Богами. Во всяком случае, здесь в это ещё верят.
Гаю Цильнию Меценату, Марк Агриппа поручил расширить деятельность Службы сначала на Италию, а потом и на всю Римскую Республику, на все проконсульские и пропреторские провинции. Уже скоро настанет момент принятия судьбоносных для Римской Цивилизации решений, и, к тому времени, Службе необходимо получить весомые аргументы для убеждения самых разных людей, поэтому досье собирались не только на всех сенаторов, но и на прочих влиятельных лиц. Пусть будут. С досье уже не об услуге будет идти разговор, а, как минимум, о взаимности, уж Меценат-то как никто другой сможет использовать собранный компромат в качестве аргументов.
А заодно, раз уж он всё равно занят в Риме, Гая Мецената назначили префектом Претория и префектом Вигилов, что, в сочетании с должностью Народного трибуна, давало ему практически полную власть над Вечным Городом. Рим оказался в надёжных руках самого доверенного человека и лучшего друга Принцепса, хоть за него теперь можно не переживать.
Марк Випсаний Агриппа с Павлом Фабием Максимом и Тиберием-младшим готовили большую Германскую кампанию в Паннонии, собирая восточную армию; Клавдий Нерон Друз и Публий Квинтилий Вар занимались тем-же в Нижней Германии — собирали и готовили западную армию к войне на реках, строили верфи и флот; Луций Домиций Агенобарб и Тиберий Клавдий Нерон-старший готовили Восток к неизбежному иудейскому восстанию, а Меценат координировал их действия и работал с Сенатом.
Закон о службе в легионах вольноотпущенников, в Сенате уже приняли, приняли не без дискуссий, но и без особых проблем, большинство удалось убедить без взяток и каких-либо обязательств ответных услуг, не только со стороны Принцепса, но даже Мецената. Какие деньги, какие обязательства? Это уже ваш долг, это лишь малая часть вашего долга, радуйтесь, что смогли отдать часть такой пустяшной услугой, да ещё и на благо Рима, и благодарить своих великодушных благодетелей не забывайте.
***
Двадцать две тысячи бывших германских рабов, теперь вольноотпущенников и клиентов Друза-старшего, переправлялись в Сирию и Египет, где вступали в строй шести формирующихся новых легионов, а встречным потоком, в Нижнюю Германию и Паннонию передислоцировались старые Римские легионы. Кампания по перебазированию затратная, но её сочли необходимой. На Востоке легионеры-германцы точно сохранят лояльность, а боевой опыт получат не меньший. Да и к климату пусть привыкают. Война с Парфией начнётся практически сразу, после подавления иудейского мятежа.
Именно так. Ещё не началась Германская война, а уже планируются Парфянская и Британская. Уже ведётся разведка — и политическая, через подкуп высокопоставленных должностных лиц, и тактическая, посредством торговых караванов. Уже планируется формирование новых легионов, уже началась газетная кампания по привлечению на воинскую службу римских граждан. Умная газетная кампания. Газеты не топорно агитировали, а рассказывали о героях, вроде легата Четвёртого Македонского, Децима Понтиуса Пилата, начинавшего службу легионером и прошедшим все ступени (иммуна, центуриона, примипила, трибуна-латиклавия) до легата по итогам Паннонской кампании. Децим Пилат теперь в Риме настоящая звезда, пример для подражания тысяч мальчишек.
Ещё бы. Теперь он богат, как сенатор, хотя ещё достаточно молод, всего тридцать семь. Сам Принцепс, Марк Випсаний Агриппа, называет Пилата своим другом. Теперь перед ним открыты пути в любые Римские магистраты, а значит и сенатором он обязательно станет, если сам этого пожелает.
Легионерам ещё не повысили жалование, до этого дойдёт после Германской войны, а количество желающих поступить на службу в доблестные Римские легионы, где делаются такие выдающиеся карьеры, уже заметно прибавилось. Уже повысились требования к тиронам — и по физическому развитию (здоровью), и по уровню грамотности.
***
745 год от основания Города (8 г. до н. э.) получился довольно насыщенным на события.
В марте, Принцепс Марк Випсаний Агриппа провёл через Сенат военную реформу. Реформу, направленную уже в будущее, в великие степные просторы «Северного и Дальнего Востока», пустыни Африки, Аравии и Парфии, где без кавалерии воевать решительно невозможно. Успешно воевать невозможно, как Красс-то — запросто.
Формировать новые легионы, как классические, так и кавалерийские, хоть конные, хоть верблюжьи, хоть слоновые, имел право не только сам Принцепс, но и все его соратники-сподвижники-императоры из «Марсианского комитета», но проведение реформы через Сенат, Агриппа счёл необходимостью. Любую реформу должен освятить Гений Рима, а иначе нам удачи не видать.
Впрочем, проведение любых реформ через Сенат теперь не представляло сложностей. Партия сторонников Принцепса (искренних и принуждаемых Меценатом) включала в себя уже три четверти сенаторов, поэтому процедуры принятия решений превратились в ритуалы с заранее известным результатом, но для Агриппы и такие лукавые процедуры были святы. Пусть ему, его уже не перевоспитаешь.
Вместе с принятием военной реформы, Сенат выделил средства на формирование четырёх кавалерийских легионов — трёх конных: Двадцать девятого Испанского в Гиспалисе* (*современная Севилья), Тридцатого Галльского в Бурдигале* (*современный Бордо), Тридцать второго Скифского в Медиалануме* (*современный Милан) и одного верблюжьего, Тридцать первого Африканского, в Кирене* (*древний город на северо-востоке современной Ливии). Конечно, этих четырёх легионов не хватит для покорения Парфии, но они послужат сдерживающим фактором для особо буйных «товарищей», во время Германской кампании, когда все основные силы будет задействованы на севере.
Пусть это легионы новые, пусть они будут даже не полностью укомплектованные к тому времени, но это уже легионы, внушающие страх одним своим существованием. Да и деньги Сената лишними не будут. Деньги есть, их хватает, но лишних всё равно никогда не бывает, такова уж их природа.
В июне, мятежниками был убит римский гражданин, царь Понта и Боспора, Полемон Первый. Как оказалось, хороший знакомый, можно даже сказать приятель, Принцепса, Марка Випсания Агриппы. Понтийское и Боспорское царства вышли из-под опеки Рима. Наметилась ещё одна война, на этот раз в будущем владении Публия Квинтилия Вара, Империи «Северного и Дальнего Востока». Война не первоочередная, но готовиться к ней начали сразу — выделили средства на ведение политической разведки, то есть на подкуп высокопоставленных должностных лиц, а заодно и на налаживание дружеских взаимоотношений с северными и восточными соседями будущих противников — кочевыми племенами скифов, сарматов и роксоланов.
В сентябре, в Риме, состоялся триумф Тиберия Клавдия Нерона за победу в Паннонии, установившую лимес* (*границу) Римской Республики по всему протяжению Дуная до Понта Эвксинского* (*Чёрного моря) и принесшую Римскому Сенату в проконсульское управление, очень богатую и очень спокойную провинцию Далмация. Ещё одну жирную и безрогую дойную корову — дои её и наслаждайся.
Первый триумф в эпоху правления Принцепса Марка Випсания Агриппы и первый, действительно заслуженный, после покорения Гаем Юлием Цезарем Галлии. Роскошествовать Тиберий не стал, игры устроил всего месячные, но и это граждане Рима, программируемые газетами Мецената, бурно приветствовали — скромность украшает.
Пятый пленум «Марсианского комитета» принял поправки к планам, в связи с событиями в Понтийском и Боспорском царствах. Решили немедленно начать формирование ещё семи легионов — именно столько их понадобится для покорения взбунтовавшихся на северо-востоке царств. Итого, теперь Римская армия будет располагать пятьюдесятью двумя легионами. Никогда ещё такая военная мощь не собиралась в прошлом, да и в несостоявшемся будущем тоже — больше четверти миллиона военных профессионалов высокого класса. Не мобилизованных, не срочников, а именно профессионалов, для которых война — кормилица.
На итоговом заседании Сената, в предновогоднюю неделю, Принцепс, Марк Випсаний Агриппа, назвал Риму имя нового Августа — семилетнего Тиберия Клавдия Нерона-младшего, теперь Тиберия Августа Феликса, сына Клавдия Нерона Друза и Антонии-младшей. Тиберий Август Феликс был давно и хорошо знаком сенаторам, воспитанник Марка Випсания Агриппы, нередко вместе с Принцепсом присутствовал на заседаниях, все давно заметили необычность этого ребёнка, а теперь этой необычности нашлось объяснение — выбор Богов. Но как ребёнка неполных восьми лет выбирать в Верховные понтифики? Ведь это одна из высших должностей в Риме. Верховный понтифик входит в число сенаторов, помимо всего прочего, носит тогу, а значит он не просто самостоятельно дееспособен, то есть сам глава своей фамилии, но и претендент на любые должности Римских магистратов, в том числе и на консульство.
Агриппа только развёл руками — такой уж выбор Богов. Гневить Богов, естественно, не стали, Тиберия Августа Феликса выбрали Верховным понтификом и сразу получили от него пророчество об очередном знамении — в грядущем году в небе планируют сойтись отец Сатурн и сын Юпитер* (*Великое соединение 7 г. до н. э.), чтобы… Об этом пока рано говорить, пусть они сначала сойдутся.
Пользоваться сенаторскими привилегиями Счастливчик не стал, и в консулы свою кандидатуру не выдвинул, он попросил назначение трибуном-ангустиклавием* (*обычное начало карьеры для знатных юношей в Риме) в один из легионов Паннонской армии, чем немало порадовал отцов-сенаторов. А уж как будет Агриппа использовать восьмилетнего трибуна — это только его проблемы.
Консулами 746 года от основания Города (7 г. до н. э.), последнего года подготовки к Германской войне, сенаторы выбрали триумфатора Тиберия Клавдия Нерона (во второй раз), выбрали сами, без выдвижения его кандидатуры Агриппой, и Гнея Кальпурния Пизона.