Маробод и раньше понимал, что легионы, покорившие пол мира, очень сильны, по-другому просто и быть не могло. Но понимать это одно, а теперь он сам почувствовал их мощь. Даже не шкурой, изнутри почувствовал, он теперь сам был одним из винтиков этой огромной смертоносной машины.
Клавдий Нерон Друз, пропретор Нижней и Верхней Германии, император и Народный трибун, как и ожидалось, выслушать его не отказался, на союз согласился, хоть Марободу и показалось, что с некоторой досадой. Это было очень странно, ведь римлянам самим предлагалось продиктовать условия этого союза, практически — любые условия, но Друз, очевидно, не слишком хотел даже такого, он вообще никакого не хотел…
Неужели, им не нужны союзники? Или союзником им не нужно только племя маркоманнов, которое возглавляет его отец? Но почему он тогда в итоге согласился? Странно это всё, очень странно.
Так, или иначе, а дело сделано, поручение отца он исполнил, и то хорошо. Маркоманнов римляне теперь не тронут. Пока не тронут, а дальше пусть договаривается уже сам отец. Друз не стал объявлять Маробода заложником. Сказал — раз уж мы теперь союзники, вставай в строй, и назначил порученцем при своём штабе. Представили его и, приезжавшему в Могонтиак, Принцепсу, Марку Випсанию Агриппе. В его присутствии, Маробода допросил легат Публий Квинтилий Вар. Странные какие-то вопросы он задавал — где и чем торгуют маркоманны, откуда железные крицы привозят, много ли у них хороших кузнецов, как с этим обстоят дела в других германских племенах и так далее и тому подобное. Вообще ничего по сути дела. Собираются ли они воевать?
Ответ пришёл очень скоро. Этот поход, сыну вождя племени Маркоманнов запомнился на всю жизнь, а стремительность действий Римской армии просто потрясла.
Нет, это не люди. Они, казалось, не ели и не спали, а только гребли, или шли, или строили лагерь, чтобы всю ночь его охранять, а утром идти дальше. От недосыпания, умом Маробод уже мало что понимал, да и что может понимать отдельный винтик огромной машины? Зато он её почувствовал изнутри. А командующий Друз всё гнал и гнал свои легионы, будто боялся, что германцы от него разбегутся. Не разбежались, не успели. Догнал.
К саксонскому бургу Хама, в устье Альбиса, подошёл только один легион — Шестой Железный. Снова всё бегом, снова лагерь, снова осадные укрепления вокруг Хамы. Но хоть остановились, наконец-то. Наконец-то Маробод отоспался, начал соображать и осознал произошедшее, Произошедшее было просто невероятно. Отец ему точно не поверит. Невероятно, но факт — за два с небольшим месяца и практически без потерь, Друз захватил ВСЮ Германию. Римляне уже начали строить дороги! А осаждённые в бургах ждут друг от друга помощи. Маробод про себя злорадно усмехнулся — ждите-ждите, дураки.
— Всё, сын вождя, война закончилась. Отправляйся домой и передай отцу, что я жду его в Могонтиаке в октябре. Народ маркоманнов теперь живёт на территории Рима* (*в южной Баварии), в глубине этой территории, географически — в самом её центре, поэтому нам нужно как можно скорее определить статус вашего народа. Это нужно и нам, и вам. Вам — это нужно гораздо больше, сам понимаешь. Варварства, в самом центре наших владений, мы не потерпим.
— Понимаю. Позволь мне принять участие в штурме, император* (*империум — любые дополнительные полномочия магистрата. Здесь — право формировать новые легионы) Друз Германик. Ещё одна неделя ведь ничего принципиально не изменит?
Понравился Друзу когномен «Германик», он довольно прищурился, но отказал.
— Не будет никакого штурма, Маробод. Нам не нужен этот бург, мы его сожжём. Даже одна неделя может изменить многое, ты сам всё видел и даже принимал в этом участие, так что отправляйся немедленно. Подари эту неделю своему отцу для раздумий, для него это сейчас великая ценность.
***
Вар посмотрел на Друза с сомнением.
— Может ещё раз предложим? Агриппа просил по возможности…
Главнокомандующий отмахнулся.
— Два раза уже предлагали. Поджигай, Публий, чего ты мнёшься. Хоть посмотрим, зря что ли таскали с собой это твоё хозяйство.
Вар вздохнул, взял у стоящего рядом Гая Випсаниана факел и поджёг фитиль. Огненная искра побежала к деревянной клетке ракетной установки — с воем и грохотом с направляющих рам потянулись огненные змеи в сторону бурга Хама. Вар заценил траекторию, немного поправил рычагом вторую установку, и поджёг второй фитиль. Вжих-вжих-вжих — когда последняя огненная змея подлетала к бургу, он уже полностью пылал.
— Ух ты…
Друз смотрел восторженно.
— …значит, говоришь — на таких ракетах наши внуки полетят вразумлять дикарей во Вселенной?
— Ну, не совсем на таких. Принцип тот же, только они большие будут. Очень большие.
— А чего нам сейчас на большую ракету не хватает? Деньги у меня есть…
У Друза горели глаза, он только что обрёл новую мечту. Публий Вар это понял.
— Много чего ещё, Друз. Но мы над этим работаем. Дикарей нам пока и здесь хватает.
Воспитанник Друза, старший родной сын Агриппы, Гай Юлий Цезарь Випсаниан, присутствовавший при разговоре командующих, не проронил ни звука, но и у него в глазах читался настоящий восторг. Уж он то точно дождётся.
***
Гай Цильний Меценат, в качестве куратора Рима, для «Марсианского комитета» оказался настоящим сокровищем. Шесть тысяч клиентов Мецената контролировали в Вечном Городе буквально всё — от полукриминальных коллегий до Сената, от лупанариев до храмов всех Богов, от цен на строительные материалы до распределения подрядов на строительство, от коррупции до благотворительности, от хлеба до зрелищ.
Старанием Гая Мецената, газеты «Правда», и «Коммерция» превратились в очень опасное оружие. Через газеты, дозированно сливался компромат на несговорчивых политиков и чиновников, по факту публикаций начинались следствия, а их ход подробно освещался уже в следующих выпусках.
Гай Меценат, избавил Рим от иудейской мафии и не допустил в городе беспорядков, после начала мятежа в Иерусалиме, а ведь опасность римлянам грозила не шуточная. Иудейская диаспора Рима была очень многочисленной, одних только взрослых мужчин десять тысяч. Два легиона фанатиков-сектантов внутри города! В Ктесифоне, Селевкии, Хатре и Сузах примерно такие-же по численности отряды смогли захватить власть и полностью разграбить города, а ведь Ктесифон столица Парфянского царства.
В Риме, Гай Цильний Меценат, префект Претория и Эдилов, беспорядков не допустил. К операции он привлёк все подконтрольные силовые ресурсы, в том числе и криминальные банды Вечного Города, организовал их и ударил. Всех потенциально опасных сектантов и их семьи арестовали за одну ночь, а потом следствие показало, что мятеж удалось предотвратить буквально накануне, да какой мятеж.
Фанатики-иудеи планировали вырезать всех сенаторов и сжечь Рим. Может и не планировали, а только мечтали об этом, но это неважно. Даже просто мечтать о таком — уже тяжкое преступление. Заговорщиков-мечтателей распяли, снова украсив крестами Аппиеву дорогу, их семьи продали в рабство, а имущество перешло в распоряжение городских курий, полностью подконтрольных Службе Внутренней Безопасности.
Кроме того, по инициативе консула Гая Цильния Мецената, Сенат принял закон, запрещающий отдавать долги иудейским ростовщикам. Всем ростовщикам, на всей территории Римского права, а не только замешанным в подготовке мятежа. Вся их секта — сплочённая мафия, а все их деньги — мафиозный «общак». Не нужны нам мафии-конкуренты, самый лучший бизнес — это монополия, а мафия — это прежде всего очень доходный бизнес. Не отдавать же его фанатикам-сектантам и прочим бандитам.
Шестидесятилетний Гай Меценат готовился покорять Империю «Британия», готовился очень ответственно, особенно в плане собственного организма, поэтому довольно быстро набирал форму. Он уже мог совершать не только спокойные верховые прогулки, но и настоящие конные марши, хоть пока и не слишком продолжительные. Не слишком продолжительные, но от Рима до Анциума, приморской виллы Октавии-младшей, всего двадцать пять лиг — расстояние суточного перехода Римского легиона.
Идея открыть Октавии тайну Тиберия Августа Феликса, Гаю Меценату понравилась не слишком, но поручения Агриппы он исполнил быстро и прилежно.
— … ты должна повлиять на Антонию младшую.
Во время рассказа об очень странном происшествии, которое, впрочем, многое объясняло, Октавия внимательно наблюдала за Меценатом. Нет, не врёт, хоть и не всё рассказывает, хитрый поганец. Далеко не всё.
— Я хотела бы сама пообщаться со своим внуком, Гай.
— Кто бы сомневался. Поговоришь ещё, но действовать нужно срочно. У меня есть план, Октавия.
— Отлично, Гай Меценат. Ты представишь мне свой, как обычно, гениальный план, как только я пообщаюсь со своим внуком.
Октавия очаровательно улыбнулась старому приятелю, и закруглила разговор.
— На Антонию я и без твоих гениальных планов повлиять способна. Или ты думаешь иначе, дорогой Гай?
— Нет, дорогая. Не сомневаюсь в тебе. Я твой должник.
— Конечно, должник, и не ты один, ещё и Агриппа. И я ещё пока не решила, сколько вы мне должны. Ступай, Гай Меценат, организуй мне встречу с внуком в Колонии Агриппине. Ступай, я сказала, обсуждать больше нечего, сначала мне нужно подумать.
***
— Если ты не прекратишь истерики и немедленно не станешь Друзу образцовой женой, я САМА потребую вашего развода. У покорителя Германии не может быть сумасшедшей жены-истерички. И Агриппа меня в этом обязательно поддержит. Не смей реветь, когда я с тобой разговариваю!
Пощёчина. Обидно то как, Антонию душили слёзы, но разреветься она не смела. Что же произошло? Приходил Меценат. Старая сволочь, чего же он такого наплёл? Оценив реакцию дочери, Октавия продолжила уже чуть мягче.
— Вели собираться, дочь. мы с тобой вместе едем в Германию.
***
Вождь маркоманнов Вигитор слушал сына и размышлял об услышанном:
«Ромей Друз союза не хотел, это уже понятно, он планировал нас просто сожрать, как и всех остальных, но Маробод вынул у него из пасти этот кусок. Кусочек. Для них это небольшой кусочек, а для нас — это всё, что есть. Правы были жрецы, часть удачи мне досталась, но ромеи это что-то с чем-то… Они творят действительно невозможное, будто и не люди вовсе. Сын вон рассказывает, а в его горящих глазах легко читается неподдельное восхищение ими. Теперь он и сам ромей всей душой. Может оно и к лучшему. Племенным вождём маркоманнов он бы вряд ли стал, а вот Римским наместником-пропретором станет запросто. Хороший сын, Маробод, правильно воспитанный, рассказ свой давно закончил, но сидит молча, уважает отца».
— Я тобой доволен, сын. Я не знаю, что ждёт нас в будущем, но это будущее, благодаря тебе, у нас есть, в отличие от очень многих других. Отдыхай, Маробод, через пару дней отправимся к ромеям вместе.
***
Парфянский царь, Фраат Четвёртый, предавался размышлениям в ожидании римского посла.
События в Иудее очень сильно беспокоили и его. Начавшееся в Иерусалиме, под вполне благовидным знаменем — долой ромеев, восстание, теперь шло уже под другим лозунгом — режь всех, кто не иудейской веры. Беспорядки перекинулись на Ктесифон, Селевкию, Сузы и Хатру, а это были уже его города, его земли, исконно парфянские, там никаких ромеев отродясь не было. Ромеев не было, а проклятые иудеи были, и четыре города, в том числе парфянскую столицу Ктесифон, они своим мятежом осквернили — сожгли все храмы в четырёх городах, и вдосталь пограбили состоятельных горожан, отстоять удалось только царские дворцы и резиденции, которые защищали приличные гарнизоны.
Убытки царская казна понесла очень значительные, но Ромеям всё равно хуже. Они уже потеряли всю Иудею, с Иерусалимом, потеряли Александрию-Египетскую, с трудом удерживают Сирийскую границу, да ещё и в Египет вторглись с юга нубийцы, не упустившие шанса пограбить ослабшего соседа. Рим ослаб. Рим ввязался в большую войну с северными варварами и теперь почти все свои легионы держит там, а здесь, на Востоке, в Сирии и Египте, у них остались шесть только что сформированных легионов. Сформированных, большей частью, из бывших рабов, которым обещано гражданство за службу. Ничтожные силы — на всю Сирию всего пятнадцать тысяч, с очень сомнительной боеспособностью. Хороший момент для удара по Антиохии…
Ладно, выслушаем сначала ромейского посла. А вот и он. С драгоценным зеркалом!
Это действительно настоящая драгоценность, два зеркала царь Парфии купил раньше по полтора веса золота, а они тяжёлые, зеркала эти, стекло очень толстое, зато ровное, как поверхность неподвижной воды.
— Приветствую тебя, парфянский Царь, Фраат Четвёртый. Прокуратор Сирии, триумфатор Тиберий Клавдий Нерон, просит тебя об услуге…
Легат «Двадцать шестого Германского», Марк Корнелий Цек, сделал небольшую паузу и едва заметно скривился, будто ему неловко, Царь Парфии внимательно и с удовольствием за ним наблюдал, подмечая малейшие детали. Видать, совсем плохи у них дела…
— …он просит тебя найти и отправить в Антиохию учителей — индских, синдских, циньских, ханьских и других языков востока. Но это должны быть хорошо образованные люди, в совершенстве владеющие письменностью и культурой своего народа.
Цек с трудом заставил себя договорить эту идиотскую просьбу. Он и в самом деле был внутренне взбешён, что такое ценное зеркало отдают этой бородатой обезьяне за такую ничтожную мелочь. Лично он бы за него затребовал тысяч десять катафрактариев, младшую дочь царя, а учёных-дармоедов уже в придачу, но здесь и сейчас он говорил не от своего имени.
Марк Корнелий Цек не считал, что дела на Востоке у Рима плохи. Шесть новых легионов, одним из которых он сейчас командовал, хоть и сформированы на три четверти из бывших рабов-германцев, старым мало чем уступают. Плюс, формируются ещё одиннадцать легионов, четыре из которых кавалерийские, всего через год они будут вполне боеспособны, да и в Германии дела у Рима идут отлично, часть войск оттуда можно будет забрать уже этой осенью, поэтому задабривать парфян не было нужды — пусть только сунутся.
Римский легат в ярости смотрел на Парфянского царя и ждал ответа, но пауза затягивалась, Фраат Четвёртый был слишком удивлён.
— И всё?
Такой тупости варвара, легат Марк Корнелий Цек уже не выдержал. Он, представитель древнейшего патрицианского рода, прямой потомок основателей Вечного Города, не то что равным себе царя Парфии не считал, он даже человеком это говорящее животное не считал, между нами говоря.
— Всё, демоны тебя раздери, мохнорылая образина. Что мне передать прокуратору Сирии?
— Мы, несомненно, выполним его просьбу. Выполним со всем тщанием, легат.
Марк Корнелий Цек наградил царя Парфии ещё одним ненавидящим взглядом, молча кивнул, молча развернулся и молча вышел.
Что всё это означает? Что это за идиотская просьба? В чём тут подвох?
Ответов на эти вопросы пока не находилось. Странно, всё это очень странно… С вторжением в Сирию стоит повременить, пока не прояснится обстановка.
— Ликор, начинай готовить большое посольство в Рим. Большое и богатое, Ликор. Очень богатое.
***
Октавия с Антонией-младшей добрались до Могонтиака, новой столицы Германии, в месте слияния Рейна и Майна, в конце октября 747 года от основания Города.
Бабушка сразу взяла, получившего отпуск, внука под плотную опеку, чему тот и не думал противиться. Агриппа уехал в Рим, папа Друз с Варом проектировали мост через Рейн, наконец то их новые знания направились на мирные дела, в этих вопросах Счастливчик им был не советчик.
Октавия довольно долго не лезла в внуку с расспросами о самой главной тайне, Тиберий Август Феликс сопровождал бабушку на прогулках, составлял ей кампанию за трапезами, рассказывал о своей службе, о Германской кампании, читал «Илиаду» и «Одиссею», довольно приличные куски которых его вынудил выучить наизусть Меценат — «Хочешь быть неучем?» Хороша наука, сказки наизусть учить…
«Октавия нам очень нужна, и она это понимает. Специально нервирует, молодец бабуля, всё правильно, но меня ты этим не проймёшь, хитрая ведьма».
Так прошла неделя, у Счастливчика закончились рассказы и выученные сказки на греческом, и он пошёл по второму кругу.
— Хватит, Тиберий! Не делай из меня дуру.
Тиберий Август Феликс картинно-куртуазно поклонился. Ему самому уже надоело терять время, но слишком уж много от Октавии зависело, а ситуация для её вербовки аховая, все козыри сейчас на руках у бабули. Сами так раздали…
— Как скажешь, бабушка.
Октавия сверлила внука глазами, но взгляда тот не отводил.
«Издевается, подлец. Смотрит с иронией, как на глупую девчонку. Ну-ну».
— Правда ли мне рассказал Гай Меценат, что это ты убил Октавиана и Ливию, Тиберий?
Счастливчик улыбнулся как можно простодушней и лучезарнее и кивнул.
— Правда бабушка. Они были плохие.
Какими были покойные Августы, Октавия отлично знала и без Тиберия, у самой не раз руки чесались, да возможностей не имелось. На как на это отреагируют остальные, если всё станет известно? Очень плохо отреагируют. Действительно ТАЙНА. Октавия уже простила Агриппу за скрытность, в такое действительно никого нельзя посвящать, кроме самых близких и доверенных. Теперь эту тайну знают Марк Випсаний Агриппа, Гай Цильний Меценат, Публий Квинтилий Вар и она. Ни Тиберий-старший, ни Друз, ни, тем более, Агенобарб и Максим не посвящены, а ведь они входят в число самых близких людей Агриппы. И как родственники, и как сподвижники. Октавия такое доверие оценила. Тем более, что у неё не просили взамен ничего, только помочь своей-же собственной дочери
— За это убийство казнили моего сына. Почему ты решил открыться мне? Ведь это именно ты решил.
Опять лучезарная улыбка, очень юный очаровашка.
— Нам нужна твоя помощь, бабушка. С Антонией и не только. А дядюшку Юла казнили за попытку организации мятежа, если ты помнишь. Ещё одна Гражданская война никому не нужна, а он, дурак, никак не хотел угомониться. Августов бы ему простили. Да и не сын он тебе, а пасынок…
— С Антонией? Не считаешь её матерью?
— Да как тебе сказать. У меня ведь в той жизни дети были старше. Но я её очень люблю, правда-правда. И её, и Друза, и тебя.
— Ладно, поняла. Помогу. Чем смогу… А пока расскажи-ка мне, милый Тиберий, какие у вас там были женщины, да поподробнее, внучек, я никуда не тороплюсь.