Я умолк. С какой стати я должен играть на руку врагу?
Можно было догадаться. А что еще мог сейчас сотворить Фриссон, запертый в клетке на острове Тимеи? И о чем еще он, втюрившийся по уши, мог думать?
Я остался один. А мне не хотелось творить чудеса. А это говорило о том, что я в них верил, но ведь я же твердо решил в них не верить!
Ну, да. Эврика! А если слова будут не мои, а чьи-нибудь еще, значит, если чудо и произойдет, то сотворю его не я, ведь так? Даже если я чуть-чуть что-то и поменяю в стихах.
Вот так примерно я рассуждал - но логика не помогла мне развязать этот клубок противоречий. Ладно, не помогает логика - поможет Киплинг.
Жил-был дурак. Он молился всерьез
(Впрочем, как Вы и Я)
Тряпкам, костям и пучку волос
Все это пустою бабой звалось,
Но дурак ее звал Королевой Роз
(Впрочем, как Вы и Я)...
Что дурак растранжирил, всего и не счесть
(Впрочем, как Вы и Я):
Будущность, веру, деньги и честь,
Но леди вдвое могла бы счесть,
А дурак - на то он и дурак и есть
(Впрочем, как Вы и Я)...
В этот раз не стыд его спас, не стыд,
Не упреки, которые жгут,
Он просто узнал, что не знает она,
Что не знала она и что знать она
Ни черта не могла тут.
<Киплинг "Дурак">
Нимфа уставилась на меня. Видно, она не могла поверить собственным ушам.
- Это я-то? Безжалостная?
- Да тебе же плевать с высокой колокольни на тех мужчин, которыми ты пользуешься, - сказал я. - Все одинаково, и не важно, что тобой движет.
- Чтоб ты знал, они мне не безразличны! Я стараюсь доставлять им столько же удовольствия, сколько получаю сама!
- Ну да, только ты не думаешь о последствиях. Главное, я вот что понял: нужно стихотворение посильнее.
И побыстрее: нимфа опустила ресницы и подобралась ко мне поближе. За спиной я слышал стоны Фриссона. А нимфа запела - запела так, что все мои гормоны разом очнулись от спячки и помчались по крови, словно очумелые. Слов я не слышал, да они и не имели значения. Как это - не имели? Еще как имели!
Ты бессердечна - в том твоя беда.
Тебя любить - башкой о стену биться,
И ты сама не сможешь никогда
И ни в кого, несчастная, влюбиться.
Нимфа не спускала с меня глаз. Они, казалось, стали еще больше. А потом глаза ее наполнились слезами, слезы побежали струйками по ее щекам. Тимея отвернулась.
- Горе мне, - всхлипнула она, - как же я могла кого-то полюбить, я, которой ведомы только телесные услады!
Мне стало стыдно. У меня за спиной закричал Фриссон:
- Чародей Савл! Как можешь ты быть столь жесток к такой восхитительной женщине! Ты просто настоящий зверь! Дама, не плачьте! Не плачьте, ибо я успокою вас, утешу!
- Я не могла... - хныкала нимфа, - не могла смириться... потому что... есть один, которого я... Почему мне стало так больно... вот здесь... в груди?
Фриссон издал отчаянный вопль:
- Чародей! Ты убил мою мечту! Убил мою мечту побыть хоть несколько часов наедине с нимфой!
- Вот как? - Совершенно обескураженный, я перевел взгляд на поэта.
Нимфа же, заливаясь слезами, посмотрела на меня.
- О да, он прав, ибо я пылаю любовью к благородному монаху, что теперь живет в моем доме. Что ты наделал, чародей? Теперь я не могу больше и думать о том, чтобы соединиться с каким-нибудь другим мужчиной, кроме него, а он не соблазнится на мои чары! О! Откуда эта боль? - И нимфа прижала изящную ручку к своей чудесной груди.
- Это у нее сердце болит, - поставил диагноз Жильбер.
- Сердце? У нимфы? - в ужасе уставилась на него Тимея. - О нет, только не это!
А что? Смысл в этом был. Ясное дело - зачем духу плодородия, готовому совокупляться с кем и с чем угодно, привязанность к какому-то конкретному мужчине - для такого духа это настоящее несчастье и болезнь.
Я решил выразиться более четко:
Ты всласть порезвилась, Тимея, довольно!
Ты станешь покладистым, кротким созданьем.