- Ах так? Ты сказал, что будет так, как ты поступишь? - прошипела задетая за живое нимфа и вдруг из источника вожделения превратилась в самую обычную красивую женщину. - Я ничего не могу с тобой поделать, пока ты упрямишься. С тобой с ума можно сойти, Игнатий!
- Сожалею, что приношу тебе боль, - прошептал монах и опустил глаза.
- Не больно-то ты сожалеешь, - буркнула нимфа, и вновь в ее взгляде я увидел оскорбленные чувства. И тут я все понял.
- А, да он тебя интригует, верно? Единственный мужчина, устоявший перед твоими заигрываниями?
- Глупец! - простонал Фриссон.
- Нет, были и другие, - ответила Тимея, и казалось, слова ее сгорают и пеплом осыпаются с губ. - Был один мужчина, у него еще так странно горели глаза... он напал на меня и колотил, пока я не вырвалась и не убежала. Я его нашла среди обломков корабля, который притянула к острову, вызвав на море шторм. Был еще один монах, послушник в белой рясе, - этот обзывал меня дьяволицей, суккубом и все пытался истребить меня длинными злобными стихами. Пока он тут жил, остров опустел и почти превратился в пустыню.
Хотел было я спросить, сколько времени это продолжалось и какой смертью умер тот монах, но передумал.
А брат Игнатий качал головой и бормотал:
- Я бы такого никогда не сделал, нет! Нет, она добрая женщина, она чудесная женщина, и я должен признаться в том, что обожаю ее.
- Но все же не настолько, чтобы предаться похоти, - резюмировала нимфа, сардонически усмехнувшись. - Что за новое чувство ты взрастил во мне, монах? Прежде я никогда не смеялась над своими неудачами.
- Обидно, да? - спросил я.
- Он терзает меня безмерно, - согласилась нимфа. - Но не так, не так, как мне хотелось бы. Поэтому я не отпущу его и буду держать здесь, покуда он не отдастся своим чувствам. Тогда он по-настоящему полюбит меня и позабудет и о клятве, и даже о своей вере.
- Поскольку одно следует из другого, - пробормотал я себе поднос... - А ты никак не можешь пережить, что тобой пренебрегают, да? Не можешь хоть немножко воздержаться и не грешить?
Тимея пожала плечами. Остальные части ее тела также пришли в движение, и, надо сказать, вышло это весьма гармонично.
- Ну... если бы тогда... когда он только-только тут появился... тогда еще может быть, а теперь - теперь задета моя гордость. Мне нужно, чтобы он был мой, мой до конца.
- Я готов! Я твой до конца! - воскликнул Фриссон, сверкая глазами.
Тимея только взмахнула ресницами да лениво усмехнулась.
- Премного благодарна, песнопевец... Однако гордость мою оскорбил не ты, а он. О нет, я должна стать для него важнее всего в жизни, иначе я буду чувствовать, что ни гроша не стою как женщина.
- Стоишь! Ты очень даже стоишь! Ты мила и добра! - Брат Игнатий чуть было не взял нимфу за руку, но вовремя передумал. - "Милая", - передразнила нимфа. - Это все ерунда. Да и доброта, как ты ее понимаешь, - это не по мне.
- А он тебе, что называется, под кожу забрался с самого начала, верно? спросил я у нимфы.
- Да, но только иносказательно, в этом вся и жалость. О, поначалу он для меня ничего особенного не значил - всего лишь очередная жертва кораблекрушения... И совсем он меня не интересовал. Я забавлялась со всей командой во главе с капитаном. Но когда они мне надоели и я их отпустила, лишив возможности впредь портить девственниц...
- Ты лишила их желания? - воскликнул я. Нимфа цинично улыбнулась.
- Знай, презренный мужчина, что, когда мечты исполняются, они умирают.
А я гадал, что же такое она сделала с теми несчастными моряками. То ли они настолько пресытились любовными утехами, что больше им уже и захотеться ничего не могло? То ли настоящие женщины слишком много теряли в сравнении с ней?
- Они надоели тебе - так ты сказала? И что ты с ними сделала?
- Да ничего. Отправила вещички собирать, - небрежно ответила Тимея. Волшебством починила их корабль. Мой остров восполнил их запасы провизии. А я пожелала им попутного ветра и прогнала их корабль от острова. Они уплыли, полные целомудрия и нежелания насиловать женщин.
Конечно, они бы запросто могли организовать насильническую кампанию ради того, чтобы доказать самим себе, что они еще мужики, но не думаю, чтобы Тимею это волновало. Вообще-то я сильно сомневался, что ее волновало что-либо, кроме ее самой.
- А потом ты обнаружила, что брат Игнатий тебя не хочет.
- Да, - сердито кивнула нимфа. - Его я никак не могла соблазнить и именно поэтому стала обожать. Он меня поразил. И когда я распрощалась с его товарищами, я его оставила здесь, чтобы развлекаться. Но никакого развлечения не вышло - одно только расстройство.
- Боюсь, так все и останется, - вздохнул брат Игнатий. - Мои соболезнования, красавица.
- Но ты приняла вызов, - догадался я.
- Верно, - кивнула Тимея. - И он тоже наверняка принял мой вызов, хотя и помалкивает.
Я все понял. Она беззаветно верила в свои женские чары. Но у этой веры были свои пределы. И как раз там, где вера нимфы в себя кончалась, начиналась полнейшая неуверенность, настоящий мыльный пузырь. Брат Игнатий проколол этот мыльный пузырь своим отказом от прелестей нимфы и превратился в вопиющий вызов ее самолюбию. И теперь для того, чтобы снова уверовать в себя, уверовать в то, что она неотразимая, роковая женщина, оставалось только одно - соблазнить монаха. А он никак не соблазнялся, вот и выходило, что Тимея день за днем все больше разочаровывалась сама в себе.
Однако к чести брата Игнатия надо было заметить: он разработал потрясающую технику отказов. Всякая женщина на месте нимфы уже давно почувствовала бы себя польщенной и отказалась бы от своих притязаний, при этом не обидевшись.
Но Тимея была нимфой, и к тому же она была реальна. Я печально покачал головой.
- Жаль тебя огорчать, но, видимо, ты обречена на разочарование.
- Ни за что не сдамся до тех пор, пока не сдастся он! - упрямо заявила нимфа.
- Твое упорство похвально, - сказал я. - Но тебе недостает здравого смысла (это я так надеялся). В любом случае, боюсь, я не позволю ни тебе, ни ему доказать, кто из вас победит. Мне нужна помощь брата Игнатия.
- А я не позволю тебе разлучить меня с моей единственной любовью! вскричала нимфа.
- Придется, - вздохнул я. - Потому что я чародей - не забыла?
Нимфа прищурилась, вскочила, запрокинула голову, раскинула руки так, словно хотела обнять весь небосклон. Зрелище получилось захватывающее, однако я был к чему-то в таком роде готов, поэтому стихи у меня как бы сами сорвались с губ:
Обманутым это понравится,
Их тем утешаю я:
Безжалостною Красавицей
Повелеваю я!
Тимея застыла, потом медленно опустила руки и потупилась. Она смотрела на меня с нескрываемой ненавистью и отвращением.
- Приказывай, - сказала она голосом, в котором притаились слезы. - Я должна тебе повиноваться.
- Приказываю тебе отпустить этого монаха.
- Что ж, повинуюсь, - с жуткой неохотой проговорила нимфа и повернулась к брату Игнатию. - Мной повелевают, - сказала она. - Поэтому я не повелеваю тобой. Ты свободен и можешь уходить.