- Да, это называется именно так, потому что ты бы ничего не достиг, сказал я. - Ты перестал бы существовать как личность и превратился бы в одну из игрушек Тимеи. Забудь об этом, Фриссон. Я уже сказал тебе. Не ты первый, не ты последний. - Я обернулся к брату Игнатию. - Понимаешь, с одной стороны, мне бы не хотелось, чтобы он забывал о случившемся, а с другой стороны, нельзя, чтобы он отвлекался от дела - дел у нас впереди ой как много. Ты изучал магию, можешь что-нибудь подсказать?
- Я не только изучал магию, - негромко, отозвался монах. - Я пытался постичь Бога, Веру и душу. - Он повернулся, протянул руку и коснулся виска Фриссона. То есть еле-еле коснулся, кончиком пальца, а Фриссон вдруг как бы окаменел. Монах что-то нараспев произнес по-латыни.
Фриссон обмяк, однако в глазах его появилось странное выражение - какое бывает у цепного пса.
Брат Игнатий убрал руку и вздохнул.
- Говорил же я: нет у меня таланта.
- Намекаешь? - усмехнулся я. - Ладно, попробую.
Мог бы тот дурень и дальше страдать
(Вам доводилось таких встречать?)
Покуда его не выгнали вон
(Дамочки так поступают с древних времен).
От него бы кожа да кости остались...
(Признайтесь, а с вами так не случалось?)
Только тут дама была ни при чем,
На счастье, вмешался друг,
И вовремя за руку взял дурака,
И вырвал из дамских рук.
А не то бы злодейка в жертву впилась
И выпила соки до дна.
Счастлив тот, кого вовремя оторвут
От женщины и вина!
Фриссон снова вытянулся, словно мачта, а потом обмяк, будто проколотый воздушный шарик. Мы, затаив дыхание, ждали. Поэт медленно сел. Глаза его были широко открыты.
- Это произошло! Я излечился! - прошептал он и, робко улыбнувшись, посмотрел на меня. - Я никогда не смогу отблагодарить тебя сполна, господин Савл.
Вид у него, правда, остался печальный.
- Какие счеты между друзьями, - сказал я. - Кроме того, ты мне нужен, чтобы воевать на стороне ангелов. Брат Игнатий воззрился на меня с одобрительным удивлением.
- А я думал, что ты проповедуешь существование вне Добра и Зла, чародей Савл.
- Нет, не вне, - поправил я монаха. - Я говорил всего лишь о том, что не намерен служить ни тому, ни другому.
Монах грустно улыбнулся.
- Одного без другого не бывает, чародей - Бывает, - негромко отозвался я. - Есть нейтральное поле, и я стою на нем. - Последние слова эхом прозвучали в моих ушах. Я остолбенел, но упрямо продолжал: - Но это не означает, что я бесстрастен. Мне не все равно, когда я вижу людские страдания, и, если я могу оказать помощь, я это делаю. Просто я не фанатик, вот и все.
- Нельзя балансировать между Богом и Сатаной, чародей, - спокойно проговорил брат Игнатий.
По спине у меня побежали мурашки, но я небрежно пожал плечами.
- Здесь, вероятно, нельзя. Однако можно удерживать в поле зрения все, что тут происходит, смотреть на все несколько отстранение и не позволять себе цепляться за букву закона так, чтобы это мешало твоему духу.
Глаза монаха раскрылись шире.
- Я думал, ты не питаешь склонности к добру, чародей Савл, между тем ты цитируешь слова Спасителя нашего.
- Ты хорошо знаешь Библию, да? Я тоже, хотя и не сказать, чтобы по своей воле. Я получил хорошее религиозное воспитание - хорошее, с точки зрения моих родителей.
- Но что же в этом плохого?
- А то, что я успел наглядеться на уйму фанатиков, на множество людей, которых хлебом не корми, а дай публично поунижать ребенка и постращать его тем, что он всенепременно угодит в Ад.
- Это грубейшая ошибка, - пробормотал монах, не спуская с меня широко раскрытых глаз. Я печально улыбнулся.
- Хорошо, если бы таких священнослужителей, как ты, было бы побольше.
Он отвернулся, лицо его помрачнело.
- Навряд ли. В конгрегации от меня не было бы проку, господин чародей. На самом деле я уверен, что стоит мне только взойти на кафедру, как язык у меня к небу прилипнет и я ни слова не смогу произнести со страху.
Мне стало его ужасно жалко.
- Да что ты. Все будет хорошо! Все мы побаиваемся выходить на публику. Ну а если тебя и взаправду воротит от этого, ну, значит, нет у тебя таланта проповедника. Ты ведь сам знаешь, в чем ты силен, верно?
- Знаю, - кивнул Игнатий и отвернулся. - Я обладаю бесполезным даром толкования Святого Писания, чародей, и потому умею разъяснять, каким образом слова Христа, произнесенные им тысячу лет назад и даже больше, могут управлять нашим поведением даже теперь. Хотя, может быть, мой дар и не так уж бесполезен, поскольку другие священники, бывало, подслушивали меня, а потом пересказывали мои слова своим прихожанам.
- Так ты богослов! - выпалил я.
- Почел бы за великую честь так называться, - вымолвил Игнатий. - Но не смею.
- Как это не смеешь? - возмутился я. - Ты не имеешь права лишать тех, кому это нужно, возможности вкушать плоды твоих трудов! Значит, ты специализируешься в том, что толкуешь Писание для повседневной жизни?
- Да. И особенно я умею толковать о том, как другим людям применить данные Господом таланты, поскольку сам я почти начисто лишен таковых.
- Так вот почему ты стал изучать магию, - понимающе проговорил я, и у меня появилась догадка. - Распространились ли твои изыскания на то, чтобы объяснить принцип действия магии?
- Да, хотя, по сути, это проще простого.