- Ну а ты как сюда угодил, Поль? Я усмехнулся:
- Сначала ты.
Мэт усмехнулся мне в ответ.
- Это все оттого, что я перезанимался. Я только и делал, что думал о том пергаменте, и то, что в нем написано, стало обретать смысл. Оторвался от него - и оказался здесь...
- То же самое, - кивнул я. - А я так волновался за тебя и никак не мог найти никаких следов, и... Мэт покраснел.
- Прости, дружище.
- Да нет, чего там - теперь-то все нормально. В общем, я уж и не знал, что делать, вот и принялся расшифровывать тот новый обрывок пергамента, что появился...
- Новый пергамент? - Мэт вздрогнул, выпрямился и сдвинул брови. - Какой новый пергамент?
- Ну, ты же знаешь, тот самый, где было написано:
"Эй, Поль, напиши мне весточку!"
- Ах, этот! - воскликнул Мэт и просиял. - Эту фразу я написал как-то ночью, когда вдруг затосковал по дому. Наутро хотел было выбросить в корзину для бумаг, а пергамент пропал. Как же он попал к тебе?
- Понятия не имею, - медленно проговорил я, - но могу догадаться. У тебя в квартире развелось огромное количество пауков. Один из них цапнул меня за руку, когда я переводил пергамент. Я потерял сознание, а очнулся здесь.
- Король-Паук! - воскликнул Мэт. - А я-то думал, что он всего лишь легенда!
- О, он самый настоящий и живет в сети, сплетенной из разных измерений. Думаю, ему хотелось исправить положение дел здесь, в Аллюстрии, вот он и... Я не договорил, потому что заметил, что взгляд у Мэта стал рассеянным, блуждающим. - В чем дело?
- Архиепископ... - пробормотал Мэт. - Его укусил паук, и он захворал. Мне нужно было вылечить его, и, когда я с ним возился, он схватил меня за рукав и требовательно спросил, встречался ли мне когда-нибудь человек - по-настоящему цельная натура.
Я в ужасе уставился на друга.
- Ты, конечно, не назвал ему моего имени!
- Назвал, - неловко кивнул Мэт. - Самое интересное, что, когда он оправился, он ничегошеньки не помнил - и неудивительно, если учесть, какой у него был жар.
- Но я не святой! Я - не хороший мальчик!
- Нет, - медленно кивнул Мэт. - Но у тебя потрясающее ощущение себя самого как личности. Ты никому не позволяешь надавить на себя. Из-за этого ты порой такой... колючий.
Анжелика испуганно отодвинулась от меня.
- Это неправда, - заверил я ее. - Он всегда был слишком высокого мнения обо мне.
- Нет, - сказала Анжелика. - Это не так. Я обернулся и посмотрел ей в глаза.
- Но почему же я тогда полюбил тебя?
- Не знаю, - ответила она, не спуская с меня глаз, и в этот миг мне показалось, что, кроме ее глаз, на свете больше ничего не существует.
- Не знаю, - повторила Анжелика, - но я рада этому.
И она отвела глаза и посмотрела на Мэта.
- А вы могли бы это объяснить, лорд Маг?
- Только логически, - отвечал Мэт. - А у логики есть ограничения. Но если он старается быть верным себе и тем не менее полюбил вас, значит, что-то в вас есть такое, что способно стать его составной частью. И вероятно, не одной.
- Предатель! - пошутил я. Но Анжелика явно была довольна. Она прижалась ко мне, и я не мог ни на кого сердиться. Мэт все понял и только улыбнулся.
- Не ругай меня, Поль. Это не моя вина в том, что у тебя инстинктивное ощущение психического равновесия, какое-то звериное чутье, помогающее сохранять гармонию между различными составляющими твоей личности.
- Ага, - согласился я. - Ты всегда твердил, что из-за этого меня так и влечет к дзен-буддизму. И я сам говорил тебе, что дзен и даосизм давали мне это самое чувство равновесия, как ничто другое на свете. Мэт пожал плечами.
- Причина, следствие либо позитивный усиливающий цикл - какая разница?.. Главное, что это качество у тебя есть, и, когда ему что-то угрожает, ты уничтожаешь любую угрозу. - Он кивнул Анжелике. - Будьте осторожны, мадемуазель. Порой он бывает груб. Но быстро остывает.
- Благодарю вас, - проговорила Анжелика, совершенно не утратив спокойствия. - Я буду иметь это в виду.
А я подумал, что мне было бы легче, если бы она разнервничалась.
- Итак, у тебя есть инстинкт, позволяющий тебе ходить по туго натянутому этическому канату, - подытожил Мэт.
- Угу, - буркнул я сердито. - И я здорово огорчаю этим моего ангела-хранителя. Он, бедняга, все пытается перетащить меня на сторону ангелов, и, как только ему это удавалось, я тут же вырывался на волю и грешил.
- Ну, грешил-то ты по его меркам, - поправил меня Мэт. - Не думаю, чтобы ты мог сотворить что-то на самом деле дурное.
Я метнул на него огненный взгляд.
- Повторяю: я не святой!
- Да-да, и настанет день, когда ты в этом убедишься окончательно. Все, все, больше ни слова! - Мэт поднял руку, защищаясь. - Давай скажем так: ты потрясающе воспитанный, честный и заботливый человек.
Я уже готов был обидеться не на шутку, но в это мгновение к нам притопал Унылик. Он улыбался от уха до уха.
- А мы победить, угу? Мэт вскочил и попятился.
- Нет-нет, он тебя не тронет, заверил я друга. Это же Унылик.
- А по-моему, Страшилик!
- Да нет. Он мой приятель. - Неужели это я сказал? - У него есть какое-то тролльское имя, но я не могу его произнести.
- Нет у него никакого имени, - нервно буркнул Мэт. - Тролли жутко тупые.
- Нет, имя у него точно есть. Эльфы, когда заговаривали его не есть людей, употребляли его имя. А потом вышло так, что нимфа Тимея сняла с него это заклятие, но он не стал нас есть, потому что к тому времени мы для него уже стали друзьями, а не закусками. - Я обернулся к Унылику. - Вот что, дружище, я бы мог проводить тебя к тому мосту, где мы познакомились, и ты снова встретишься с твоими приятелями-троллями.
- Нет! Нет! - затряс головой Унылик, и в итоге получилось, что тряс он всей верхней частью тела. - Унылики больше не любить тролли! Может быть, только троллихи любить иногда, но это только чуточку, мало-мало. Унылики любить люди!