- Никого, - подтвердила она.
- Но это невозможно! - воскликнул Жильбер, а Фриссон, словно вторя ему, сказал:
- Ни одна ведьма, приставленная следить за дорогой, не покинет своего поста, пока жива, мадемуазель...
Мы умолкли и обменялись взглядами. Я облек наши сомнения в слова:
- Но если она мертва, то где ее тело?
- В доме все перевернуто, - проговорила Анжелика. Это уже кое-что.
- Пойду гляну, - заявил я и толкнул дверь. Дверь была заперта.
- Дай я, - предложил свои услуги Унылик, навалился плечом, поддел ручку... Дверь скрипнула, треснула, кожаные петли оборвались. Унылик довольно крякнул.
- А-а-а... Так. - Я взволнованно глянул на вырванную "с мясом" дверь и прокашлялся. - Здоров, а? Ну а теперь посмотрим...
И я вошел в домик.
Не сказать, чтобы внутри меня ждал образцовый порядок. Впечатление было такое, что кто-то примерно с месяц назад перестал тут заниматься домашним хозяйством. Запах гнилья наверняка исходил от немытой посуды на кухне. По крайней мере я решил, что именно кухня находится за занавеской. А на этой половине дома только и было, что очаг, огороженный камнями и сложенный прямо под дырой в крыше, да стол. А на столе - толстенная книга, чернильница и перо. Я подошел к столу, заглянул в чернильницу. На донышке плескалось немного чернил. На книге лежал едва заметный слой пыли. Видимо, последний раз книгой пользовались примерно неделю назад.
Я прищурился и посмотрел на занавеску, загораживающую дверной проем. Что-то внутри меня возмущалось и бунтовало, уговаривало выйти на улицу подобру-поздорову, но любопытство подначивало. Ну, что еще, кроме любопытства? Ничего тут больше и быть не могло.
Я отдернул занавеску. Вонь стала гораздо сильнее, я сморщил нос. Нечего себя обманывать - от испорченной еды так не несет. Такой запах сопутствует болезни, тяжелой болезни. Но Анжелика права: в доме никого не было, по крайней мере никто не лежал в постели. Постель, правда, была неприбрана, посуда горой навалена на столе. Здесь жила ведьма - сборщица пошлин, но куда же она подевалась?
Я вернулся к друзьям, непонимающе качая головой.
- Ты все верно сказала, Анжелика. Дома никого нет. Фриссон восторженно хлопнул в ладоши.
- Восхитительно! Так давайте пойдем дальше!
- Ага. - Я утвердительно качнул головой. - Давайте.
Мы прошли мимо пограничного домика, а я все думал... терпеть не могу нерешенных загадок. Но знать, что кто-то где-то лежит больной и некому о нем позаботиться, прямо-таки невыносимо. Правда, ведьму-пограничницу могли просто увезти на лечение, а замену еще не прислать. В общем, я отбросил сомнения и поспешил за Жильбером к лесу.
И вскоре услышал стон с другой стороны тропы.
Глава 10
Я не сразу разобрал, от чего стонали - от боли или от страха. Скорее всего - и от того, и от другого сразу. Так или иначе, я не мог пройти мимо и остановился. Жильбер и Фриссон застыли как вкопанные, пристально вглядываясь в тень под деревьями.
- Что там, господин Савл? - спросил Фриссон. - Что-то шевелится?
- Может быть, и ничего, - ответил я. - Судя по звуку, я бы сказал, что там кто-то настолько хилый, что способен только валяться без сил.
Услышав эти слова, Жильбер обернулся, нахмурился и сказал:
- Это не наше дело, господин Савл.
- Всякий, кому худо, - это мое дело, - выкрикнул я. - Люди - это тебе не острова какие-нибудь. А я-то думал, что ты христианин, Жильбер.
- Воистину христианин! - оскорбленно воскликнул сквайр.
- Тогда вспомни притчу о добром самаритянине.
- Тому самаритянину ничего не грозило, - боязливо вставил. Фриссон.
- Он мудро рассуждает, господин Савл. - Голос Анжелики прозвучал так, словно воздух стал разреженным. - Это может быть опасно.
- Не бойтесь. Такая мелочь нас надолго не задержит, - успокоил я своих спутников, шагнул в тень, раздвинул ветки концом посоха и чисто случайно выставил его так, словно собирался вступить в поединок. - Ну-ка поглядим, что тут такое.
Мы все шагнули вперед, и тут Анжелика крикнула:
- Опасность!
Я тоже почувствовал опасность - а может быть, всего-навсего запах болезни. "Ну, мой ангел-хранитель! Ты рядом?"
Еще шаг, и я вышел на опушку... У подножия отвесной скалы я увидел два самых отвратительных создания, каких только можно было себе представить... В ощерившихся пастях желтели клыки, на мордах, обтянутых красноватой кожицей, полыхали злобные глазки. На спинах топорщились крылья, похожие на крылья летучих мышей. Пальцы тварей заканчивались острыми когтями, ноги - острыми копытами. Я похолодел. От одного взгляда на них можно было обмереть. А еще этот мерзкий серный аромат, да и вся атмосфера зла, их окружающая...
А они причмокивали и дергали своими когтистыми пальцами - комок из грязных лохмотьев и живой плоти, жмущийся к скале. Я набрал в легкие побольше воздуха и напомнил себе: "Галлюцинация!"
И между прочим, зря я так глубоко вдохнул: я отчетливо уловил, как пахло от той несчастной, которую терзали демоны. Запашок определенно был тот самый, что в дальней комнатушке пограничного домика.
Увидев меня, несчастная в отчаянии протянула руку.
- Помоги! Добрый путник, помоги мне! Демоны раздраженно обернулись и, взвыв, бросились ко мне.
От страха я чуть было не окаменел, но натренированные рефлексы заставили меня отпрыгнуть в сторону и при этом нанести удар тому из гадов, что оказался ближе. Ударить я его ударил, но сам вскрикнул от боли - ох, и твердым же он оказался! И не только твердым, а еще и горячим - кончики пальцев сильно обожгло, а носок ботинка обуглился.
Демон зарычал и, глотая ртом воздух, развернулся. Но тут перед ним возник Жильбер. Воздев свой меч, словно крест, он заорал:
- Берегись! Ступай прочь, во имя Христа! Оба демона растерялись. А я с болезненной уверенностью сознавал, что единственная защита Жильбера - это его полная, доходящая до идиотизма душевная чистота и сила бесповоротной веры. Если бы что-либо подобное затеял я, демоны просто-напросто разорвали бы меня на куски.
Даже Унылик попятился, а Фриссон спрятался за него. Призрак Анжелики подплыл поближе к Фриссону, весь светясь от праведного гнева.
- Убирайтесь отсюда, во имя всего святого! Берегитесь и ступайте прочь!
Теперь отступили демоны - отступили, но не ушли. Я понимал, что они скоро очухаются. Ведь в конце концов они трудились над своей добычей.
И тут я вспомнил о больной.
Я подошел к куче лохмотьев. - Что с тобой?
Из лохмотьев высунулась скрюченная рука и немного отодвинула назад капюшон. Сверкнули красные глаза.
- О, больно мне! - Старуха прижала руку к животу. - Просто раздирает меня изнутри. Уж я столько заклинала-перезаклинала эту боль, а она сжирает меня, бедную! Ой, помираю я!