146545.fb2
Корчаку как "расово неполноценному человеку с женственным ненордическим складом мышления" (не признавал взаимоотношений на основе господствэ и подчинения вообще), "мягкотелому гуманисту" полагалось, по фашистской доктрине, трусить, заискивать, унижаться, жадно цепляться за жизнь, а он опроверг собственной смертью эту доктрину. И умер с достоинством, без красивых поз и опереточных представлений (вроде ночного венчания Гитлера). Как мужчина. Как настоящий мужчина, хотя ему было уже за шестьдесят, и мышцы у него не перекатывались ядрами под атласной кожей, и воля была вовсе не сверхчеловеческая, не железная, а основанная на порядочности и доброте к людям.
Идеал сильной личности, мужчины, который ни с кем и ни с чем не считается, конечно, не фашистами придуман. Почтение к пусть и не правой, но силе определенная часть человечества испытывала всегда. Фашисты довели этот "идеал" до предела, обнажив тем самым его полную нелепость, абсурдность, пародийность. При этом человечество имело еще одну возможность убедиться, насколько бывает не до смеха, когда люди с подобными идеалами дорываются до власти.
Прошло не очень много времени, и гитлеровский идеал "сверхчеловека" заменился схожим идеалом "супермена". В подтверждение можно сослаться хотя бы на тот известный факт, что фильмы про секретного агента английской "Интеллидженс сервис" 007 Джейглса Бонда побили все рекорды посещаемости зрителями.
Кто же такой этот Бонд и чем он покорил сердца обывателей доброй половины мира?
Как отмечали критики, ум и проницательность не его оружие. Бонд не рассуждает, ке расследует, он борется.
Смело, решительно, без колебаний и интеллигентского рефлексирования. В основном с "красной опасностью", "интригами советской и прочих восточных разведок".
А в перерывах между кровавыми схватками (Бонд владеет всеми видами холодного и огнестрельного оружия, всеми видами джиу-джитсу, каратэ, бокса и т. д.) он ведет роскошную светскую жизнь - одевается с иголочки, увлекается спортом, наведывается в бары, казино, на пляжи, горные и морские курорты, живет в лучших отелях, ездит на лучших машинах и крутит без конца романы с самыми белокурыми, самыми длинноногими женщинами. И поскольку он нагл и решителен, поскольку у пего волевой подбородок, стальные мускулы и белозубая улыбка, поскольку "он знает столько же приемов любви, сколько джиу-джитсу", то женщины падают в его объятия без секундного колебания. "Бонд принадлежит к тому сорту мужчин, о котором втайне мечтает каждая девица, и он ведет жизнь, которую хотел бы вести каждый мужчина, если бы смел", - утверждает автор романов, по которым снимались фильмы о Бонде, Иэн Флеминг.
А теперь напомним про одну особенность властителя умов современного буржуазного обывателя, о которой Флеминг торжественно извещает своих читателей в романе "Голдфингер", и которая определяет в общемто все поведение супермена: "Убивать людей было частью его профессии. Ему никогда это не нравилось, но когда надо было, он убивал как можно лучше и выкидывал это из головы. Как секретный агент, носящий номер с двумя нолями - разрешение убивать на секретной службе, - он знал, что его долг быть хладнокровным в виду смерти, как хирург. Если это случалось - это случалось. Сожалеть было бы непрофессионально".
Бонд - холодный профессиональный убийца, лишенный малейших угрызений совести. Но ведь убивает он во имя защиты "демократии". Той, которая позволяет убивать без суда и следствия всякого, кого агент ее величества королевы Великобритании сочтет нужным убить. В остальном же Бонд шикарный мужчина!
Впрочем, может быть, не в остальном, а поэтому?
И когда в обществе используются все ультрасовременные средства искусства и рекламы для обольщения женских сердец таким "идеалом", то приходится ли удивляться, что слабый начинает вызывать только презрение и насмешки; что конкурсы на звание "Рубакипарня", в которых можно под свист и улюлюканье любителей "истинно мужских" забав пинать противника, бодать, душить, разрывать ему рот, бить головой об пол, обретают огромную популярность; что каждый кирпич гаража, в котором четверо убийц, подосланных кровавым гангстером Аль Капоне, расстреляли из автоматов семерых бандитов из шайки Джорджа Морана, продается как святыня по тысяче долларов, что... Впрочем, всего не перечислить! Да и зачем?
Нам важнее другое - посмотреть, не проникает ли к нам этот буржуазный до мозга костей идеал супермена в качестве работающей модели "настоящего мужчины"?
Конечно, проникает. Пусть в смягченном, преобразованном виде, но все-таки... Проявляется это весьма многообразно. И в ахах по поводу западных фильмов, где герои состряпаны по суперменским рецептам. И в попытках создать своих героев, которые не уступили бы в боевитости ни Тарзану, ни Джеймсу Бонду. Както в одной из газет меня поразил снимок скульптуры, изображавшей солдата-десантника. Художник не поскупился на экспрессию: широченные плечи, высокомерно задранная маленькая голова в берете, "волевая" выставленная вперед челюсть, мощные надбровные дуги, вызывающие в памяти скульптурные портреты древних предков человека, воссозданные покойным Герасимовым... А в другой газете про регби: "Регби игра десантников. Ведь в этой прекрасной мужской игре воспитываются такие качества, как мужество, смелость, решительность, дружба, коллективизм..." И опять воспоминания: давно ли мы же клеймили регби как олицетворение буржуазного спорта, как игру, воспитывающую жестокость, грубость, недружелюбие, индивидуализм и т. д.?
Я не собираюсь бросать тень на армейскую школу воспитания в принципе. Более того, считаю, что каждый мужчина должен пройти эту школу. Есть, видимо, в ней что-то, не испробовав чего, мужчина не может себя ощущать таковым на сто процентов.
Сам я на действительную службу по стечению обстоятельств ушел достаточно взрослым человеком - после окончания института. Пришлось и "в струнку"
тянуться перед сержантом, и полы в казарме драить, и НП полного профиля в мерзлом грунте долбить, и в противогазе кроссы бегать. Ни разу и во время службы, и после нее я не счел это время потерянным, ни разу не пожалел, что довелось поесть солдатской каши.
И что интересно: из пятидесяти лет прожитой жизни на армию ушло неполных три года. Всего-то. А сны на армейские темы вижу до сих пор. В то время как некоторые другие периоды жизни, куда более долгие и насыщенные приятными событиями, не снятся совершенно.
Видимо, даже в мирные времена сохраняется в нашей мужской крови что-то от бесконечного ряда поколений наших предков-воинов! Да и надо уметь в конце концов в случае действительной необходимости дать отпор врагу в любом его обличье - от фашиста, мечтающего истребить все чужие расы и нации, до уличного хулигана, распоясавшегося от сознания безнаказанности (по причине чрезмерной феминизации современного "сильного пола").
Но, отмежевываясь решительно от евангельского пацифизма, еще более настойчиво хочется подчеркнуть неприятие другой крайности - солдафонства. Для нас военное воспитание молодежи - понятие очень широкое, многогранное, связанное в первую очередь с идейно-нравственной направленностью личности. Наш десантник должен хорошо владеть всем, что входит в понятие "солдатская выучка". Но не стоит ему свою челюсть демонстративно выпячивать. Не наш это стиль!
Издавна во взглядах на армию, военное воспитание и "идеального солдата" борются два направления: реакционное и революционное. Революционеры делают ставку на боевой дух, светлые идеалы, сознательность бойца. Реакционеры на муштру, слепое послушание и чисто техническую выучку. Реакционерам ничего другого не остается - их захватнические и антинародные устремления на самопожертвование воодушевить не могут. В итоге голые, босые, почти безоружные революционные и национально-освободительные войска громили в пух и прах вымуштрованные, прекрасно вооруженные и зачастую более многочисленные полчища интервентов. Ну, а сочетание высоких идеалов с хорошей выучкой, организацией и современным вооружением делает армию непобедимой.
Вот почему для нас военное воспитание начинается с нравственного, идейного, даже эстетического. Вот почему мы вслед за Гайдаром можем утверждать, что и "Жаворонок", и "Горные вершины" - это вполне "солдатские" песни. И вполне мужские.
В пропаганде мирного спорта мы тоже иной раз, не замечая того, начинаем на Бонда вроде бы равнение держать.
Вот как тренер одного очень хорошего нашего гимнаста о нем в печати рассказывает: "Учили двойное сальто. Один раз он приземлился неудачно, ударил коленкой по челюсти. Выплюнул зуб и, не успел я глазом моргнуть, опять разбежался и отлично выкрутил двойное..." И тут же эпиграф из интимного дневника этого спортсмена: "В досаде я зубы сжимаю порой, ведь жизнь - это битва, а ты в ней герой".
И все в такой вот псевдогероической интонации...
Жизнь не только битва, а когда она битва, то люди делятся не на тех, кто умеет зубы сжимать, и тех, у кого это не получается. Тут вся соль в другом - за что, во имя чего они борются. И к спорту это относится в полной пере.
Еще раз оговорюсь: к спортсмену, о котором так красочно живописал его тренер, это, на мой взгляд, в общем-то нэ относится, но... Когда мы начинаем с таким смаком воспевать выбитые зубы и поломанные ребpa, то как бы наши воспитанники не перенесли этот смак, оту легкость со своих зубов и ребер на чужие!
"Жизнь - это битва"... Именно под этим флагом инженер В. Серов затеял в печати целую дискуссию на тему "Кого мы растим?", рассказав о девушке с химкомбината, которая покончила самоубийством из-за несчастливой любви Инженер обвинил девушку в глупости, слабости, а общество - в воспитании из молодежи людей, не подготовленных к жизни, слабаков, хлюпиков. А мы, проводит свою мысль инженер, должны "везде и во всем прямо и честно настраивать молодежь на одно: у вас впереди борьба". Он считает, что прежде всего надо детей воспитывать мужественными, боевитыми, а уж остальные качества "потом". Призыв был услышан. Один читатель написал в отклике: "В. Серов прав: у нас впереди борьба - борьба за место в жизни".
Другая читательница пошла еще дальше: "Не лучше ли обществу решить проблему слабых по-спартански, то есть попросту избавиться от них?" Но выявились и несогласные. Среди них уже присутствовавший в этой книжке писатель Леонид Жуховицкий, несколько суждений которого по затронутому вопросу я и хочу с удовольствием процитировать: "Да, нам нужны люди сильные и стойкие. Но если человека не воспитывать человечным, он всю жизнь будет бороться только за себя. А таких "борцов" воспитывать не надо: их и без нас с вами хватает Еще человека надо воспитывать умным. Когда в борьбу включается дурак, выходит плохо, за что бы он ни боролся...
"Кого мы растим?" - спрашиваете вы. Когда успешно, когда с огрехами, но растим людей. Людей, умеющих и творить, и любить, и страдать, и сочувствовать, то есть жить всей полнотой жизни И конечно же способных бороться за творческое, справедливое и доброе устройство жизни против духовно нищего, но эгоистичною и нахрапистого "супермена".
Хорошо сказано! Но в ходе дискуссии медленно, но верно сквозь полемику о суперменах, так сказать, старого образца все отчетливее стало проглядывать лицо супермена иных социальных условий, иного стиля - лицо этого самого борца не за всеобщее переустройство мира в суперменском понимании, а за "место в жизни". Свое, локальное. Эта жизненная позиция взлелеяла тоже свой идеал. Тоже жизнестойкий, неистребимый (о чем грустно вздохнул Л. Жуховицкий) и достаточно распространенный. Во всяком случае, настолько, что о нем есть основания поговорить в особой главе. Итак...
МОЛОДЫЕ, ДА РАННИЕ
"Рассказ госпожи NN", хотя и написан Чеховым в молодости, привычной улыбки не вызывает. Это очень грустный рассказ. С Петром Сергеевичем героиня, от лица которой ведется повествование, подружилась летом у себя в имении. Они вдвоем ездили на станцию за письмами и угодили под дождь, ужасно веселый, чудесный дождь. Петр Сергеевич был оживлен, энергичен, много шутил и, светясь внутренним светом, признался в любви:
- Я знаю, вы не можете быть моей женой... Молчите, не отвечайте, не обращайте внимания, а только знайте, что вы мне дороги, и позвольте смотреть на вас...
Героиня позволяла. Ложась спать, она отворила настежь окно и, засыпая, все помнила, что она свободна, здорова, знатна, богата, любима... Любит ли она сама, Наталья Владимировна так и не смогла решить, но заснула счастливой.
А потом что было? А потом не было ничего. Зимой Петр Сергеевич изредка приезжал в город, много говорил про любовь, но выглядел при этом человеком в сюртуке с чужого плеча, из тех, кто слишком долго мешает ложечкой свой чай. И все он никак не мог забыть, что героиня знатна и богата, а он беден, не дворянин, сын дьякона... Поэтому он без конца натянуто улыбался и критиковал высший свет, угрюмо замолкая, когда кто-нибудь заходил в гостиную. Со временем Петр Сергеевич по протекции отца госпожи NN перевелся в город, постарел, осунулся, перестал объясняться в любви.
Службой он был недоволен, чем-то болен, в чем-то разочарован... Постарела и героиня, ей было жаль несостоявшейся любви, себя, его, приходящего время от времени посидеть у камина, поглядеть на огонь.
И однажды Наталья Владимировна не выдержала - разрыдалась. Она уже давно не думала про то, что знатна и богата, она громко всхлипывала, сжимая виски и бормоча:
- Боже мой, боже мой, погибла жизнь...
"А он сидел, молчал и не сказал мне: "Не плачьте".
Он понимал, что плакать нужно и что для этого наступило время. Я видела по его глазам, что ему жаль меня; и мне тоже было жаль его и досадно на этого робкого неудачника, который не сумел устроить ни моей жизни, ни своей".
Вспоминая те дореволюционные времена, мы привыкли обличать социальное неравенство, непреодолимые преграды, стоявшие на пути к счастью простого человека из народа... Было неравенство, были преграды, но случалось и это - вялость, неумение постоять за себя, свое счастье, неумение элементарно устроить жизнь. Свою и близких. И таким людям неравенство, преграды вроде бы даже нужны были, чтобы оправдать дряблость их воли.
Пробуя выявить доминанты мужского, а тем более "истинного мужского" характера, никак не обойти этой темы. Из советских писателей чаще других обращался к ней Сергей Залыгин, не склонный уважать мужчин, которые ссылками на всякого рода неблагоприятные обстоятельства норовят оправдать отсутствие характера, жизнестойкости и элементарной предприимчивости, скрыть свое неумение "устроить" свою жизнь и жизнь других, быть творцом и хозяином собственной судьбы.
В русской литературе одним из наиболее излюбленных типов положительного героя всегда был тип правдолюбца, человека "не от мира сего". Как правило, такой герой - неудачник, страдалец, человек неустроенный, не способный ни защитить, ни прокормить близких ему людей. Залыгин, по-моему, первым ввел в литературу тип мужика-правдолюбца, но не страдальца, не неумеху. И это позволяет писателю в его романе "Комиссия" не раз и не два выразить иронию по поводу тех, кто "трех слов не скажет, чтобы жизнь так ли, этак ли не помянуть, а жить не умеет".
"Очень просто: кто сам не умеет жить, - размышляет главный герой романа, хлебопашец, мастер на все руки, великий труженик Николай Устинов, - тот и рвется изо всех сил учить жизни всех людей".
Это отнюдь не случайный для Залыгина мотив. Даже в сложнейшее время, когда начинавшаяся гражданская война все в жизни перемешала и перепутала, герой романа "в дураках ходить" не хотел. Не привык он пускать события своей жизни на самотек и полагаться на авось. Никогда на других он ответственность не перекладывал. И сейчас не хочет. И можно быть уверенным: пока он есть на свете, жена его ни при каких обстоятельствах никем (и им самим тоже) унижена не будет, внуки его по миру не пойдут, корова Святка без сена на зиму не останется.
Веселый и безответственный зять Шурка просто непонятен Устинову. "Ты ведь какой веселый, ребятишек одного за другим на свет ладишь, а ладить им жизнь тебя нету! А я этак не умею - чтобы меня не было, когда я детям и внукам нужон! Раз я им нужон, значит, я есть, и вот он я! Я у них в крепостничестве нахожусь.
А когда так - неизбежно думаю: как будет? И через год, и через два, и далее - как?"
Очень симпатичен мне всем этим залыгинский герой. Но разве мне только! От готовности с достоинством отвечать за все происходящее вокруг, от его умения "ладить жизнь" веет такой мужской силой и надежностью, что к Устинову, как гвоздики к магниту, тянутся на селе и стар, и млад, и женщины, и мужчины.
Страстная любовь к нему Зинаиды Понкратовой тоже объясняется, думается, прежде всего тем, что истосковалась она, живя рядом с человеком "не от мира сего", по прочности, надежности, заботливости мужской.