Он стоял по колено в белесом тумане и уныло глядел на серые пики скал. Куда идти? В Осевом нет шлюзов-переходников, нет даже простеньких Д-статоров, Осевое это мир призраков и теней. И туман, обволакивающий ноги, вовсе не туман, а растворенные в здешних полях неприкаянные души. Их много, им нет числа, они проходят через свое чистилище. Но причем тут он? Он ведь чист!
В Осевом измерении нет направлений, нет дорог, здесь все туманно и призрачно. Оно и разделяет Старый Мир и Новый, но где эти границы, где черта, через которую надо переступить. Тяжко слепому без поводыря!
Иван прошел метров двести. Присел на замшелый валун. Раньше он приходил сюда, чтобы увидеть ее, Светлану. Теперь у него нет в Осевом близких и в душе его нет пятен, ему нечего бояться наваждений и преследований. Он сидел и думал.
До тех пор, пока из-за спины не послышался тихий голос:
- Она приходит каждый вечер. И душит меня, понимаешь, душит!
Голос принадлежал Арману-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовскому, рекомому в кругу друзей Крузей.
Иван не стал оборачиваться. Призраков нельзя притягивать, иначе потом не отвяжешься. Просто он убедился окончательно, Крузи среди живых нет. А приходит к нему по вечерам никто иная как Афродита, подлая и лживая любовница Хука Образины, которую он повесил на ее собственных простынях в Дублине.
- А вчера я обернулся, - продолжал Арман, -а это не она, это тот самый выползень, который высосал из меня кровь. Зачем он пришел? Что ему еще от меня нужно?! И так все отнял, жизнь...
Иван не удержался.
- Выползень пришел за твоей душой, - прошептал он, - но не бойся, он не отберет ее у тебя. Терпи, Крузя!
- Повернись!
- Нет, спасибо.
280
- Ты не хочешь повидать старого друга?
- Мой друг давно в сырой земле, а душа его на небесах.
- Ну, а я кто тогда?!
- Ты... - Иван задумался. - Ты сосуд, в который вливается... нет, не душа, а лишь ее тени, ее следы, оставленные повсюду.
- Спасибо, утешил!
- Ты не нуждаешься в утешении, - сказал Иван, прикрывая глаза ладонями, чтобы призрак исподволь, сбоку не влез в поле его зрения. - Ты не наделен душою, ты лишь мятущийся дух, а это разное, Крузя. Уходи!
- Нет! Я не уйду, ты сам привязал меня к себе, я не могу уйти.
Иван тяжело вздохнул - век живи, век учись, влип как мальчишка, первый раз попавший в Осевое. Теперь пойдет морока.
Он резко обернулся.
На валуне спиной к нему сидел покойный Артем Рогов. Он его сразу узнал по шраму на шее. Худой, жилистый, сутулый. Он обдурил Ивана, запросто обвел вокруг пальца - тоже еще Арман-Жофруа! Лучше было не смотреть.
- Ты зря убил меня, - бесстрастно изрек Артем.
- Я тебя не убивал. Ты сам сорвался в пропасть.
- Нет, это ты меня убил. А ведь я шел в Желтый шар, чтобы покончить с этой сволочью!
Иван снова обернулся, вгляделся в спину - нет, это не сутулость, это переломанный хребет, он так и не выправился... и дйра в затылке, запекшаяся кровь. Ошибся, он думал, что Артем выстрелил тогда себе в грудь, а он взял да продырявил собственную башку. Да так и остался в Осевом, только перешел из разряда живых в разряд неприкаянных.
- Ничего, Артем, - успокоил его как мог Иван, - я за тебя посчитался с ними... и тогда, и позже!
- Я не хотел работать на этих гадов!
- Да ладно, чего уж теперь. Я верю, многие влипли сдуру, Синклит умел опутывать, я это понял позже... да что толку! - Иван невесело рассмеялся. Ты меня прости, Артем.
- Если бы не подлец Голд Зовер, я давно бы поднял ребят. Его специально приставили ко мне, стукача поганого, суку подлую!
- Плюнь! И забудь!
281
Туман начинал клубиться, это было нехорошим знаком. Но назад не повернешь. Осевое измерение - Столбовая дорога Вселенной, обитель мучеников и страдальцев. Иван начинал различать в клубах отдельные лица, искаженные болью, раскрытые в крике рты, тянущиеся к серым небесам руки. Они почуяли присутствие живой плоти. Надо уходить.
Но Иван боялся спугнуть Артема Рогова. В тот самый "сосуд", что он притянул к себе запросто могла влиться иная субстанция. Нет, уж пусть лучше Артем.
- Зачем ты ушел из Старого Мира, ведь многие остались в нем?
Рогов повернул к Ивану лицо, изуродованное и шрамом от уха до уха, старым еще, заполученным на Замгамбе. пятой двойной планете системы Единорога, и свеженькой дырой, разнесшей полщеки.
- Там слишком хорошо, Ваня, для нас, грешных, нам там не место.
- А те, кто остался?
- Они просто дураки. На них там смотрят как на животных, как на пса, который с мороза забежал в теплый подъезд, которого просто жаль выставить обратно. Я не хочу так.
- Но ты знаешь туда дорогу?
- Конечно.
Оставалось попросить о главном. Но язык не поворачивался. Иван сидел сиднем и глядел, как густые и цепкие языки тумана лижут его сапоги. Он не спешил. Все так же как и всегда не хватало времени. Не хватило его, что бы толком побеседовать со своими друзьями-товарищами, переубедить их, не допустить бессмысленной бойни. Не хватило его на Алену, с которой не виделся целую вечность, и на родного, позаброшенного им самим сына, уж с ним-то он обязан был сродниться, свыкнуться - не чужая кровь. Не хватило даже на то, чтобы разобраться в подполе с трехглазыми уродами - осмыслить, понять... что понять?! что в мире не все поддается объяснениям?! это он и так знал. Раньше не было покоя, была суета и страшная неразбериха кругом. Сейчас покой пришел, и он разобрался с этими треклятыми уровнями и пространствами, но ведь вне него ничего не изменилось, неразберихи и хаоса не убавилось. И никогда не убавится. И прав был покойный батюшка, прав:
нечего соваться куда не след! человек должен жить в том
282
мире, где был рожден - попросту говоря, где родился, там и пригодился. А его, Ивана, все носило по чужим порогам... вот и постой у этого чужого, покланяйся, впустят или не впустят? А если бы не было никакого Артема, ежели б не та дикая битва в Осевом?!
- Я проведу тебя в Старый Мир, - сказал призрак. - Пошли!
- Пошли!
Иван встал. И почувствовал, как его ноги оторвались от каменистой почвы. Он поднимался вверх, он парил над молочным туманом, из которого тянулись к нему бледные и тонкие руки. Он и не подозревал раньше, что способен летать - просто так, без помощи всяких приспособлений, антигравов и прочего. Хотя от Осевого можно было ожидать чего угодно.