У Таратуты тоже была своя кличка, однако, если не врут информаторы, он, похоже, давно ее сменил. Но остался верен своей привычке - все его имена, начиная с имени отца Данилы, заканчивались на "а". Как и Заратустра.
- Не удивлюсь, если в следующий раз он назовется Малютой, - заметил однажды Царь Востока.
А Малютой, если кто не помнит, звали придворного палача Ивана Грозного.
Право же, не такого человека Соломон Ксанадеви хотел бы назвать своим учителем.
Но увы, получилось так, что сначала Царь Востока бросил в толпу лозунг: "Заратустра наш учитель!" - а уже потом Заратустра явился во плоти.
В те времена, когда Востоков встречался с Таратутой, он показался будущему царю маньяком, который способен думать только об убийстве в навязчивом стремлении истребить все живое.
Он наверняка понравился бы демониадам.
А Заратустра был умен и больше того - весьма разумен. А если и безумен, то в его безумии была своя система.
И если он подарил Царю Востока бесчисленное воинство маздаев, почему не предположить, что другое такое же воинство есть и у него самого.
Армия, которую он может послать в бой одним мановением руки и тремя словами:
- Так говорит Заратустра!
Армия с которой ему не составит труда заполучить трон Императора Запада.
И если его безумие подчиняется логике, то первым шагом на этом пути должно стать устранение Гарина.
А Царю Востока очень не хотелось бы, чтобы его друга убил такой человек.
- Гарин предупрежден и вооружен, - произнес Соломон Ксанадеви вслух. - Но он не слышит предупреждений и не видит очевидного. И стихия разрушения неизбежно поглотит его самого. А если так, то мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь ему прозреть.
54
Варяга утащили из его зеленоградской усадьбы прямо под носом у охраны. Может, охрана и оказала бы сопротивление, но ее командиры были в сговоре с крестоносцами - так что операция прошла без сучка и задоринки.
В минуту просветления Олег Киевич обнаружил себя запертым в темной камере и прикованным к стене цепью.
Охрана снаружи слышала, как он кидается на стены. Судя по выкрикам, его преследовали летучие мыши и вампиры во главе с самим Дракулой. Хотя последнее спорно. Буйствующий Варяг имен не называл.
Приглашенные для консультации понтифик Петр и инквизитор Торквемада не сошлись во мнениях по поводу происходящего.
Понтифик решил, что из пленника выходят бесы, и помещение надо окропить святой водой, но Торквемада авторитетно заявил, что против Дракулы святая вода не поможет.
- У Влада к ней иммунитет. Он еще при жизни каждый день пил святую воду литрами и добился невосприимчивости.
- Какой еще Влад?! - воскликнул в смятении император Лев, который испугался, что уже и Торквемада, исполняющий обязанности его правой руки, вслед за всеми остальными сошел с ума.
В ответ Торквемада поведал присутствующим леденящую кровь историю о славном борце за освобождение Румынии от турецкого ига Владе Тепеше, которого сограждане прозвали Дракулой за его доброту.
Однажды граф Тепеш посадил на кол в одном поле пятьсот нагих женщин - всех, кого нашел в захваченном накануне вражеском городе. И несколько дней все окрестные жители ходили на это поле дивиться на такую красоту.
Немудрено, что после смерти он стал вампиром.
Эта история очень понравилась понтифику Петропавлу - особенно в свете его личной борьбы против турок.
- А его нельзя привлечь на нашу сторону? - поинтересовался он.
- Кого, Дракулу, графа Тепеша? - удивились собеседники.
- Можно обоих, - изрек понтифик, и его пришлось держать, чтобы пресечь попытку немедленно ворваться в камеру для переговоров с вампирами.
В этот же день в проповеди папа уведомил белых воинов Армагеддона, что на их сторону перешли вернувшийся в лоно святой церкви граф Дракула и известный борец за свободу Влад Тепеш, из которого он, понтифик, лично изгнал всех бесов.
Понятно, что с такой подмогой крестоносцы просто не могли не победить.
Однако император Лев и инквизитор Торквемада настойчиво пытались привлечь на свою сторону еще и великого князя Олега Киевича по прозвищу Варяг. И с этой целью подвергали его самой страшной пытке - насильственному вытрезвлению.
А когда Варяг перестал, наконец, ловить летучих мышей и разбежавшихся бесов, ему пришлось долго объяснять, что слово "понтифик" не происходит от слова "понты", а также чего от него вообще хотят.
Хотели от него, собственно, подкреплений для крестового похода. Варяг хоть и запойный, но все-таки авторитет. Вор в законе, верховный босс мафии и великий князь всея Руси в одном лице. Так что ему вполне под силу мобилизовать немалое войско.
А взамен ему обещали не только оставить под его властью всю Русь, но и вернуть в его владение Истру от истока до устья.
Это была хорошая новость. Но к ней по традиции прилагалась и плохая.
Пить до окончания похода нельзя ни в коем случае.
Никому не нужен в крестоносном войске военачальник, одержимый бесами. Хватит и одного понтифика, который повадился рассказывать с амвона, как граф Дракула громил турок, за что его самого фанатики того и гляди объявят еретиком.
Когда Варяг согласился принять все условия, его сняли с цепи и вывели на свежий воздух.
Увидев вокруг себя Москву, хоть и сильно пообносившуюся с тех пор, как он ее покинул, Варяг понял: день сурка кончился. Он вырвался из города Зеро и вернулся в свой город - знакомый до слез, как сказал бы по этому поводу юродивый Стихотворец.
Он только никак не мог понять, почему это понтифик от слова "понты" величает его то графом, то Дракулой, а иногда и обоими словами вместе.
55
Новый город на берегу Ильменя - это оплот цивилизации. И тому, кто не готов принять данный тезис за аксиому, нечего делать в этом городе.
Новгород - это новая столица Экумены, и Белый Табор лишается этого статуса навсегда. Табориты могут возмущаться и протестовать, но их мнение больше не волнует граждан Нового города.
Основатели Новгорода признают за всеми людьми общепринятые гражданские права и свободы, включая свободу образа жизни и выбора места жительства. Но они не готовы совместить в своем городе одновременно то и другое.
Те, кто выбрал для жительства Новгород, обязаны придерживаться цивилизованного образа жизни.
Граждане Нового города должны носить цивилизованную одежду. Запасы ее в Москве и вокруг нее вполне достаточны, чтобы соблюдение этого правила не было слишком обременительным.
Не рекомендовано появляться в общественных местах без обуви или в одежде, которая не соответствует общепринятым нормам приличия, за которые принимаются нормы, существовавшие в обществе до Катастрофы.