— Не знаю. Сам чертовски удивлен, — пожал плечами Гарсия Кольеш. — Гратшофф работал у меня на плантациях, потом сотрудники итальянского посольства отправили его на самолете в Манаус. Что случилось с этим самолетом и с пассажирами — неизвестно. А вот этот русский, видите, живой. На самолете находился и мой единственный сын. Бедняга Жоан! Я не успел с ним помириться и теперь никак не могу простить себе нашей ссоры. Я был несправедлив к нему…
— Как, Жоан Кольеш — ваш сын? — удивился Сергей, случайно услышав слова полковника. — Да он же жив! Мы только двое спаслись. Он должен быть в Рио!
— Какое счастье! О, сеньор Гратшофф, я так виноват перед вами, а вы принесли мне счастливую весть!
Мармаре чувствовал, что за этими репликами скрывается что-то интересное, но что именно, понять не мог.
«Русский большевик в Сантарене, — шевелилось в его цыплячьем мозгу. — Он свалился с неба. Прикидывается тяжелораненым, хотя на нем нет и царапины.
Значит, он скрывается от полиции. Надо дать знать инспектору», — наконец додумался он и бросился к телефону.
— Стоп, малыш! — раздался позади голос Мануэля. — Не торопись. Телефон нужен мне самому…
Мануэль снял трубку, вызвал знакомого маклера и впервые в жизни стал почему-то интересоваться биржевыми курсами турецких лир, индейских рупий, японских иен, а потом акциями «Дженерал моторс», «Дьюпириал», «Ханна эксплорейшен» и других компаний. Выслушивая ответ, Мануэль старательно записывал цифры, укоризненно качая головой.
— Ай-яй! Что делается! Куда катимся? — сокрушался Мануэль, хотя до иностранной валюты и курса акций ему было такое же дело, как до того, чем изволила сегодня завтракать ее величество королева Нидерландов.
Заметив неприязненные взгляды окружающих, репортер бросился было к дверям, позабыв про интервью с Ромади, но дружная четверка была уже у дверей и затеяла ожесточенный спор, не слыша просьб Мармаре пропустить его. Когда, промешкав так с четверть часа, он наконец выскочил из дверей, ему на трапе встретилась вся футбольная команда.
Мармаре испуганно прижался к перилам, но футболисты не обратили на него внимания, возбужденно разговаривая о каком-то убийстве.
Мармаре поторопился в город. Всюду ему попадались взволнованные люди. От них Мармаре узнал, что в храме святого Себастьяна какой-то сумасшедший убил Марио Монтейра, метнув ему в спину наваху.
В храм Мармаре опоздал. На площади он столкнулся со своим сослуживцем, тоже репортером, Энрике. Увидев Мармаре, Энрике потряс блокнотом:
— Сенсация! Наш старик сейчас обалдел от радости. Шикарное убийство! Считай, Муано, бутылка рому за мной! Пока!
Проклиная свою невезучесть, Мармаре поплелся в редакцию. Он было заикнулся шефу насчет свалившегося с неба русского, как шеф набросился на него:
— Ты — шляпа, шалопай, шантрапа, придумай что-нибудь свое, а не долдонь, как попугай, то, что я разжевал и вложил тебе в рот. Учись у Энрико! — ткнул шеф в мокрый оттиск полосы, с которой кричал аршинный заголовок: «Убийца Монтейра предлагает горы золота и алмазов за четыре месяца свободы!» Это была сенсация.
Вечером, угощая Муано и других приятелей настоящим душистым ямайским ромом, Энрико в сотый раз рассказывал взахлеб подробности своей беседы с Фалькони, как вдруг в бар вошел инспектор Маттиас и направился к стойке.
— Хэлло, инспектор! С нами стаканчик рому, — окликнул его Энрико.
— А, пресса! Салудо! Охотно пропущу. Есть для вас новость, ребята! Только что Фалькони убит неизвестным. Так-то! За ваше здоровье!
— За удачу, инспектор!
Не успел инспектор проглотить содержимое стаканчика, как Мармаре хлопнул себя по лбу, вскочил:
— Я знаю, кто убил Фалькони! Инспектор, мы едем сейчас и захватим убийц.
Остальные остаются на месте. Эта сенсация моя. Завтра ставлю всем виски «Наполеон»!
Мануэль успел заметить в окно, как полицейский джип подлетел к трапу его отеля и резко затормозил, подняв тучи пыли. Из джипа выскочил инспектор и давешний репортер.
Дальше все происходило поистине с кинематографической быстротой.
Путь в салун был прегражден «Зелеными ягуарами», стоявшими спиной вплотную к дверям и распевавшими во всю глотку псалом «О, славься, земля Ханаанская!». Они не слышали, как инспектор расталкивал их и именем закона требовал пропустить его. Расступиться их заставил выстрел в потолок. Но тут перед полицейским предстал полковник Гарсия Кольеш.
— Инспектор! Кто дал вам право открывать стрельбу, когда мои футболисты молятся перед состязанием? Вы их нервируете! Я буду жаловаться губернатору штата!
— С дороги, сеньор! Именем закона! — выскакивая на середину салуна, рявкнул Маттиас. И обернулся к репортеру: — Где?
Мармаре сделал было шаг к дверям комнаты, как тут же повалился плашмя на пол.
Это Молос применил запрещенный в футболе прием: подножку. Инспектор перескочил через репортера и рванул дверь.
В комнате он увидел поистине идиллическую картинку. Антонио и Кано с увлечением дулись в дурачка, а Лоренцо, небрежно прислонясь к стене, по обыкновению занимался ногтями.
— Где? Где он? — снова прорычал инспектор, шныряя глазами по комнате.
— В чем дело, инспектор? Почему вы врываетесь без стука? — подчеркнутой вежливостью спросил Лоренцо, не отрываясь от любимого занятия.
— Вон, вон он, инспектор! — истошно завопил Мармаре, указывая пальцем в окно, туда, где по тихой глади реки быстро удалялась моторная гайола. Она шла прямо к мыску со створом, у подножья которого виднелась пристань-купальня с трехцветным флагом.
Инспектор Педро Маттиас несколько минут молча глядел вслед гайоле, играя желваками и покачиваясь с носка на пятку, а потом плюнул, резко повернулся и быстрыми шагами вышел из отеля «Отдых капитанов».
Мармаре догнал его у джипа и, — какая дерзость! — ударив изо всех сил по плечу, выкрикнул:
— Все в порядке, инспектор! Я обеспечу вам всемирную известность! Имя детектива Педро Маттиаса затмит Шерлока Холмса! Жмите изо всех сил в редакцию!
Это было сказано с такой твердостью, что инспектор не посмел ослушаться и дал полный газ…
(Вот уж сколько прошло лет, а в кругах сантаренских газетчиков и до сих пор рассказывают о головокружительной карьере Муано Мармаре, который из грошового репортеришки в мгновенье ока стал заместителем шефа-редактора, а потом и совладельцем газеты).
Полицейский джип примчал Мармаре к подъезду редакции. Мармаре влетел в кабинет шефа, хлопнул кулаком по столу и — откуда только взялся голос — загремел:
— Ах ты, старый маразматик, маньяк… мегера! — и тут же осекся: тогда он еще не научился подбирать с ходу ругательства.
— Почему «мегера»? Мегера — женщина… — вытаращив от неожиданности глаза, пролепетал шеф-редактор.
— Молчи, старая калоша! Так, значит: «придумай свое»? Да? «Вложил тебе в рот…» — издевался Мармаре. — Запомни, старая перечница! Я сам и никто другой отыскал сенсацию! Слушай мои условия! Ты даешь мне полосу и платишь три «куска» наличными и два за дополнительный тираж. А теперь разумей, старый хрыч! ФАЛЬКОНИ УБИТ РУССКИМ КОММУНИСТОМ! Понятно? Может, повторить? ЕГО ДОСТАВИЛИ СЮДА ИЗ МОСКВЫ! Дошло? НА «ЛЕТАЮЩЕЙ ТАРЕЛОЧКЕ»! Есть десятки свидетелей. РУССКИЙ УКРЫЛСЯ В ЧЕШСКОМ КОНСУЛЬСТВЕ! Инспектор Маттиас клятвенно подтверждает. Все ясно, старая зануда? Гони монету!
Муано Мармаре сдержал слово. На следующий день все сантаренские ловцы новостей пили самое настоящее американское виски «Наполеон», которое пьют только конгрессмены и гангстеры. Оно и в Нью-Йорке-то стоит по восьми долларов за пинту.
Так началось восхождение Муано Мармаре.
С нока «Гдыни», стоявшей на рейде Сантарена, слетел отходной, синий с белым квадратом, флаг и вместо него взвился бело-красный, лоцманский. Густой один, второй, третий гудок прокатился по реке. С мостика раздалась на польском языке команда. Где-то в недрах судна глухо застучала машина, забурлил за кормой винт.
На баке загрохотал брашпиль, выбирая со дна якорь…
Сергей стоял на верхней палубе «Гдыни», тоскливо глядя на гайолу, на которой толпились его друзья.
Грустно, очень грустно было Сергею покидать их.