Старики принялись бормотать восхваления Богу по-арабски. А Мэт по описанию без труда узнал Найробуса, хотя сам сказал бы, что у того вовсе не серебряные, а самые обычные серые глаза, а одежда - ну конечно, из полиэстера!
- Он предсказал вашу судьбу, читая Коран?
- Нет. Он коснулся моих висков пальцами и вызвал у меня видения - осаду Альдосера, мавританское войско, шагающее на Веллезе, наши победы и покорение Ибирии!
- И при этом ни слова из Корана, - нахмурился Мэт. - Нет. Для начала он отвел меня к чародеям, и те научили меня владеть оружием, привили мудрость, дали силу и рассказали о военном искусстве всех полководцев, которые прежде завоевывали Северную Африку. Потом, когда чародеи сочли меня готовым, они послали меня в мечеть Касабланки, где я предстал перед муллой. Он с первого взгляда понял, кто я такой, и отвел меня к эмиру. Эмир позволил мне принести ему клятву верности, а затем назначил меня полководцем одного из своих войск и отправил покорять Ибирию.
- Ясное дело, - понимающе кивнул Мэт. Он живо представил себе проницательного мужчину средних лет, разглядевшего в Тафе талантливого харизматического лидера, способного собрать вокруг себя достаточное число последователей для совершения государственного переворота. Нечего было удивляться и тому, что эмир отправил новоявленного махди завоевывать целую страну - ведь там юношу могли убить. Откуда было знать эмиру о том, что Тафу ждут победы?
Однако Тафу победил и поэтому стал представлять собой реальную, ощутимую угрозу для царствующего монарха. Почему-то Мэт не сомневался: возьмись он разыскивать противников Тафы, эмир Марокко оказался бы одним из первых в этом списке.
- Но победой меня обеспечил тот святой человек с гор в чудесных синих одеждах! - с пылом добавил Тафа.
- Но вы же сами сказали, что он не был священнослужителем, - нахмурившись, возразил Мэт. - Разве может человек быть святым, если посылает кого-то убивать и подвергать страданиям других людей? Разве может быть то дело, какое совершается огнем и мечом, быть делом, угодным Богу?
Старики расправили плечи, метнули в Мэта сердитые взгляды, возмущенно зашептались. Воины-стражники тоже приосанились, их руки легли на рукояти копий.
Но Тафа только поднял руку и подождал, пока воцарится тишина. Когда тишина наступила, он безмятежно ответил Мэту:
- Страдания быстро кончаются, они длятся недолго, лорд Маг.
- Вы это скажите вдове, которая пошла по миру из-за того, что ее муж погиб в бою, - парировал Мэт.
- Голод - это всего лишь обман, - по-прежнему безмятежно отозвался Тафа. Любые страдания - обман.
- В таком случае это очень болезненный обман.
- Но бьют и режут не настоящих людей, - пояснил Тафа. - Те, кто принимает мученичество за ислам, бывают похищены в последнее мгновение, и их место занимают неодушевленные предметы. Так что погибают вовсе не люди, а некие сны наяву!
Мэт вытаращил глаза. Неужели этот бедняга действительно верит в такую чепуху?
Но прежде чем Мэт успел сочинить достойный ответ, в разговор вступил его отец:
- Стыд вам и позор, молодой человек! Как же можно считать людей неодушевленными предметами, а не живыми существами! Неужели вы и вправду верите, что простые крестьяне, погибшие в бою, вознесутся на Небеса прежде, чем почувствуют настоящую боль? Неужели вы и вправду верите, что какой-то из тех "предметов", о которых вы толкуете, может оказаться на месте женщины, которую собираются изнасиловать, и что крики и просьбы о пощаде будут вырываться из глотки какой-то бездушной машины?
- Аллах не допустил бы таких страданий! - запротестовал Тафа.
- Между тем живые люди страдают каждый день, а когда страну раздирают войны, люди страдают в тысячу раз сильнее. Их крики будут терзать ваш слух еженощно, молодой человек, и их смерти лягут тяжким бременем на вашу совесть.
- Жизнь человека что-то значит, только покуда она служит делу воцарения ислама! - сердито проворчал один из стариков.
- Всякая человеческая жизнь для Бога священна, - возразил Рамон. - И когда ты приносишь боль кому бы то ни было, ты приносишь боль Господу, кого бы ты ни обидел - даже самого распоследнего бедняка!
- Богохульство! - вскричал старик. - Махди, ты своими ушами слышал этого еретика. Вот так эти христиане и пытаются творить богов из людей!
- Твоя война - священная война, махди! - вскричал другой пожилой мужчина. - И уж конечно, ты не станешь прислушиваться к лживым речам этих людей - они твои враги! Они только того и хотят, чтобы ты перестал одерживать победы ради Аллаха!
- Мы хотим, чтобы мавры и христиане стали друзьями, - возразил Мэт.
- Ага! - брызнув слюной, яростно прошипел третий старик. - И чтобы мавры сидели в Марокко, а христиане жили-поживали в Ибирии! Господин Тафа, разве ты не видишь, что эти люди стремятся ответить предательством на твое гостеприимство?
- Я вижу, что они противятся распространению ислама, - жестко проговорил махди. - Между тем мы не можем просто так взять и отрубить голову лорду Магу Меровенса.
- Если ты сделаешь это, ты избавишься от одного из своих самых могущественных врагов!
Мэт судорожно вдохнул, припомнив одну особо кровавую сцену из Байрона.
- Если я обезглавлю его, - задумчиво проговорил Тафа, - на меня обрушится гнев королевы Меровенса и всех ее союзников, и если я хоть сейчас готов сразиться с войском королевы, то к сражению с объединенными войсками я пока не готов. Нет. Я должен как следует обдумать то, как мне поступить с этим неверным. - Голос махди вдруг стал печальным. - Жаль, что ты не понимаешь истины, лорд Маг. Я бы высоко оценил дружбу с тобой.
- Я и предложил тебе дружбу, господин Тафа. - Мэту было не на шутку страшно. Не говоря уже обо всем прочем, они с отцом были в численном меньшинстве. - И до сих пор предлагаю.
- От такого предложения нелегко отказаться, - сказал Тафа. - Но я должен старательно обдумать, как мне с вами поступить, дабы не совершить ошибки и не предать дело ислама. Этой ночью вы будете моими гостями и к вам будет проявлено все гостеприимство, на какое мы способны.
- Все сокровища, кроме свободы, да?
- Вот этого, увы, я вам подарить не могу, - ответил Тафа и махнул рукой стражникам. - Раскиньте шатер и отведите туда наших гостей.
Стражники поклонились и развернулись к Мэту и Рамону. Их было шестеро высоченных, мускулистых, с сурово горящими глазами.
Рамон сердито набычился.
- Вы очень добры, - поспешно поблагодарил Мэт. - Нам очень повезло, что вы так гостеприимны. - Он поклонился Тафе и побыстрее развернулся к выходу из шатра. - Чур, я первый погляжу, какие здесь удобства, папа.
Рамон удивленно выпучил глаза, но тут же улыбнулся и последовал за Мэтом.
Глава 17
Пока раскидывали шелковый шатер, стражники обвели Мэта и Рамона вокруг него несколько раз - для того, чтобы "гости" убедились: вход в шатер, а значит, и выход из него, только один, и на каждом углу стоят по два часовых.
- А все-таки приятно чувствовать, что ты в безопасности, - пошутил Мэт.
Отец испытующе глянул на него и ответил в тон:
- Да, приятно будет выспаться, зная, что с нами ничего не случится.
Как только шатер поставили и откинули переднее полотно, Мэт и Рамон в сопровождении двух стражников вошли внутрь. Один из стражников разжег светильник, другой приготовил чашу и кувшин для умывания, а затем принес поднос, на котором стоял медный кофейник и две пиалы. Затем стражники ретировались, оставив отца и сына наедине.
- Неплохо, - заключил Мэт, оглядевшись по сторожам. Серый шелк стен, приятное тепло восточного ковра под ногами. - Во всяком случае, здесь посимпатичнее, чем в любой из тюрем, где мне случалось побывать.
Рамон уставился на сына.
- Ты сидел в тюрьме! - удивленно воскликнул он.
***
- Не меньше раза в год с тех пор, как угодил в Меровенс, - отвечал Мэт. Ничего не поделаешь - так уж оно ведется, если отвоевываешь у злобных тиранов право на престол для законной наследницы. - Мэт улыбнулся. - Но, конечно, если ты влюблен в эту самую наследницу, можно и потерпеть такие маленькие неудобства.