- Да, отец. Ты родился не в той стране.
- Если Юкио знает, что монголы пришли сюда, чтобы проложить дорогу для дальнейшего захвата страны, то он - предатель, - сказал Хидейори. - Если он не понимает их цели - он дурак. Очень опасный дурак.
- Это не так, мой господин, - сказала Танико. - Он не состоит в заговоре с монголами и прекрасно осознает весь риск того, что он привел монголов к нашим берегам. Он сделал это, так как это была единственная возможность нанести поражение Такаши. Поверьте мне, мой господин, он сражается не за себя, а за вас.
Хидейори слегка улыбнулся.
- Я верю, что вы говорите честно. Когда я встречу Юкио, у него будет возможность доказать мне свою преданность. Если без возражений он согласится с тем, что я намерен ему приказать, он пройдет по крайней мере одно испытание.
Бокуден нахмурился.
- Что вы ему прикажете, мой господин?
- Я прикажу ему передать мне под командование монгольские войска.
"Хидейори боится не монголов, - подумала Танико, - а своего брата!"
- Он нуждается в вас, - просто сказала она. - Он нуждается в вас, так как все юридические права он получает от вас. Он не является сыном законной жены Домея. Он не является главой клана Муратомо. Основное большинство его войска составляют иностранцы. Без вашего назначения он будет лишь преступником.
- Посмотри, как много наша маленькая Танико узнала о государственных делах при императорских дворах в Китае и Монголии! - сказал Риуичи.
- Она всегда настаивала на своём мнении перед слушающими её людьми, жестко сказал Бокуден. - Даже перед теми, кто не слушал ее.
- Слова этой женщины достойны высказывания Великого совета, - просто сказал Хидейори, даже не удосужившись взглянуть на Бокудена. Риуичи смотрел на Хидейори с удивлением и одобрением.
Слова Хидейори согрели душу Танико. Про себя она отметила, что Хидейори был амбициозным, безжалостным и никому не верящим человеком, совсем не похожим на Дзебу или Кийоси. Однако в глубине его души было что-то привлекающее Танико и страсть, возбуждающая её. Он нуждается в советчике. Он нашёл его, не зная об этом. Ни один человек не может принимать такое решение, только он сам. Хидейори не мог верить ни одному мужчине, но пожелал выслушать её, женщину. Несмотря на то что она пришла от Юкио, он верит ей.
С армией Юкио, находящейся в его распоряжении, Хидейори становился самой мощной фигурой в империи. Дрожь восхищения охватила её. "Будь осторожна, - предупредила себя Танико. - Теперь, когда ты находишься почти у цели, которой всегда желала, не позволяй себе быть вновь отдаленной от неё!" Её глаза были скромно опущены.
- Эти монголы из армии Юкио, - сказал Хидейори - почему они сражаются за него?
Танико пожала плечами.
- По той же причине, по которой монголы всегда воюют. Из-за добычи, земель, власти. Их начальник, Аргун Багадур, и его воины у себя дома не в почёте и хотят сражаться за другого хозяина.
Хидейори покачал головой.
- Из того, что ты сказала мне, я понял, что монголы - очень практичные люди. Я подозреваю, что они находятся здесь по более серьезной причине, чем жажда приключений и грабежа. Они являются авангардом захватчиков!
Так же твёрдо, как Танико пыталась разубедить Хидейори, она сама знала, что зарабатывает его доверие, высказывая ему правдиво своё мнение.
- Это вполне возможно, мой господин. Монголы имеют слишком преувеличенное понятие о сокровищах наших островов.
Четыре фонаря горели, установленные вокруг прямоугольного каменного резервуара в затененной комнате на первом этаже одной из башен Рокухары. В одном углу сидели два священника, громко читая по очереди стихи буддистских сутр из массивной книги. Два прислужника держали перед ними раскрытые книги. Монах-целитель указал Ацуи пройти вперед. Ацуи приблизился к резервуару и поглядел в воду. Тучная фигура, завернутая в белую одежду, лежала в резервуаре, дыша как выброшенный на берег кит. Вода почти полностью скрывала тело, за исключением блестящей бритой головы, покоящейся на большой деревянной подушке. Его глаза были открыты, смотрели вверх, а Ацуи подсознательно проследил за его взглядом и увидел отражённый от покрытой рябью поверхности воды свет фонаря на потолке.
- Жарко. Жарко! - хрипло прошептал Согамори. - Всё охвачено пламенем!
Огорчённый и испуганный Ацуи смотрел на своего деда Согамори. С тех пор как он потерял отца и мать, юноша полагался на деда, как на человека, которого невозможно уничтожить. Он был подобен огромной черепахе, на панцире которой покоился весь мир. Невозможно было поверить, что какая-либо болезнь могла свалить старика с ног. Некоторые утверждали, что болезнь Согамори была следствием катастрофы у Тонамиямы. Другие говорили, что он заболел из-за того, что приказал разрушить буддистские монастыри и монастыри зиндзя в Наро и уничтожил их обитателей.
Ацуи хотел влезть в резервуар и потрясти Согамори, требуя, чтобы тот вылез и возложил на свои плечи всю тяжесть государственных дел. "Наша армия уничтожена, дедушка, - сказал он про себя. - Враги находятся на расстоянии одного дня езды от столицы. Ты не можешь покинуть нас сейчас! Ты должен сказать, что нужно делать". Ацуи осторожно положил руку на лоб Согамори. Он сразу же убрал ее, как будто его ладонь коснулась раскаленной жаровни. Теперь он понял, почему Согамори говорил о пламени, почему его поместили в каменный резервуар, в котором каждый час вода менялась на свежую и холодную, доставленную из колодца Сенсюин на горе Хиэй. Старик был охвачен жаром.
Как только рука Ацуи коснулась Согамори, тот открыл желтые глаза и посмотрел на него.
- Я умираю, Кийоси-сан!
"Кийоси! Он думает, что я - это мой отец, - сообразил Ацуи. - Стоит ли мне открыть ему, кто я?"
- Нет, дедушка. Ты выздоровеешь!
Согамори приподнялся и положил руку на запястье Ацуи.
Юноше пришлось освободиться. Жар от руки Согамори был невыносим.
- Когда я умру, Кийоси, не надо надо мной читать сутры. Не надо строить храмов или пагод для упокоения моей души.
Согамори оголил зубы, еще сильные и белые. Он никогда не красил зубы, как это делали многое молодые Такаши.
- Только быстрее убей Муратомо-но Юкио и положи его голову перед моим могильным камнем. Это будет для меня лучшим подарком, который ты мог бы сделать мне на этом и на том свете.
Его взгляд стал бессмысленным, он откинулся, задыхаясь.
Ацуи продолжал стоять на коленях ещё в течение часа. Но Согамори больше не произнес ни слова. За стенами дома Ацуи слышал дикие выкрики, грохот ящиков, рёв быков и стук копыт. В конце концов, потеряв надежду на возобновление разговора с дедом, он встал и вышел.
Через короткое время, полностью облачившись в доспехи и оседлав пятнистую серую, которую опытный самурай Хино Дзюро нашел ему после сражения у Тонамиямы, Ацуи поехал по улице Красной Птицы, прокладывая себе дорогу через толпы беженцев, хлынувших из столицы. Люди все время поглядывали на север, как будто ожидали увидеть ужасных монголов, наводнивших холмы. Несколько раз Ацуи пытался вытащить из ножен меч, намереваясь испугать людей, заполнивших дорогу, но подобное использование Когарасу было ниже достоинства меча. Наконец он доехал до главных ворот императорского дворца.
Он очень хотел еще раз посетить принцессу Садзуко и ребёнка, но не мог. Ацуи провел все свое свободное время с дедом и должен был сразу занять свое место в назначенном ему подразделении во дворце. Два месяца назад, когда у Тонамиямы бушевало сражение, принцесса Садзуко родила ему сына Саметомо. В соответствии с традицией принцесса и ребенок жили в доме ее родителей - императорском дворце, где Ацуи мог посещать её, когда у него была возможность. Сейчас, в этой неразберихе, его жена и ребёнок находились где-то во дворце. Они не присоединились к потоку беженцев и не были готовы к путешествию. Здесь они будут в безопасности. Если даже Муратомо ожесточатся, то едва ли они принесут вред императорской невестке и её ребенку. Сердце Ацуи жаждало видеть его маленькую семью, но родственный долг требовал, чтобы он прежде всего посетил умирающего деда.
Он проехал через двор, где томились самураи и гражданские чиновники, сконфуженные и испуганные, как и люди на улицах. Добравшись до Зала Чистоты и Свежести, он присоединился к группе молодых мужчин - отпрысков богатых фамилий, которые гордились данным им заданием сопровождать императора, покидающего Хэйан Кё.
Один из этих воинов слышал плохие новости. Бывший император Го-Ширакава и министр князь Сасаки-но Хоригава предыдущей ночью бежали к Юкио.
- Мы пока еще являемся правительством, а они преступники, - сказал Ацуи. - У нас есть император!
Последней катилась повозка, сопровождаемая синтоистскими монахами верхом на белых лошадях и окруженная сотнями воинствующих буддистских монахов, сидящих верхом и вооруженных. "К счастью для Такаши, храмы вокруг столицы оставались преданными им, - подумал Ацуи, - а иначе, возможно, нам бы пришлось силой пробивать себе дорогу". На повозке покоились императорские регалии: священное зеркало, меч и ожерелье. Три сокровища были даны первому императору богиней Солнца, и с тех пор они являются священными символами императорской власти. Впервые за пятьсот лет со дня основания Хэйан Кё императорские регалии покидали дворец. Ацуи и другие самураи слезли с коней и поклонились, когда мимо них проследовал кортеж.
Затем маленький император, которого несли в позолоченном кресле, появился на деревянных ступенях Зала Чистоты и Свежести. Он был одет в парадное императорское кимоно, украшенное вышитыми абрикосами. Его чёрная шляпа властителя была усыпана жемчугом, а из-под нее на плечи мальчику струились волосы. Императору Антоку, внуку Го-Ширакавы и Согамори, гордости рода Такаши, исполнилось шесть лет. При его появлении охрана из самураев пала ниц на белый гравий. Когда Ацуи вновь поднял глаза, император уже исчез в своем паланкине с золотой крышей. Юноша увидел свою тётку, мать императора Кенреймон - женщину с бледным лицом, которой можно было дать от тридцати до сорока лет, - севшую в паланкин позади императора. Носильщики аккуратно подняли массивную конструкцию, и сердце Ацуи наполнилось гордостью и счастьем, как только он увидел золотого феникса на крыше паланкина, сверкающего на фоне синего неба.
"У нас есть император!" - повторял про себя юноша. Он и другие самураи дворяне сели на лошадей и, окружив паланкин, двинулись в дорогу.
После того как процессия покинула двор перед императорским дворцом, Ацуи поднялся на стременах и посмотрел на улицу Красной Птицы. Широкий проезд был заполнен толпившимися верховыми самураями и повозками знати рода Такаши. Десятки знамен с изображением Красного Дракона были развернуты, как будто отряды собирались идти в бой, а не бежать от врага. Простолюдины были оттеснены на боковые улицы.
Хотя Ацуи и не мог видеть так далеко, но он догадался, что начало процессии уже миновало ворота Расёмон. Колонна протянулась через весь Хэйан Кё, но это было еще не всё. Много телег и других повозок, воинов верхом на лошадях, знамен присоединятся к процессии по дороге.
К тому времени, когда императорский паланкин достиг ворот Расёмон, уже наступила вторая часть дня, пробил час Петуха. Несмотря на то что дорогу процессии в толпе беженцев прокладывали воины из императорской охраны, было просто невозможно для повозок, лошадей и огромного количества пеших людей быстро освободить дорогу. Отступление было беспорядочным. Ацуи часами не видел высокопоставленных чиновников и не получал приказаний.
Куда они шли? Он знал одно: они направлялись на юг, к морю, а оттуда в западные провинции. Западная часть Внутреннего моря являлась территорией, принадлежащей клану Такаши со дня его образования. Здесь они завоевали первые владения и построили первые жилища. Здесь же дед Согамори сражался с пиратами, наводнившими затем Внутреннее море, и таким образом положил основание могущества Такаши. Проезжая Расёмон, Ацуи обернулся и бросил последний взгляд на город. Даже на таком расстоянии он мог видеть три башни Рокухары, расположенные на востоке. Его взгляд привлекло мерцание какого-то предмета красного цвета на ближайшей башне. Сначала он подумал, что это, должно быть, отражение заката солнца в золотистом орнаменте башни, но потом он понял, что это огонь. Рокухара горела. Его сердце замерло, а затем сжалось от огорчения. "Лучше бы я не оглядывался", - подумал он, видя, как замок, который в течение восьми лет был его домом, скрылся в дыму и пламени. Красные знамена находились на Рокухаре до конца. Сейчас над другими частями города появились столбы дыма, похожие на стволы огромных деревьев.