Дзебу поднялся на ноги и встал со склонённой головой, пристыженный, понимая, что упрёк его отца имеет сейчас вес учения зиндзя. За строгим тоном Тайтаро скрывал любовь к своему приёмному сыну. Он хотел, чтобы тот был спокоен, неуязвим, как настоящий зиндзя. Он также хотел, чтобы Дзебу был человечным, а будучи человечным, он должен терпеть.
- Прости, отец, - сказал Дзебу. Тут он услышал посторонний звук рядом с собой и понял, что это Моко, согнувшись вдвоё, заглушает свои рыдания. Дзебу положил утешающую руку на его плечо.
- Сядьте и медитируйте со мной, Дзебу и Моко, - сказал Тайтаро.
Это вызвало у Моко стон, но, нежно понуждаемый рукой Дзебу на своем плече, плотник опустился на землю. Солнце теперь было большое и яркое над серо-синим морем, и сияние его слепило. Дзебу хотел облегчить печаль Моко, и в этом желании его собственная боль утратила несколько свою остроту. Долгое время они сидели в тишине.
Тайтаро сказал почти шёпотом:
- Этот нежный ветер, дующий с моря, унесет меня. Я стану Сущностью. Это будет не больше, чем любое разделение. Я буду возвращаться, когда нужно, и приносить с собой ветер. Я всегда любил мои Священные Острова. Действительно, они - подарок богов миру!
Дзебу казалось, что он забыл о времени и смерти, а солнце, постепенно розовеющее вверху, обжигало его своим летним зноем, в то время как тихий морской ветер высушивал слезы на его щеках. Через некоторое время неподвижность Тайтаро заставила Моко и Дзебу вопросительно повернуться друг к другу.
- Смотри! - сказал Моко, и слёзы хлынули по его щекам, как водопад. Дзебу повернулся, хотя уже знал, что обнаружил Моко. Моко встал и полез к вершине, где сидел Тайтаро. Он всмотрелся в его черты, потом повернул к Дзебу лицо, полное горя.
- Он покинул нас, шике! Он действительно покинул нас!
Как бы делая подарок Тайтаро, Дзебу не страдал больше. Он чувствовал чрезвычайную ясность. Некоторое время в продолжение долгой медитации, когда душа Тайтаро уходила из тела, печаль истощилась в Дзебу, подобно тому как гной выходит из раны. Он должен был сделать это утром, когда его отец был жив.
- Мы устроим ему погребальный костер и развеем его пепел над морем, сказал он. - И со временем пустую урну с этого места отвезем в какой-нибудь монастырь зиндзя.
Дзебу направился к вершине утеса, глядя на мертвое лицо своего отца. Оно походило на лицо фарфорового монаха. Глаза Тайтаро были закрыты, голова свешивалась на грудь, руки были сложены на коленях. Дзебу с любовью дотронулся до отцовского плеча, и тело Тайтаро начало падать вперёд. Моко и Дзебу подняли тело, лёгкое, как у куклы, и понесли его назад, в недолгий путь к краю утеса.
Они оба погрузились в молчание на лесистом склоне, направляясь в сторону от дороги Токайдо. Моко, как всегда, тащил с собой свой короб с плотницкими инструментами, его Орудиями Пути. Даже несмотря на то, что он носил теперь самурайский меч, он никогда не ходил без инструментов своего настоящего труда. Дзебу и Моко взяли пилы и начали спиливать маленькие деревца. К полудню они сделали помост высотой в половину человеческого роста из перекрещенных древесных стволов и бамбуковых шестов, промежутки между ними скрепили сучья. Они положили тело Тайтаро на помост и построили над ним толстый навес из жердей и веток, остроконечный, как крыша гробницы.
В час Обезьяны, когда солнце перешло в западную часть небосвода, они были готовы. Моко с помощью кремня и трута зажёг ветку и передал её Дзебу. Дзебу обошёл вокруг погребального костра и в пяти местах поднёс огонь к сучьям ложа. Скоро пламя, почти невидимое в ослепительном солнечном свете, завилось вокруг древесины и собралось в пики над ней. Стояло сухое лето, и костёр горел со страшным свистом, испуская густой белый дым. Ветер изменился в течение дня и теперь дул от суши к морю. Дым протягивался длинным белым пером над волнами. Дзебу и Моко стояли позади мерцающего огня.
- Дым напоминает мне его бороду, - сказал Моко печально. Он был тих теперь, опустошённый на время слезами по старому мудрецу.
Дзебу медленно читал вслух молитву, которую он учил давным-давно, "Молитву на смерть зиндзя":
- Смерть - не враг жизни. Жизнь - это гора, смерть - это долина. Как снежинка, что опустилась на вершину горы, переносится, наконец, в реку, так и ты присоединяешься, наконец, к Вечной Сущности. Я поздравляю тебя, брат, с жизнью, хорошо прожитой. Ты видел все стрелы летящими, ты видел все мечи опущенными. Ты не будешь помнить ничего, и ты, наконец, будешь в покое. Но помня Сущность, мы помним тебя. Сущность никогда не забывается.
Некоторое время Дзебу осознавал, что это молитва, подобная другим молитвам зиндзя о смерти, не адресованная к кому-то конкретно, потом почувствовал, что все прекратили существование, кроме одного, читающего молитву.
- Почтение Амиде Будде! - провозгласил Моко, будто обе молитвы были частью некоего ритуала.
Когда кончился день, огонь догорел до обугленной скалы. Моко, снова плача, использовал свои Орудия Пути для исполнения заключительной обязанности разрушения черепа и оставшихся частей туловища. Потом они скрепленными ветками вымели пепел с края утеса. Ветер подхватил его и унес вниз, в море.
Дзебу стоял и смотрел на океан, как смотрел Тайтаро только сегодня утром, одновременно чувствуя спиной тепло заходящего солнца и холод ветра, дующего с запада. Длинная тень покрывала воды внизу. Ветер напомнил ему о битве в проливе Симоносеки. Юкио и Тайтаро, оба бесконечно дорогие для него, ушли. Они растворились в ветре, огне, земле и воде, из которых состоят все предметы. Еще невозможно было не думать о том, что их души как-то ещё существуют, что Юкио и Тайтаро могут ещё охранять и любить Священные Острова и могут, как сказал Тайтаро, вернуться при необходимости.
Он смотрел на океан и думал: "Мы появляемся, бежим своей дорогой и исчезаем опять, подобно волнам в океане Как мы печалимся, желая бежать вечно! Некоторые люди самостоятельно вызывают состояние духа, допускающее смерть, а другие уходят прежде, чем у них появится время сделать это. Молодые самураи стараются изучить прием сравнения себя с цветками вишни. Жизнь цветка длится только один день, но она полна. Ацуи, я думаю, должен был знать эту мудрость. Но Юкио, молодой, как и он, жил полно. Он совершил великие подвиги и хотел умереть, когда время окончательно пришло. Мой отец Тайтаро... Если когда-нибудь я видел жизнь, законченную в полноте дней, то это его жизнь. Люди, подобные Юкио и Тайтаро, не цветки, они золотые плоды, падающие от зрелости. Если неверно, что все разлуки печальны, я должен сказать, что смерть моего отца - счастливый случай, как, я знаю, он того хотел. Учите самураев, сказал он. Я могу учить их, что лучший и вернейший из путей для самураев - их личный путь. Мы не будем выигрывать войны, мы будем только достигать способности проникновения и освобождаться. Я могу помочь им понять это".
Он услышал тяжёлый топот, продвигавшийся сквозь лес внизу. Дзебу посмотрел и увидел движение и сверкание металла среди пик. Воины. Встревоженный Моко подошел и встал рядом с ним. Через некоторое время три самурая низкого звания, пешие солдаты, вооруженные копьями, неожиданно появились из леса. Их шаг стал почтительным, когда они увидели, что имеют дело с монахом и человеком, который казался хорошо вооруженным самураем, что удержало их от очень воинственных намерений.
- Что здесь происходит, шике? - спросил один из них. - Мы видели твой огонь ещё издалека. Он был слишком велик для обыкновенного костра.
- Мой отец, настоятель Тайтаро из Ордена зиндзя, умер здесь этим утром, - сказал Дзебу. - Мы совершали похоронный обряд над ним.
Самурай нахмурился:
- Такие вещи не делают путь длиннее, шике. Ты вовсе не своего мёртвого хоронишь в пустыне. Ты хотел возвестить о смерти собственного авторитета. Он обернулся к своим товарищам. - Мы лучше отведём его к начальнику!
Моко произнес величественно:
- Высочайший авторитет для всех требует нашего безотлагательного присутствия в Камакуре. Вы пожалеете, если задержите нас. - Не будучи самураем от рождения и никогда не вынимавший меча, который висел у него на поясе, он думал, что усмирит этих троих.
- Начальник Миура разберется, господин, - сказал самурай, заставляя себя быть вежливым, - пожалуйста, пойдемте с нами.
Бросив последний взгляд на место, где умер Тайтаро, Дзебу взвалил на плечи свой дорожный короб и начал спускаться по склону. Моко указал на свой короб одному из воинов.
- Я хотел совершить это путешествие без слуг, но мне не стоит носить багаж, когда один из низших чинов может это сделать для меня. Так как вы вынуждаете меня сойти с моей дороги, то вы можете нести мой короб.
Самурай отреагировал угрожающим взглядом, но после приказа своего начальника нехотя взвалил короб Моко себе на спину.
Маленький отряд из пеших солдат и кавалерии выстроился в шеренгу на дороге у подножья холма. Моко и Дзебу последовали за их роскошно одетым начальником, чернобородым человеком, который сидел на коричнево-белом коне. Поверх своих доспехов он носил светло-голубой плащ, скрепленный белым диском, значком семьи Миура.
- Вы те двое, которых я был послан привести, - сказал начальник Миура Цумиоши, когда они назвались. Он говорил с акцентом западного воина. - Для чего вы начали зажигать огонь на холмах? Конечно, вы знаете, что опасно делать в сухую погоду подобные вещи.
Дзебу объяснил про похоронный костёр и извинился, что не последовал надлежащим распоряжениям.
- Мы, монахи, не всегда осведомлены о новых правилах. Мир минует нас.
- Я бы поверил в это, если бы ты был не зиндзя, - ответил Цумиоши, его зубы сверкнули белым из бороды. - Но в любом случае, шике, прими мои соболезнования. Я знаю, что такое потерять отца.
- Если наша задержка не означает ничего, кроме уважения воина, то мы должны продолжать свой путь, - сказал Дзебу. - Нас ожидают в Камакуре.
- В самом деле, - сказал Цумиоши. - И я буду содействовать вам в продвижении. Хорошо, что мы имеем в запасе достаточное количество верховых лошадей. Мы поедем при свете факелов. Я доставлю вас тотчас в резиденцию Амы-сёгун.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Из подголовной книги Шимы Танико:
"Ама-сёгун. Мне и приятно, и отвратительно это прозвище. Одно подразумевает значение - Верховный главнокомандующий самураев, несмотря на то, что я женщина. Хотя какая женщина когда-либо достигала столь многого? Были императрицы, которые правили самостоятельно, но они наследовали титул и правили так плохо, что не допускалось, чтобы женщина когда-либо заняла трон вновь. Так говорят историки. Конечно, все историки - мужчины.
Насколько хорошо правим я и моя семья, вскоре будет испытано. И люди, и самураи достаточно сильны, и боги, конечно, на нашей стороне. Падём ли мы, оказавшиеся сейчас во главе страны, способные успешно руководить ею, во время этого вторжения? В это трудно поверить, но есть моменты, когда мне не хватает ловкости Хидейори в государственных делах.
Наши лазутчики в Китае и Корее докладывают, что южная столица Сун, Линьнань, сдалась монголам без боя, и ребёнок, что был Сыном Небес, бил челом Кублаю и был угнан в плен. Я рада, что Линьнань сдался. Было бы страшно представить, даже на расстоянии, как этот великолепный город был бы уничтожен вместе с миллионами жителей.
Но некоторые китайцы боролись. Военную партию возглавил молодой брат захваченного императора, и они всё ещё занимают береговые провинции. Они имеют огромный военно-морской флот. В то время как они держатся, мы будем готовиться к нашему собственному тяжёлому испытанию. Морская война между монголами и Китаем уничтожит много кораблей Кублая, используемых пока против нас.
Но монахиня-сегун? Я далека от того, чтобы быть монахиней. Мне кажется, что теперь я больше, чем когда-либо, трепещу от предчувствия снова увидеть Дзебу. Он должен прийти. Я послала за ним Моко в Жемчужный монастырь и послала Цумиоши с войсками и лошадьми вслед за Моко. Дзебу может быть здесь в любой момент Здесь. Наконец, после всех этих лет, через все преграды между нами, он придет. Моя любовь к нему восстает, словно феникс, и парит высоко в небесах.
Кто-то стучит в дверь моей комнаты. Возможно, Дзебу уже в замке. Я чувствую весь пыл, какой могу чувствовать, но не уступлю никому другому своих свадебных ночей".
Пятый месяц, двадцать пятый день,