Сакагура снова подошел к ним, расталкивая воинов. Одной рукой он поднимал за заплетенные в косу волосы отрубленную голову, в другой держал прямоугольную бронзовую табличку на золотой цепочке.
- Наконец я добыл главнокомандующего! - с радостным смехом объявил он. - Это ведь табличка командующего?
- Это был сотник, - ответил Дзебу, осмотрев табличку, и, чтобы смягчить удар, нанесённый гордости Сакагуры, добавил: - Конечно, это был наивысший по званию командир на том корабле.
- Я ещё добуду главного! - воскликнул Сакагура. - На днях я убью самого Аргуна Багадура!
Он усмехнулся и засунул цепочку за пояс, потом поклонился Мунетоки.
- Понравилась ли вылазка вашей светлости?
- Я жалею лишь о том, что она закончилась, - сказал Мунетоки, - и хотел бы делать это каждую ночь, как вы. Я в долгу перед вами, капитан!
Сакагура поклонился.
- Простите меня за дерзость, ваша светлость, но я надеюсь, что вы не забудете меня. Я взялся за оружие, когда меня призвали к этому, я сражался, не жалея сил, много раз рисковал жизнью и убил много врагов. И еще надеюсь совершить намного больше в этой войне!
- Ваши подвиги и признанная всеми храбрость хорошо известны, капитан, - ответил Мунетоки уже более холодным тоном. Сакагуру это ничуть не смутило. Старший сын Моко лицом был похож на отца, но без его близко поставленных глаз и плохих зубов. Без этих недостатков те же черты лица стали красивыми. Теперь ему было двадцать три года. Он родился в тот год, когда Дзебу и Юкио уехали в Китай и взяли Моко с собой, и потому ни разу не видел отца до семилетнего возраста. Несмотря на это, он явно унаследовал от Моко его красноречие и ум. Но в характере Сакагуры были и другие черты, может быть, общие для всех самураев в первом поколении, - дерзкая отвага, честолюбие и привычка хвалиться своими подвигами.
- Простите, пожалуйста, ваша светлость, - настаивал капитан, - но мы, кто выходит на вылазку каждую ночь, как хотели бы выходить вы, надеемся, что бакуфу щедро наградит нас землями, дающими рис, должностями и званиями, когда всё это кончится.
На этом он вежливо откланялся, потому что галера уже приближалась к пристани Хакосаки. Вокруг неё на каменных набережных и деревянных причалах собралась толпа. Сакагура стоял на носу "Летящего Пера" и держал в высоко поднятой руке голову монгольского сотника. Толпа криками приветствовала капитана. Мунетоки смотрел на него, озабоченно сдвинув брови, пока галера подплывала к освещенной факелами пристани.
- У кого мы можем отобрать рисовые поля, должности или почётные звания, чтобы дать их ему и таким, как он? - наконец сказал регент Дзебу. Победить в этой войне - значит прогнать монголов, а не завоевать новые земли. Если таких, кто думает как он, много, это может стать опасным...
"Тебе лучше начать думать об этом сейчас, - подумал Дзебу, - после войны будет поздно". Вслух он ответил:
- После этой войны останется не так уж много самураев, которых придется награждать, ваша светлость, - и показал рукой на темные воды залива, освещенные теперь далекими пожарами монгольских кораблей и убывающей луной. - Сегодня из этого города отплыли двадцать галер-кобая, а вернулись, по моему подсчёту, только двенадцать. На нашем судне мы потеряли семь человек из тридцати.
- Монголы несут тяжёлые потери, но и мы несем такие же, - согласился Мунетоки.
Они почувствовали толчок галеры о край причала, и самураи из команды стали выпрыгивать на пристань, торопясь сойти на берег. "У Великого Хана целый материк воинов, а большинство наших воинов уже здесь, - подумал Дзебу. - Сколько времени мы сможем продержаться?"
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Вернувшись после налета на галерах в лагерь, к северу от Хакосаки, Дзебу неожиданно замер на месте возле своей палатки: около её входа он разглядел двух сидевших на корточках людей. Прячась в бамбуковых зарослях, Дзебу бесшумно подошел ближе. Его тренированные согласно учению зиндзя чувства говорили, что эти двое расслабились, не двигались и дышали равномерно, словно занимались медитацией. Видимо, это посетители-монахи, а не убийцы, решил он. От вражеских лазутчиков лагерь охранялся хорошо. Дзебу вышел из зарослей и громко поздоровался.
- Добрый вечер, мастер Дзебу!
Теперь Дзебу разглядел говорившего - это был монах Ейзен.
- Правда, уже почти утро. Я слышал, что вы топили монгольские корабли.
- Сенсей! - тут Дзебу поклонился. - Я не знал, что вы не в Камакуре.
Он подошел к своему бывшему наставнику и улыбнулся, увидев в слабом свете луны его полное круглое лицо. Сзади Ейзена сидел очень худой седобородый монах с обритой головой и в черной одежде монахов секты дзен.
- Я здесь ненадолго, - объяснил Ейзен, - только сопровождаю сюда своего товарища в делах, священника Каге.
Дзебу и Каге поклонились друг другу.
- Я теперь организую восстановление храма Дайдодзи в Наро, и это занимает почти всё моё время, поскольку вы, кажется, отказались от этого дела.
При этих словах Ейзен подмигнул бывшему ученику. Дзебу рассказал ему когда-то о том, как выдавал себя за монаха, собирающего деньги на восстановление этого храма.
- Можем мы поговорить в вашей палатке?
Дзебу впустил гостей в свое походное жилище, сам вошел за ними и зажёг свечу. Внешность Каге показалась ему знакомой, но Дзебу не мог вспомнить его, Может быть, это кто-то из тех, кто приходил к Ейзену в его храм, и Дзебу видел его там.
- У меня есть новости о нашем братстве, - сказал Ейзен без лишних предисловий. Дзебу был поражён и озадачен: хотя Тайтаро и сказал ему, что Ейзен принадлежит к их братству, он и его наставник никогда не говорили об этом друг с другом открыто.
- И это грустные новости, - продолжал Ейзен. - Хотя они опечалят вас, помните, что всё в мире идет так, как должно идти. Ордена зиндзя больше не существует. Пока внимание народа было целиком поглощено войной в заливе Хаката, наши монахи, их жёны и дети просто ушли из монастырей. И теперь наши храмы стоят пустые. Никто не охраняет ворота, двери открыты. Когда те, кто живет по соседству, поймут, что произошло, они ворвутся в храмы и монастыри. Можно не сомневаться - они разнесут их по частям, разыскивая те немногие сокровища, которые скопил Орден зиндзя, - и Ейзен усмехнулся.
Тайтаро подготовил Дзебу к концу Ордена, но когда Дзебу услышал, что это произошло на самом деле, горе охватило его душу, монастыри зиндзя были его единственным родным домом. Он словно опять терял Тайтаро.
- Простите, сенсей, - сказал он в конце концов, - но если братство пошло на это, почему я должен горевать о случившемся? Боюсь, я не очень хороший зиндзя.
- Важно не то, достигает ли член Ордена идеала, - вступил в разговор Каге, который всё это время наблюдал за Дзебу с сочувственной улыбкой на лице. - Важно, насколько велики его усилия и стоящие перед ним препятствия. А с этой точки зрения вы один из величайших зиндзя.
Он говорил так, словно знал Дзебу.
- Сейчас нас ожидает много дел, - оживленно заговорил Ейзен. - Многие бывшие монахи-зиндзя отправились сюда, в Хакату, чтобы помочь нашим войскам в войне против монголов. Дзебу, мы просим вас найти для каждого из них службу, соответствующую его способностям. Каге будет помогать вам здесь и окажет любую помощь, какую вы пожелаете.
Дзебу посмотрел на спутника Ейзена полным любопытства взглядом.
- Я, кажется, уже знаком с вами, священник Каге.
- Мы не виделись с вами около сорока лет, господин Дзебу, - с тех пор, как я присутствовал на вашем посвящении. Вы знали меня под именем Фудо.
- Да, теперь я вас вспомнил, - Фудо, высокий и худой! Как я вас тогда боялся! - сказал Дзебу. - Давно, когда Храм Цветущего Тика еще стоял над этим заливом и ваш друг Вейчо был его настоятелем, я спросил его, что стало с вами. Он рассказал мне, что вы не выдержали трудной обязанности посвящать новичков в Орден зиндзя и ушли учиться в храм секты дзен.
- Наша роль в обряде посвящения была мучительной для нас обоих, сказал Каге. - Вейчо был счастлив, когда его сделали настоятелем, а я когда Орден приказал стать мне монахом дзен. Я был одним из первых, кто перешел туда из зиндзя. Бедный Вейчо: семья Такаши добралась до него, когда её люди уничтожили Храм Цветущего Тика.
- Мою мать они тоже убили! - печально сказал Дзебу. - Так Согамори отомстил за то, что я убил Кийоси.
- Ты все еще тащишь за собой труп Кийоси? - спросил Ейзен. - Я думал, ты оставил его на дне залива, в этой гавани.
Дзебу покачал головой:
- Всё, что я вижу здесь, в заливе Хаката, напоминает мне об этом дне и о том, что случилось после: уничтожение Храма Цветущего Тика, гибель моей матери, которая сгорела заживо, годы страданий Танико.
Ейзен сурово взглянул на своего бывшего ученика.
- Ты был прав, когда сказал сейчас, что ты не очень хороший зиндзя: твоё чувство Сущности слабо. Разве ты не понимаешь, что тот, кто, действуя, не представлял себе последствий своих дел, не должен чувствовать угрызений совести, когда они наступают? Ты должен жить так, как если бы последствия всех твоих поступков были наилучшими.
Дзебу откинулся на пятки и облегчённо вздохнул. Он чувствовал себя лёгким, как облако. Ейзен избавил его от боли, не проходившей двадцать лет. Дзебу наклонился вперед и коснулся лбом циновки из плетёной травы, покрывавшей пол палатки.