146686.fb2
- Я ухожу. Поговорим об остальном позже.
- Что ты будешь делать? - спросила едва слышно Евгения.
- Еще не решил. Когда решу, скажу. Подожди. И не бойся, я не покончу с собой.
Евгения тихо плакала.
- Или с ним, - добавил Вильям. - Я хочу быть свободным человеком, у меня нет желания стать убийцей и попасть за решетку.
- Ты ледышка, - сказала Евгения.
- Теперь да, - ответил Вильям, солгав лишь отчасти. Он удалился к себе в комнату и запер дверь изнутри.
Он лег на кровать и, как удивлялся впоследствии, мгновенно провалился в глубокий сон; очнулся он столь же внезапно и сразу не мог припомнить, что же такого ужасного произошло, знал лишь: что-то произошло. А когда вспомнил, ему опять стало тошно; его охватило возбуждение; он не находил себе места и не мог придумать, как теперь быть. Чего только не приходило ему в голову: развестись, бежать, поговорить по душам с Эдгаром и вырвать из него обещание уехать и никогда более не возвращаться. Но сумеет ли он? И захочет ли? Сможет ли сам остаться жить в этом доме?
Тем не менее он встал с постели, переоделся в домашнее платье и спустился к обеду, на котором все, если не считать отсутствия Эдгара и Евгении, было как обычно по вечерам: Гаральд произнес благодарственную молитву, младшие девочки препирались из-за чего-то, задумчиво причмокивала леди Алабастер. Беззвучно и неприметно слуги вносили блюда и уносили грязную посуду. После обеда предложили поиграть в карты, и Вильям решил отказаться, но когда они шли по коридору в гостиную, куда подавали чай, Мэтти Кромптон спросила:
- О, рыцарь, что гнетет тебя, Зачем ты бледен и бежишь веселья?
- Вам кажется, что я угнетен? - спросил Вильям, силясь говорить бодро.
- Вас будто одолевают мрачные раздумья, - ответила его соратница. - И, если позволите, вы заметно бледны.
- Мне так и не удалось проехаться галопом, - ответил Вильям. - Меня вернули... - Он замолчал, впервые задумавшись над тем, как странно его заставили вернуться. Мисс Кромптон, казалось, ничего не заметила. Она заручилась его поддержкой для игры в анаграммы против леди Алабастер, старших детей и мисс Фескью; последняя неизменно бралась помогать леди Алабастер. Все расселись вокруг карточного столика при свете керосиновой лампы. "Как они безмятежны, - подумал Вильям, - как невинны, им так хорошо у себя дома". Суть игры заключалась в том, чтобы составлять слова из карточек с буквами, премило расписанных арлекинами, мартышками, коломбинами и чертями с вилами. Каждый получал девять букв и, составив из них слово, передавал карточки рубашкой вверх любому игроку; тот должен был заменить в слове по меньшей мере одну букву и передать его дальше. Из игры нельзя было выйти, пока у тебя на руках оставались карточки с чертями; черти распределялись наудачу - на одних были малополезные буквы, вроде Q и X, на других - буквы, пользующиеся спросом, например E и S. Вильям думал о своем и играл невнимательно, передавая слова вроде was, his и mine* [Был, его, мой (англ.).], и копил чертей. Но, увидев у себя P H X N I T C S E, он очнулся и понял, что может преподнести Мэтти Кромптон слово INSECT* [Насекомое (англ.).], хотя у него и останется буква X с чертом. Лицо мисс Кромптон скрывала тень, увидев слово, она фыркнула, некоторое время соображала, потом переставила карточки и двинула их по столу обратно. Он уже собрался указать ей на то, что правила игры не разрешают возвращать слово, не прибавив и не отняв ни буквы, - и увидел, что она ему прислала. Буквы невинно лежали в его ладони: INCEST*. [Кровосмешение, инцест (англ.).] Он поспешно уничтожил улику, перетасовав карточки, и, взглянув на мисс Кромптон, встретил умный взгляд ее темных глаз.
- Внешний вид обманчив, - сказала добродушно Мэтти Кромптон.
Вильям взглянул на карты и увидел, что может составить еще одно слово; тем самым он избавится от X и ответит на ее послание. Он пододвинул слово к ней, она снова фыркнула, и игра пошла дальше. Но теперь время от времени их взгляды встречались, в ее глазах Вильям читал осведомленность и... да, да искреннее волнение. А он не мог решить, рад он или огорчен оттого, что ей все известно. Когда она узнала? Как узнала? Что об этом думает? Она улыбалась ему, но в улыбке ее не было ни сочувствия, ни скабрезности, а скорее удовлетворение и радость. В том, какие ему выпали буквы, было что-то сверхъестественное. У него возникло ощущение - такое чувство порой возникает у каждого, - что, как бы мы ни упирались, нами управляет Случай, потрясения и удары судьбы поражают нас наугад, и, что ни говори, есть Промысел, есть Рок, который крепко держит нас в кулаке.
Но, возможно, она сама подтасовала его карточки. Она любит загадывать загадки. Ее руки с узкими запястьями двигались уверенно и точно - она передавала Элен слово PHOENIX, ловко сбывая с рук опасную X. Кто он для нее: одураченный простак, несчастная жертва? Неужели он всегда виделся ей в таком свете? Внешний вид обманчив, это уж точно. Под конец игры он, улучив момент, шепнул ей:
- Нам надо поговорить.
- Не сейчас. Позже. Я найду время. Позже.
В ту ночь он не мог заснуть. По ту сторону запертой двери была Евгения. Он не слышал ее храпа, вообще не слышал ни звука и несколько раз порывался войти и посмотреть, не покончила ли она с собой. Он решил, что она этого не сделает: не такова ее натура, хотя - после того, что случилось сегодня - что он может сказать о ее натуре? Все, что было ему о ней известно, опрокинулось. А быть может, не все. Он и раньше понимал, что совсем не знает Евгении. Либо у нее не было никакой внутренней жизни, думал он, либо она так замкнулась в себе, что не подступиться. Как ужасно с ним обошлись. И с ней тоже. Почему же он не жаждет убить Эдгара? Но даже и Эдгар в этой чудовищной ситуации не вызывал у него ненависти. Он преступник поневоле; его самодовольное скотство, его наглость продиктованы обстоятельствами.
Раздался стук, дверь тихо отворилась и впустила темную фигуру. Это была мисс Кромптон, все еще в дневной одежде: длинной черной шелковой юбке и серой поплиновой блузке. Войдя, она остановилась и молча ему кивнула. Вильям выбрался из постели и завернулся в халат. Он бесшумно проследовал за ней по коридору, они поднялись по ступенькам, пересекли длинную лестничную площадку, застланную веревочным ковриком, и вошли в дверь, которая оказалась дверью ее спальни. Мисс Кромптон поставила свечу на туалетный столик. Комната была узкой и напоминала глубокий ящик; здесь стоял жесткий стул с прямой спинкой и узкая кровать с чугунным изголовьем, аккуратно прикрытая белым кисейным покрывалом. В комнате был еще крошечный книжный шкаф, а книги лежали повсюду: под стулом и под туалетным столиком, все пространство под кроватью было заполнено коробками с книгами. На двери были прибиты крючки, на которых висел хорошо знакомый ему скромный гардероб. Под окном стоял небольшой комод, а на нем - стакан с ворсянкой и маковыми головками. Вот и вся обстановка.
- Садитесь, пожалуйста. Вот стул, - сказала мисс Кромптон. - Надеюсь, мы с вами не походим на двух заговорщиков.
- Нет, - ответил он, хотя у него появилось такое ощущение. Здесь, в ее комнате, наедине с ней ему было не по себе.
- Вы хотели со мной поговорить, - заметила она, присаживаясь на краешек кровати, будто не зная, с чего начать.
- Вечером вы передали мне одно слово, - сказал он. - А днем кто-то послал за мной человека, чтобы я вернулся домой, где меня не ждали. Совсем не ждали.
- Вы ошибаетесь, если думаете, что за вами посылала я, - ответила она. - В каждом доме есть люди, люди-невидимки, которые в курсе всего, что там происходит; и однажды наступает время, когда дом решает, чему следует быть; череда спланированных недоразумений привела к тому, что вы все узнали.
Снова наступило молчание. Они были на ее территории, в ее скромных владениях, и оба чувствовали себя очень неловко.
- Но вам известно, что я узнал, - сказал он.
- Да. Рядом с видимыми обитателями дома и невидимками живут другие люди, кого большей частью не замечают ни первые, ни вторые; они по своему усмотрению могут либо знать очень много, либо ничего. Я сама выбираю, что мне интересно, а что нет. Все, что касается вас, мне было интересно.
- Меня использовали. Меня все время дурачили.
- Пусть так, это уже не столь важно. Я хотела бы знать, что у вас на душе. И необходимо знать, что вы намерены предпринять.
Его удивила необычайная прямолинейность ее вопросов, но он не выказал удивления. И проговорил с трудом:
- Сейчас я полностью во власти одного чувства... я ощутил себя свободным. Я должен бы быть потрясен, жаждать мести... чувствовать себя униженным... временами я все это чувствую... но сильнее прочих чувство, что теперь я вправе уйти, оставить этот дом, вернуться к настоящей работе. Но этого делать нельзя. У меня пятеро детей, жена и никакого собственного дохода... хотя, конечно, я мог бы поискать место...
- Вам обещали помочь снарядиться в путешествие на Амазонку...
- Теперь я не могу взять у Алабастеров ни гроша. Уж вам это должно быть понятно; я склоняюсь к мысли, что вы видите все. Мне необходимо уехать - как можно скорее. И никогда больше не возвращаться. Возмездие не по мне. Я... попрошу у Эдгара денег для Эми - мне безразлично, что об этом подумают, я добьюсь, чтобы Эми получала пожизненно небольшую пенсию... и тогда уеду. И больше не вернусь. Никогда не вернусь.
Едва сказав это, он ощутил сильное волнение.
- Только вас мне будет не хватать. В глубине души я не испытываю никаких чувств к этим... бледным детям.
- Это вам сейчас так кажется.
- Нет-нет. Я вправе уехать. И уеду. Моя... наша книга принесет немного денег... остальные я заработаю.
- Я продала свои сказки, - сказала Мэтти Кромптон.
- Я не могу взять... ведь вы предлагаете... простите.
- Я кое-что предприняла, - сдавленным голосом произнесла Мэтти Кромптон. - Ваше дело согласиться или отвергнуть. Я... я получила чек от Джорджа Смита... денег более чем достаточно, и письмо от мистера Стивенса: он предлагает обсудить покупку образцов, а также письмо от некоего капитана Папагай; через месяц его судно уходит из Ливерпуля в Рио. У него есть две свободные койки.
- Вы поистине добрая фея, - сказал Вильям чуть ли не с обидой. - По мановению вашей волшебной палочки я получаю желаемое, даже не успев высказать свое желание.
- Я всего лишь наблюдаю, придумываю, пишу письма и изучаю вас, ответила Мэтти Кромптон. - Вы этого сами хотите. Вы только что сказали.
- Две койки... - проговорил Вильям.
- Я еду с вами, - сказала мисс Кромптон. - Вы заразили меня горячим желанием побывать в раю, и я не успокоюсь, пока не увижу Великую реку и не вдохну воздух тропиков.
- Вам нельзя, - возразил Вильям. - Подумайте о лихорадке, об ужасных насекомых-кровопийцах, подумайте об однообразной и скудной пище, о грубом народе, который там живет, о пьяном разгуле...
- Но вы же стремитесь туда.
- Я не женщина.
- Вот как. Ну а я женщина.