– Вот тебе вопросы на засыпку: какая организация? за что? в какую именно газету?
– Название меня не волнует. На мой взгляд, не так уж это и важно. Пусть будет «Двуглавый орел». Или «Белая бригада»…
– …Все вместе - «Белый ор-рел».
– …Или «Русский легион». Или «Крест и меч». И что скажем мы, тоже не так уж важно. Настоящие, хорошо информированные преступники поймут нас и оценят по достоинству. Может, кошмары начнет по ночам вместо мюзиклов с ножками видеть… Газета? Да любая большая газета.
– Миша, от того, как мы прозвучим, как мы себя поименуем, зависит очень многое. Ты, право, как ребенок. Месть, она не только для тех, кто ее получит сполна. Месть она и для тех, кто терпит, боится, кого побивают, кто не знает заступников и избавителей. Вот тебе азбука: «Двуглавый орел» - банда монархистов, экзотично, однако слишком узко. «Белая бригада»: группа незаконнорожденных внуков Юденича. Красиво, но никого не волнует. «Русский легион» - простенькие националисты. Это им на руку. Разгул фашизма, давайте кого-нибудь запретим, хороший повод. «Крест и меч»… неужели сам не видишь? Религиозные фанатики. Кроме того, давай Церковь оставим чистой. Не стоит ее терактами марать.
– Предлагаю - «Андреевский флаг». Отражено все. И ни к чему не придерешься.
– Дитя! Наивное дитя! Гордей, ты знаешь, какой он, этот Андреевский флаг?
– Что-то с флотом связано. Бело-голубой, как форма у динамовцев.
– Ты понял? Так и у всей России. Все немного слышали: да, Андреевский флаг, что-то хорошее. Что-то про флот. Военное такое. Как у динамовцев. А символика его миллионам совершенно неизвестна.
– Что ты предлагаешь?
– «Восточнославянское сопротивление». Без религии. Без нации. Без монархизма. Но кто и против кого - понятно.
– Сударь мой, честно говоря, панславизмом отдает. Да уж, да уж. Без гримас. Отдает. Даешь Царьград.
– Панславизм - это когда все славяне. А у меня только восточные.
– Ты заставил меня задуматься над этой проблемой. Но не смог убедить до конца в своей правоте. Только что прозвучавшие аргументы - детские. Но давай пока оставим как рабочую версию твое «Восточнославянское сопротивление». Если не придумаем лучше, тогда уж… Текст, я полагаю, ты составишь сам, как наиболее руконабивший. Только нам покажи. А что по поводу газеты?
– Ты попробуй туда дозвониться по телефонам, которые печатаются где-нибудь в задках. Попробуй попасть на серьезного человека, который сможет быстро использовать твою информацию. Попробуй за минуту-другую доказать ему, что ты не псих и сотрудник следственной бригады милиции с политическими фантазиями в голове… Гордей прервал его:
– Ты спец, ты и соображай. Я так мыслю, есть у тебя человек.
– Есть. Один раз я присутствовал при том, как ему предлагали взятку: две тысячи пятьсот долларов. Предлагали настолько корректно, что если бы он потом взял ее, никто ничего не заподозрил бы. Обычное дело. Все берут. Или почти все. Этот отказался как-то по-королевски: дескать, у меня даже зарплата выше… Я внимательно его рассматривал, впечатление одно: скорее всего, поймет и не переврет. В мире журналюг это такая редкость! О родном говорю. Притом, я знаю его мобильный, а он обо мне не знает ничего. И материал поставит быстро. Гордей:
– Вот я говорю, ты спец, ты и соображай. Про сопротивление мне понравилось. Как будто нас много. Да. А теперь список давай. Никак до дела не дойдем.
– Согласен. Итог: на первом месте абсолютный лидер - Грачев. Затем, по убыванию номеров в списках: Козырев, Сметанин, Филатов, Гайдар, Афанасьев.
– До кого реально можем дотянуться, того и надо.
– Степа прав, сударь мой. В рамках наметившейся ситуации с ним трудно не согласиться. Все эти люди - подходят. Сравнимый уровень вины. Имена на слуху. Как гарантия шумового эффекта. Обеспеченность. Дьявол, как известно, отлично оплачивает некоторые деяния. Таким образом, на первую позицию выдвигается фактор наших возможностей. Не предпочтений, любезные друзья, а возможностей.
– Я про Грачева говорил. Его из министров поперли. Такая охрана ему не положена. Обычный генерал. Найти и достать его. Даже если он округом командует, все равно такая охрана не положена. Можно его найти. И достать тоже можно. Два разочарованных лица. Как бы ему объяснить, чтобы не обиделся? Евграфов:
– Обвяжем Тайгера «лимонками» и пошлем Грачева доставать.
– Да я сам все понимаю. Начнешь искать его, кому положено поинтересуются, для чего тебе такие дела. Я так, к слову, если решим, найти его можно. Вы что, ходы-выходы имеете к кому-то там?
– Я, пожалуй, могу по своей преподавательской линии расспросить, как отыскать Афанасьева в утробе его детища. Я имею в виду Российский государственный гуманитарный университет. Господи, спаси от рыгающих аббревиатур. Мой интерес не должен вызвать подозрений. Евграфов предложил:
– У меня есть кое-что получше. Сметанин. Я был у него дома.
– Как?
– А так. Юбилейное интервью для газеты делал. Звезда масс-медийного горизонта, живой голос свободного слова, стойкий оловянный солдатик информационных войн. Певец суда линча для тоталитаризма. Материал пошел. Как сейчас помню, 20-й номер за 97-й год, «Набат Леонида Сметанина».
– Прикинь-ка, если увидит и уцелеет, он тебя вспомнит.
– Не вспомнит. Я для него - никто. Один из сотен писак третьего ряда. Когда его раскручивали, Сметанин такие интервью пачками отламывал.
– Я его по телевизору видел. Ряшка, что у твоей свинки. Голос как у сифилитика, гундосый такой, тонкий. Он все рассказывал, как фашист- Лукашенко у себя кого-то мучает. Да. Как оппозицию гоняет. Засадил кого-то. Потом про наших, я видел, он говорил, в Чечне. Что-то он такое, гляди-ка, засобачил, что наши там как звери, выходило, мало им дали… Как-то так. Свинья, короче, еще та. Да. Свинья с родословной. Можно на выставку, как почетного борова-производителя. Тринегин:
– У меня к нему хороший счет. За Чечню. За Сербию. За многое. Я предчувствовал: когда до списка дело дойдет, либо Гайдар откристаллизуется, либо Афанасьев, либо этот. Через четверть часа будут новости по Москва-TV. Сможете лицезреть. Чаю? Кофе?… «…Президент Милошевич продолжает бессмысленное сопротивление миротворческих силам НАТО. Сегодня военно-воздушные силы стран- участниц миротворческой миссии совершили налет на стратегически важные объекты страны: мосты и дороги. Из Приштины сообщают, что случайно прошедшая мимо цели бомба уничтожила детский сад на окраине города. По известиям иностранных информационных агентств, погибло более трех десятков детей. Хавьер Солана в сегодняшнем интервью британской газете «Гардиан» подтвердил, что никакие наземные операции не планируются командованием НАТО. Конечно, каждому гуманному человеку тяжело видеть, как рвутся бомбы и гибнут люди. Конечно, возникает соблазн обвинить во всем одну из двух сторон. До сих пор эта позиция была распространена в российских СМИ: в силах НАТО видели агрессора и сочувствовали маленькой Сербии. Но во всем ли виноват Северно-Атлантический блок? Задумаемся. Ведь это Милошевич постоянно создает фон агрессии в регионе. Для того, чтобы удержать у власти личный, тоталитарный по своей сути, правительственный режим, он развязывает одну войну за другой. Все это - прикрываясь мнимыми национальными интересами сербов. Сербы не дороги ему, дорога личная власть. Вспомним факты. Это именно он развязал войну с Хорватией и принес в жертву сербов Краины. Это именно он проводил недальновидную и жестокую политику, подвигнувшую косовских албанцев на вооруженное сопротивление. По коридорам власти в западных странах гуляет приговор: военный преступник. Эти опасные танцы со скальпами сербов, которые гибнут в результате войн, инициированных курсом Милошевича, к чему они ведут? Возобладает ли разум сербов над усилиями тоталитарных идеологов кабинета Милошевича? Будет ли остановлено бессмысленное избиение сербов по вине их президента и во имя восстановления справедливости в Косово? Подробный аналитический репортаж об этом вы сможете посмотреть в нашем воскресном выпуске». Закончились новости. Сидят, молчат террористы. До того угрюмо молчат они, что даже кот поглядывает на них с какой-то тревогой, с испугом. Звери хорошо чувствуют невысказанное. Глядит на них кот большими круглыми глазами, хвостом нервно молотит по дивану. Лучше б ты заболел, что ли, Сметанин, в аварию бы попал. Или с начальством поссорился. Не вышел бы, одним словом, в эфир. О звезда масс- медийного горизонта! Не следовало тебе сегодня выходить в эфир… Философ - Ване:
– За что он на нас так ругался? Я ведь не сказал ничего дурного. Да и ты.
– Может, сегодня ночью к нему опять наведывался отец. Вот Гордей и ходит мрачный, на всех гавкает.
– Отец? Я, кажется, слышал, что он уже скончался. Не ты ль говорил мне об этом?
– Его отец давно мертв. Но во сне он частенько навещает сына. Они, видишь ли, крепко связаны. Мать их бросила, когда Степе было три года. Сам понимаешь, папа у него за себя, за маму, за брата и за друга. И где-то еще за дядю с тетей. Я его фотографию видел. Очень красивый мужчина, крупный. Боевой офицер. Гордей говорил, он и в Анголе, и в Афганистане, и в Молдавии, везде побывал. Медаль «За отвагу» или «За боевые заслуги», не помню, и орден «Дружба народов». У абхазов ему ногу оторвало. Мина. Сорок лет человеку, военный - что надо, а вышел в тираж. По Гончарову получилось, «обыкновенная история». Инвалидность ему дали, пенсию назначили, которую не платят. Крепкий был мужик, долго не падал духом, работу искал. Продавал что-то. Потом пообещали ему вохровское место…
– Что, прости?
– Сторожем. Вооруженная охрана, вохра, далекий ты от народа человек!
– Я сам народ. А от себя далеко не уйдешь.
– Не цепляйся к словам. Вот Гордеев отец пошел окончательно договариваться, пришел, а его к главному хозяину зовут, я понял, это такой молодой хлыщ. Он ему, офицеру, хлыщ этот, одно только сказал: «Такие как вы больше никому не нужны. Вам надо скорее умирать, чтобы под ногами не путались». Ну и получил в глаз. Гордеев отец, он, видно, так и не захотел себя согнуть, ничего не боялся. Его, конечно, побили. Домой весь в крови, ребра поломаны, пришел. Ты можешь себе представить, чтобы инвалида за что- нибудь так били? Он ведь за отечество…
– Могу.
– Ты прав, я тоже, наверное, смогу. Сейчас у меня тоже, наверное, получится. Он Гордея позвал к себе и подробно все раны и где, он думал, переломы показал. Рассказал, как дело было, только не стал адрес давать, и кто конкретно ему это причинил. Потом говорит: «Запомни, сынок, тебе надо надеяться только на себя одного. В мире - сплошная ложь и бесовщина. Держись!» Отпустил от себя, а сам через минуту из американского трофейного пистолета застрелился. Гордей тогда только-только из армии вернулся, тоже, я думаю, навидался всякого. Удивляюсь, как он нам-то с тобой верит.
– Где мы живем, Ваня! Почему так выходит, что всякий раз голая правда оказывается черного цвета? Куда подевалась наша белая правда? Скажи мне!
– Да черт его знает, где твоя белая правда. Вот именно, что черт. Из «Философского дневника» Тринегина: «ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛИТЕТ Я не интеллигент. Я никогда не был интеллигентом и, надеюсь, никогда им не стану. Я попросил своих знакомых прикончить меня, когда я начну, от чего Господи убереги, сочувствовать интеллигенции. Я приготовил на этой случай письмо, которое поможет им избежать сложностей с милицией. Слово «интеллигент» всегда было в моем понимании бранным. Не в том смысле, который вкладывают в него пролетарии, «славя» очкарика в очереди за вином. Нет. Есть высшие бранные смыслы. Кто-то шепотом скажет: «Интеллигент». А эхо громово разносит: «Праздность, пустозвонство, предательство». Ни один интеллигент не получил морального права укрываться за драгоценным чеховским пенсне. Практикующий врач - уже не интеллигент, поскольку он труженик. Интеллигент в подавляющем большинстве случаев - праздный прожектер, болтун, лентяй. Если он сдвигается с места, то лишь постольку, поскольку ему необходимо явить соратникам красоты собственной мыслительной деятельности. Интеллигент отвратителен тем, что готов первого встречного изнасиловать какой-нибудь философской идеей, дорогой ему в данный конкретный момент. Интеллигент по сути своей либо журналист, либо террорист. Правдолюбец с брюшком и светом агрессивной истины в глазах или мрачная прокуренная до кишечных корней личность подпольного вида, любящая цареубийство. Реже - преподаватель, поскольку учительский труд требует некоторого напряжения и большой самодисциплины. Интеллигент всегда знает, как надо жить. Он без тени сомнений убьет сто человек из тысячи, если есть шанс, что тысяча заживет так, как ей, по скромному интеллигентскому разумению, положено устроить свою жизнь. Интеллигент презирает факт и неизменно ставит выше его систему, порожденную его личной оригинальной бредовостью. Система выше знания, поток предпочтительнее состояния, чаемый рассвет дороже нынешнего дня. Интеллигент с пафосом заявляет, что все претерпит ради любви к ближнему, ради народа, мира, познания. Прогресса. Либерализма. Этой любовью он гвоздит тех, кто не верит ему, или тех, у кого своя любовь, своя вера. Этой любовью он расстреливает народ и коверкает ближних, желая создать из них людей совершенных. Поэтому интеллигент не способен по-настоящему сильно верить в Бога: он сам себе бог, сам демиург, если дорвался до власти; его конкретно интерпретированная любовь наполняет воспаленный мозг уверенностью во вселенской правоте, которую реально существующие божества могут только подтверждать - такова их роль. Впрочем, материализм, атеизм и т.п. - еще удобнее. Интеллигент любит женщин как соратниц по борьбе или как особ, до которых надо снизойти жалостью, душевно поврачевать. Женщина-интеллигент вообще к сильной любви неспособна. В лучшем случае она привычку жить с восхитительным умником из наших называет любовью. Ради пустейшей идеи интеллигент легко предаст мать, брата, собственного ребенка. Интеллигенция ядовита и отвратительна, как клубок спаривающихся на солнышке гадюк. Есть в интеллигенции предельно концентрированное сатанинство. Когда интеллигент проходит рядом, явственно чувствуется легкий запашок серы. Я был восхищен предсмертным выступлением Гумилева по телевидению, когда Лев Николаевич сказал: «Я не интеллигент, я профессионал». Я радовался как ребенок, прочитав у гениального Гиренка ответ на вопрос «Какое общее дело у русской философии?» - «Сделать так, чтобы интеллигенция перестала оказывать решающее влияние на народ». Я бы хотел, чтобы интеллигенции в моей родной стране не было. Для обозначения сообщества хорошо образованных людей, притом склонных к сложной интеллектуальной жизни, предлагаю термин интеллектуалитет. Интеллектуалитет объединяет всех интеллектуалов безотносительно политических, этических, эстетических предпочтений. Все то, что придерживается особой платформы, включающей этический фундаментализм, либерализм, гуманизм, любовь к прогрессу и безбожию - интеллигенция, «образованцы», безотносительно того реального интеллектуального уровня, на котором пребывают конкретные личности. Ум, знания, творчество должны быть отделены от смердящего слова интеллигенция. Тот, кто имеет к этим вещам некоторое касательство, но стыдится определения «интеллигент», принадлежит интеллектуалитету».
Смотрины - дело совершенно немодное. При царе Горохе, когда все простое и естественное жило себе покойно, бестревожно, кто негодовал на смотрины? Одни только никчемнейшие люди, гультяи междворные, опасались, что цены им порядочной не дадут, невест не сыщется. И невесты того же разбору, кривые да кособокие. Люди порядочные, работящие, красивые женщины, они что? Они от смотрин никакой беды вовсе не чаяли. Теперь не то. Теперь смотрины перешли в ранг вещей зазорных, неудобных каких-то вещей. Потому и проходят нервно, бестолково, да еще и с какой-нибудь фанаберией. С претензией. Бывают, конечно, и вполне нормальные смотрины, да только нечасто. Иные задаются вопросом: а может и совсем без них обойтись, без смотрин этих? С женой-мужем жить, не с родителями. Это - пожалуйста. Когда ты сам себе голова, денег у тебя несчитано. Или если родителей нет, родни. Тогда понятно. А если денег нет, а родители-родня есть, что с того? А то, что будете жить не вдвоем, а с родителями, и с родней тоже будете жить. Первый вопрос, друг ты мой ретивый, где жить станете? В квартире. А есть она у вас, квартира отдельная? Работаете вы ведь оба, да? И все равно нет у вас ни гроша. А если и есть, то грош. Положим, для вас двоих это еще не горе. Ну а дети как? В нищету их свою оденете и нищетой же накормите? А они вас любить станут, родителей заботливых, кровинушек, спасибо потом скажут вам большое. Так что ушли вы работать, ребенка бабке, надо полагать, подкинули, в конце месяца денег у родителей, скорее всего, выпросили. Такой у вас режим. Такая у вас судьба. В нищей моей любимой стране семьи из одного-двух поколений плохо выживают. Только поддержка третьего поколения придает им какую-никакую устойчивость. Ну вот, добираемся до запретной среди свободных людей темы. Хотите поддержку от старших - уважьте их. По-людски. Куда вы без них, по большому счету! Отсюда - необходимость смотрин. А в старости, когда они перестанут работать, поистратят накопления и опять превратятся в нищебродов, придется вам о них позаботиться. Так что тоже пускай не задаются. Судьба их до гробовой доски все та же, известная, ничуть вашей не почетнее. Хорошо, если сожгут в гробу, а не в пакете… Ясно было, что на смотрины везет его Катерина. В сонный подмосковный поселок Баковку. Старухи, да псы, да коты, да голуби составляют подавляющее большинство местных жителей. От пристани электричек вела в баковскую глубь асфальтированная дорога, на перекрестках кое-где сохранились коновязи. Заборы низенькие, старые, шпаны, видно, мало, штакетины чаще всего некрашеные или краска облупилась. У моста поверх запруды - овраг с высокими старинными дубами, чудом сохранившимися среди людей. Запах там стоит необыкновенный, старозаветный какой-то запах. Весна, высокая трава, цветы, а почва пахнет горьковатой прелью дубовых листьев… Так пленительно, так печально и терпко пахнет земля в дубовой роще! И ничем не вытравить древнего аромата, разве реформируют овраг, закатав его под асфальт и бетон… А и то, с травинками, с упрямым подорожником, прорастет запах убитых дубов…Она смущалась от предстоящего. Брала его то и дело за руку, мол, нормально. Черпала понемногу от его покоя и твердости. Гордей, он на то и Степан Петрович, что рожден от камня, прочные пошли на него материалы. Миновали перекошенную калитку, надо поправить, отметил Гордей, подошли к дому. Семья Савельевых владела половиной дома, сруб, печка, газ- свет есть, колодец рядом. Садик-огородик сотки на три, яблони, крыжовник, зелень, картошка. На приступках их уже встречала Елизавета Андреевна, мать. Некрасивая женщина, раньше работала дояркой, вся уработалась, выглядит намного старше своих сорока пяти, теперь на хорошей чистенькой работе - на почте. Очень некрасивая. Развелась, Гордей припомнил, три года назад, дочь подросла, а он пьяница и с блатными все хороводит, отдохнула от него, непутевого, так устала! Какого мужа еще ей, никакого мужа не надо ей больше, без мужа ей спокойнее…
– Ну, давайте знакомиться, Степан Петрович.
– Рад с вами познакомиться, Елизавета Андреевна. Зовите меня Степой. Так лучше. Мне о вас Катерина много рассказывала.
– Что она наговорила! - смутилась мать.
– Только хорошее. Зашли в дом, накормила их, как водится. Картошка с колбасой, те же маслята, зеленюшки, за знакомство поставила, глядит внимательно: сколько он там опрокидывать станет? Супруг, чувствуется, с белой горячкой имел до неприличия тесную близость. Гордею что, он не из любителей. Да. До чая не тревожила их совсем. Не по обычаю с такими разговорами торопиться. К чаю купила торт, выставила своего варенья, «кружовничного», и еще вторую вазочку поставила: «яблочное сама Катя делала». Конечно, попробовал и того, и другого, похвалил, торта тоже взял кусок, хотя и некуда было его класть. Не зря же потратилась хозяйка, неудобно отказываться. Тут-то, за чаем, принялась она кое-что выведывать. Кто родители. Извините, не знала. Как он собирается семью кормить. Ага, есть работа, деньги водятся, хорошо.