Тайно от родственников они обручаются. Они жених и невеста, но свой, общий дом далеко, далеко.
- Мне предстоит опасный путь, на твою долю выпадет нелегкая участь, сказал Маркс невесте.
- Где ты, там я, - отвечала она.
- Женни, ты будешь ждать, пока я окончу университет и смогу зарабатывать кусок хлеба, чтобы прокормить тебя и нашу будущую семью?
- Буду ждать.
Они ждали семь лет!
Маркс пишет стихи, посвященные "Моей дорогой, вечно любимой Женни Вестфален".
Связала нас незримо
Навеки нить одна.
Душа, судьбой гонима,
Тобой окрылена.
Женни знает: он революционер, ученый, философ. Делит его взгляды. Читает книги, читанные им. Десятки и десятки книг. Смолоду изучены все философские направления от древности. Маркс спорит, отрицает, соглашается, ищет истину и создает новое экономическое и философское учение. Устройство древнего и современного общества, и, как пламенным прожектором освещенный, путь к революции. Когда победит революция, "владыкой мира будет труд".
Это марксизм. Возвышенный ум, горячее сердце направляют мысль и деятельность Маркса. Его девиз: жить - значит работать, а работать значит бороться.
Не могу я жить в покое,
Если вся душа в огне,
Не могу я жить без боя
И без бури...
Буржуазному правительству, капитализму, дворянству, чиновникам, всему старому миру учение Маркса объявляло войну. Старый мир ненавидел, преследовал, мстил. Марксу приходится оставить родину. Париж, Брюссель, Лондон - места изгнания Маркса. Вечный изгнанник, он страстно работает. Отказавшись от стихов, остается поэтом в науке. Им создан первый в мире "Союз коммунистов".
Его статьи и книги призывают к революционному переустройству общества, доказывают неизбежную гибель буржуазного строя, неизбежную победу пролетариата. У Маркса были, есть, вечно будут миллионы друзей и последователей. Пока не свергнут капитализм, так же много будет врагов.
Всюду, всегда с ним Женни. Она уже не фон Вестфален. Она Женни Маркс. Выдержана мучительная битва с дворянскими предрассудками и деспотизмом родственников.
Женни гордится: учение Маркса, его имя знают передовые люди человечества.
Все ли знают, что часто его угнетает нужда, почти нищенство?
Великолепному своему другу Фридриху Энгельсу Маркс пишет: "Моя жена больна... Врача я не мог и не могу позвать, не имея денег на лекарства. В течение 8 - 10 дней моя семья кормилась хлебом и картофелем, и сегодня еще сомнительно, смогу ли я достать и это".
Семья - это дети. Маркс обожает детей. Надо их накормить, одеть, обуть, а денег нет. Издатели многих газет отказываются печатать работы Маркса, ненавидя его революционные идеи, боясь их. Напечатанное оплачивается с опозданием и так скудно, что случаются дни, когда Маркс не имеет возможности выйти из дома, потому что его одежда заложена в ломбарде.
... - Но даже в самые ужасные минуты Маркс не терял веры в будущее, сохранял живой юмор, шутил. Большое дело, Надюша, юмор, смех, шутка, заканчивая набросок завтрашней беседы в классе, сказал Владимир Ильич. Присяжных шутников недолюбливаю, сочинят шутку и первыми сами хохочут. Юмор Маркса - щит против пошлости, скучности, уныния. Нам нельзя быть унылыми...
Они поздно вечером возвращались домой. Усеянное звездами небо раскинулось над заснувшим Лонжюмо. Соловьиные хоры гремели у реки в чащобе кустарников. Что-то шуршало, шепталось, посвистывало в пахучих травах лугов: там шла невидимая людскому глазу таинственная жизнь ночи.
7
У Жюстена каникулы. С утра мальчишечий народ Лонжюмо собирается в стаи, как птенцы, когда те, расправив крылышки, выпархивают из гнезда, пробуя силы, радуясь чуду полета.
- Эй, Касе-Ку, купаться!
- Эй, Касе-Ку, на луг за цветами! В замке, может быть, купят, заработаем несколько су.
Невдалеке от Лонжюмо в надменном одиночестве высится замок, обнесенный чугунной решеткой, прутья которой похожи на пики. За решеткой сад с клумбами и дорожками, усыпанными гравием; аллеи парка тенисты под раскидистыми кронами стройных платанов. Деревенским ребятам за решетку вход воспрещен. Но может быть, господам из замка придутся по вкусу луговые цветы?
Сегодня Жюстена не соблазняют ни купание, ни возможность заработать несколько су. Из ума не идет русская школа. А еще (но это уже совершенная тайна) та приезжая девчонка Зина Мазанова, быстрая и легкая, как стрекоза, немного затронула его любопытство.
- Люди приехали в Лонжюмо и уедут, не наше дело, - говорил отец. - На земле много стран и людей, нам не знать и не видеть.
Жюстен хотел знать и видеть. Поэтому, наскоро перекусив, помня, что к приходу отца надо переделать порядочно хозяйственных дел, помчался ненадолго к дому No 17 по Гран-рю. В школе, наверное, занятия идут полным ходом. Взглянуть хоть глазком. Стараясь быть незаметным, Жюстен занял позицию.
Три важных наблюдения сделал он, подглядывая через застекленную стену за занятиями русских. Первое. Месье Ильин, стоя за преподавательским столиком, что-то живо рассказывал учителям, своим слушателям. Жюстен не видел его лица, в окно была видна спина. Слушатели сидели на скамьях за длинным дощатым столом и с таким радостным вниманием слушали, что Жюстен их лица он видел - отчасти удивился, даже позавидовал.
В своем классе он не замечал у ребят слишком большого усердия и особенного интереса к урокам. Да и сам нередко позевывал или обдумывал личные планы, пропуская мимо ушей объяснения грамматических и арифметических правил.
Второе. Не понимая чужой язык, Жюстен в лекции месье Ильина уловил одно, не раз повторенное слово. Дверь класса из-за жары распахнута настежь, Жюстен слышал: "Маркс".
Что за Маркс?
Третье, совсем удивительное. В классе присутствовал парижанин Андрэ. Правда, не на виду. Пристроился в дальнем уголке класса и, раскрыв рот, не мигая, слушает рассказ месье Ильина.
"Э! Вон оно что! Вон какой ты надувала, а еще камарад называешься!" рассердился Жюстен.
Но, будучи мальчишкой по натуре незлым, быстро остыл. Урок закончился. Учителя вышли во двор размяться и покурить.
Многие из них были босы. Опять что-то новенькое. В Аонжюмо взрослые босиком не ходят - в сандалиях или сабо.
Впрочем, вчера мэр сказал месье Ильину, что "русские немного странные люди. Немного чудаки".
Но Андрэ? Как вам его притворство понравится?
Жюстен намеревался тотчас кинуться к нему, уличить в надувательстве. Не имеет значения, француз ты или русский, а товарищу выкладывай правду. Вот так.
Но Андрэ не один вышел из класса. Обняв его за плечи, с ним шел слушатель. Разглядывая класс через застекленную стену, Жюстен именно на этого слушателя обратил внимание. Разделенные ровным пробором русые волосы открывают чистый широкий лоб. Небольшие усики, прямой нос. Что же в этом совсем простом лице привлекает? Почему именно за ним внимательнее, чем за другими, наблюдал Жюстен из своего укрытия?
Уж очень хорошо этот человек слушал! Глаза то смеялись, словно являлась ему бог знает какая счастливая весть! То печалились. На лоб набегали морщины. Губы сжимались, и, глядя на похмуревшее лицо, догадаешься: кому-то плохо, трудно кому-то. А то гневом зажгутся глаза, тяжелыми кулаками лягут на дощатый стол руки.
"А ведь у него рабочие руки! - внезапно осенило Жюстена. - У моего отца такие. У нашего учителя тонкие пальцы, а у отца..."
Андрей увидел Жюстена.