...Толока? Вот что такое толока.
В мае (чаще всего - в конце мая) деревня в один день вывозит весь скопившийся за год навоз на поля, отдыхавшие под паром.
Лошади были не в каждом дворе, а в Аудри они и вообще-то были наперечет. И вот, по обычаю, аудринцы раз в году работали артелью, вскладчину: кто давал коня, кто телегу с работником, кто только работников - это те, у кого лошади не было.
Хозяйки готовились к толоке загодя. В одном дворе варили пиво, в другом готовили обед, в третьем блины ставили.
И артельная работа - толока - обращалась в праздник: веселые парни и подростки вскачь, с песнями гнали порожние телеги к хлевам - ко всем по очереди. Груженые возы двигались тоже не шагом, а рысью; украшенные разноцветными лентами кони словно заражались удалью возниц. Хозяева их, конечно, смотрели на такую удаль со скрытой тревогой, но ничего не поделаешь: обычай.
Латышская и русская речь слышалась вперемешку; иногда, стоя на пустой телеге, мчались с поля в обнимку бритый латыш и бородач-старовер, оба уже навеселе от домашнего горького, круто заправленного хмелем пива.
Гриша пришел в Аудри еще по холодку, ранним утром, а его новый знакомец, Елизар, уже гнал на телеге по деревне, лихо размахивая концом вязанных из цветной шерсти праздничных вожжей.
Он увидел Гришу, крикнул на всем ходу:
- Садись!
И нарочно хлестнул коня, чтоб промчаться мимо Гриши, - тот же все равно не сумеет вскочить. А потом уж Елизар остановится, позволит ему сесть.
Но Григорий Шумов вырос в деревне - он и не подумал садиться с размаху: так и под колеса угодишь. Он с минуту бежал изо всех сил рядом с телегой, а потом, поравнявшись скоростью с рысью коня, ловко вскочил на передок, стал рядом с Елизаром.
В гриву коня были вплетены красные и зеленые ленты; ветер шумел в ушах.
Ну, все было прямо как на свадьбе! Только просторная крестьянская телега - вся в коровьем навозе. Да что за беда!
Вечером предстоит новое удовольствие: все будут обливать друг друга водой. Отмоются. Девушки заранее приготовили ведра у колодцев. Всегда выходило так, что они ловчей окатывали водой кончивших работу парней. Да так и полагалось: парни измазались, их рубахи теперь все равно стирать вода этому делу только поможет; а девушки работали по дому, угощали приехавших с поля стаканом пива, пирогом, крупеней, а одевались в этот день нарядно, - не обливать же новую кофту из ведра! Надо совесть иметь. И парни делали вид, что промахиваются, лили воду мимо, а то - для смеху - и прямо на себя: все равно, дескать, я мокрый.
Под деревьями стояли накрытые чистыми рушниками столы с квасом, нарезанными ломтями черного хлеба, простоквашей.
В этот день угощения хватало всем.
К вечеру весь навоз из деревни был вывезен.
Коровы, удивленно мыча, входили в чистые, пустые хлева.
Гриша бегал по улице уже весь мокрый, гонялся за обидчиком Елизаром; тот ухитрялся, ловко отскочив в сторону, облить еще раз его с головы до ног.
Они оба даже пива успели хлебнуть. Гриша отпил из кружки немного: невкусно - горько, как полынь.
- Это от хмеля, - объяснил ему Елизар.
Латышский конец деревни весь был - со двора во двор - украшен высоченными жердями, увитыми хмелем. Хмель так разросся, что жерди эти казались издали зелеными колоннами.
Хмелем были оплетены и дворовые ограды из ивняка.
В русском конце деревни плетни стояли голые: староверы пива не варили.
Уже вызвездило, когда Гриша бегом, чтоб не озябнуть в непросохшей одежде, вернулся к усадьбе графов Шадурских. А уходить было жалко: позади звенели по всей деревне Аудри хоровые песни.
Никто дома не заругался на него, измазанного, мокрого. Всем же понятно, и матери тоже: обычай! Обычай надо исполнять. А ситцевую рубаху со штанами нетрудно и постирать.
- Батя, а почему в других местах такого обычая нету?
- Кой-где есть.
- В "Затишье" не было.
Винца вмешался:
- И в усадьбе Шадурских нету.
- Почему? Весело на толоке...
- "Почему"! Потому что в конюшне у Шадурских коней хватит.
- Ну, и что ж? На этих конях - да сразу бы в поле! С песнями!
- Вот непременно и видно, что в училище тебе толковали больше про звезды. Да еще про эту... про арифметику. А про землю мало. На земле так: где много бедняков, у которых коней нету, там без толоки не обойтись. Там надо... как это...
- Сообща. Артельно, - ответил Иван Шумов.
- Ну вот: непременно артельно.
- А почему тогда и другую работу нельзя делать артельно? Веселей было б.
Винца вдруг захохотал, закашлялся. Потом вытер заслезившиеся глаза:
- Э, полайдны! Ты, брат, далеко забираешься!
Неслышно подошедшая мать послушала разговор и сказала негромко (теперь она редко кричала на Гришу - гордилась сыном-реалистом):
- Ну как ты не поймешь! Если, скажем, поле засевать или рожь жать как тут станешь артельно работать? Тут у каждого свой кусок земли, он на нем и трудится. Какая ж тут может быть артельная работа? Каждый за себя. На этом земля стоит.
- Ну, а если вот как сегодня - толока?
- Тут уж нужда заставляет, тебе Винца втолковывал. Не у всех кони есть. Значит, одни хозяева дают лошадей, другие - работников. Это от нужды.
- Читал я в книжке одной, - сказал Иван Шумов, - помнишь, мать, Петр Васильевич Сметков мне оставил... читал я в ней, будто по прошествии времени и во всем труде крестьянском...
- Читал ты! - перебила мать и оглянулась по сторонам. - Смотри не дочитайся. Попадешь туда, откуда Винца к нам приехал.
- А Винца для меня хуже не стал оттого, что в тюрьме побыл. Наоборот...
- Тебе-то он не хуже! Мне тоже, может, не хуже. А вот самому Винце, скорей всего, худо там было.
- Мне было худо, - подтвердил Винца, - но я не жалею. Я там прошел... как это говорится... курс наук.