- А она тебе кто? - спросил Юрка. - Ты же сам говоришь, что любишь ее. Правильно?
- Но она ничего не знает - и вдруг сразу такие стихи.
- Ну, как хочешь, - обиделся Юрка. - А я считаю, что надо взять на абордаж, потому что наступил решающий момент.
Я прочитал вслух еще одно стихотворение, как мелькает в весеннем саду фигура любимой в прозрачной одежде.
Рафик рассмеялся. Даже Юрку это стихотворение смутило немного.
- Ты же сам наврал ей, что пишешь стихи,- сказал он. - Тебя же никто за язык не тянул.
- Тянул не тянул, но такие стихи я ей не понесу, - я отодвинул от себя книги и блокнот.
- Ну, тогда она никогда не узнает про твое отношение к ней, - махнул рукой Юрка. - Так и будете играть в прятки.
Но Юрка ошибался. Она все узнала. По тому, как она посмотрела на меня, впустив в дом, я сразу понял - что-то случилось.
Она опять была одна. На столе лежала раскрытая тетрадка, в которой я писал выводы теорем, "Геометрия" и билеты. Продолжая странно смотреть на меня прищуренными глазами, она показала на стул.
Я сел.
- Напиши что-нибудь в тетрадке, - почти приказала она.
- Что написать?
- Ну, напиши: "Сегодня хорошая погода..." Дай-ка сюда, - сказала она, когда я вывел последнюю букву. - Так я и знала.
Она торжествующе посмотрела на меня, потом нахмурилась, вытащила из кармана какой-то лист бумаги.
- Это ты писал?
Она держала в руках дурацкое письмо, которое я подложил ей на бульваре. Письмо, которое начиналось словами: "Любовь моя, вот уже несколько месяцев я тоскую по тебе..."
- Отпираться нет смысла, - сказала она. - Почерки совпадают. - Она приложила письмо к тетрадке с моими словами о погоде.
- Ну, ты писал? - еще раз спросила она.
Я кивнул. (Зачем я послушался Юрку?!)
- Какая гадость! - Она бросила письмо на стол. - И тебе не стыдно?!
Я молчал, уставившись в стол.
- Ты что, сумасшедший? - спросила она вдруг совсем не строгим голосом.
- Почему?
- Откуда я знаю, почему! Очень странное письмо. Нормальные люди так не пишут. Мне разные письма писали, но такого никогда не было... Ты правда любишь меня?
Я молчал.
- Ты что, и занимаешься со мной поэтому?
- Нет, - сказал я.
- Ну, теперь все равно мы уже не сможем заниматься.
- Почему?
- Как мы можем заниматься после того, что произошло? И мама будет против, если узнает. Я молчал.
- Может, ты хочешь, чтобы я скрыла все от мамы? Я кивнул.
- Значит, ты хочешь, чтобы все осталось в тайне? Я опять кивнул.
- Тогда обещай, что никогда больше не будешь об этом говорить или писать. Никогда! Обещаешь?
- Обещаю.
- Я подумаю, - сказала она. - А ты дай слово, что вечно будешь хранить эту тайну.
- Клянусь мамой.
- И не забывай, что я старше тебя на целых полгода. Тебе нужна другая девушка, помоложе. И вообще тебе еще рано думать о таких вещах.
Я наконец оторвал взгляд от стола и посмотрел на нее.
- Конечно, приятно, что ты меня любишь, - сказала она, - но между нами ничего быть не может. Это исключено.
- Почему?
- Не задавай глупых вопросов. И прекратим разговоры на эту тему. А то я не приглашу тебя на свой день рождения. Я посмотрел на нее удивленно.
- Завтра мне исполняется пятнадцать лет, - важно сказала она. - Я тебя приглашаю. Но только не опаздывай. Все соберутся в семь.
Она взяла со стола злополучное письмо, сложила его и спрятала в карман.
... Сын полка весь день опять был в части. У них проходило какое-то учение. Он, точно, связист. С тутового дерева я видел, как он бегал по территории с полевым телефоном, разматывая на ходу кабель.
Вечером он белил стены своей комнаты. Со двора в окно было видно, как он вылез на деревянную лестницу и водил короткой кистью по стене. Слышны были голоса управдома и дворничихи Чимназ. Управдом разговаривал с ним, как со взрослым.
- Это правильно, - говорил он. - Я понимаю: хороший боец трудностей не боится... А в восемь ноль-ноль прошу на собрание в мой подвал. Всех жильцов собираем.
Он что-то еще добавил негромко и рассмеялся.
- У меня дома одеяло хорошее, - сказала Чимназ, - стеганое. Я принесу вечером.