Потом он рассказал мне, какие гигантские усилия потребовались для преодоления последней горной цели, отделяющей равнину под Джой от Полярной Страны. На помощь Марты он не мог рассчитывать, тем более что я, все еще находящийся между жизнью и смертью, требовал ее постоянного внимания, поэтому ему пришлось самому вести автомобиль при слабом освещении по крутому склону, засыпанному раскрошившимися камнями.
Примерно через восемьдесят часов после полуночи он остановился на перевале. Оттуда уже простирался вид на Полярную Страну.
- Мне показалось,- рассказывал он,- что я увидел Землю Обетованную; перед моими глазами, уже привыкшими к виду диких скал и пустынь, лежала огромная, зеленая равнина. От радости у меня перехватило дыхание, из глаз потекли слезы. Сквозь них я смотрел на темные луга, на огненное Солнце, видное с горы, хотя было еще далеко до того времени, когда оно должно был о, взойти.
Когда он говорил это, мы невольно оба повернулись к Солнцу. Оно лежало на горизонте в той стороне, которая до сих пор была для нас севером, а отсюда, видимо, считалось югом. На этой стороне Луны был день.
Тогда, в первый раз, меня охватила непреодолимая жажда увидеть таинственные места, над которыми стояло Солнце. Спускаясь с горы, я только об этом и думал, а после возвращения в палатку начал строить планы дальнейшего путешествия.
Петр тоже придерживался мнения, что нам следует углубиться на юг, к центру неизведанного полушария.
- Здесь нам хорошо,- говорил он,- и мы могли бы провести тут всю жизнь, но еще лучше мы могли бы жить на Земле. Мы прибыли на Луну, чтобы познать ее тайны, значит, это и следует делать.
Итак, продолжение путешествия было делом решенным, единственное, что пока удерживало нас - было состояние Марты. В ожидании того времени, когда она сможет двинуться в путь, мы занимались подготовкой, делали запасы.
Прежде всего мы перестроили автомобиль. Не было смысла тащить с собой такую тяжелую машину. Вначале мы собирались отделить от него верхнюю часть, после чего он стал бы похож на глубокую лодку на колесах, но нас удержала от этого мысль, что мы можем оказаться в таких местах, где достаточно морозные ночи, тогда автомобиль, тщательно закрытый и отапливаемый, будет представлять для нас неоценимое убежище. Поэтому мы только отделили от него заднюю часть, где раньше хранились запасы. Для того, чтобы закрыть образовавшееся отверстие, мы использовали имеющуюся у нас алюминиевую плиту, которая до этого времени отделяла склад от помещения автомобиля. Кроме этого, мы сняли все тяжелые металлические части, служащие для укрепления его стенок, теперь ненужные. Двигатель, созданный некогда несчастным Реможнером, мы как могли исправили и поместили в автомобиль на тот случай, если наш придет в негодность.
Все эти приготовления, а также создание запасов продовольствия и воды, которую терпеливо нужно было выжимать из мхов, отняли у нас более трех месяцев. Наконец все было готово.
В пятый раз Земля достигла полной фазы за время нашего пребывания на полюсе, когда, возвращаясь с далекой, одинокой прогулки, я услышал в палатке плач ребенка. Ни один голос в жизни не производил на меня такого впечатления, как этот слабый плач существа, которое явилось на свет, чтобы увеличить наше число и внести радость в нашу одинокую жизнь. Услышав его, я бросил охапку собранных съедобных мхов и бегом кинулся в палатку. На постели лежала Марта, бледная и обессиленная, но светящаяся радостью. Казалось, она даже не замечает моего появления. Все ее внимание поглощало маленькое существо, завернутое в белые простынки, которые она страстно прижимала к набухшей груди.
- Мой Том! Мой Том! Мой красивый, любимый сын! - шептала она слабым голосом и смеялась сквозь слезы.
У постели крутились обе собаки и, вытягивая любопытные морды, обнюхивали это неизвестное им, кричащее существо.
Я повернулся к Петру, и меня удивило его поведение. Он сидел в углу палатки, задумчивый и мрачный. Но пока я не стал об этом задумываться. Я подбежал к Марте, чтобы сказать ей, как я радуюсь появлению ее ребенка, что я благодарю ее за подаренную нам новую жизнь, но не смог произнести ни звука.
Я только схватил ее маленькую, худую руку и пробормотал что-то невразумительное. Она взглянула на меня, как будто только сейчас увидела. Я почувствовал неприятный укол в сердце, потому что ее взгляд сказал мне, что я настолько безразличен ей, насколько вообще человек может быть безразличным для другого человека. Настроение у меня упало, и она, видимо, заметила это, потому что улыбнулась мне, как будто хотела загладить невольно причиненную обиду и сказала, показав на ребенка:
- Смотри, Томаш вернулся, мой, мой Томаш...
В эту минуту я понял, что ни один из нас никогда не займет значительного места в сердце этой женщины, потому что оно всегда будет отдано этому ребенку, в котором она любит не только собственную кровь и собственное тело, но также душу умершего любимого.
Молча я принялся готовить еду и питье для Марты. Петр вышел со мной из палатки.
- Что ты обо всем этом думаешь? -спросил он меня, когда мы были снаружи.
Я не знал, что ему ответить.
- Ну что ж, сын Томаша пришел на свет...- пробормотал я через минуту.
- Да, сын Томаша,- повторил Петр и задумался.
Мне не хотелось ни о чем его расспрашивать, я знал, о чем он думает.
Видимо, из опасения коснуться этой щекотливой темы, мы с тех пор разговаривали друг с другом исключительно о предстоящем вскоре путешествии Марта быстро набиралась сил, здоровье маленького Тома тоже не вызывало опасений, поэтому мы решили, что когда Земля в очередной раз войдет в первую четверть, отправиться в путь. Это было самое подходящее время, так как в средней части этого лунного полушария именно в это время начинается день. И двинувшись в путь в это время, мы располагали бы временем в две земные недели, чтобы, не найдя подходящих условий для жизни, смогли вернуться в Полярную Страну еще до наступления ночи
Вскоре после рождения Тома Земля пришла в новую фазу, и тогда наступило солнечное затмение, которое мы уже однажды наблюдали на Луне. Первого, там над пустыней, придавленные мыслью о висящей над нами смерти, мы совершенно не изучали, поэтому теперь решили воспользоваться представившейся новой возможностью. Взяв с собой астрономические приборы, уложенные на небольшую тележку которую тянули за собой собаки, мы поднялись на вершину горы, расположенной поблизости от полюса, откуда можно было увидеть Землю и Солнце.
Зрелище было великолепное, но наши исследования, к сожалению, не удались. Низкое положение Земли на горизонте при атмосфере, насыщенной водными испарениями, не позволяли сделать точные измерения и мешали наблюдениям, так что через несколько минут после захода Солнца за земной диск, мы оставили измерительные приборы в покое, чтобы невооруженным глазом любоваться волшебной игрой света на небосклоне. Земля предстала перед нами на фоне кроваво-желтого зарева в виде огромного черного круга. Вокруг нее небо потемнело и засияло звездами. Было похоже на то, что на ночном небосклоне появилось зарево какого-то огромного пожара или северное сияние, которое бывает на Земле поблизости от полюсов.
До сих пор это необыкновенное зрелище стоит у меня перед глазами Тогда мне показалось, что передо мной предстал в огне почерневший труп Земли. В этом было что-то жуткое и захватывающее Еще сегодня, когда я думаю о Земле, она видится мне в том ужасном, черном облике, в какрм я ее видел тогда, и я должен призывать на помощь все свое воображение, чтобы представить ее светящимся серебряным диском
Я не мог долго переносить эту необыкновенную, но какую-то болезненную картину, поэтому обратил свой взгляд к звездам, которых не видел уже несколько месяцев. Все они блистали у меня над головой, искрящиеся, как иногда у нас, на Земле, в морозную , ночь. Я смотрел на них с любовью, как на старых добрых знакомых, искал знакомые с детства созвездия и мысленно спрашивал у них, что слышно там, на моей родной планете, лежащей теперь перед нами, как груда шлака на пылающем зареве.
Внезапно я почувствовал, что звезды как бы затуманиваются у меня перед глазами. Я протер глаза, думая, что это слезы, вызванные воспоминаниями, туманят мне взгляд, но это не помогло звезды были видны все слабее. Это заметил и Петр. Мы забеспокоились, не в силах объяснить это явление. Тем временем звезды полностью погасли, и даже зарево в той стороне, где Солнце зашло за Землю, становилось менее ярким, оно как бы стиралось Через несколько минут нас охватила полная темнота, только в южной стороне неба еще виднелся легкий красноватый отблеск. Одновременно мы почувствовали сильный порыв ветра, явление совершенно непривычное для нас в этих местах. Охваченные удивлением и беспокойством, мы не смели двинуться с места.
Наконец затмение окончилось и Солнце выглянуло из-за края Земли. Мы догадались об этом скорее по возвращающемуся дню, так как несмотря на свет, ни Солнца, ни окрестностей мы не могли разглядеть. Все тонуло в густом молочно-белом тумане
Только теперь мы поняли все. В Полярной Стране не образуются облака и не идет дождь только потому, что воздух равномерно прогревается, и отсутствует причина, по которой из него выделялись бы водные пары
Так было при обычных обстоятельствах, однако во время затмения наступило внезапное похолодание, в результате чего возник ветер, а водные пары в похолодевшем воздухе преобразовались в туман.
Эта естественное объяснение неожиданного явления успокоило нас, но в то же время наше положение было достаточно прискорбным. Пронизывающий холод весьма досаждал нам, а в этой мгле невозможно было найти дорогу вниз, в долину, где стояла наша палатка. Кроме того, меня беспокоила мысль о Марте. Однако делать было нечего, нужно было сидеть и ждать до тех пор, пока не прояснится.
И действительно, вскоре туман стал подниматься. Через полчаса перед нами открылся вид на долину, уже только вершины гор были окутаны облаками, густеющими с каждой минутой. Было видно, что вскоре будет дождь, поэтому, не теряя времени, мы начали спускаться с горы. Однако не успели мы пройти и половины пути, как над нами сверкнуло и, почти одновременно с глухим рокотом грома, на нас хлынул настоящий потоп. Через несколько секунд мы промокли до нитки. Через потоки льющейся с небес воды невозможно было ничего увидеть, громы и молнии ни на минуту не прекращались.
Это продолжалось часа два, в это время мы, вымокшие и продрогшие, вместе с собаками прятались под каким-то выступом скалы который, впрочем, представлял довольно слабую защиту. Как только дождь прекратился, мы немедленно вышли из своего укрытия, чтобы пуститься в дорогу, но едва мы вышли из-за скалы, как перед нами предстала картина, заставившая нас остановиться в ужасе
На месте зеленой котловины у наших ног лежало, широко разлившееся озеро.
Моей первой мыслью было: что стало с Мартой и ребенком? Место, где стояла наша палатка, теперь должно было быть затоплено. Я бегом кинулся к озеру, не обращая внимания на крики Петра, который хотел остановить меня. Добежав до воды, я пошел дальше вброд. Сначала было неглубоко, но вскоре мне пришлось идти по пояс в воде. Я заколебался, сомневаясь, идти дальше или вернуться, тем временем Петр, прыгнув за мной в воду, схватил меня за руку и заставил вернуться на берег.
Наше положение было ужасным. Страшная тревога о судьбе Марты покрыла мой лоб крупными каплями пота, но я вынужден был признать правоту Петра: бредя через залив, я только подвергаю опасности свою жизнь, а ей ничем помочь не могу.
- Если Марта вовремя заметила наводнение,- говорил он,- и укрылась на взгорье, наша помощь ей пока не нужна, у нас будет время найти ее, когда вода спадет. А если она не успела уйти, мы уже ничем ей не сможем помочь.
Он говорил это спокойно, даже с какой-то жестокостью, которая дрожью отозвалась во мне. Я посмотрел ему в глаза, и мне показалось, что я прочел в них чудовищную, завистливую мысль: "Пусть лучше погибнет, чем когда-нибудь будет твоей...".
- Я все равно приду им на помощь,- крикнул я.
- Иди,- ответил он и спокойно уселся на берегу.
Я действительно хотел идти, но это было легче сказать, чем сделать. А впрочем, куда я должен был идти, в середину этого озера? Искать их под водой?
Я уселся рядом с Петром, злой и расстроенный, и стал упрямо вглядывался в воду. По ее поверхности плавали тут и там оторванные стебли мхов, впрочем, она была ровной и гладкой, никакой порыв ветра не нарушал ее. Я как раз размышлял о том, как за такое короткое время столько воды могло выпасть из атмосферы и сколько времени должно пройти, чтобы это море высохло, и мы могли найти трупы нашей подруги и ее ребенка (я уже не сомневался, что они погибли), когда вдруг заметил, что все стебельки мха быстро плывут в одну сторону. Видимо, их несло течением, это свидетельствовало о том, что вода нашла где-то выход их котловины. Это наблюдение чрезвычайно обрадовало меня, так как позволяло надеяться, что падения уровня воды не придется ждать слишком долго. Чтобы проверить, не ошибся ли я в своем предположении, я поднялся и пошел по берегу в ту сторону, куда, казалось, течет вода.
Пройдя несколько километров, я напал на затоку, которую перешел вброд. За ней я убедился в существовании отлива: на поверхности уже были видны более возвышенные места долины, которые появлялись из воды плоскими зелеными островками.
Все это вместе выглядело весьма любопытно и красиво, тем более что в гладком зеркале воды, между зелеными островками, отражались вершины прибрежных гор, уже снова освещенных розовым светом. Но теперь я мало обращал внимания на окружающий пейзаж, захваченный только одной мыслью: о Марте. Едва ли не впервые тогда я осознал, насколько мне дорога эта женщина и каким страшным ударом для меня была бы ее смерть... С этой чудовищной мыслью я не мог примириться. Я не мог себе представить, каким способом я мог бы ее спасти, но в глубине моей души все же таилась какая-то отчаянная надежда, что она жива, и я все быстрее бежал вперед, как будто от того, насколько быстро я доберусь до места, куда течет заполнившая долину вода, зависело ее спасение.
Но я был слишком взволнован, чтобы мыслить логически, все, что я сознавал сейчас, - это то, что без этой чужой для меня женщины и ее ребенка я ничего не стою, и что готов отказаться от всяких притязаний на нее, если могу этим ее спасти... Кто знает, не судьба ли подслушивает иногда тихие обеты людей.
Прошло уже около двенадцати часов с минуты, когда я расстался с Петром, когда меня остановил шум воды, широким потоком уплывающей по ущелью, до сих пор не замеченному нами, которое представляло своего рода ворота, ведущие из полярной котловины в неизвестную нам часть Луны. Усталый и голодный, я уселся на берегу, не зная, что делать.
Бессмысленность моей погони теперь полностью была мне ясна. В высшей степени расстроенный, я устало растянулся на мху и уставился в небо, такое же спокойное и бледное, как перед этим злосчастным затмением Солнца.