- Что-нибудь из этого вам знакомо? - спросил Байярд. - Были вы здесь когда-либо раньше?
- Нет. Ничего особенно похожего. Просто река и остров.
- Не просто остров, мистер Кэрлон, - сказал Байярд. - Взгляните поближе. - В его голосе прозвучала нотка подавленного возбуждения.
- Там есть здание, - сказал я, разглядев массивную кучу камня, завершающуюся башнями, как у замка.
- Довольно знакомое здание - известное как Шато-Гайяр, - заметил Байярд и посмотрел на меня. - Значит для вас хоть что-нибудь это имя?
- Я слышал о нем. Довольно старое, не так ли?
- Примерно восемьсот лет.
Пока мы беседовали, челнок скользил через реку к каменным стенам и башням крепости. Байярд отрегулировал рычаги, и мы остановились, повиснув в пространстве примерно в пятидесяти футах перед высокой стеной. Там рос плющ, и сквозь темную листву просвечивал старый, как скалы над ним, камень.
- Мы в пятидесяти футах от центра резонанса, - произнес Байярд. - Это где-то ниже нас.
Стена перед нами скользнула вверх, поскольку челнок спускался вертикально. В каменной кладке виднелись узкие бойницы между обветренных контрфорсов, как когтями сжимавших каменный фасад.
Мы остановились у основания стены.
- Наша цель где-то на двенадцать футов ниже этой точки и приблизительно в шестидесяти футах на норд-норд-ост, - пояснил он.
- Значит, где-то в фундаменте, - ответил я. - Кажется, нам не повезло.
- Вы скоро столкнетесь с еще одним необычным испытанием, мистер Кэрлон, - предупредил Байярд. - Не теряйте вашей невозмутимости. - И он хлопнул по выключателю.
Вид на экране исчез в какой-то разновидности светящейся голубизны цвета газового пламени, и все-таки выглядевшей твердой. Он передвинул рычажки, и призрачная стена скользнула вверх. Линия булыжника, служившего поверхностью, проплыла мимо, как вода, поднимающаяся над перископом, и экран вернулся к твердой голубизне с ясно определенными линиями слоев, пересекаемых под углом. Несколько врезанных камней, более темная тень на голубом, как желатиновые лампы, плавающие в аквариуме, несколько изогнутых корней, бледных и просвечивающих, куски битой посуды. Экран становился темнее, почти непрозрачным.
- Мы сейчас в твердой породе, - сказал Байярд холодным тоном, как если бы показывал дома кинозвезд.
Мы остановились, и я почувствовал, будто несколько миллионов тонн планеты толкнули меня. Это дало мне странное ощущение, словно я был дымным облачком, этаким газообразным гранитом, ограниченным тонкой скорлупой.
- Машина, я бы сказал, совершенная, - проворчал я. - Что еще они может делать?
Байярд выдал легкую улыбку и дотронулся до панели управления. Текстура скалы закружилась вокруг нас, как грязная вода с просачивающимся сквозь нее мутным светом. Мы продвинулись вперед примерно на десять футов, проскользнули сквозь стену и оказались в комнатке с каменными стенами и потолком, без окон и с толстым слоем пыли на всем. После путешествия сквозь скалу здесь было почти светло, так что можно было видеть кое-какие вещи: лохмотья на стенах, оставшиеся от сгнивших гобеленов, грубо сколоченная из неровных досок деревянная скамья с кучей пыли на ней, несколько металлических блюд и кубков, украшенных узором из цветных камней, безвкусно выполненные ювелирные изделия, обломки проржавевшего железа.
- Я думаю, мы что-нибудь найдем, мистер Кэрлон, - вымолвил Байярд, и на этот раз тон был менее холодным. - Выйдем?
Он сделал что-то со своими рычагами, и мягкое гудение, о котором я уже забыл, хотя и слышал, сбежало со шкалы. Сцена на видеопласте исчезла, как будто выключился прожектор. Он щелкнул еще одним переключателем, и жесткий белый свет засиял среди черных стен, отбрасывая в углы причудливые тени. Панель скользнула назад, и мы вышли. Пол под нашими ногами был покрыт толстым ковром пыли, запах вечности в воздухе походил на запах заплесневелых книг во всех библиотеках мира.
- Старый склад, - произнес Байярд той разновидностью шепота, что исходит из потревоженной могилы. - Опечатанный, вероятно, много веков назад.
- И очень нуждающийся в метле, - добавил я.
- Одежда, дерево и кожа сгнили напрочь, за исключением того, что стащили, и большая часть металла окислилась.
Я пошевелил кучу ржавчины носком. Оставалась чешуйка размером с блюдце. Байярд опустился на колено, пошуровал в ржавчине и поднял чистый погнутый кусок.
- Это genouillere, - сказал он. - Наплечник; часть рыцарского доспеха.
Достав прибор, похожий на счетчик Гейгера с кабельным питанием, он обвел им всю комнату.
- Здесь за работой экстраординарные силы, - вымолвил он. - Отметки напряжения поля Сети вышли за пределы шкалы.
- Значит?
- Ткань реальности натянулась до точки разрыва. Это почти так же, как бесконечность в континууме - трещина в последовательности энтропии. Силы, подобные этим, не могут существовать, мистер Кэрлон, недолго, во всяком случае, без нейтрализации!
Он зафиксировал регулировку на инструменте, поворачиваясь кругом, чтобы нацелить его на меня.
- Кажется, вы представляете собой фокус сильно поляризованного потока энергии, - сказал он, подошел ближе, направляя прибор на мое лицо, повел им вниз по моей грудной клетке и остановился на какой-то вещи, находившейся на моем бедре. - Нож, - сказал он. - Могу я посмотреть на него?
Я вынул нож и вручил полковнику. Там не на что было смотреть: широкое толстое лезвие около фута длиной, у основания довольно грубое, с неуклюжей крестообразной гардой и с несоразмерной, обтянутой кожей рукояткой. Для чистки рыбы он не совсем подходил, но он находился у меня с давнего времени. Байярд держал металлический указатель напротив ножа и смотрел, не веря глазам своим.
- Откуда вы это взяли, мистер Кэрлон?
- Нашел. - Где?
- Очень давно в сундуке, на чердаке.
- В чьем сундуке? На чьем чердаке? Сосредоточьтесь, мистер Кэрлон. Это может быть жизненно важно.
- Это был чердак моего деда, за день до его смерти. Сундук был в семье с давних дней. Рассказывали, что он принадлежал предкам, бороздившим моря в восемнадцатом столетии. Я рылся в нем и вытащил наружу этот нож. Не знаю почему, сохранил его. Он не совсем такой, как все ножи, но, кажется, очень хорошо подходит к моей руке.
Байярд посмотрел на лезвие ближе.
- Здесь есть буквы, - сказал он. - Похоже на старофранцузский: Бог и моя Честь.
- Не проделали ли же мы весь этот долгий путь, чтобы изучать мой нож? удивился я.
- Почему вы продолжаете называть это ножом, мистер Кэрлон? - спросил Байярд. - Мы оба прекрасно знаем, что это не так. - Он ухватился за рукоять оружия и поднял его. - Для ножа он слишком массивен и чересчур громоздок.
- Чем бы вы его назвали?
- Это сломанный меч, мистер Кэрлон. Разве вы не знали? Он передал его мне, эфесом вперед. Когда я взял его, Байярд взглянул на свои шкалы.
- Стрелки поднимаются до голубого, когда вы берете его в руку, произнес он голосом, звенящим от напряжения, как буксирный трос.
Рукоять меча в моей руке задрожала. Ее тянуло, мягко, как будто невидимые пальцы тащили за него. Байярд изучал мое лицо. Я почувствовал капельку пота, стекающую вниз по левой брови.
Не знаю, каким образом, но я попытался поднять обломки, сделал шаг давление стало сильнее. Пронзительно холодная голубая вспышка, как от статического электричества, заиграла по куску заржавленного железа на скамье. Еще один шаг... и вокруг конца моего ножа вспыхнуло слабое голубое жало. Краем глаза я видел, что все объекты вокруг меня мягко осветились в полутьме. На скамье что-то шевельнулось, посыпалась пыль. Я повернулся на несколько дюймов, движение прекратилось. Я сделал шаг в сторону - нечто развернулось следом за мной.
Байярд пальцем пошвырял пыль и поднял кусочек металла, весь в оспинах приблизительно три дюйма на шесть, скошенный с обеих краев, с желобком у центрального гребня.
- Обыкновенный кусок ржавого железа, - сказал я. - Что же заставляет его двигаться?