- Нет, то, о чем я попрошу вас, очень важно для меня. Я этого очень хочу, Ник. Вы сделаете это?
- Разве есть на свете что-либо, чего бы я для вас не сделал? - спросил он уже серьезно.
- Не знаю. Может быть, именно это. Но вы должны это сделать.
- Чего же вы хотите?
- Уезжайте отсюда!
Он покачал головой.
- Но вы обязаны.
- Послушайте, Кейт, - сказал Тарвин, глубоко засунув руки в карманы своего белого сюртука, - я не могу. Вы не понимаете, куда приехали. Вы не знаете этих мест. Попросите меня о том же самом через неделю. Я и тогда не соглашусь уехать. Но зато смогу хотя бы поговорить с вами о вашей просьбе.
- Теперь я знаю все, что нужно, - ответила она. - И хочу делать то, ради чего сюда приехала. Я не смогу делать это, если вы останетесь здесь. Ведь вы же понимаете это, правда, Ник? С этим уже ничего не поделаешь.
- Нет, поделаешь. Я поделаю. Я буду хорошо вести себя.
- Не надо говорить о том, что вы будете добры ко мне. Я это и так знаю. Но даже вы, несмотря на всю вашу доброту, будете мешать мне. Поверьте мне, Ник, и уезжайте. Но это вовсе не означает, что я хочу прогнать вас, вы же понимаете.
- Ах так! - произнес Тарвин с улыбкой.
- Ну... вы же знаете, что я имею в виду, - ответила Кейт сурово.
- Да, знаю. Но если я буду правильно вести себя, все уладится. И это я знаю тоже. Вот увидите, - сказал он мягко. - Путешествие было ужасным, да?
- Вы обещали мне, что не поедете за мной.
- Я и не ехал за вами, - ответил Тарвин, снова улыбаясь и подвешивая для нее гамак. Сам же он уселся в одно из глубоких кресел, стоявших на веранде, положил ногу на ногу, а на колени водрузил белый тропический шлем, который начал носить недавно. - Я специально поехал другим маршрутом.
- Как так? - спросила Кейт, опускаясь в гамак.
- Через Сан-Франциско и Иокогаму. Ведь вы же велели мне не ездить за вами.
- Ник! - в одном этом коротком слоге слились упрек и порицание, симпатия и отчаяние, которые рождались в ней в ответ и на самые невинные, и на самые большие его дерзости.
- Ну полно, Кейт, вы же не могли предположить, что я останусь дома и позволю вам приехать сюда и в одиночку искать счастья на этой старой песочной куче, ведь так? Нужно иметь каменное сердце, чтобы отправить вас в Гокрал Ситарун одну - ведь вы же еще малышка. Я только об этом и думаю с тех пор, как приехал сюда и увидел, что это за местечко.
- Но почему вы не сказали мне, что едете сюда?
- Ну, вас не очень-то интересовали мои дела, когда мы виделись в последний раз.
- Ник! Я не хотела, чтобы вы приезжали сюда, но обязана была приехать сама.
- Ну, что же. Вот вы и приехали. Надеюсь, вам здесь понравится, произнес он мрачно.
- Неужели здесь так плохо? - спросила она. - Хотя, впрочем, мне все равно.
- Плохо? - повторил он. - Помните Мастодон?
Мастодон был одним из тех городов Запада, которые давно потеряли свое будущее - город без жителей, покинутый и заброшенный.
- У них здесь достаточно природных и прочих ресурсов, - сказал он. - И не надо говорить, что их будто бы извиняет тот факт, что страна их бедна. Это хорошая страна. Достаточно переселить в Ратор жителей одного из находящихся на подъеме городов нашего Колорадо, завести хорошую местную газету, организовать торговую палату и дать знать миру о том, что здесь можно найти, - и через шесть месяцев здесь начнется бум, который охватит и всю империю. Но к чему им это? Они мертвы. Это мумии. Это деревянные идолы. Здесь, в Гокрал Ситаруне, не хватает обыкновенного, простейшего, старомоднейшего действия, быстрого и энергичного, не хватает суматохи, шума, ну хотя бы телеги с молоком, едущей по городу.
- Да-да, - прошептала она еле слышно, и глаза ее заблестели. - Потому я сюда и приехала.
- Я не понимаю вас.
- Я приехала потому, что они не похожи на нас, - разъяснила она, обратив к нему свое сияющее лицо. - Если бы они были образованны и мудры, что бы мы могли сделать для них? Они нуждаются в нас именно потому, что они неразвиты, глупы и не знают, какой дорогой им идти. - Она глубоко вздохнула. - Как хорошо, что я все-таки приехала.
- Как хорошо, что вы со мной, - сказал Тарвин.
Она вздрогнула.
- Больше никогда так не говорите, Ник, - сказала она.
- О, Господи! - простонал он.
- Понимаете, в чем дело. Ник, - сказала она серьезно, но нежно. - Я не принадлежу больше тому миру, о котором вы говорите. И даже отдаленная возможность этого исключена для меня. Смотрите на меня как на монахиню. Как на человека, который отринул все радости, отказался от счастья, оставив себе лишь работу.
- Гм... Можно я закурю? - Она кивнула, и он зажег сигару. - Я рад, что смогу принять участие в торжественной церемонии.
- Какой церемонии? - спросила она.
- Вашего пострижения в монахини. Но я верю, что этого не случится.
- Почему же?
Он что-то пробормотал, не вынимая сигары изо рта. Потом поднял на нее глаза.
- Готов поручиться всем своим богатством - вы не примете постриг. Я знаю вас, я знаю Ратор, я знаю...
- Что? Кого еще вы знаете?
- Себя самого, - сказал он, снова взглянув ей в глаза.
Она сцепила руки на коленях.
- Ник, - сказала Кейт, наклоняясь к нему, - вы же знаете, что вы мне нравитесь. Вы мне так нравитесь, что я не могу думать о том, что вы мучаетесь, - ведь вы говорите, что ночами не спите. Как же, по-вашему, буду спать я, зная, что вас ждут разочарования и страдание. А я ничем не могу облегчить ваши муки - разве что умолять вас вернуться домой - и чем скорее, тем лучше. Я очень прошу вас. Ник. Ну, пожалуйста! Уезжайте!
Тарвин несколько секунд вертел в руках сигару, словно раздумывая о чем-то.
- Милая девушка, я не боюсь.
Она вздохнула и снова повернулась лицом к пустыне.