- Неудивительно, что ваш король - банкрот. Ведь ему приходится содержать такой двор.
- Он один из самых богатых князей в Индии, - ответил человек в желтом. - Он сам не знает, чем владеет.
- Тогда почему же он не заплатит вам, а держит вас здесь в какой-то сонной полудреме?
- Потому что он туземец. Он потратит сто тысяч фунтов на свадебный пир, но задержит выплату двухсот рупий по счету на целых четыре года.
- Надо излечить его от этой болезни, - настаивал Тарвин. - Пошлите шерифа - пусть наложит арест на те драгоценные камни, что украшают его корону.
- Вы не знаете индийских князей. Они скорее оплатят ваш счет, чем расстанутся с этими камнями. Эти камни священны. Они принадлежат государству.
- Ах, как бы мне хотелось взглянуть на "Счастье Державы"! - воскликнул один из присутствующих, о котором впоследствии Тарвин узнал, что он был агентом калькуттской ювелирной фирмы.
- А что это? - спросил Тарвин небрежно, потягивая виски с содовой.
- Это Наулака. А разве вы не знаете?
Человек в желтом одеянии избавил Тарвина от необходимости отвечать.
- Да ладно вам! Все эти небылицы о Наулаке придумали жрецы.
- Не думаю, - рассудительно ответил агент ювелирной фирмы. - Когда я в последний раз был здесь, король говорил мне, что однажды показал Наулаку наместнику. Но он был единственным иностранцем, которому довелось увидеть это чудо. Король уверил меня, что теперь и сам не знает, где ожерелье.
- Тьфу ты! Вы что, верите, что существуют изумруды в два дюйма в разрезе? - спросил другой.
- Да, но это главный камень ожерелья, - сказал ювелир, - и я держу пари, что это настоящий изумруд. Но поражает меня вовсе не это. Меня удивляет, как эти парни, которые ничего не смыслят в таких вещах, как алмаз чистой воды, сумели собрать в одно целое полдюжины превосходных драгоценных камней, а всего их там около пятидесяти. Говорят, что собирать камни на это ожерелье начали во времена Вильгельма Завоевателя.
- А, ну тогда у них есть еще в запасе годик-другой, - сказал Тарвин. Если бы мне дали восемь столетий, я бы и сам кое-что предпринял, чтобы собрать вместе несколько драгоценных камушков.
Он полулежал в кресле, чуть отвернувшись в сторону от всей компании. Сердце его билось учащенно. В его жизни бывало разное: в свое время он торговал рудой, покупал и перепродавал земельные участки и скот. Бывали минуты, когда он был на волосок от разорения и для этого нужно было кому-то лишь глазом моргнуть или пальцем пошевельнуть. Но в его жизни не было еще таких моментов, в которых, как сейчас, сосредоточилось восемь столетий.
В глазах у всех, кто смотрел на него сейчас, мелькнуло что-то напоминающее жалость.
- По пять превосходных экземпляров девяти разных видов драгоценных камней, - начал перечислять ювелир, - рубин, изумруд, сапфир, бриллиант, опал, кошачий глаз, бирюза, аметист и...
- Топаз? - спросил Тарвин уверенно, словно он был владельцем ожерелья.
- Нет, черный алмаз - черный, как ночь.
- Но откуда вы знаете все это? От кого вы это услышали? - спросил Тарвин с любопытством.
- Из разговоров - интересных, но малодостоверных. Таким образом здесь узнается все. Но сейчас остается лишь гадать, где находится ожерелье.
- Возможно, оно спрятано под полом в каком-нибудь городском храме, высказал предположение человек в желтом.
Тарвин, несмотря на все свое самообладание, не справился с собой и вспыхнул: он уже видел, как перерывает весь город.
- А где... этот город? - спросил он.
Кто-то кивнул в ту сторону, где палило солнце, и он увидел скалу, окруженную тремя рядами стен. Она ничем не отличалась от многочисленных мертвых городов, мимо которых он проезжал в телеге. Над скалой возвышался унылый темно-красный утес. К самому подножию скалы подступали желтые пески пустыни, в которой нельзя было найти ни деревца, ни кустика и жить в которой могли лишь дикие ослы да где-то в самом центре, говорят, и дикие верблюды.
Тарвин долго разглядывал город сквозь трепещущее знойное марево и не заметил там никаких признаков жизни, никакого движения. Было чуть позже полудня, и все подданные Его Величества спали. И вот эта каменная глыба, одиноко стоящая посреди пустыни, и являла собой видимую цель его путешествия - тот Иерихон, штурмовать который он явился из Топаза.
Безрадостные мысли бродили в его голове. Интересно, думал он, если бы кто-то приехал из Нью-Йорка в телеге, запряженной буйволами, лишь для того, чтобы насвистывать веселый мотивчик у подножия Саугваш Рендж, каким бы дураком я его считал!..
Он поднялся и размял уставшие, покрытые пылью ноги.
- Когда здесь становится достаточно прохладно, чтобы можно было осмотреть город?
- Что-что вы собираетесь делать в городе? Осматривать достопримечательности? Будьте осторожны. У вас могут быть неприятности с резидентом, - дружески предупредил его один из англичан.
Тарвин никак не мог понять, почему прогулка по самому заброшенному из всех виденных им городов могла сулить какие-то неприятности. Тем не менее он промолчал, потому что находился в чужой, незнакомой стране, где все было непривычно, за исключением, пожалуй, лишь некоторого стремления женщин к власти над мужчинами. Он обязательно осмотрит этот город, и самым тщательным образом. В противном случае, величественная лень, царившая в городе (в нем так и не появилось никаких признаков жизни), поглотит и его или превратит в сонного калькуттского коммивояжера. Тарвин начинал бояться за себя.
Что-то надо сделать немедленно, пока голова еще работает. Он расспросил, как пройти на телеграф, хотя, несмотря на наличие телеграфных проводов, сильно сомневался в том, что в Раторе есть телеграф.
- Кстати, - крикнул ему вдогонку один из новых знакомых, - не забывайте о том, что любую телеграмму, которую вы отправляете отсюда, показывают королю.
Тарвин поблагодарил и, увязая в песке, потащился к оскверненной мусульманской мечети, стоящей на обочине дороги, ведущей к городу. Теперь здесь находился телеграф. Он шел и думал о том, что совет, который ему дали напоследок, был весьма стоящим. Ему попался на глаза спешившийся конный полицейский, крепко спавший на пороге мечети. Его лошадь была привязана к длинной бамбуковой пике, воткнутой в землю. Других признаков жизни он не встретил, если не считать голубей, сонно воркующих под темным сводом арки.
Удрученный увиденным, Тарвин оглядывался в поисках бело-голубого символа Западного Союза или чего-то иного, что служило бы ему заменой в этой чуднОй стране. Он заметил, что телеграфные провода тянулись к отверстию в куполе мечети. Под аркой он разглядел две или три низенькие деревянные двери. Наудачу отворив одну из них, он чуть не наступил на что-то теплое и мохнатое, вскочившее тут же на ноги с недовольным мычанием. Тарвин едва успел отступить в сторону, чтобы пропустить буйволенка. Нисколько не смущаясь, он открыл другую дверь и увидел лестничный пролет шириной в восемнадцать дюймов. Он поднялся по нему не без труда, прислушиваясь, не раздастся ли стук телеграфного аппарата. Но в здании царила тишина, как в усыпальнице, которой оно когда-то служило. Тарвин открыл еще одну дверь и оказался в комнате, куполообразный потолок которой был украшен богатой ажурной резьбой, выкрашенной в варварски-яркие цвета, и усеян мириадами крошечных зеркал. После кромешной темноты на лестнице это пиршество красок и ослепительное сияние белоснежного пола заставили его зажмуриться. И тем не менее тут, несомненно, находилась телеграфная станция - на дешевом туалетном столике размещался аппарат явно устаревшей конструкции. Солнечный свет проникал в комнату через отверстие в куполе, сделанное для проводов и потом не заложенное.
Тарвин стоял, освещенный солнцем, и оглядывался по сторонам. Он снял свою мягкую широкополую шляпу, слишком теплую для этого климата, и вытер вспотевший лоб. Если бы некий недоброжелатель, спрятавшийся в этой таинственной и прекрасной комнате и лелеющий злые замыслы по отношению к Тарвину, увидел бы сейчас этого стройного и сильного человека, у него бы пропала всякая охота нападать на него. Ник покрутил свои длинные усы, спускавшиеся по углам рта и давно уже принявшие своеобразную форму из-за привычки дергать их в раздумье, и произнес вполголоса несколько колоритных замечаний, употребив слова, к которым стены этой комнаты не привыкли. Разве был у него шанс связаться с Соединенными Штатами Америки из этой пропасти забвения? Даже проклятие, сорвавшееся с его уст и возвратившееся из глубины купола, показалось ему чужим и невыразительным.
На полу лежала какая-то фигура, укрытая простыней.
- Да, здесь нужен мертвец, чтобы вести дела в этом местечке! воскликнул Тарвин, обнаружив тело. - Эй, привет! Вставай-ка, дружище!
Человек ворча поднялся на ноги, сбросил с себя покрывало, и перед Тарвином предстал заспанный туземец в костюме из серого атласа.
- Ой! - воскликнул он.
- Да-да, - ответил Тарвин невозмутимо.
- Вы хотите меня видеть?
- Нет, я хочу отправить телеграмму, если только в этой гробнице есть электрический ток.
- Сэр, - ответил туземец приветливо, - вы пришли в нужное место. Я оператор телеграфной связи и главный почтмейстер этого государства.
Он уселся на полуразвалившийся стул, выдвинул ящик письменного стола и начал там что-то искать.
- Что вы ищете, молодой человек? Потеряли связь с Калькуттой и не можете найти, да?
- Большинство джентльменов приносят свои собственные бланки, - отвечал он, и в его мягкой и вежливой интонации прозвучало что-то похожее на упрек. - Вот он, бланк. Карандаш у вас есть?
- Послушайте, я не хочу, чтобы вы утруждали себя из-за меня. Не лучше ли вам пойти и снова лечь спать? Я сам отобью телеграмму. Какой у вас код для связи с Калькуттой?