Алкад нахмурилась. Голос был женский, и она никак не могла его узнать - нейросеть потеряла почти все вычислительные мощности и не могла запустить даже программу сравнения.
- Мы знакомы?
- Были когда-то. Разрешите нам войти, будьте любезны. Мы не желаем вам зла.
С каких пор одержимые стали говорить "будьте любезны"?
- Чтобы поговорить, - ответила Алкад, обдумав предложение, достаточно одного из вас. И если вы не желаете нам зла, прекратите подавлять нашу электронику.
- Последнее будет трудно исполнить, но мы попробуем.
Нейросеть Алкад заработала снова, и физик быстро обрела полный контроль над своим оружием.
- Я вызову полицию, - датавизировала Вои. - Они могут выслать штурмовой батальон. Одержимые не узнают, пока не станет поздно.
- Нет. Если бы они желали нас одержать, то уже сделали бы это. Думаю, мы ее выслушаем.
- Вам не следует подвергать себя неустановленной персональной опасности. Вы - наш единственный выход на Алхимика.
- А, заткнись, - вслух бросила Алкад. - Ладно уж, заходите.
Вошедшей в пентхауз девушке было чуть за двадцать. Кожа ее была заметно светлее, чем у Алкад, хотя волосы были такими же смоляно-черными. Лицо было слишком пухленьким, чтобы его можно было назвать приятным, тем более что выражение постоянного стыдливого возмущения словно впечаталось в его черты. Одета она была в длинное летнее платье в шотландскую клетку, с юбкой-килтом, модной на Гариссе в годы геноцида.
Алкад поспешно прогнала программу сравнения через клетки памяти.
- Гелаи? Гелаи, неужели это ты?
- Моя душа - да, - ответила она. - Но не тело. Это, само собой, всего лишь иллюзия.
На миг материальный мираж рассеялся, открыв девчонку-китаянку со свежими иззубренными шрамами на бедрах.
- Мать Мария! - хрипло воскликнула Алкад. Она надеялась, что байки о пытках и жестокостях были всего лишь пропагандой конфедератов.
Прежний облик Гелаи вернулся так быстро, что рассудок Алкад все еще машинально стремился поверить, что именно он и является истинным. Вид замученной до полусмерти девочки вызывал неприятие.
- Что случилось? - спросила Алкад.
- Вы ее знаете? - возмущенно воскликнула Вои.
- О, да. Гелаи была моей студенткой.
- Не из лучших, боюсь сказать.
- Сколько мне помнится, ты справлялась неплохо.
- Это, конечно, весьма облегчает стрессовую ситуацию, - заметила Вои, - но вы так и не сказали, зачем явились.
- Меня убила бомбардировка, - ответила Гелаи. - Университетский городок находился всего в пятистах километрах от эпицентра. Землетрясение снесло его напрочь. Я была в общежитии, когда это случилось. Тепловой удар поджег половину городка. А потом до нас докатилось землетрясение. Одна Мать Мария знает, какой оно было силы. Мне, пожалуй, повезло. Я умерла через час. Относительно быстро... по сравнению с большинством.
- Мне... очень жаль, - пробормотала Алкад. Редко ей доводилось чувствовать себя настолько беспомощной, как сейчас, перед лицом самой большой неудачи, какая только может случиться с человеком. - Я... подвела тебя. Я подвела вас всех.
- Вы хотя бы пытались нас спасти, - ответила Гелаи. - А я тогда была против. Я ходила на все мирные демонстрации. Мы пикеты устраивали напротив континентального парламента, гимны пели. А журналисты называли нас трусами и предателями. В нас плевали на улицах, правда-правда. А я продолжала протестовать. Думала, если бы мы уговорили наше правительство начать с омутанцами переговоры, то военным нечего было бы делать. Мать Мария, как я была наивна!
- Нет, Гелаи. Ты была не наивна. Ты была отважна. Если бы многие из нас придерживались такого мнения, быть может, правительство отыскало бы мирное решение.
- Но они этого не сделали, верно?
Алкад провела пальцем по щеке Гелаи, коснувшись на миг прошлого, оставленного, казалось, так далеко, - прошлого, породившего ее настоящее. Ощущение эрзац-кожи под пальцами вдруг убедило ее, что тридцать лет назад она была безоговорочно права.
- Я хотела защитить вас. Я думала, что душу свою заложу, только бы вы были в безопасности. Мне было плевать на себя. Я думала, вы стоите любой жертвы - вы, молодые гении, полные глупейших надежд и великих идей. И я бы сделала это ради вас. Я убила бы солнце Омуты, совершила самое страшное убийство в истории. А теперь от нас остались только вот такие, как они. Она махнула рукой в сторону Вои и Эрибы. - Пара тысяч ребятишек, живущих в глубине скал, которые плющат им мозги. Не знаю, кому из вас хуже пришлось. Ты хотя бы попробовала на вкус того величия, которого мог достичь наш народ. А это новое поколение - лишь жалкие остатки прежних гариссанцев.
Гелаи надула губы и уставилась в пол.
- Когда я пришла сюда, то не знала, что мне делать - предупредить вас или убить.
- И что же?
- Я не понимала, ради чего вы пошли на это, почему помогали военным. Вы были для нас недоступным гением, мы все побаивались вашего ума. Мы вас так уважали, что я не думала, будто у вас могут быть человеческие побуждения. Я вас считала замороженным биотехом ходячим. Теперь я вижу, как ошибалась, хотя, по-моему, нельзя все же было строить такой ужас, как Алхимик.
Алкад остолбенела.
- Откуда ты знаешь об Алхимике?
- Из бездны видна Вселенная - или вы не знали? Очень слабо, но видна. Я смотрела, как конфедеративный флот пытается вывезти гариссанцев, прежде чем радиация убьет всех. Я видела и Дорадосы. Я даже вас пару раз углядела на Транквиллити. И есть еще воспоминания, которые мы вырываем друг у друга. Я встречала душу, которая вас знала, - а может, и не одну, не знаю. Я не считала - когда делаешь что-то по сто раз на дню, счета не ведешь. Вот откуда я знаю, что вы построили, - хотя что это такое, никто не знает. И не я одна, доктор, Капоне тоже известно об Алхимике и многим другим одержимым.
- Ох, Мать Мария! - простонала Алкад.
- Они крикнули в бездну, понимаете. Обещали всем душам тела, которые помогут найти вас.
- Хотите сказать, что души мертвых шпионят за нами прямо сейчас? спросила Вои.
Гелаи улыбнулась.
- Да.
- Тля!
Мзу покосилась на закрытую дверь пентхауза, за которой стояли двое спутников Гелаи.
- И много на Нюване одержимых?
- Несколько тысяч. Через неделю планета будет нашей.
- Значит, у нас почти не осталось времени, - заключила Алкад.
Вои и Эриба явно готовы были запаниковать.