Сначала думал я, что имя — серафим, И тела легкого дичился, Немного дней прошло, и я смешался с нимИ в милой тени растворился. Осип Мандельштам, "Я в хоровод теней…"
Сказание четвёртое — Каин
Мысли собирались воедино из разрозненных кусочков, обретая определённую, вполне чёткую форму. Воспоминаний, собранных таким образом было не так уж и много, но все они давали мне чуть более чётко заглянуть в прошлое. Кроме того, теперь я помнил и то, что случилось с Королём Волков за всё это долгое время.
Это уже давало мне представление о том, что происходило в лесу за то время, пока я скитался, зарабатывая себе на жизнь охотой и заказными убийствами. Например, я чётко видел, как Король заключал сделку с Богом Корней. Видел невысокое дерево, оплетающее окружавшие его мегалиты своими корнями, прямо в том месте, где происходил злополучный договор.
Бог обещал Королю спасение для всего леса и тот наивно поверил в замыслы инородной сущности. Но что это было за спасение на самом деле? Лишь становление частью монструозной нейросети, которая многие и многие циклы разлагала лесные законы и саму суть местной природы.
Но можно ли в этом винить моего почившего брата? Едва ли он знал, с кем на самом деле заключает договор. Король действовал исключительно из благородных мотивов, жертвуя немногими ради спасения всех. Так что сам он не был злодеем, однако последствия свершения его благих намерений теперь нужно было срочно исправлять. Об этом просили те обрывочные воспоминания, которые всплывали внутри моей черепной коробки.
--
Я видел себя посреди леса, рядом с огромными обтёсанными камнями, выставленными в круг. Насколько я мог вспомнить, такие структуры называли "кромлехами". И конкретно этот действительно поражал своими масштабами. Впрочем, я пришёл к нему не для того, чтобы любоваться древними камнями. Я ждал некое существо, что появилось довольно скоро.
Это была огромная лиса, пришедшая ко мне на четырёх лапах. При виде меня, она сразу же сказала непринуждённо:
— Прекрасное место, не правда ли?
— Действительно прекрасное. — отозвался я, — А также довольно умиротворённое, не правда ли?
— Даже чересчур. — заключила она, — Так что вам удалось выяснить за время вашей работы?
— Ну, не так много, как хотелось бы. Этот лес остаётся для нас довольно серьёзной загадкой. Даже его обитатели, что с самого начала жили среди деревьев, едва ли могут рассказать что-то о том, кто его создал и зачем.
— Вы всех их опросили?
— Абсолютно всех. Даже того безумного птенца, который назвался Богом Ветвей и утверждал, что властвует над кронами деревьев.
— Надо думать, что он врал насчёт своей божественности?
— Да. Обычная лесная пташка, только с несколько раздутой манией величия.
— Что ещё удалось узнать?
— Ну, например, мы кое-что выяснили об этих громоздких камнях. Они являются своего рода пультом для тех процессов, что происходят в лесу. Если мы сможем подключить к ним наши устройства, то вполне можем перенести этот "пульт" в свой исследовательский центр. Ну это так, если надо будет поэкспериментировать с местной погодой или пространством.
— И всё-таки, СтарПолимер, прежде всего интересует происхождение этого места.
— Я понимаю, что именно вы хотите услышать. Но мы пока не выяснили, связано ли это место с вашим народом или нет. Местные технологии едва ли похоже на те, которыми пользуетесь вы.
— Но шанс на связь остаётся?
— Пока у нас нет точных ответов, вполне.
— Может быть, у вас хотя бы теории появились?
— Ну, у меня есть одна. Но она связана не с точными фактами, а с моими додумками. Знаете ли, я рос в месте, где всем заправлял сошедший с ума искусственный интеллект. Он оградил мою семью от внешнего, мёртвого мира и строил внутри нашего бункера свой собственный мир. Мы же, как его обитатели, были всего лишь игрушками в руках электронного бога.
— И как это связано с Тихим Лесом?
— Вы послушайте до конца. Я лишь хотел сказать, что у этой рощи могла быть похожая судьба. Это маленькое, карманное пространство населено дружелюбными зверьками и выглядит практически идеальным, будто является частью какой-нибудь сказки. Может, кто-то специально его создал, чтобы наблюдать за своей маленькой утопией?
— Или это могла быть детская игрушка…
— Именно. Что-то вроде огромного и интерактивного снежного шара, в котором какой-нибудь малыш мог спасаться от проблем в жизни или просто развлекаться. При этом, само это пространство могло быть созданным как самим ребёнком, так и его заботливым родителем. Может быть всё было и не так, всё же природа этого места крайне таинственна. Вопрос лишь в том, а могли бы ваши сородичи создать что-то такое просто как развлечение для ребёнка?
— Я была рождена после того, как с моим народом случился Катаклизм. Кроме того, у нас сохранилось не так уж и много технологий из тех дремучих времён, когда он произошёл.
— То есть, вы тоже не знаете.
— Поэтому вы и работаете над этим проектом. Если он как-то связан с нашей цивилизацией или, более того, сможет привести нас к нашему родному миру, то это изучение определённо стоит любых издержек и затраченного времени. Кроме того, если мы сможем подчерпнуть хотя бы часть технологий, что могли спроектировать и реализовать подобное пространство…
— Корпорация будет обладать огромной силой. Я понимаю.
— Тогда продолжай выполнять свою работу.
--
Вот передо мной всплыло иное воспоминание. На сей раз из далёкого детства. Я сидел в классной комнате, вместе с ребёнком моего возраста. Этот мальчик, был мало похож на меня и, тем не менее, я точно знал, что это мой брат. Пусть мы и не были с ним сиблингами, мы росли вместе и учились тоже вместе.
В тот момент нас инспектировала "Та, кого мы называли богиней". Она очень упорно занималась нашим обучением, чтобы воспитать идеальных жителей её идеального мира. Так, нам постоянно выдавали тесты, которые отражали наш психоинтеллектуальный профиль. Если наши повадки не совпадали с теми, что ожидала Та, кого мы называли богиней, то нас ждало суровое наказание.
Прежде всего, нас "исправляли", применяя самые разные методы: медикаментозные психостимуляторы; электроды, корректирующие мозговую активность точными стимуляциями электричеством; традиционные методы воспитания, вроде лишения доступа к библиотеке или другим развлечениям; также нас иногда запирали в "белой комнате" и это было самым страшным наказанием из всех. Никто не хотел бы попасть в "белую комнату" на сколь бы то ни было долгое время.
Но до того, нас третировали только промежуточными тестами. В тот день, к которому меня отнесли воспоминания, нас с братом ждало финальное тестирование, которое должно было окончательно закрепить наши личностные качества и дальнейшую роль в идеальном обществе. Разумеется, мы не знали заранее, что именно нас ждёт, но каждый из нас, тем не менее, очень старательно готовился, в надежде получить достойное место в нелёгком деле восстановления мёртвой планеты.
Помимо прочего, между нами двумя не было того душевного единства, которое бывает обычно между сиблингами, ведь оными мы и не являлись. А вот мальчишеское соперничество цвело пышным цветом. Каждый из нас хотел переплюнуть другого, стараясь показаться лучше в глазах родителей и Той, кого мы называли богиней. С родителями, брату всегда везло больше, чем мне.
Мачеха любила его несколько больше, поскольку он был её родным сыном, а вот я, пасынок, напоминал ей о дурном прошлом. Отец же был снисходителен ко всем своим детям, но принимал участие в их жизни постольку поскольку. Как и мачеха, он был в плену прошлого, давно ушедшего и истлевшего. Но, в отличии от своей жены, испытывавшей к ушедшему лютую ненависть, он лишь сокрушался по нему и тонул в воспоминаниях. Всё то время, когда он не работал на поверхности, отец проводил запершись в своей комнате и напиваясь в слюни, чтобы просто перемотать время до следующего точно такого же унылого дня.
И сейчас, разобравшись с фаворитами в любви родителей, я хотел выиграть себе внимания хотя бы от Той, кого мы называли богиней. Это было мне жизненно необходимо, будто вода и воздух, будто еда и хороший сон. И я долго готовился, чтобы не посрамиться на самом важном экзамене в моей жизни. Но когда мы пришли в комнату, где нас предстояло тестировать, то нам был задан всего один-единственный вопрос:
— Что для вас судьба? — спросил холодный, металлический голос.
— Вера в неизбежность происходящих и грядущих событий. — сказал Авель.
— То что необходимо сломать или изменить, чтобы почувствовать себя свободным. — произнёс я, будучи твёрд в своей оппозиции к брату.
Но бесчувственная машина, являвшаяся Богиней, приняла лишь его слова, как верный ответ. Мои же слова были с жестокостью отвергнуты:
— Свободы не существует, как не существует всего того, чего ты не видишь или не можешь постигнуть. — сказала Та, кого мы называли богиней. — Авель заслуживает своего места будущего лидера и приемника твоего отца, потому что понимает свою беспомощность и зависимость. Ты же, Каин, будешь подчинён и подавлен, не потому, что меньше заслуживаешь власти, но потому что должен выучить один единственный урок: никакой свободы нет. Это то, что надо почувствовать самолично, чтобы не наделать ошибок в погоне за своей призрачной и глупой мечтой.
С этим неутешительным итогом мы были отпущены в свободное плавание. Больше никаких наставлений и уроков нас не ждало, лишь такая же рутинная и серая жизнь, как и у наших родителей. И в этой серости я мне не суждено было быть главным и верховодить над своими более глупыми братьями. Моей ролью отныне и навечно должно было стать смирение. И мириться с этим я не мог. Во мне кипела гордость и желание сбросить с себя любое навешанное ярмо.
Я восстал против всего, что тогда знал. Я восстал против любой власти, что нависала надо мной. Я восстал супротив родителей. Я восстал и против Той, которую мы называли богиней. В конце концов, я восстал против своего собственного младшего брата.
Когда мы были на улице, в одиночестве, я взял камень в свои руки, повалил Авеля на землю и занёс своё оружие над его головой. Уже сидя на его груди и глядя в его испуганные глаза, я думал о том, что сотворю сейчас нечто ужасное. Но через это ужасное ко мне и придёт долгожданная свобода.
Однако я был остановлен. Моя рука была перехвачена мягкой женской ладонью. Это была моя мачеха, которая не смотря на то, что едва предотвратила сцену смертоубийства своего родного сына своим пасынком, не выглядела злой или яростной. Она была спокойной и даже необычно мягкой. Отправив шокированного Авеля домой, она заговорила со мной неожиданно ласково:
— Я знаю, почему ты это сделал. Я знаю, чего ты хотел достичь. Когда-то и меня заботила лишь свобода. Когда-то и я не желала подчиняться судьбе. Я презирала правительство, власть, твоего отца и твою мать. Но после всех лишений и потерь, что дало мне своё свободомыслие, я смирилась. Мне стало ясно, что Богиня права и мудра в своих решениях. Что жизнь в ином контексте и невозможна. Пытаться бежать от законов, правил и зависимостей крайне глупо и самонадеянно. Они всегда тебя нагонят.
— Разве это похоже на жизнь?
— А разве нет? Есть ли хоть какие-то отличия, кроме того, что от свободы ты страдаешь, а без неё вся возможная вина и боль перекладываются на того, от кого ты зависим?
— Это очень эгоистично. Это похоже на жизнь домашних животных.
— И это самая лучшая из возможных жизней. Я прошу тебя получать удовольствие от такого бытия. Стремясь изменить свою жизнь и сделать всё согласно своему видению, ты разрушишь вообще всё. Ты станешь смертью, разрушителем миров, прямо как твоя мать. — пока она произносила эти жестокие слова, мачеха казалась мне мёртвой птицей.
Когда-то в далёком детстве, я увидел почти разложившийся птичий труп, лежавший на земле под деревом. В его белых костях погибла моя ребяческая наивность и впервые родилось осознание собственной смертности. Детство закончилось вместе с невесёлым открытием конечности любой жизни.
И вот, после этих слов о том, что мне самому предстоит стать погибелью для всего, что меня окружало, я почувствовал как умирает моя собственная твёрдая вера в то, что я должен быть свободен и самодостаточен. Мачеха, как и птичий труп, вносили боль и страх в мою жизнь. И ответной реакцией на них становился гнев и злость. Я действительно возжелал разрушать.
--
Последним в памяти всплыло недавнее воспоминание Короля. Он с глазу на глаз общался с уже знакомым мне Белым волком. Правитель пытался убедить своего не слишком верного подданного в правильности верного курса:
— Мы сможем ЕГО контролировать. Я всё рассчитал и твои сомнения ничтожны.
— Какие гарантии, что эта тварь не выйдет из-под контроля? Ты убедил всех окружающих, что это правильное решение, довериться инородному божеству ради обретения свободы и силы. Но мы то с тобой не дураки. И ты, и я, понимаем, что ты сделал это не из глупой надежды на то, что он будет к нам снисходительным. Но, в отличии от тебя, я здраво оцениваю наши собственные силы и понимаю, что всё это безумно глупо. Нельзя надеяться на то, что такие сделки обойдутся малой кровью. — злобно констатировал Белый.
— Они и не обойдутся. Нам придётся многими пожертвовать. Но я чувствую, что мегалиты смогут дать мне власть над силой БОГА КОРНЕЙ.
— Разве чувства являются достаточным основанием для таких рискованных действий? Ты явно никогда не делал ничего подобного ранее. Так откуда ты знаешь, что это сработает?
— Моих чувств достаточно. У меня есть странное ощущение, что всё это я уже когда-то делал. Кроме того, мы всё равно уже не повернём назад. Теперь мы либо подчинимся, либо переиграем БОГА.
— Либо воспротивимся.
— Такого варианта я не рассматриваю. А если этого не делаю я, лидер стаи, то ты, мой советник, его также не принимаешь во внимание. Разговор закончен.
--
После этого воспоминания, в разуме всплыла странная картинка. Чуждый и смутный образ, что казалось бы не был в моём сознании ранее. Он был похож на сон или мимолётное видение будущего.
Это был мрачный и тёмный храм, сложенный из брёвен. Он стоял среди леса безмолвной громадой, заставляя трепетать от тайн, что скрыты за его стенами. Я чувствовал, что рано или поздно должен буду заглянуть за его тяжёлую скрипящую дверь и открыть то, что не хотелось бы видеть. То нечто, что лежало за пределами сознания, логики и любых смыслов, должно было окутать меня и понести прочь. Сама судьба, против которой я когда-то в детстве боролся, должна будет привести меня к этому месту и поставить жирную точку на всей истории Тихого Леса, а вместе с тем и моей истории.
Я проснулся с полной готовностью ещё раз восстать супротив этой судьбы и спасти лес любой ценой.