Следований за ним по пятам лейб-летописец ожесточенно чиркал карандашом в огромном блокноте. Специально для него Сварог внушительно повторил:
- Да, вот именно - сеять разумное, доброе и вечное: Вы полагаете, господа, что похожи сейчас на людей, способных осуществлять столь благородное предприятие? Посмотрите на себя! - рявкнул он от души. - Стыд и срам!
Пожалуй, он не преувеличивал. Оба предводителя враждующих армий являли собою самое печальное зрелище: круглые береты с серебряным изображением совы оба в схватке потеряли, плащи тоже, одежда изорвана и грязна до неприличия. Каким-то чудом профессор Фалер ухитрился сохранить в неприкосновенности золотой дворянский пояс, над которым торчало из огромной прорехи голое поцарапанное брюхо, наглядно свидетельствовавшее, что его обладатель вовсе не был аскетом и знал толк в чревоугодии.
- Срамота, - громко заключил Сварог, ткнув концом посоха в вышеупомянутое брюхо, отчего его обладатель зябко поежился и загрустил еще больше. - Не профессора, а бродяги из-под моста: Да вдобавок повинны в коронном преступлении: Каковое на сто шагов попахивает то ли Стагаром, то ли Монфоконом:
Худой профессор дробно постукивал зубами. Чревоугодник мелко трясся. Сварог со вкусом разглядывал их, уверенный, что сумел привести в должное состояние.
- Можете вы что-нибудь сказать в свое оправдание? - осведомился он раздраженно. - Вот вы: Толстяк протянул, обливаясь потом:
- Тр-радиции, ваше величество: Вековые традиции:
- Интересно, - сказал Сварог. - Сшибать с постаментов изображения моих достославных предков, выходит, - вековая традиция? Пожалуй, все-таки не Стагар, а Монфокон: - Он всерьез был разозлен на этих болванов, едва не устроивших самый настоящий городской бунт. - С такими традициями вам там самое место:
Толстяк пал на колени, невнятно бормоча что-то насчет полнейшего раскаяния и надежд на милость короля. Худой более-менее держался - но от него стал распространяться какой-то подозрительный запашок.
Безжалостно выждав еще некоторое время и решив более не затягивать забаву иначе, чего доброго, обоих кондрашка хватит, - Сварог веско сказал:
- Счастье ваше, что мое величество в добром расположении духа. К вашему везению, господа мои, недоразумение выяснилось. Бюст доблестного Эльгара Великого упал не в результате вашего безответственного поведения, а вследствие преступной халатности смотрителей:
И подумал, что оба наверняка не испытывали в своей долгой жизни нахлыва столь могучего, пронзительного, всеохватывающего счастья - только что стояли перед плахой, и вдруг им объявили, что вышла ошибочка:
- Встаньте, вы же дворянин, - сказал он толстяку. - На сей раз вы легко отделались, но смотрите у меня: Я вас буду держать на заметке: - И, потеряв интерес к забаве, спросил: - Из-за чего, собственно, разгорелась потеха?
Мгновенно воспрянувший толстяк, тыча в противника пальцем, возопил:
- Государь, этот невежда и шарлатан осознанно и злоумышленно вступил на путь фальсификации научных данных!
Худой заорал в ответ:
- Только такой болван, как ваша милость, может перепутать ценный научный документ с фальшивкой!
Еще миг - и они вцепились бы друг другу в лохмотья, но Сварог мигнул капралам, и те с большой сноровкой разделили драчунов.
- Вы еще перед моим королевским величеством на кулачки сойдитесь: - сказал Сварог. - Стыдно, господа! Можете вы внятно объяснить, что вас ввергло в такую, с позволения сказать, ажитацию? Каков предмет спора?
Понемногу из потока взаимных оскорблений и попреков в шарлатанстве стала выкристаллизовываться научная истина. Оказалось, что оба служили по кафедре поэзии и посвятили свою жизнь творчеству Асверуса, о коем сочинили многочисленные труды - опровергающие друг друга, как легко догадаться. Худой профессор, нырнув в пыльно-паутинные недра архивов, извлек оттуда обветшавший документ, по его мнению, неопровержимо доказывавший, что Асверус был как-то связан с королевской разведкой и выполнял в Латеране некие тайные поручения. Что радикальным образом противоречило концепции толстого профессора, по которой именно тогдашний начальник королевской разведки был в числе главных гонителей великого поэта, его первым врагом и чуть ли не сам направлял руку неизвестного убийцы. Естественно, концепции моментально столкнулись с неописуемым шумом и скандалом. Последствия известны во всех подробностях.
- Черт знает что, - сказал Сварог, окончательно потеряв интерес к историко-поэтическим изысканиям. - Завидую вам искренне, господа мои, - у вас хватает свободного времени, чтобы заниматься такой вот ерундой: (При этих словах оба профессора воззрились на него с пламенем во взоре, на миг объединенные единым порывом). Ерундой, уж простите: - повторил он решительно. - На сей раз я вас отпускаю, но со строжайшим наказом умерить впредь накал ученых диспутов: доиграетесь! - и сделал величественный жест десницей.
Капралы, сомкнувшись вокруг подконвойных профессоров, в два счета вытеснили их за дверь. Сварог повторил:
- И хватает же времени заниматься такой ерундой: - Потом шутливо спросил: Ну, а вы, господин министр полиции, что думаете о подобных изысканиях?
Интагар пожал плечами:
- Знаете, ваше величество: Когда я еще был молод и только начинал службу, один умный и опытный человек, которого я считаю своим воспитателем, сказал интересную вещь: реальная история гибели Асверуса ничуть не похожа на ту, что присутствует во всех ученых трудах: Он не вдавался в подробности, а я не стал этим интересоваться - какой смысл ворошить дела давно минувших дней? Он еще жив сейчас:
- Вот как? - спросил Сварог с вялым интересом. - Любопытно: Но вы правы, у меня тоже нет ни малейшего желания ворошить исторические загадки. С меня и современных довольно, не знаю, что с ними-то делать:
Глава 21
ВЫСОКОЕ ПЛАМЯ В НОЧИ
Пока что государственный переворот больше напоминал самый безобидный пикник на лоне природы: они сидели вчетвером у подножия лесистого холма, надежно закрывавшего их горевший без дыма скудный костерчик от наблюдателей со стен королевского замка. Раган то и дело вставал, отходил в темноту и тихонько разговаривал там с невидимыми собеседниками. Молодой герцог откровенно нервничал, не находил себе места. Полной ему противоположностью оказался князь Гарайла - он преспокойно поджаривал на невысоком огоньке наколотую на длинный кавалерийский стилет толстую багальскую сосиску и совершенно немелодично мурлыкал себе под нос:
Вскипает грозно барабанный бой
Под стать сердцам, разбуженным войною,
И, словно споря с бренностью земною,
Гремит "К оружью!" и торопит в бой.
Зловещий гром! И грянут вразнобой
Клинков грома всей мощью их стальною,
И жуть окатит ледяной волною,
И содрогнется тут смельчак любой:
Что до Сварога, он курил сверх меры, устроившись так, чтобы за спиной у него был крутой откос, со стороны коего никто не сможет зайти за спину. Кроме Доран-ан-Тега, за пазухой простого дворянского кафтана у него таилось оружие, возможно, даже пострашнее - изящный небольшой предмет из небесного арсенала. Он так и не понял принципа действия, да это и неважно, но эта штучка размером с портсигар мгновенно рвала водородные связи меж молекулами, превращая любое живое существо в лужицу горячей воды. Он видел, что эти люди ему не лгут, что они и в самом деле твердо намерены провести свои планы в жизнь. Но истинный король обязан быть подозрительным и недоверчивым. Нельзя исключать совершенно, что речь шла о грандиозной провокации, что эти трое сами могут оказаться неведающими куклами в руках опытного кукловода. Ловушка великолепная: Сварог Барг, король Хелльстада, и прочая, и прочая, нелегально проникнув на территорию сопредельной державы, организовал заговор с целью свержения тамошнего законного короля: Позору не оберешься. Даже если выйдешь из этой провокации живым, год придется отмываться и оправдываться, поскольку широко известно: вора бьют не за то, что украл, а за то, что влип:
Гарайла самозабвенно заливался соловьем:
Мне в самый раз лихая доля эта,
Шагаешь, под собою ног не чуя,
И стискиваешь яростно эфес:
Он замолчал, критически оглядел дымящуюся, лопнувшую сосиску и вновь поднес ее к мастерски разведенному им самим костерочку, вовсе не дававшему дыма.
- А последний куплет? - поинтересовался молодой герцог Берсингем.
- А все, - кратко ответил генерал, медленно ворочая сосиску.
- Господи, князь: Там есть еще и завершающее трехстишие:
Душа, однако, шлет к престолу света
Мольбы: "Величья, славы не ищу я
Жить, жить под сенью всеблагих небес!"