- Это вы написали Настоящую Песенку?
- Разумеется, - отвечал Поэт. - У меня ведь теперь свой собственный Пегас.
- А теперь вы пойдете со мной в Настоящую Тюрьму, но только уже без Пегаса, потому что такие песенки сочинять нельзя.
И Поэта повели в тюрьму. Впереди шел Поэт в оковах, за ним - двое Стражников, за ними - самый Главный Отец Города, а позади всех, опустив голову, ступала Леокадия.
- Это я виновата, - повторяла она. - Ведь я его Пегас.
- Я охотно и вас посадил бы, - отвечал Главный Отец Города, - но только в тюрьме для Пегаса нет места, все занято Поэтами.
А когда они шли по Можжевеловой улице, их увидела Вдова и сразу же помчалась на Шестиконный сквер сообщить Алоизу радостную новость Леокадию ведут в тюрьму.
- О, Боже! Вот что значит САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ! - простонал Алоиз.
И быстро помчался на Мостовую улицу, где была тюрьма, а на улице у тюремных ворот увидел Леокадию.
- Тебя не забрали! - обрадовался Алоиз. - Вот что значит везенье!
- Сплошное невезенье! - возразила Леокадия. - Вместо меня забрали Поэта, хотя виновата во всем я. Это я сочинила Настоящую Песенку и я должна сесть в Настоящую Тюрьму.
- Ну это успеется, ты еще что-нибудь сочинишь. А Поэт больше ни одной песенки не сочинит и пусть пользуется случаем.
- Я знаю, в какой он камере - вон в той, видишь?
На самом верху тюремной башни горел крохотный огонек.
- Я буду бросать ему туда еду, чтобы он не умер с голода.
- Тогда МЫ умрем с голода, Леокадия!
- Ну, значит, мне надо его выкрасть оттуда! Это самое простое!
- Но ведь на окошке решетка. Как ты его протащишь через решетку?
- Если подождать подольше, он в конце концов похудеет, рассуждала Леокадия. - Но вдруг он до тех пор не выдержит и умрет с голода? Давай полетим вместе, и ты перепилишь решетку.
Они остановились на мосту и дождались темноты - им не больно-то хотелось, чтобы кто-нибудь их заметил. Но тут, как на грех, разразилась гроза.
- Не бойся, Алоиз! - воскликнула Леокадия, замирая от страха. Это совсем близко, вот здесь.
Подлетев к окошку камеры, в которой сидел Поэт, она забила крыльями и парила в воздухе до тех пор, пока Алоиз не вытащил из кармана пилку для ногтей и не принялся перепиливать решетку. Поэт сорвался с койки, поднялся на подоконник и, приплюснув нос к стеклу, начал сочинять стих о Пегасе-освободителе.
- Ну, до этого пока далеко, - заметил Алоиз. - Решетка небось толще моих ногтей.
И тогда Леокадия взлетела еще чуть повыше и вцепилась в решетку зубами, да так, что раздался громкий хруст.
- Ты сломала зуб, - испугался Алоиз.
- Да нет! - Решетку! - ответила Леокадия. - Ты ведь знаешь, какие у меня зубы. Лошадиные.
Она перенесла Алоиза на мост, а потом перенесла Поэта. В это время дождь лил как из ведра. Все трое тряслись от холода.
- Ты похожа на мокрую курицу, - сказал Поэт Леокадии.
- Я Пегас, а не мокрая курица, - рассердилась Леокадия. - И вообще, мог бы сказать мне спасибо.
- Пегас? - удивился Поэт. - Пегас с лошадиными зубами? Благодарю покорно, почтенная кобыла. Я в тебе ошибся.
ЛЕОКАДИЯ И ЭНТУЗИАЗМ
- Найдем себе другого Поэта, - утешил Леокадию Алоиз. - Их в этой тюряге хватает.
- Никуда я ни за кем больше не полечу, - вздохнула Леокадия. - И, пожалуйста, ни слова больше о Пегасах!
Но на другой день Леокадия высохла, а через два дня полностью пришла в себя и перестала злиться, а еще через день распрощалась с детьми со Старой площади, уехавшими на каникулы, и сказала то ли самой себе, то ли - Алоизу:
- Вообще-то я Пегас для самой себя. Сама для себя сочиняю песенки, сама себе создаю хорошее настроение.
- Ах рвань хомутная! - испугался Алоиз. - Неужто ты будешь шляться в бар на Можжевеловой? Я лично предпочитаю пиво.
- А я мороженое, - ответила Леокадия.
И они пошли вместе в золотисто-коричневое кафе и нашли себе место в садике, заставленном разноцветными столиками.
- Добрый день, - улыбнулась Леокадия Официантке, - и в ответ, пожалуйста, тоже скажите "добрый день" и ничего больше, а то еще испортите мне настроение, и я не сочиню больше ни одной песенки. Я Поэтесса, но не Настоящая. Настоящие Поэты сидят в Настоящей Тюрьме за Настоящие Стихи. Нам две порции шоколадного мороженого со взбитыми сливками!
- С чего ты начнешь, Леокадия? - спросил Алоиз.
- Конечно с себя. Поэты всегда начинают с себя.
А на площади перед Ратушей в струе фонтана плескались скворцы. Потом они взлетели на деревья в Миндальной аллее и начали громко посвистывать. В золотисто-коричневом кафе пыхтела огромная кофеварка. Над пустыми вазочками из-под мороженого жужжали осы и мухи. И только у Леокадии не получалась песенка.
- Это очень странно, Алоиз, - жаловалась она. - Пока я не была поэтесса, я сочиняла свои собственные песенки, а теперь мне лезут в голову только чужие.
- Ну так сочини чужую, - посоветовал Алоиз.
- Это потом. Сначала надо сочинить свою.
- Тут дело нехитрое! - воскликнул Алоиз. - Ты никогда не поёшь после мороженого, ты поёшь после клевера, морковки или булочек с салатом.
И они пошли за булочками. Но все булочки были проданы, их раскупили дети, уезжавшие на каникулы, и Алоиз с Леокадией шли все дальше и дальше. Но вот они очутились у киоска на краю Горелого лесочка и купили там по две булочки, по два пучка салата и решили съесть все это тут же, не сходя с места.
- Что это? - воскликнула вдруг Леокадия и повела ушами.
Из глубины Горелого лесочка до них донеслась тихая, но веселая музыка, словно кто-то вдали крутил ручку старой шарманки.