— Нет, я не велю убивать тебя и не стану платить той же монетой, хотя у меня достаточно ядов, от которых умирают люди мгновенно или живут в страшных муках целый год! — брезгливо убирая полу халата, которую пытался поцеловать римлянин, продолжал Аттал. — Я отпущу тебя. Да, живым! В Рим... — Он вдруг пошатнулся и ухватился рукой за столик с бюстом. — Чтобы там все знали... что Пергам во главе со своим... базилевсом – неуязвим…
Ноги Аттала подкосились, и он упал, увлекая за собой столик с пустым бокалом.
Услышав шум, Луций поднял глаза и вскрикнул от радости, заметив лежащего на полу базилевса.
Пальцы Аттала судорожно цеплялись за ковер. Голова клонилась набок.
«Кончено! — понял Пропорций. — Молодец претор, не обманул!!»
Он стремительно вскочил на ноги, достал из-за пазухи два пергамента, написанных искусным скрибой, подскочил к канделябру, нагрел воск, капая им на ковер. Вернувшись к Атталу, вдавил в воск перстень, не снимая его с безвольного пальца, и приложил сначала к завещанию, а затем — указу, дающему ему право беспрепятственного выхода из дворца и отплытия в Рим из порта Элей.
Царь следил за каждым движением римлянина остывающим взглядом, не в силах вмешаться.
— Все, бессмертный! — наклонился к нему Пропорций. — Не обессудь, что не кланяюсь тебе на прощанье — некогда!
Он, с трудом удерживая себя, чтобы не побежать, ровными шагами вышел из зала. Тщательно притворил за собой дверь.
— Вот указ базилевса! — показал он пергамент охраннику. — Величайший и бессмертный, отпуская меня, приказал передать вам, чтобы его не беспокоили, пока не выйдет сам. Он велел не пускать к нему никого, особенно своего... лекаря!
Почтительно поклонившись указу с царской печатью, а затем римлянину, охранники-фракийцы снова скрестили копья перед дверью и застыли с самым решительным видом, готовые до конца выполнить распоряжение любимого базилевса.
"Охраняйте, охраняйте!" — усмехнулся про себя Луций, поднимая руку в знак прощания, и вдруг съежился, услышав голоса поднимающихся по лестнице людей. Ему показалось, что в разговоре прозвучало его настоящее имя. Да-да, сомнений не было — кто-то внизу удивленно воскликнул:
— Не может быть, чтобы на это пошел один из Пропорциев!
Луций оглянулся на невозмутимых охранников, кинул отчаянный взгляд на лестницу, на ближайшую дверь в коридоре, метнулся к ней.
— Я на минутку... Поглядеть напоследок! — пробормотал он.
Нырнув в какую-то комнату, он закрыл за собой дверь и обессилено прислонился к ней спиной.
"Все пропало! Я погиб... И когда — с готовым завещанием! Когда Эвдем ждет меня в нескольких десятках шагов от дворца! Глупо... как глупо..."
Голоса приблизились, и один, на чистом эллинском, мягко сказал:
— Мы к базилевсу!
— Не велено! — с грубым фракийским акцентом ответил охранник.
— Как это?
— Не велено, и все!
— Даже мне?
— Особенно тебе!
— Странно... Ну, что ж, Эвбулид, пока базилевс занят делами государственной важности, давай продолжим осмотр дворца. Хочешь посмотреть знаменитый зал с полами Гефестиона?
— Я устал, Аристарх... — возразил, как догадался Пропорций, лекарю тот самый голос, который назвал его имя.
— С меня достаточно всех этих скульптур и особенно замусоренной комнаты.
— Но это совсем рядом! — настаивал невидимый римлянину Аристарх, и чья-то рука тронула ручку двери с внешней стороны. — Ты убедишься, что птицы, насекомые, люди, изображенные Гефестионом, словно живые!
Пропорций невольно поглядел под ноги и увидел на полу саранчу, грызущую листья, нарисованную так искусно, что, казалось, махни рукой — и она взлетит; дятла, соловьев, малиновку, клюющую мотылька, детей, бегущих за бабочкой...
— Нет, Аристарх... Не хочу, — возразил вдруг прежний голос, и Луций с облегчением выдохнул. — Я устал... Прости, но после рудника у меня нет сил смотреть на такую роскошь... Уж слишком велика разница, чтобы ее можно было понять умом. Я боюсь, что у меня снова помрачится в голове. Это — как попасть сразу на Олимп после Аида!..
— Пожалуй, ты прав, — отнял пальцы от ручки двери Аристарх и, судя по его шагам, снова прошел к охранникам.
— Послушайте, — донесся оттуда его голос, и Луций вновь напрягся. — Может, вы хоть доложите базилевсу, что я пришел к нему?
— Не велено! — рявкнул охранник.
— Чем же он так занят, если не секрет?
— Он лепил римлянина. А теперь отдыхает.
— Что?! У него был римлянин?! А ну-ка пропусти меня!
— Не велено. Отойди.
— Ну, хорошо, а где этот римлянин?
— Только что вышел. Вот в ту комнату.
К счастью Пропорция, Аристарх даже не обратил внимания на последние слова фракийца.
— Так это он передал приказ базилевса никого не пускать к нему? — воскликнул он.
— Да, — подтвердил один из охранников. — И показал нам его указ с личной печатью!
— Эвбулид, кажется, мы опоздали! — донесся до Луция отчаянный возглас Аристарха. — А ну, пропустите, да пустите же меня к царю!
Затравленно озираясь, римлянин услышал шум борьбы и крик лекаря:
— Аттал, ты жив?! Эй, все, кто там, на помощь!
Пропорций робко приоткрыл дверь. Увидев, что в коридоре никого нет, выскользнул из зала, торопливо спустился по лестнице и, затаив дыхание, показал дежурному офицеру указ царя.
Тот, торопясь наверх, махнул рукой охраннику, стоявшему у входной двери, чтобы выпускал римлянина.
Охранник долго возился с тяжелым засовом. Луций весь взмок, дожидаясь его. Наконец, дверь медленно отворилась, и он, задыхаясь, выскочил на улицу.
Последнее, что он услышал, — крик дежурного офицера: