ПЕРЕДИСЛОКАЦИЯ
Пакетов и коробок получилось много, так что когда обещанная дама-воспитательница наконец за мной явилась, провожать меня вышла целая вереница сотрудников. День был солнечный, но при этом холодный и ветреный, и я зябко запахнула зелёную больничную накидку.
Встречающая воспитательница, дама молодая и при этом красивая нежной фарфоровой красотой, восприняла этот церемониальный выход с абсолютным спокойствием, разве что на кули с пряжей слегка шевельнула бровью. Что уж она себе придумала — Бог весть. Разберёмся.
— Добрый день! — предельно вежливо и элегантно поздоровалась дама. — Вы — девица Мария Мухина? — спросила она скорее утвердительно.
— Да, сударыня.
— Меня зовут Агриппина Петровна. С этого момента я — ваша классная дама.
— Очень приятно, — слегка кивнула я, и дама слегка прищурилась — видимо, ожидала несколько иной реакции.
Ладно. Держимся версии амнезии и не болтаем лишнего. В конце концов — их головная боль меня правильно всему обучить, вот пусть и стараются, рассказывают.
Автомобиль императорского института (или как он назывался, я уж запуталась во всех этих наименованиях) выглядел солидно, достойно и одновременно сдержанно. Чего ему недоставало — так это грузовой вместительности. В багажник вошёл разве что куль с пряжей.
Пал Валерьич мгновенно заявил, что незамедлительно выделит машину, так что легковое авто приличного серого цвета сопровождала карета скорой помощи с красным крестом и зелёным полумесяцем на борту.
Из окон машины я разглядывала город и думала: какой же он всё-таки огромный. Моя детская память мало что подсказывала мне касательно улиц, достопамятных объектов и их взаиморасположения. Если быть более точной — ничего. Однако, центральная часть строилась явно с большим запасом — широкие, многополосные улицы, просторные тротуары.
Дорога вильнула меж домов, выскочив на проспект, а следом — на мост, перекинутый через внушительных размеров реку.
Это было совершенно неожиданно. Должно быть, в Афанасьевскую слободу мы ездили совсем в другую сторону, и ничего подобного я как-то не предполагала. Изливающейся от воды дикой маны было так много, что я почувствовала внезапное покалывание в кончиках пальцев. Мне показалось, что даже мои волосы словно наэлектризовались. Я испугалась, что энергия сейчас начнёт непроизвольно сбрасываться — а легче всего теряется энергия огня! Представив себе, к чему приведёт гирлянда маленьких, но от этого не менее жгучих огненных сфер, я рефлекторно сунула руки в карманы. Пальцы левой руки наткнулись на зубчики увязанной в платок оправы. Сюда! Ощущение живой структуры металла возникло само собой, и концентрированная мана полилась в ожерелье сплошным потоком. Хорошо, что мне удалось на него в прошлый раз настроиться.
Я постаралась выровнять дыхание и максимально прочувствовать восстанавливающиеся элементы.
Воспитательница, сидевшая на переднем сиденье, время от времени поглядывала на меня в длинненькое овальное зеркало, закреплённое под потолком у переднего стекла автомобиля. Надеюсь, она не сочла, что я припадочная? А, впрочем, всё равно.
Хвала небесам, через минуту мост закончился, и ощущение сносящей с ног магической лавины ослабло. Коленки и руки у меня слегка дрожали. Понять моё состояние, наверное, смог бы спасённый из стремнины, только что захлёбывавшийся человек. Вот ещё один повод серьёзно отнестись к магической практике.
Мы ехали по широкой многополосной дороге вдоль реки, и расплёскивающаяся от неё энергия пахла свежим ветром — мне так казалось. Теперь я могла относительно уверенно с ней справляться.
Огромная, обнесённая кружевной чугунной оградой территория поначалу показалась мне городским парком, но надпись на табличке, прикреплённой к массивному столбу у въезда, однозначно утверждала, что это она — «Специальная Её Императорского Величества гимназия для девиц благородного происхождения, оставшихся без попечения». Вы не думайте, что я это мгновенно прочитала, пока машина на въезде притормозила. Это я потом, когда представилась такая возможность, внимательно рассмотрела. Там ещё была длинная приписка имени какой святой и год основания — 1756. Потом я удивлюсь, что гимназии больше двухсот лет. И ещё позже до меня дойдёт, что здание поначалу вполне могло быть совершенно другим.
Должно быть, нас ждали. Высокий дворник в форменной фуражке, чёрном пальто, похожем на шинель, и сером рабочем фартуке распахнул створки ворот, машины прошуршали по подъездной аллее и остановились перед обширным крыльцом.
Фасад украшал целый ряд колонн и обильная лепнина. Возможно, именно так и выглядит местный имперский стиль. Надо какую-нибудь книжку по истории архитектуры посмотреть, а то чувствую себя пеньком. И искусства. Сколько ж всего надо… А голова одна!
Откуда-то сбоку появился дядька, сильно похожий на дворника, открывавшего ворота, но костью пошире.
— Добрый день, Агриппина Петровна! И вам, барышня, доброго дня. Это ж кому скорая?
— Это, Иван Ефимович, с вещами. Узнайте у управляющей, в какую комнату барышню определят, да сносите туда всё. А мы пока к госпоже директрисе.
— Сделаем! Не извольте беспокоиться!
Мы вошли в просторный холл, и поспешившая навстречу женщина приняла у воспитательницы пальто. Скрылась она с ним за дверью без обозначений, тогда как на створках некоторых выходящих в холл дверей висели крупные цифры: «1», «2», «3» и «4». Что бы это значило?
Платье на классной даме, как я предположила по некоторым признакам, тоже было специальное форменное, изумрудно-зелёного цвета, практически полностью скрывающее ноги.
Мою больничную накидку (в которой, помните, я ездила на опознание) взял и унёс в скорую шофёр из больницы. Интересно, а дальше как? Общий гардероб для верхней одежды или воспитанницы хранят одежду в комнатах? И как тут ходят? Вряд ли моё лёгкое платье сойдёт на все случай жизни. Да и пальто у меня нет. Я, конечно, и без него страдать не буду, но подозреваю, что выглядеть это будет странно.
В помещении было безупречно чисто (как я потом замечу, особая склонность к чистоте и пристрастной гигиене весьма одобрялась руководством), общее ощущение было как в школе в разгар уроков — пустота, невнятные слабые звуки, откуда-то издалека доносились звуки фортепиано и довольно стройное хоровое пение.
— Следуйте за мной, — кивнула классная и направилась вверх по широкой лестнице на второй этаж.
Эта лестница наверх напомнила мне пассаж, в котором мы с мамой покупали мне школьное форменное платье. Только вместо фонтана в конце лестницы открывалась небольшая рекреация, а за ней — красивейший витраж. Направо и налево от рекреации уходил длинный коридор, застеленный бордовой ковровой дорожкой с медово-жёлтыми узорами. По витражной стороне коридора поднимались в ряд высокие окна, а по противоположной — несколько двустворчатых дверей. С табличками.
Классная дама шествовала впереди меня, как парусник. У двери с надписью «Директриса Её Императорского Величества… (и дальше шесть строчек правильного полного названия, ужас) Смирнова Надежда Генриховна» она сделала чёткий поворот налево и постучалась.
— Войдите! — раздалось из-за двери.
Кабинет был большой. Таких кабинетов, как у Пал Валерьича в больнице, сюда бы вошло четыре, как бы не больше. Почти во весь пол был разложен элегантный ковёр. Да вообще, ко всему в этом кабинете можно было применить слово «элегантный». Элегантный письменный стол. Элегантные стулья к нему. Элегантный угловой диван с гармонирующими элегантными креслами. Элегантный маленький столик. Элегантный нол огромный, размером с двери, портрет красивой женщины в очень красивом парадном платье. Книжный шкаф — тоже элегантный. За спиной директрисы светлело огромное драпированное окно, в верхней своей части превращающееся в арку. В нижнюю часть окна была встроена стеклянная дверь — возможно, выход на балкон.
— Девица Мария Мухина, — объявила меня воспитательница.
— А! Да-да! — директриса поднялась нам навстречу. Очень рада вас видеть, моя дорогая!
— Я тоже рада знакомству, Надежда Генриховна, — ответила я.
— Беседа наша будет покуда неофициальной. Присядем, дамы! — директриса элегантно (да, блин!) повела рукой в сторону дивана и кресел, нажала какую-то кнопочку на столе и попросила: — Томочка, чаю нам.
Я дождалась, пока дамы усядутся, и заняла свободное кресло. Появилась горничная с подносом. Я с возрастающим исследовательским интересом оценила длину её юбки. Я бы сказала, до середины икр. Вот и в больнице работницы примерно так же ходили. Интересно-интересно, это что же, статусность так обозначается? У директрисы и воспитательницы платья были в пол, практически как у статс-дамы. Дворянский стандарт?
Горничная разлила чай, выставила вазочки с печеньями. Есть мне особо не хотелось, но ради приличия…
— Это печенье наши воспитанницы сами стряпают на уроках домоводства, — со значением сказала классная дама.
Я не совсем поняла, хвастается она, предупреждает меня или угрожает, и ответила нейтральной формулой, которой научил меня Баграр:
— Весьма похвально.
Дамы переглянулись. Я, если честно, не могла угадать, чего они от меня ожидают. Или, может, они думали, что я — дикая тварь из дикого леса, и сейчас начну гостями еду в рот запихивать?
Беседа, и впрямь, напоминала неофициальную. Дамы пытались толковать со мной обо всяком. Не знаю, возможно, они опасались выпускать меня к другим воспитанникам — мало ли, вдруг меня не просто так в психбольнице держали, правильно? Ой, не к воспитанникам, а к воспитанницам же! Здесь же содержались исключительно особы женского пола.
Через некоторое время я сказала:
— Сожалею, дамы, но большую часть поднимаемых вами тем я не могу поддержать по известным вам причинам. Возможно, вы мне дадите некоторое время и доступ к необходимой информации, после чего мы повторим этот экзамен?
Они снова переглянулись. Директриса встала и прошла к своему столу, нажала ещё одну кнопку:
— Наталья Дмитриевна, поднимитесь ко мне, пожалуйста.
ХУДО ЛИ БЕДНО — УСТРАИВАЮСЬ
Аппарат что-то прощебетал в ответ, и мы вернулись к беседе, которая пошла как-то вовсе скомканно. Я от скуки разглядывала портрет, и вдруг вспомнила, кто это. Императрица Анна Павловна! Ну, правильно, заведение-то под её попечением.
В дверь постучали.
— Войдите! — пригласила директриса.
Показалась женщина в простом сером платье, глухом и с длинными рукавами. У этой подол прикрывал икры целиком, оставляя открытыми щиколотки. Занятно. А вот у императрицы на портрете юбка вообще со шлейфом! — внезапно подумала я, но тут мои размышления о дифференциации подолов прервала директриса:
— Мария, вы сейчас пойдёте с Натальей Дмитриевной, она подберёт вам необходимые вещи и объяснит распорядок дня. До обеда у вас будет время обустроиться, после чего вас представят учителям, воспитанницам и прочему персоналу. С обеда вы включаетесь в общие занятия согласно расписанию.
Я поднялась:
— Благодарю за беседу.
Дамы кивнули, и я пошла.
Выйдя из кабинета, Наталья Дмитриевна как будто слегка разморозилась и оглядела меня с живым вниманием:
— Ефимыч сказал, вещичек у вас много. Одежду-то из узлов не разбирайте, сразу скажите горничной, чтоб в хранилище увезла. Всё одно, до выпуска форма положена.
Ах, вот как! Я, значит, буду на полном казённом обеспечении. Однако кастеляншу пришлось разочаровать:
— К сожалению, все эти пакеты — это подарки от персонала больницы. Там книги, рисовальные принадлежности и пряжа для вязания. А все мои вещи, — я слегка развела руками, — всё что на мне. В чём из пожара выскочила.
— М-мм! — сочувственно покивала Наталья Дмитриевна и вздохнула. — Эвон, как бывает… — она вновь скорбно покачала головой. — Идёмте.
Мы снова спустились вниз, в холл, и прошли в неприметную дверь под главной лестницей, за которой обнаружился впечатляющих размеров склад.
— Ну-с, с платья начнём…
То, что называлось платьем, на самом деле оказалось юбкой (длинной и свободной, практически как у классной дамы) с прилагающейся того же цвета блузкой (пышные рукава на манжетах, мелкие пуговки). Всё это было одного цвета — изумрудным, но из нескольких видов тканей на всякие времена года и в придачу по нескольку штук. Сразу получилась страшная гора.
В комплект к верхним шли шёлковые нижние юбки, белые воротнички (которые следовало примётывать к воротнику блузки) и фартуки с крылышками (чёрные, на повседневку, и один белый, для праздничных мероприятий).
Что примечательно, всё с практичными карманами.
Помимо этого, Наталья Дмитриевна снабдила меня всем прочим — на осень, на зиму, на лето, на спортивные занятия, танцы и на домашний обиход. Цвета было строго три: немного белого, немного чёрного и о-о-очень много изумрудного.
— На одежду метки надобно поставить, — озабоченно сложила брови домиком Наталья Дмитриевна, — сможете?
— А где вышивать?
— Там снутра белые квадрантики, так на них. Вензель или какой значок.
— Конечно, вышью, — махнула я рукой. — А полотенца, постельное?
— Это уже с вечера всё заготовлено, в отделении ждёт. Идёмте!
Я с сомнением оглянулась на кучу, которая занимала изрядное место на длинной кастеляншиной стойке.
— А это не переживайте, — поняла она мой взгляд, — сейчас мы горничную вызовем, она прикатит.
Наталья Дмитриевна нажала на кнопку, подобную той, что была над моей кроватью в больнице, где-то в отдалении задребезжал звонок, и буквально через полминуты прибежала та же Тома, что приносила чай директрисе.
— Отвезти, Наталья Дмитриевна?
— Да, Томочка, в третью спальню доставь, где вчера номер готовили.
Тома куда-то понеслась, а мы вышли со склада и снова направились на второй этаж по длиннющей лестнице. Я топала за кастеляншей и размышляла насчёт выданного мне комплекта гимназической одежды. Я слишком недолго пробыла в этом мире, и все последние дни видела преимущественно людей, одетых в форму или мундиры, а воспоминания мои были пока слишком скупы и обрывочны, чтобы рассудить, насколько старомодно или, напротив, современно выглядели все эти пальто и платья. На самом деле, я больше склонялась к первому, хотя, возможно, я и ошибаюсь. Да и какая, в сущности, разница?
На втором этаже мы повернули не налево, к директорше, а направо и пошли вдоль коридора, минуя редкие двери с надписями «Преподавательская», «Музей», Библиотека'. На прочих нескольких дверях никаких табличек не было. Допускаю, что они и вовсе были закрыты, а помещения за ними — присоединены к тому же музею или библиотеке. В конце коридора обнаружился ещё коридор, ведущий налево, а направо — лестничная клетка, поднимающаяся на третий этаж.
— На третьем этаже — спальни, — негромко сказала Наталья Дмитриевна, предварительно оглянувшись по сторонам. Ваша будет третья.
— Это самая старшая?
— Нет, барышня, самая старшая — четвёртая. Там восемнадцатый, девятнадцатый и двадцатый класс.
— Это откуда ж такие большие цифры? — удивилась я.
— Так, тут оно просто всё. Первого сентября смотрят, сколько вам есть лет — в такой класс и идёте! — Наталья Дмитриевна высоко подняла брови, демонстрируя мне, как на самом деле всё гениально устроено.
— А самый младший класс тогда какой?
— Девятый. Учреждение у нас средней и старшей ступени, все девочки помладше в специальном приюте содержатся. В первой спальне самые наши маленькие — девятый, десятый одиннадцатый классы. Во второй — двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый…
— А в нашей, выходит, пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый?
— Верно. Четыре спальни — четыре отделения.
М-гм. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Я, получается, в своём отделении буду из старших. То есть, из тех, кто раньше был середнячком и только-только дождался возможности покомандовать. По-любому, там есть свои заводилы, командирши и вообще звёзды. И тут — я.