РЕКЛАМА ДЛЯ ЖЕНИХОВ
После польки (должно быть, чтобы дать танцующим возможность маленько перевести дух) в центр зала внезапно вышел ещё один взрослый дядька (в мундире по виду похожем на гардемаринские, только с белыми брюками вместо чёрных и б о льшим количеством золота) и объявил, что по результатам последнего трёхнедельного морского похода особо отличившиеся курсанты будут отмечены наградными значками. Ах, это, наверное, гардемаринский завуч или как они у моряков называются.
А я-то думала, что женихов не прорекламируют — ан нет!
Парней начали вызывать поочерёдно, сперва кому третьей степени значок, потом второй и под конец, восьмерым — первой. Под бурные аплодисменты распорядитель объявил:
— Дамы и господа — «Амурские волны»!
«Амурские волны» — это был тот самый обязательный «длинный вальс», который вставляют в середине программы. Если бы вместо моряков пригласили артиллеристов, выбор мелодии мог быть и другим, но из уважения к морской службе, сами понимаете. А ради положенной длины оркестр мог играть неопределённое количество куплетов — пока не получат знак завершать от распорядителя. Вступление зазвучало сразу после объявления, и в круг начали выходить первые пары.
По длинному вальсу становилось понятно, сложилась ли у кого-нибудь с кем-нибудь какая-либо симпатия. Вон, я вижу, тот мужик во фраке (ну, забыла имя напрочь) снова к Анечке подкатывает. А ведь, кажется, со всеми певицами перетанцевал. Что за такой любитель вокала? Анечка думает… нет, пошла!
Вон ещё один гражданский подходит к старосте двадцатого, как её?.. Лена, кажется. Тоже ведь медичка, говорили: ах, такая принципиальная эмансипе, а поди ты — сияет как ясно солнышко. Или прикидывается опять? Не поймёшь их…
Меня немного раздражало, что Марусю отнесло на другую сторону танцевальной залы, и я никак не могла определиться: прилично будет, если я прямо к ней подойду? Я склонялась к подозрению, что всё-таки нет.
— Барышня, окажите честь…
Я моргнула и перевела взгляд на высокого курсанта, протягивающего мне руку. Я непроизвольно сморщила лоб, припоминая…
— Простите, мы уже танцевали сегодня?
Странное выражение мелькнуло в его глазах и исчезло:
— Прошу прощения, позвольте представиться: Дмитрий.
— Мария.
Мы вышли в круг и закружились по залу. Замелькали люстры с многочисленными лампочками в виде свечей, платья, мундиры…
— Вы прекрасно поёте.
О, а вот и комплимент!
— Вы уже пятый человек, кто говорит мне об этом сегодня.
— Значит, это правда. А кроме того, — он слегка усмехнулся, — наше руководство настаивает, чтобы курсанты прежде всего отмечали успехи гимназисток.
— Как сложно вам, должно быть, присутствовать на концертах. Всех нужно запомнить, да ещё не перепутать, иначе какой конфуз. Впрочем, всем можно говорить: «Вы блистательно выступили!» Или ещё что-нибудь эффектное. «Я был поражён глубиной ваших чувств», к примеру. Главное, не промахнуться, а то, может, девушка всю дорогу штору в постановке держала.
Он сдержанно засмеялся.
— А вы остроумная.
— Просто я устала, и меня немножко несёт. Но всё равно спасибо.
— Хотите присесть?
— Ой, нет, это ещё хуже. Сразу все начнут на нас таращиться.
— А как же усталость?
— Ногам-то всё равно. Это больше… в голове.
— Отчего же? На мой взгляд, довольно милый маленький бал.
— Я, знаете ли, как-то не привыкла к тому, что вокруг всё… одинаковое.
— Вы о форме?
— Да. Спроси кто меня сейчас: с кем из этих молодых людей я танцевала? Я ведь и не вспомню. Мундиры, мундиры… Это обезличивает, вам не кажется?
Он посмотрел на меня внимательно, и я подумала, что разболталась. Кивнул.
— Пожалуй. Девушкам в этом отношении проще. Хотя бы цветок в волосы или украшение — и вы уже все разные. А мы, действительно…
— Не расстраивайтесь. Подходя с другой стороны, на фоне формы ярче выступает индивидуальность. Если она есть. Но нужно время, чтобы её рассмотреть, а времени у нас как раз нет.
Я заслужила ещё один внимательный взгляд и поспешила перевести разговор:
— Расскажите лучше про этот ваш поход. Никогда не была на море. Это, наверное, тяжело и страшно?
Этому коварному приёмчику меня Баграр научил. Не знаешь о чём говорить — позволь парню рассказывать тебе, какой он сильный, смелый и как здорово справляется со всякими трудностями. Кроме того, мне действительно было интересно — как оно здесь в военном флоте устроено? Да и цифра у него на значке «1» — значит, показал выдающиеся успехи (или как там это называлось?) — вот, пусть и рассказывает.
ЕЩЁ ТАНЦЫ
Весь остаток длинного вальса я развешивала уши. Парень оказался весьма неплохим рассказчиком. Не знаю уж, присочинял ли он, но за три недели морского похода случалось и сложное, и неожиданное, и забавное. И когда вальс закончился, Дима отвёл меня к моему месту, но не отошёл, потому что не успел рассказать развязку очередной забавной истории.
Распорядитель возвысил голос:
— Дамы и господа — «Осенний сад»!
Это снова был вальс.
— Не откажите мне в удовольствии? — Дима предложил мне руку.
— А нас не осудят за два танца подряд?
— Да кто заметит! Пойдём!
Как вы заметили, мы как-то незаметно перешли на «ты». Второй вальс оказался не таким длинным (а потому не таким интересным), и Дима заручился моим обещанием, что на ужин я сажусь с ним в пару, а он, в свою очередь, обещает представить мне своих друзей, с которыми вечер точно будет не скучен. Согласилась, конечно. Хоть какое-то развлечение в этом царстве строгости!
Ещё два коротких вальса промелькнули, я даже особо и не запомнила, с кем танцевала. Постепенно и гардемарины стали смелее, и девушки не столь деревянны. В паузах между танцами завязывались некие разговоры, в том числе и в группах.
А потом пошёл первый котильон! Это была вроде как игра. Все пары вставали в круг, мужчины спиной в центр, а девушки к ним лицом. Потом все дружно делали «напра-во!» (не под команду, конечно, это я так утрирую) и начинали двигаться вперёд, поочерёдно подавая встречному правую руку-левую-правую-левую, как будто здороваешься, или ещё больше похоже, как будто плывёшь — пока распорядитель не подаст сигнал и музыка не остановится. Тогда все, кто с кем остановился в паре, делают по залу круг (как здесь называют — тур) вальса. И так несколько подходов.
Завершающий котильон назывался «Вальс с цветком». Для этой цели имелась роза на крепком стебле (наверное, чтобы нервные особы в волнении её не измяли, хе-хе). Распорядитель вручил цветок высокой девушке с четвёртого отделения, которую поставили по центральной линии зала, ближе к оркестру. Все гимназистки и кавалеры выстроились в две очереди справа и слева, наподобие крыльев. Дальше всё происходило так. К даме подходят и кланяются два кавалера из очереди. Она выбирает, с кем будет танцевать, а оставшемуся вручает розу. Кавалер с розой становится на её место, а пара начинает танцевать тур вальса, после чего ей снова нужно будет разойтись в концы очередей. Тем временем к кавалеру подходят две девушки из очереди, приседают в реверансе, и он также делает выбор, а остающейся вручает розу.
В моём представлении это был довольно затянутый процесс, но на деле всё начало происходить довольно быстро, очереди потекли, как ручейки, а зал наполнился кружащимися парами. И всё это под непрекращающуюся музыку.
Гости в это время снова получили возможность размяться, поглазеть на выставленные художества и пройтись неподалёку от императрицы с её приближёнными, о чём впоследствии можно было всю жизнь хвастаться.
Пара старших девиц в очереди передо мной потихоньку обсуждали свою одноклассницу, которая непонятно что нашла «в этом дядьке», а теперь ещё и вместо котильона села с ним на одну из гостевых банкеток, и уже полчаса что-то обсуждает. И никто им слова не скажет!
УЖИН
Минут через двадцать распорядитель объявил котильон завершённым, как и всю танцевальную часть вечера, и гости вслед за императорской ложей потянулись в цветочную гостиную.
Я наблюдала за выдвижением главных гостей — интересно, всё же. Императрица выступала спокойно и с достоинством. Сразу следом за ней шла весьма молодая девушка, лет, я бы сказала, шестнадцати. Дочь? Как это называется — великая княжна, вроде бы?
Девушка была довольно светленькая, и платье на неё оттеняло эту блондинистость — льдисто-голубое, струящееся. Выражение лица княжны было не особо довольным, и общего впечатления не спасали ни шикарная причёска, ни длинные изящные серьги, ни колье бриллиантовой сеточкой. Я её, в принципе, понимаю. Притащили в какой-то сиротский дом, молодёжь танцует, столько симпатичных кавалеров, а она вынуждена сидеть…
Возле дверей произошла какая-то заминка, и личико княжны сделалось совсем досадливым. Задрав подбородочек, она сошла с возвышения и повернулась к выходу. Ох, ты, какой вырез! Декольте на спине опускалось почти до талии и было перехвачено несколькими тоненькими тканевыми шнурочками, образующими сеточку, создающими ощущение определённой хрупкости и невесомости — шарман!
Позади меня раздалось лёгкое покашливание, и, обернувшись, я увидела двоих слегка улыбающихся курсантов:
— Барышня, — начал тот, что повыше, — просим вас разрешить наш спор и оказать честь одному из нас, позволив сопровождать вас на обед.
Я непроизвольно прижала руку к сердцу:
— Простите, господа, но я уже обещала другому…
Не успели они откланяться, как появился Дима и предложил мне руку, словно на танец:
— Идём?
— Конечно.
Цветочная гостиная выглядела непривычно. Диваны и банкетки были из неё вынесены, а вместо них — выставлены два ряда столов, обставленных стульями, каждый на восемь человек. Между столами сохранялся широкий проход, для разноса и развоза на специальных тележках блюд для последующих перемен.
Длинный императорский стол установили на возвышении, где в обычное время было подобие сцены.
Курсанты (подозреваю, что договорившись заранее) рассаживались за столы дружескими компаниями. Мой кавалер получил невидимый мне сигнал и решительно повлёк меня в гущу толпы, прикрывая от возможных случайных столкновений. За столом, к моей огромной радости, сидела Маруся и ещё две девочки из нашего отделения, знакомые мне меньше.
— Прошу, — Дима отодвинул мне стул и представил своих друзей: — Александр, Иннокентий, Добрыня.
Я повторяла каждый раз: «Очень приятно», — а на «Добрыню» удивилась:
— Добрыня? Правда? Это не шутка? Добрыня же — это что-то былинное…
— В молодости, — ответил слегка покрасневший Добрыня, действительно отличавшийся мощным телосложением, — мои родители были очень романтично настроены.
— А вам идёт, — похвалила я, — такой богатырь!
Юля из шестнашек, которая сидела рядом с ним, расцвела, как будто ей медаль досталась, а остальные парни сразу приосанились и расправили плечи.
— Морская академия всегда славилась богатырями, — улыбнулась Маруся. — Хотелось бы поднять тост за таких прекрасных кавалеров. В графинах, конечно, лимонад, но бокальчики всё равно будут звенеть красиво.
— Барышни, барышни! — вскочил Александр. — Только после тоста за прекрасных хозяек этого места. За вас!
Вокруг всё ещё происходило упорядочивающееся движение, а мы уже разлили лимонад и слегка чокнулись хрусталём, придя ко взаимному соглашению, что неплохо было бы поднять бокалы за нас за всех. После целого часа танцев пригубить прохладного сладко-кисленького напитка было весьма приятно.
Стол гардемарины выбрали весьма удачно — мы оказались и не с краю, и достаточно прикрыты от начальства теми, кто сидел ближе к возвышению. Народ как-то вдруг расслабился и заговорил свободнее — и я тоже почувствовала, что некое напряжение незаметно отпустило. Парни шутили, девушки болтали, и уже не держались строгими павами.
Столы ломились от изысканных закусок, и кавалеры немедленно принялись ухаживать за своими дамами, стремясь, чтобы те ни в чём не имели недостатка.
— Дамы и господа, минуту тишины! — возопил распорядитель. — Прошу наполнить бокалы!
Не знаю, ставили ли взрослым гостям вино, но наши мальчишки бодро долили всем лимонада.
Поднялась графиня Строганова. Её слово было не так лаконично, как императрицыно. Наталья Петровна благодарила дорогую Анну Палну (это как раз государыню) за доставленную честь свершать в этом мире благородное дело — обеспечивать будущность детей, с младых лет подвергшихся…
Ну, вы поняли. Однако, рано или поздно речь кончилась, и все радостно поднялись, подхватывая свои бокалы, гостиная наполнилась нежным хрустальным звоном.
Потом, через некоторое время, слово брала директриса, потом тот дядька в бело-золотом мундире — с официальной благодарностью за приглашение. Мы, конечно, вставали и чокались, и курсанты даже ответили на речь своего начальника троекратным «ура!» — но основное время за столом просто болтали, как это делает молодёжь в большинстве миров. Парни хвастались своими приключениями. Мы в основном задавали вопросы. Все много смеялись, и вообще, настроение у меня сложилось вполне приподнятое.
Под конец императрица сказала ещё одно слово — с благодарностью за вечер и всякими пожеланиями. Такой толстый намёк на финал мероприятия. Дальше всем раздали очень нежный и очень воздушный торт, который влез в меня с трудом — но влез, потому как очень уж вкусным он был. Парни проводили нас до дальней лестницы наверх и откланялись, а девчонки чинно поднялись на один пролёт, чтобы скрыться из глаз возможных наблюдателей — и помчались по спальням, делиться впечатлениями!
ПОСЛЕ БАЛА
Сколько было восторгов, рассказов и обсуждений — особенно у шестнашек, взахлёб! Никто не задёргивался в своей спаленке, всем хотелось поделиться — прямо сейчас. Для некоторых девочек испытание подобным событием (все уже называли состоявшийся вечер балом) стало серьёзным стрессом, и, слыша их голоса, я почувствовала, что ещё чуть-чуть, да даже хоть одно неосторожное слово, и пары истерик точно не избежать. А там, глядишь, пойдёт по спальне снежным комом…
Я достала из комода белую жестянку с цукатами, кружку (да-да, те кружки, в которых мы с Марусей пили чай, так и лежали у меня в комоде) и выгребла в эту кружку цветные кубики неизвестного фруктового происхождения, обработав их по ходу дела на успокоение нервов.
— Девочки! — я подошла к первой взъерошенной группе. — А ну, готовьте свои клювики, птичка-мама принесла вам по волшебной ягодке!
Девчонки захлопали на меня глазами, но увидев цветные кубики, живо подставили ладошки.
— А нам? — раздалось от следующей кучки.
— И вам!
Я обошла по кругу спальню, не забыв и пятнашек, наделила Марусю, себя… на донышке осталась пара кубиков. Недолго думая, я вытряхнула их Шуре:
— Отнеси сестрёнке, тоже, наверное, от избытка чувств в обморок собирается упасть.
Шура отнеслась к моим словам максимально серьёзно и побежала во второе отделение.
Для Настёны Киселёвой сегодняшний вечер тоже был испытанием. Играть со старшими перед самой императрицей (да ещё перед мужчинами!), потом сидеть в числе приглашённых гостей на таком необычном ужине. Никакой цирк по степени волнительности в сравнение с этим не идёт!
Я вернулась к своей кровати и увидела, что Маруся задёрнула наши шторки. Сама она сидела внутри, серьёзная, как прокурор:
— Маш… У меня есть к тебе несколько неловкий разговор, но я думаю, что он нужен.
— Ой, да ладно! Ну, подумаешь, протанцевала два танца подряд, что сразу…
— Нет, дело не в этом, — Маруся серьёзно вздохнула. — Смотри. Он, конечно, повзрослел за четыре года, но не сильно изменился.
С этими словами она протянула мне развёрнутый учебник «Государства и общества», на развороте которого было написано: «Правящая императорская чета с детьми, 1959 год». А на фотке, справа от отца — да, стоял Димка. Очень суровый, преисполненный чувства потенциального героизма, какими бывают только что поступившие в военные училища юноши. Дмитрий Александрович, мдэ. И, кстати, та, которая была в льдистом платье — великая княжна Татьяна. Тут она совсем мелкая, но губки такие же поджатые.
— Вот блин.